За Вторым морем

В Ындее

На таве, корабле индийском, плыл Заратуштра по морю целый месяц, не видя в тумане ничего. Утром, на первый день другого месяца завиделись скалы, и люди на палубе вскричали: «Олло перводигер, Олло конъкар, бизим баши мудна насинь больмышьти!17»

«Зачем они так говорят? – подумал Спитама. – Если можно сказать понятнее: «Боже, Господи, Боже, Боже вышний, царь небесный, здесь нам судил ты погибнуть!»

Капитан – эмир морей, – рассвирепев, приказав команде угнать владельцев телячьих воплей в трюм, лихо отрулил мимо похоронной процессии матёрых зубцов и, довольный собой, затянулся трубкой…

Отступала Великая ночь на Великий день, и смотрел Заратуштра на звёзды, как Волосыны да Кола в зорю вошли, а Лось главою стоял на восток.

– Скоро – конец пути, – подумал вслух Спитама.

Его наблюдательность оценил капитан:

– Ты прав, Заратуштра! Как только Плеяды и Орион входят в зорю, а Большая Медведица головою упирается на восток – жди конца дороги! Но стоишь ли ты на пути, с которого виден конец твоего пути?18

И вот первые впечатления Заратуштры.

Велик солнечный жар в Ындее, человека сожжёт! Простые люди ходят нагие, голова не покрыта, а волосы в одну косу заплетены; женщины все ходят брюхаты, а дети родятся каждый год, и детей много. Из простого народа мужчины и женщины все нагие да все чёрные. Куда ни пойди, всегда «хвост» – дивятся белому человеку.

У здешнего князя – фата на голове, а другая на бёдрах, а княгини ходят – фата через плечо перекинута, другая фата на бёдрах. А у слуг княжеских лишь одна фата на бёдрах обёрнута, да щит, да меч в руках, иные с дротиками, другие с кинжалами, а иные с саблями, а другие с луками и стрелами; да все наги, да босы, да крепки, а волосы не бреют. А простые женщины ходят – голова не покрыта, а груди голы, а мальчики и девочки нагие ходят до семи лет, срам не прикрыт.

В городе на торгу продают коней, шёлк и всякий иной товар да рабов чёрных, а другого товара тут нет; из съестного только овощи.

Земля многолюдна, да сельские люди очень бедны, а князья власть большую имеют и очень богаты. Носят их на носилках серебряных, впереди коней ведут в золотой сбруе, до двадцати коней ведут, а за ними триста всадников, да пеших пятьсот воинов, да десять трубачей, да с барабанами десять человек, да свирельников десять человек.

Расспрашивал Заратуштра их о вере, и они говорили ему: веруем в восемьдесят и четыре веры. А разных вер люди друг с другом не пьют, не едят, не женятся. Иные из них баранину, да кур, да рыбу, да яйца едят, но говядины никто не ест.

Из сильно верующих не едят вообще никакого мяса, ни говядины, ни баранины, ни курятины, ни рыбы, ни свинины, хотя свиней у них очень много. Едят же днём два раза, а ночью не едят, и ни вина, ни сыты не пьют. А с бесерменами-иноверцами не пьют, не едят. А еда у них плохая. И друг с другом не пьют, не едят; даже с женой. А едят они рис, да кхичри19 с маслом, да травы разные едят, да варят их с маслом да с молоком, а едят все правой рукой, а левою не берут ничего. Ножа и ложки не знают. А в пути, чтобы кашу варить, каждый носит котелок. А от бесермен20 отворачиваются: не посмотрел бы кто из них в котелок или на кушанье. А если посмотрит бесерменин, – ту еду не едят. А потому едят, накрывшись платком, чтобы никто не видел.

«Туда ли я приплыл? Как в этом многообразии может родиться целое? – подумал Заратуштра. – Но, быть может, как раз именно из большого множества частностей и должно образоваться нечто цельное, и от множества разнообразностей мощное?»

И тут он буквально влетел в старуху.

Женщины

– Я тебя сразу узнала, Заратуштра, – заговорила сморщенная память былой красоты. – Хорошо ли тебе сейчас?

