Они в молчании стали подниматься по главной лестнице.
– Вероятно, ты считаешь меня виноватой в том, что нас попросили уехать, – заметила Лавиния, когда они добрались до первой площадки.
– Да, но не стоит слишком изводить себя по этому поводу. Видишь ли, я и без того решил завтра же вернуться в Лондон.
Лавиния изумленно воззрилась на него:
– Но как насчет нашего расследования здесь, на месте преступления?
– По-моему, мы уже узнали все, что смогли. Убийца выполнил свою работу. Вряд ли он тут задержится. Не удивлюсь, если он уже успел покинуть эти места.
– М-да, вполне логично. Он задумал покончить с Фуллертоном именно здесь, поскольку знал, что ты будешь рядом, верно? Хотел убедиться, что ты обо всем узнаешь из первых рук.
– Боюсь, именно так и есть, – кивнул Тобиас.
Они добрались до этажа, где помещалась спальня Лавинии, и увидели, что в коридоре собралась небольшая компания: две женщины неопределенных лет в халатах из набивного коленкора и огромных ночных чепцах оживленно беседовали с молодым человеком лет двадцати пяти. Очевидно, темой разговора была гибель Фуллертона.
– Мои соседи по этажу, – тихо объяснила Лавиния. – Мужчина – мистер Пирс, парикмахер леди Оукс, а дамы – компаньонки гостий леди Бомон.
Все головы повернулись к Лавинии и Тоби. Глаза блестели жадным любопытством, но Тобиас заметил, что взгляды женщин были особенно пронизывающими. Обе взирали на него со странно сосредоточенным и в то же время ошеломленным выражением.
Даже не будь он предупрежден Лавинией, сразу сумел бы определить положение этих особ. Обе отличались смиренным, почти униженным, поблекшим видом, безошибочно выдававшим благородных, но обедневших дам, которым иначе просто некуда было деваться.
Вероятно, обе легли спать рано: компаньонкам не полагалось участвовать в вечерних развлечениях. Они существовали в том же особом, не слишком уютном и приятном чистилище, что и гувернантки: не слуги, но и не ровня тем, у кого работали.
Сочетание хорошего воспитания и бедности обрекло их на профессии, обязывающие молчать и держаться в тени.
Ему пришло в голову, что возможность посудачить о страшном происшествии – самое волнующее событие за много лет их жизни.
Сам он встречал только двух компаньонок, резко отличавшихся от общепринятого представления о дамах подобного рода, – Лавинию и ее племянницу. Правда, они недолго оставались в этой должности, поскольку их темперамент явно ей не соответствовал.
– Миссис Лейк! – воскликнул парикмахер. – Мы только что говорили о вас! Боялись, что на вас неприятно подействовало страшное зрелище! Вы здоровы? Может, принести нюхательные соли?
– Благодарю, мистер Пирс, я совершенно здорова, – ободряюще улыбнулась Лавиния. – Позвольте познакомить вас с мистером Марчем. Мисс Ричардс, мисс Гилуэй, это мой друг мистер Марч.
Тобиас учтиво наклонил голову:
– Рад знакомству, леди.
Обе женщины залились краской.
– Мистер Марч! – просияла мисс Гилуэй.
– Сэр, – прошептала мисс Ричардс.
– А это мистер Пирс. – Лавиния простерла руку грациозно-театральным жестом, словно объявляя о появлении на сцене знаменитого актера. – Это он создал очаровательную прическу леди Оукс, которой все так восхищались сегодня вечером. Надеюсь, вы помните ее, сэр?
– Сомневаюсь, – признался Тобиас.
– Ярус за ярусом поразительно искусно уложенных локонов, поднятых надо лбом. – Она подняла руки над головой, изобразив невысокую пирамиду. – А сзади пучок из кос, переплетенных с локонами. Клянусь, леди Оукс выглядела весьма впечатляюще.
