– Я не могу.
Она отвернулась от него, уставилась на блестевшую от полива траву газона, ссутулилась. Тут же всхлипнула и повторила:
– Виктор, я не могу.
– Чего ты не можешь, девочка моя.
Он подошел близко. Опасно близко. Она чувствовала его дыхание на своей голой шее. Не надо было убирать волосы так высоко. Не надо было обнажать шею. И сарафан не надо было надевать на встречу с ним. Сгодилось бы платье поскромнее. В этом сарафане, купленном назло Лешке пару дней назад на распродаже, она была почти что голая. Руки, плечи, спина до лопаток, ничто не прикрывалось тонким батистом в голубой цветочек. И очень откровенный вырез спереди.
О чем она думала вообще, надевая этот сарафан на встречу с Виктором? Лешу хотела позлить. Мечтала, что он взбесится, примется ее ревновать, запрет дома и наговорит ей много разных слов, после которых она будет считать виноватой во всем только себя. И успокоится наконец.
Она же знала, за кого выходила замуж? Знала. Он не был богатым, никогда не занимался предпринимательством. И даже не мечтал об этом. Он получил блестящее образование. Был неплохим специалистом. Работал за зарплату, отсиживая в офисе положенные восемь часов. Потом с радостью летел домой, потому что там были они – его семья. Он мог часами возиться с детьми. Мог часами смотреть на нее, когда она что-то делала по дому. Он любил их. Просто любил. И всегда был рядом.
Разве ей этого мало?! Мало для полного счастья?
Почему он непременно должен был начать зарабатывать миллионы? Почему должен был желать везти их за границу бизнес-классом? Почему должен был швырять жемчуг к ее ногам?
Он ведь никогда ей этого не обещал, разве нет? Не обещал.
Он обещал любить ее вечно. И заботиться. И заботился как мог. Укрывал ночью одеялом, если она раздевалась. Вставал к детям, когда они просыпались. По утрам варил ее любимый кофе и приносил в постель. И смотрел на нее с нежной улыбкой.
Разве ей этого мало?! Его любви: чистой, искренней, бескорыстной?!
Вот что должен был сказать ей Леша, наблюдая за ее сборами. А он ничего ей из этого не сказал. Он держал на руках их младшего, баюкая, и смотрел на нее с упреком, и только. Ребенок уснул. Он положил его в кроватку и вышел из их спальни. Лариса пошла за ним. Встала к нему спиной и потребовала:
– Застегни.
С потайной молнией на спине сарафана она вполне могла справиться и сама, это было легко. Сложнее было взбесить ее уравновешенного супруга. Он словно оцепенел, наблюдая за ее сборами. И молчал.
Молнию он ей застегнул. И тут же ушел к старшим детям, занявшись с ними какой-то возней. Он сбежал, струсил, укрылся за ними, не дав ей возможности встряхнуть его как следует. И она ушла.
Села в машину, которую прислал за ней Виктор, и поехала к нему за город для важного разговора.
О чем она думала вообще?! В какой момент сошла с ума?! Когда развалились летние кроссовки у старшего ребенка или когда сгорел утюг, а на новый не было отложено? Когда ей остро захотелось перемен в своей жизни, которую она прежде считала вполне нормальной? Как у многих миллионов других таких же, как она, женщин.
Виктор встретил ее у ворот. Отослал водителя и проводил ее на веранду, где было накрыто на две персоны.
Хрустящая белоснежная скатерть, ниспадающая красивыми складками до самого пола. Красивая посуда. Увитый цветами подсвечник, на ее взгляд, совершенно неуместный в такое время суток. На отдельном столике несколько блюд, накрытых сферическими блестящими крышками.
– Присаживайся, дорогая. – Виктор помог ей сесть на стул с высокой спинкой. – Спасибо, что откликнулась на мою просьбу. Как Алексей?
– А что Алексей? – Она нервно дернула плечами, сильно жалея, что они не прикрыты тканью одежды.
– Как он воспринял все это? – Виктор повел вокруг себя руками. – Ты ведь никогда не приезжала ко мне одна, Лара.
– Спокойно воспринял, – пробормотала она.
И про себя подумала, что слишком спокойно. Чересчур спокойно!
– Он не догадывается, для чего я тебя сюда пригласил?
Ее отчим, которого она с детства привыкла считать своим другом, поставил локоть на стол, глянул с натянутой улыбкой.