О, конечно! Спитама блаженствовал. Чем-то приятно пахнущим старуха омывала его тело, уже изнемогшее испарять потопады. Непонятно почему, но в её жилище было прохладно; казалось, что свет заблудился и остановился в раздумье, решив передохнуть в её хижине – так мягко он стелился по полу. «Наверное, по такому ковру ступают боги», – подумал Заратуштра.

Гостя она обернула в то, что у неё было, – в кусок тонкой ткани; о своей одежде он даже и не вспомнил, решив, что она сама его найдёт.

– Ты так добра ко мне, но, честно сказать, я бы предпочёл сейчас компанию женщины чуть помоложе, хотя и опасал меня Жрец от встреч близости с вами. Похоже, это ты заворожила меня?!

– Ты получишь обретённое от ворожбы моей и ставшее в неожиданность желаемым тобой, Заратуштра! – призналась старуха. – Результат будет приятен тебе; ты впервые узнаешь, что означает истинное искусство любви, и тебе больше никогда не захочется никакой другой женщины потому, что никакая иная женщина не сможет тебе даже близко напомнить ту, что скоро предстанет пред тобою! Это – Лу, одна из наших богинь; она сейчас спускается на землю, к тебе, Заратуштра!

Тут старуха прищурилась, и задорность глаз её подожгла дотоле лишь тлеющие желания его; он почувствовал, как внутри разгорается огнище.

И так сказала затем старуха к душе Заратуштры:

– О многом уже говорил ты даже нам, женщинам, но никогда не говорил ты нам о женщине.

– О женщине надо говорить только мужчинам, – возразил Заратуштра.

– И мне также ты можешь говорить о женщине, – сказала она, – я достаточно стара, чтобы тотчас всё позабыть.

И Заратуштра внял просьбе старухи и так говорил с ней:

– Всё в женщине – загадка, и всё в женщине имеет одну разгадку: она называется беременностью. Мужчина для женщины средство; целью бывает всегда ребёнок.

– Но что же женщина для мужчины? – засуетилась со своим любопытством старуха.

– Двух вещей хочет настоящий мужчина: опасности и игры. Поэтому хочет он женщины как самой опасной игрушки. Мужчина должен быть воспитан для войны, а женщина – для отдохновения воина; всё остальное – глупость. Слишком сладких плодов не любит воин. Поэтому любит он женщину; в самой сладкой женщине есть ещё горькое. Пусть женщина будет игрушкой, чистой и лучистой, как алмаз, сияющей добродетелями ещё не существующего мира!

– Но что же тогда мужчина для женщины?

– Лучше мужчины понимает женщина детей, но мужчина больше ребёнок, чем женщина. В настоящем мужчине сокрыто дитя, которое хочет играть. Ну-ка, женщины, найдите дитя в мужчине!

– Но что же любовь для обоих?

– Пусть луч звезды сияет в их любви! Пусть надеждой женщины будет: «о, если бы мне родить сверхчеловека!» Пусть в их любви будет храбрость! Своею любовью должны они наступать на то, что внушает страх.

Пусть в любви будет их честь! Вообще женщина мало понимает в чести, но пусть будет её честь в том, чтобы всегда больше любить, чем быть любимой, и никогда не быть второй.

Пусть мужчина боится женщины, когда она любит: ибо она приносит любую жертву и всякая другая вещь не имеет для неё цены. Пусть мужчина боится женщины, когда она ненавидит: ибо мужчина в глубине души только зол, а женщина ещё и дурна. Мужчин нельзя хвалить в любви и ненависти, но женщины… Они как звери лесные – ничего не боятся!

– Но что же есть счастье для любящих?

– Счастье мужчины называется: я хочу. Счастье женщины называется: он хочет.

*

Старуха внимательно выслушала Заратуштру, а затем сказала:

– А теперь в благодарность прими маленькую истину! Я достаточно стара для неё! Заверни её хорошенько и зажми ей рот: иначе она будет кричать во всё горло, эта маленькая истина: «Ты идёшь к женщинам? Не забудь плётку!»

Пастырь

– Здравствуй, погонщик своих мыслей! Не приютишь ли ты на ночь меня и вторую тень мою? – обратился Заратуштра к сидящему на обочине дороги; тот только-только закончил о чём-то сосредоточенно думать, сложив при этом ладони рук на груди.