– Э… разумеется. – Он совершенно не помнил никакой прически леди Оукс, но все же кивнул Пирсу: – Изумительно.
– Спасибо, сэр. – Пирс низко поклонился и принял подобающе скромный вид. – Мне тоже казалось, что вышло неплохо. Этот ряд локонов надо лбом и петля из кос, охватившая пучок, – мое собственное изобретение. Я считаю его своей визитной карточкой.
– М-м… – Лавиния улыбнулась. – Я не сразу вернулась к себе, потому что мы с мистером Марчем решили расследовать некоторые обстоятельства гибели лорда Фуллертона.
– Ясно. – Пирс смерил Тобиаса коротким оценивающим взглядом. – Да, припоминаю, что у вас и вашего помощника есть довольно странное хобби. Вроде бы вы берете комиссионные за некие частные расследования. Но вам не следовало подвергать себя столь страшному испытанию, мадам. Подобные зрелища не для глаз хрупких женщин и могут вызвать ночные кошмары.
Непомерная забота парикмахера непонятным образом раздражала Тобиаса. Ему вдруг пришло в голову, что Пирс – один из тех мужчин, внешность которых молодые девушки вроде Эмелин и ее подруги Присциллы описывали как ужасно романтичную.
Сам он не мог считаться экспертом в подобных вещах, но был просто уверен, что вроде бы небрежная волна кудрей, безыскусно падавших на лоб Пирса, отнюдь не являлась даром природы. Несколько приятелей Энтони в последнее время тоже приобрели нечто в этом роде. Сам Энтони объяснял, что не собирается следовать их примеру, поскольку терпеть не может опасно раскаленные щипцы для завивки и не собирается проводить долгие часы перед зеркалом.
Похоже, Пирсу помешали отойти ко сну. На нем были белая сорочка с жабо и модные брюки с заложенными сверху складками. Вокруг шеи была свободно повязана красивая черная лента в подражание моде, установленной лордом Байроном и романтическими поэтами. Впрочем, узкая лента не скрывала груди, обнаженной распахнутым воротом сорочки.
– Какие же расследования проводили вы и мистер Марч? – спросила мисс Гилуэй, не сводя глаз с Тобиаса.
– Пытались убедиться, что здесь нет грязной игры, – пояснила Лавиния.
– Грязной игры?
Мисс Ричардс обменялась с подругой взглядами, полными восторженного ужаса.
– Только не говорите, что это было убийство!
– Боже! – пролепетала вторая дама, обмахиваясь ладонями. – Да это просто невероятно! Кто бы мог подумать!
– Убийство, – пробормотал Пирс, глядя на Лавинию. – И вы это серьезно, миссис Лейк?
До Тобиаса внезапно дошло, что такое же зачарованно-потрясенное выражение он видел на лице Энтони. Типично юношеский энтузиазм по поводу всех зловещих и таинственных преступлений!
– Если верить лорду Бомону и местному доктору, это скорее всего не убийство, – безразлично заметила Лавиния.
– Вот как!
Возбуждение Пирса мгновенно испарилось. Обе компаньонки казались одинаково разочарованными.
– Слава богу, – вежливо обронила мисс Гилуэй.
– Такое облегчение, – словно по обязанности добавила мисс Ричардс. – Вообразить страшно, что по замку Бомон бродит убийца!
Дамы снова устремили настойчивые взоры на Тобиаса.
– В самом деле, – кивнула Лавиния. – Впрочем, причин для беспокойства нет. Я уверена, что вам ничто не грозит этой ночью. Как по-вашему, Тобиас?
– Совершенно с вами согласен, – кивнул Тобиас, взяв ее за руку. – Позвольте проводить вас до спальни. Час поздний, а нам нужно выехать с утра пораньше.
– Вы возвращаетесь в Лондон завтра? – поспешно спросила мисс Гилуэй. – Но почему так скоро?
– Важные дела, – холодновато пояснила Лавиния, но тут же улыбнулась любопытной троице. – Я хочу попрощаться с вами сейчас, поскольку вы, вне всякого сомнения, будете еще спать, когда мы уедем.
– Желаю вам приятного путешествия, мадам, – сказал Пирс с очередным грациозным поклоном. – И помните, что я сказал в начале вечера, когда вы шли на бал. Буду счастлив иметь вас в качестве клиентки. Я чувствую, что смогу творить чудеса с вашими волосами.
– Спасибо, мистер Пирс, буду иметь в виду, – кивнула Лавиния, опираясь на руку Тобиаса, и, поколебавшись, пробормотала: – Кстати говоря, о парикмахерском искусстве… у меня вопрос к вам, сэр.
– К вашим услугам, мадам, – галантно заверил Пирс. – Вероятно, вопрос касается событий сегодняшней ночи?
– Только косвенно. Должно быть, вам часто приходится иметь дело с париками, накладными косами и тому подобным, не так ли?
– Каждая молодая дама, желающая следовать моде, просто обязана иметь шиньон или два, – с полной убежденностью заверил Пирс. – По достижении же определенного возраста женщина обязательно должна потратиться на несколько париков. Другого выбора у нее просто нет, если, разумеется, она желает прослыть настоящей светской львицей.
– Вы видели гостей, собравшихся на балу. Не заметили, случайно, дам в светлых париках?
– Светлых?! – Пирс картинно вздрогнул. – Господи милостивый. Конечно, нет, мадам! Да я бы положительно ужаснулся при виде подобного зрелища!
– И какого дьявола вы были бы так шокированы? – процедил Тобиас, кривя губы. – Сами только что сказали, что модной даме полагается иметь парики.
– Да, но не светлые. – Пирс возвел очи горе, очевидно, искренне возмущенный глупостью собеседника. – Вижу, сэр, вы ничего не понимаете в хорошем тоне. Позвольте уведомить вас, что там, где речь идет о париках, фальшивых косах, накладках и тому подобном, светлые волосы почти так же немодны, как рыжие.
Последовало тяжелое, напряженное молчание. Все уставились на Лавинию, чьи ярко-рыжие волосы переливались медью в свете настенного канделябра.
Тобиас вдруг сообразил, что парикмахер только сейчас оскорбил его возлюбленную, и пронзил Пирса жестким взглядом.
– Я считаю, что волосы миссис Лейк необычайно красивы и очень ей идут, – спокойно парировал он, и, хотя при этом не повысил голоса, обе компаньонки поежились и дружно отодвинулись на несколько шагов. Они по-прежнему смотрели на Тобиаса, но уже без особенного, чисто женского интереса. Теперь они пялились на него так, словно он прямо у них на глазах превратился в бешеного зверя.
– Тобиас, – тихо велела Лавиния, – немедленно прекрати.
Но он не собирался прекращать: уж очень был раздражен. Да и вечер выдался долгим и на редкость тяжелым.
Один Пирс, казалось, совершенно не сознавал, что попал в беду. Его внимание было приковано к Лавинии.
– Мадам, вы действительно должны позволить мне нанести вам визит, после того как мы все вернемся в Лондон, – настаивал он с на первый взгляд искренней озабоченностью. – Я так много мог бы сделать для вас. Клянусь, вы будете великолепно выглядеть в темно-каштановом парике. Такой драматический контраст с зелеными глазами!
Лавиния нахмурилась и пригладила волосы.
– Вы действительно так считаете?
– Вне всякого сомнения.
Пирс положил руку на грудь и стал задумчиво гладить подбородок, озирая Лавинию взглядом скульптора, изучающего свое незаконченное творение.
– Я уже представляю результаты, и они будут ошеломительными, даю вам слово. Может, стоит использовать накладки и щипцы для завивки, чтобы прибавить вам роста. Вы лишены статности, необходимой для подлинной элегантности.