– Здравствуй, Заратуштра! Здравствуй, Золотой Сириус! – отвечал Пастырь свободного стада мыслей. – Весть о тебе бежит впереди тебя. Хижина моя недалеко, если только можно назвать это жилище хижиной.

Пройдя дорогой вдоль рисовых полей и уступив слонам, которые несли тяжёлые брёвна, они свернули в глубь леса или того, что здесь называлось лесом, и совсем скоро подошли к тому, что здесь называлось хижиной.

– Под кровом моей хижины тени твои помирятся, и ты сможешь дать себе отдых, – начал беседу сын этого уголка Земли. – Рассказывают купцы, что ходишь ты по миру, заполняя память свою услышанным, и проповедуешь сверхчеловека. Здесь тебя поймут. По твоей дороге уже не первый год идёт принц, который, как и ты, молод и, как и ты, одержим этой идеей. Он разочарован в богах… О этот несчастный! Он богов считает смертными! Иди на северо-восток, Заратуштра. Там ты его встретишь – ведь именно для встречи с ним ты прибыл! Его зовут Капилавасту Сиддхартха, он – сын Майи и Шуддходана из рода Шакьев.

Но это будет завтра. Сегодня же ты должен подкрепиться после долгого пути; плошка риса для тебя найдётся.

– Шакья-муни21 разочарован в богах настолько, что не признаёт их вообще? – спросил Заратуштра.

– Не совсем. Он полагает, что человек не должен перекладывать решение своих проблем на плечи какого-либо бога, он должен сам искать причины своих страданий и, повергая их в небытие, тем самым лишать претов (голодных духов Нави, по-вашему) источников пищи – человеческих психовыделений скорби и несчастий. Ты скоро отправишься в Подземельную и сможешь убедиться в частичной правоте принца. Что же касается богов, то он мнит, что продолжительность их жизни так же конечна, как и человеческая в этом мире, но она столь огромна, что людям время жизни богов в сопоставлении с собственным кажется бесконечным. Отсюда они и думают, что боги – бессмертны.

– Ты грустен. Ты видишь опасность в его учении?

– Его учения пока не существует постольку, поскольку не существует ещё его учеников. Только через три года он обратится со своей Нагорной проповедью в Бенаресе, в парке на холме, где он организует первую в мире Академию. Грусть же моя оттого, что много терпения и воли им будет растрачено, но лишь затем, чтобы сказать известное, которое он не сумел распознать в корнях веры его отцов. Он упорен и ему удастся достигнуть вершин аватары Вишну, – он станет Буддой. По крайней мере, так считает наш Верховный брахман.

– Что такое аватара и кого вы чтите в вашей вере верховными богами?

– Коллегию наших верховных богов возглавляет Брахма, в его задачу входит сотворение, в задачу Шивы – разрушение, в задачу Вишны – сохранение. Имя последнего из Троицы можно понять как вездесущий, его главными воплощениями являются Рама, Кришна и Будда. Аватара – это воплощение бога, которое могут видеть люди.

– Наверное, под термином «будда» принц имеет в виду что-то иное… Впрочем, спорить не буду. А что означает символ рыбы на ваших храмах?

– Это – ещё одна аватара Вишну. Давным-давно, перед Великим Потопом боги выбрали великого мудреца Ваивасвату исполнителем своей воли – сохранить лучшие создания земные, – но не сказали ему о Дне Потопа. И вот однажды Ваивасвата спас Золотую рыбку, которая запуталась в сетях, – это была аватара Вишну. В благодарность бог открыл время Потопа и приказал своему спасителю строить корабль на берегу реки Вирим. Когда же грянул ливень, Вишну, уже в образе большой рыбы с рогом на голове зацепил на него канат с корабля и повёл его к одной из Гималайских гор. Новому Поколению людей Ваивасвата представился мудрецом Маркандеем…22

Шипение раскалённого любопытства обоих, обильно поливаемого новыми знаниями, прекратилось лишь с закатом солнца – вместе с ним здесь люди и ложились и просыпались.

Загрузка...