– Ад и проклятие! – взвился Тобиас. – Лично я считаю, что у миссис Лейк самый что ни на есть подходящий размер.
Пирс удостоил его мимолетным взглядом, который, однако, самым невероятным образом вместил в себя все аспекты внешности Тобиаса и равнодушно скользнул мимо, как будто встретился с чем-то, совершенно не стоящим внимания.
«Полнейшее пренебрежение, – с мрачной веселостью подумал Тобиас. – И от кого?! От цирюльника, не больше и не меньше!»
– Видите ли, сэр, – пробормотал Пирс, – вряд ли вас можно назвать большим знатоком мод, следовательно, и не вам судить о потенциальных возможностях миссис Лейк!
Тобиас представил, с каким удовольствием оторвет Пирсу голову, но претворить планы в жизнь помешала Лавиния, предостерегающе вцепившаяся ему в локоть. Поэтому он, хоть и с неохотой, отказался от своего замысла. Кроме того, она права. Возни и крови слишком много, а час уже поздний.
– Вы очень добры, что высказали свое профессиональное мнение, мистер Пирс, – кивнула Лавиния, улыбаясь самой лучезарной, самой заученной из своих улыбок. – Я подумаю над вашим предложением.
– Позвольте дать вам карточку.
Пирс выхватил из кармана брюк прямоугольничек белого картона и торжественно вручил Лавинии.
– Пожалуйста, пошлите записку по этому адресу, когда будете готовы подняться на более высокий уровень элегантности и стиля. Буду счастлив включить вас в свой список клиентов.
– Спасибо.
Лавиния взяла карточку и кивнула мисс Ричардс и мисс Гилуэй:
– Спокойной ночи, и желаю вам благополучного путешествия домой.
Ей ответил нестройный хор. Пирс ретировался в спальню. Компаньонки отправились к себе: у них была одна комната на двоих. Тобиас и Лавиния пошли по коридору.
– Почему вы так угрюмы, сэр? – осведомилась Лавиния, открывая дверь спальни и поворачиваясь к Тобиасу. – Клянусь, вы напоминаете мне грозовое небо.
Тобиас оглядел теперь уже пустой коридор, продолжая думать о только что состоявшемся разговоре.
– Твой вопрос насчет светлого парика был весьма своевременным и открывает некоторые интересные возможности.
– Благодарю, – обрадовалась Лавиния, не давая себе труда скрыть, как счастлива этим незамысловатым комплиментом. – Разумеется, если светлые парики настолько немодны, вполне резонно, что убийца вряд ли приобрел именно такой, который запомнили бы все окружающие. Следовательно, вполне можно предположить, что убийца действительно женщина с желтыми, как солома, волосами.
– Наоборот, я сделал бы совершенно противоположный вывод.
– Прости, не поняла…
– Давай рассуждать, Лавиния. Главной отличительной особенностью убийцы можно считать эти желтые волосы да еще чересчур большой чепец. Ведь именно эти две вещи и произвели на тебя сильнейшее впечатление, когда ты увидела горничную в коридоре, верно?
– Да, но… – Лавиния внезапно осеклась и тихо ахнула. – Понимаю. Убийца постарался, чтобы возможные свидетели запомнили его именно по этим приметам.
Тобиас кивнул:
– Главный талант Мементо Мори заключался в том, чтобы сбить следствие с верного пути. Если его последователь пошел той же дорогой, наверняка изберет именно эту тактику. Поэтому разумнее всего считать, что это был парик. И я уверен также, что под женским платьем скрывался мужчина.
– Вот это совершенно не обязательно, – нерешительно протянула Лавиния. – Но я согласна с тобой насчет парика.
– Во всяком случае, нам есть с чего начать, – объявил он, опершись о косяк. – Если светлые парики вышли из моды, значит, в лавках их нелегко отыскать. В Лондоне не так много изготовителей париков. Мы сумеем довольно быстро найти того, кто продал фальшивые светлые волосы.
– Вот тут ты ошибаешься. Верно, что любой изготовитель или продавец париков, продавший изделие столь немодного оттенка, сумеет припомнить покупателя. Но вот найти лавку… Видишь ли, парик могли приобрести не в Лондоне. Очень много светских дам и джентльменов заказывают парики в Париже. Не забывай также, что его могли украсть в театре или из актерского сундука. Поиски изготовителя париков, который работал на убийцу, вполне вероятно, окажутся пустой тратой времени.
– Тем не менее это улика, одна из немногих, которые у нас есть.
Она не стала оспаривать это утверждение, только задумчиво свела брови.
– Тобиас, что заставляет тебя считать, будто убийца – мужчина? Лишь та причина, что он носит парик? По-моему, не стоит так уж на это полагаться. Мы можем жестоко ошибиться, если откинем вероятность того, что с Фуллертоном была женщина.
– Есть и еще кое-что, помимо парика.
– Тебе трудно представить, что женщина способна быть профессиональным убийцей?
– Не совсем. Все дело в кольце. Именно оно и убеждает меня, что мы охотимся за мужчиной, – тихо объяснил он. – Слишком уж все это напоминает о Закери Элланде. Словно кто-то намеренно ему подражает.
– Но ведь и женщина может ему подражать.
Тобиас покачал головой, не зная, как объяснить внутреннюю логику своих мысленных построений.
– Мне кажется более естественным, что именно мужчина решил потягаться с другим мужчиной и, возможно, превзойти его.
– Ах да, – сосредоточенно кивнула она. – Я давно заметила, что в мужчинах чрезвычайно силен дух соревнования. Они так любят скачки, матчи боксеров и пари, верно?
Тобиас поднял брови:
– Только не говори, что в женщинах отсутствует инстинкт соперничества. Я сам наблюдал настоящие сражения, разгорающиеся в бальных залах светского общества во время сезона. Ни для кого не секрет, что мамаши, одержимые желанием выгодно выдать дочку замуж, способны на самые замысловатые интриги, а их стратегические планы вполне достойны зависти самого Веллингтона.
К его удивлению, Лавиния не улыбнулась и только хмуро наклонила голову, словно признавая его правоту.
– Нужно заметить, что удачный брак действительно требует чрезвычайного внимания и трезвого расчета. В конце концов, речь идет о будущем не только женщины, но и ее детей, – заметила она.
– Ха! Я не думал об этом в столь мелодраматических терминах.
– По моему опыту, мужчины редко думают о женитьбе в столь мелодраматических терминах.
Тобиас нахмурился, предположив по ее тону, что упустил что-то, но, прежде чем успел потребовать объяснений, Лавиния зевнула, прикрыв рот ладонью.
– Пожалуй, сегодня меня не хватит ни на что серьезное. Предлагаю перенести дискуссию на завтра. До города шесть часов езды, и у нас будет время поговорить.
– Не напоминай мне, – буркнул Тобиас.
– Спокойной ночи.
– Только один вопрос перед уходом.
– Да?
– Что, среди парикмахеров вошло в моду расстегивать сорочку перед респектабельными дамами?
Лавиния хмыкнула:
– Парикмахеры – тоже художники, сэр, и вправе устанавливать собственную моду.
– Ха!
Лавиния отступила и попыталась закрыть дверь. Глаза весело блеснули в полумраке.
– Не стоит тревожиться за деликатность чувств мисс Ричардс и мисс Гилуэй. Хотя вид мистера Пирса в дезабилье, вне всякого сомнения, одно из самых волнующих зрелищ в их достаточно скучной жизни, должна сказать, что вами они восхищались не меньше.
Сообразив, что она многозначительно смотрит на его грудь, он удивленно пробормотал:
– Какого дьявола?!
Ответ он получил, когда опустил глаза и увидел, что верхние пуговицы сорочки расстегнуты: должно быть, это произошло за те минуты, что они с Лавинией провели вместе до того, как падение Фуллертона самым роковым образом прервало их любовное свидание.
– Ад и проклятие! – прошипел Тобиас.
– Думаю, ты и мистер Пирс подарили дамам столько впечатлений, что они еще несколько месяцев ни о чем другом говорить не смогут, – усмехнулась она и очень мягко закрыла дверь перед его носом. Тобиас выпрямился и направился к лестнице, размышляя о том, сколько неприятностей принес им этот домашний прием. А ведь сначала все виделось в радужном свете! Но на деле наперекосяк пошло все, что только могло пойти наперекосяк. Даже левая нога, которая благодаря теплой солнечной погоде совсем не беспокоила последние недели, начала побаливать по причине бесконечных хождений вверх и вниз по лестнице.
Ему не удалось осуществить единственное, чего он ждал с такой надеждой, таким энтузиазмом: целую ночь любви с Лавинией в уютной постели.
Мало того, он даже не мог вернуться в свою спальню. Сначала следовало кое-что сделать.
Тобиас спустился вниз. Оказалось, что на его этаже все тихо. Гости разошлись по комнатам, и дом снова погрузился в сонный покой.
Дорогу к спальне Аспазии освещали настенные канделябры. Тобиас остановился у двери, поколебался немного, но все же постучал. Аспазия открыла сразу, словно ждала его. Зеленый атлас халата блестящими волнами лежал у ног, в глазах светилась тревога. Полные губы были напряженно сжаты.
– Ну?! – прошептала она.
Он смотрел на нее, каким-то уголком сознания понимая, что она, вероятно, самая прекрасная из встреченных им женщин. Неожиданно свинцовая усталость навалилась на него, та самая усталость, которую не прогонишь несколькими часами сна. Она будет преследовать его, пока последние тени прошлого не рассеются.
Тобиас рассеянно потер затылок.
– Твои предположения оказались верными. Кому-то, похоже, не дает покоя слава Мементо Мори. Кем бы он ни был, сегодня он посетил нас.
Аспазия судорожно сжала края ворота халата.
– Фуллертон?!
– Да. Я нашел в спальне кольцо.
Она на мгновение зажмурилась, а когда снова открыла глаза, в них застыл страх, который даже она, с ее светским опытом и умением скрывать свои чувства, не смогла спрятать.
– Он специально обставил это убийство со всей возможной театральностью, чтобы известить тебя о своем возвращении? – вырвалось у нее. – Видимо, знал, что ты сегодня будешь здесь. Хотел известить тебя, что он снова вышел на охоту.
Тобиас раздраженно передернул плечами:
– Не говори так. Элланд не встал из могилы!
– Разумеется, и я это понимаю, – вздохнула она. – Мне не стоило говорить так необдуманно. Прости. Меня трясет как в ознобе, и нервы ужасно разгулялись с той самой минуты, как экономка принесла мне коробочку с кольцом. Боюсь, все случившееся совершенно выбило меня из колеи.
Ему не следовало бы кричать на нее. Эта умная, сильная женщина много перенесла три года назад из-за Элланда, и теперь, похоже, все повторяется. Да и ему нелегко.
– Кто-то сделал все, чтобы мы убедились в появлении нового Мементо Мори, – спокойно констатировал он. – Прекрасно, послание передано и прочитано. Я доберусь до него, как добрался до Закери.
Аспазия робко улыбнулась дрожащими губами.
– Спасибо, Тобиас. Я знала, что могу положиться на тебя. Жаль только, что не поняла этого три года назад, когда позволила обаянию Закери себя ослепить.
Тобиас решил, что не желает больше слышать подобных признаний, и поспешно отступил от двери.
– Постарайся отдохнуть, Аспазия. Я должен выезжать завтра утром, так что увидимся в Лондоне.
– Но почему ты покидаешь меня?
Не было необходимости объяснять, что Лавиния умудрилась разозлить хозяина и их обоих с позором изгнали из дома. Нужно высоко держать марку «Лейк и Марч».
– Я сделал здесь все, что мог, – холодно объяснил он, – и теперь должен вернуться в город, чтобы продолжать расследование. Время не ждет.
– Да, конечно. – Она поколебалась, не делая попытки закрыть дверь. – Тобиас, я сказала то, что думала. Как глупо, что три года назад я не поняла всю глубину разницы между тобой и Закери. Но теперь я стала гораздо мудрее и за то время, что мы жили в разлуке, многое узнала. Вижу, и у тебя есть свои сожаления о том, что случилось в прошлом. Не хочешь зайти и немного поговорить?
Приглашение не могло быть откровеннее, даже запечатлей она его на бумаге. Аспазия недвусмысленно приглашала его в постель.
– Не думаю, что это хорошая идея, – пробормотал он. – Уже глубокая ночь, а завтра рано вставать. Прощай, Аспазия.
Она грустно улыбнулась.
– Да, разумеется, я понимаю. И счастлива, что ты нашел ту, которая тебе небезразлична, Тобиас.
Он отошел. Дверь тихо закрылась за его спиной.
У подножия лестницы Тобиас помедлил. Самым разумным будет продолжать путь к своей комнате. Если он не сможет заснуть, проведет в сборах время до рассвета.
Он еще немного постоял у лестницы. Вокруг ни души. Не слышно ничьих шагов. Очевидно, насильственная смерть лишила гостей охоты к ночным играм.
После недолгих размышлений он передумал и послал разумные намерения ко всем чертям. Поэтому поднялся на этаж Лавинии и зашагал к ее двери. Он постучит очень-очень тихо. Если она не ответит, значит, вероятнее всего, заснула. И тогда он поступит как настоящий джентльмен, вернувшись к себе.
Тобиас едва слышно стукнул в дверь, которая немедленно отворилась на несколько дюймов. Лавиния улыбалась в узкую щель. Она уже успела переодеться в длинную белую ночную сорочку. Тонкие кружева пенились у горла.
Кровь Тобиаса мигом загорелась.
– Мне вдруг пришло в голову, – прошептал он, ступив через порог, – что ночь все-таки не должна пройти даром.
– Превосходная мысль.
Она закрыла дверь и повернулась к нему. Тобиас заметил, что Лавиния распустила волосы и тонкие прядки образовали огненный нимб вокруг ее умного, интригующего лица. Глаза казались озерами чувственной тайны. Она улыбнулась медленной, загадочной улыбкой, отчего у него внутри все сжалось.
Он схватил ее в объятия. Когда их губы встретились, пламя страсти вспыхнуло с новой силой. Как всегда, когда он держал ее вот так.
Она предназначена для него.
С ней ему не приходилось ни в чем себя ограничивать. Он даже мог рискнуть настолько, чтобы позволить Лавинии подойти совсем близко к тому уголку своей души, который он тщательно скрывал от посторонних всю свою жизнь.
Он подхватил ее и понес к узкой кровати. Опустил на одеяла и помедлил ровно столько, чтобы сорвать с себя одежду.
И тогда она улыбнулась и протянула ему руки.
Его собственный личный месмерист, подумал он. Единственная, кто может ввести его в транс.
– Лавиния…
Тобиас устроился между ее мягкими теплыми бедрами, сжал запястья и поднял ее руки над головой. Почти болезненная потребность терзала его.
Он нагнул голову и прошептал:
– Иногда я так сильно хочу тебя, что удивительно, как это желание не испепелит меня.
– О, Тобиас, неужели не понимаешь? Когда сгораешь ты, сгораю я.
Тобиас зажмурился, выпустил ее запястье, поднял подол длинной сорочки и провел ладонью по шелковистой коже внутренней поверхности бедер, а когда достиг цели, нашел ее горячей и уже влажной. Запах ее тела пьянил, кружил голову.
Он коснулся ее. Лавиния затаила дыхание и чуть подалась вперед. Ее свободная рука стиснула его голое плечо: пальцы впивались в кожу. Она нетерпеливо попыталась вырвать вторую руку, но Тобиас настойчиво продолжал прижимать ее к подушке.
– Рано, – пробормотал он, почти не отнимая губ от ее груди. – Сначала скажи, как ты хочешь, чтобы я тебя ласкал.
– Ты ласкаешь меня именно так, как мне хочется. Ты, кажется, всегда знаешь, что нравится мне больше всего.
Он скользнул кончиками пальцев чуть выше, прижав крохотную набухающую горошинку.
– Может, вот так будет еще лучше?
Лавиния застонала и приподняла бедра.
– О да… чудесно…
– А как насчет этого?
Он проник в нее пальцем и нажал сильнее.
– Тобиас.
– Насколько я понял, это еще лучше.
– Да, – выдохнула Лавиния, надавливая на его ладонь. – Лучше… чем идеально…
Он попытался отнять палец. Крохотные мышцы судорожно сжались.
– Нет, – едва не заплакала она. – Коснись меня снова… вот так…
– Скажи точно, чего ты хочешь.
Она зарылась пальцами в его волосы и притянула его голову к своей груди.
– Ты знаешь, чего я хочу. Ты единственный, кто знает. Коснись меня, Тобиас.
У него шла кругом голова.
– Всегда готов услужить леди.
Он накрыл губами ее сосок и одновременно проник пальцем еще глубже, лаская внутренние стенки ее тесного грота.
Лавиния что-то несвязно пробормотала, извиваясь под ним, и снова попыталась освободить руку. Ах, как она сильна… гораздо сильнее, чем кажется.
– Нет, – прошептал он, – я хочу, чтобы ты разлетелась на миллион звезд в моих руках.
– Тобиас.
Еще глубже. Еще настойчивее.
Она тихо вскрикнула.
Глаза закрылись.
Он ласкал ее, пока она не обезумела, и только тогда отпустил ее запястье. Она с силой прижала его к себе и обвила ногами поясницу.
Он овладел ею.
Она снова вскрикнула, содрогаясь в конвульсиях, и только тогда он излился в нее, сотрясаемый невидимым штормом.
Они вместе ринулись в водоворот.
Долгое время спустя он очнулся от тяжелого, сладостного сна, последовавшего за бурей страсти. Кровать была в самом деле слишком узка для двоих, но Тобиас и не думал жаловаться.
Пряный, густой запах плотской любви ощущался в воздухе, и Тобиас знал, что в его представлении он всегда будет связан с ней.
Она расслабленно лежала на нем. Голова покоилась на его плече, волосы рассыпались по груди. Сорочка сбилась, обмотавшись вокруг талии. Свеча почти догорела, но в тусклом свете все же были различимы округлые контуры ее голых бедер.
Он провел ладонью по ее спине, до самых мягких изгибов ягодиц.
– Спишь? – едва слышно спросил он.
– Нет, – пробормотала она.
– Я люблю тебя. Что бы еще ни случилось, никогда этого не забывай.
Лавиния пошевелилась, подняла голову и нежно поцеловала его в губы.
– Я тоже люблю тебя, Тобиас. Что бы еще ни случилось, никогда этого не забывай.
Он пригладил ее разметавшиеся волосы.
– Никогда, милая.
И подумал, что они только сейчас произнесли обеты, связавшие их навеки.
Ему ужасно не хотелось покидать теплую постель, но он неохотно привстал.
– Пожалуй, нужно возвращаться к себе.
– Ты действительно хочешь проспать весь жалкий остаток этой ночи? – осведомилась она.
Он ощутил, как плоть его дрогнула и снова затвердела.
– Я только сейчас сообразил, что до города ехать долго, – засмеялся он, целуя ее шею. – У нас еще будет время отдохнуть.