Он вообще показался ей сегодня каким-то излишне натянутым. Начиная с одежды, которая сидела на нем слишком туго, заканчивая поведением. Манерная речь, странные улыбки.
– Нет, не догадывается, – соврала Лариса, которая выболтала Лешке о намерениях Виктора сделать ее своей женой.
Виктор, правда, конкретного предложения ей пока не делал. Просто намекал. Последнее время все чаще и настойчивее. Но Лешку-то она должна была позлить!
– Ага… – Виктор принялся перекладывать свои столовые приборы, смещая их по столу на сантиметр в сторону. – Значит, наше с тобой решение будет для него полной неожиданностью?
– Какое решение, дядя Витя? – Лариса моргнула раз-другой, скроив ту самую невинную мордашку, которая часто спасала ее в детстве от наказаний. – Давай поедим, а? Из-под этих крышек доносится такой запах, что я сейчас слюной захлебнусь.
Он принял подачу. Вскочил, засуетился. Начал накладывать ей в тарелки жаркое со сложным гарниром, овощи. Они принялись за обед. Все время шутили, говорили ни о чем. Виктор пил белое вино. Лариса от спиртного отказалась. Когда перешли к десерту, она даже немного успокоилась. Виктор помалкивает, может, и пронесет. Может, он понял, что не должен, не имеет права на нее давить. И не станет требовать от нее немедленного ответа.
Не пронесло.
– Ты должна выйти за меня, дорогая Лара, – проговорил он как-то походя, откинувшись на высокую спинку стула и поигрывая десертной ложкой.
– Что?
Она поперхнулась невероятно воздушным белковым суфле и закашлялась. Постучала себя по груди. Спросила задушенным голосом:
– Что я должна?
– Ты должна стать моей женой.
Это не было вопросом, предложением, это было требованием. Она должна!
– Кому должна? – Лариса выпрямила спину, скомкала хрустящую белоснежную салфетку.
– Себе прежде всего. Детям. Мне. – Виктор вытянул под столом ноги, затянутые в тесные белые джинсы. Холодно глянул. – Я и так слишком долго ждал.
– Ждал чего?
Честно? Ей хотелось сейчас сорвать со стола скатерть и завернуться в нее, чтобы не ощущать себя такой обнаженной под его взглядом. Дура! Натворила дел!
– Тебе было четырнадцать, когда я влюбился в тебя, Лара. Как в женщину. Очень юную. Прелестную. Ранимую. И я не посмел оскорбить тебя даже намеком на свои чувства. Я просто ждал. Как видишь, достаточно долго ждал. Больше ждать я не намерен. Я люблю тебя. Давно люблю. И намерен сделать тебя своей женой. А твоих детей – своими.
Слова любви выходили у него грубыми, жесткими. Они совсем не походили на нежный Лешкин шепот, от которого у нее кружилась голова и хотелось смеяться. Виктор говорил с ней тем же самым голосом, которым вел оперативные совещания на своей фирме. Она как-то присутствовала, запомнила.
– Резюмирую, дорогая. – Виктор воткнул десертную ложечку в самый центр воздушного суфле, застывшего розочкой на тарелке. – Ты должна выйти за меня. Ответа «нет» я не приму. Только «да» или…
Она сорвалась с места, сбежала по ступенькам с открытой красивой веранды и помчалась к воротам. Он догнал ее быстро. Схватил за руку, дернул. Приказал остановиться.
– Я не мальчик, Лора, – прошипел он. – И я не твой размазня Леша. Со мной так нельзя. Ты благосклонно принимала мои ухаживания в течение последних месяцев. Я не раз намекал тебе, что готов взять всю ответственность за тебя, за детей. Не прикидывайся, что ты ничего не понимала. Ты улыбалась мне. Хорошо, правильно улыбалась.
Она молчала, низко опустив голову.
– И теперь ты убегаешь? Как это понять?!
Виктор шумно дышал. Белоснежная спортивная кофта, впившаяся в его тело, казалось, лопнет сейчас по швам от его дыхания.
– Я не могу, – сказала она тогда.
И тут же поежилась, он приблизил свои губы настолько, что его дыхание обожгло ей шею.
– Чего ты не можешь, девочка моя?
Он стоял сзади, почти прислонившись к ее спине, и ей было противно.
Да, он прав. Она вела себя совершенно глупо и неосторожно, когда он осыпал ее и детей подарками и делал недвусмысленные намеки.
Она от скуки заигралась, как сказала бы ее мать, бросившая этого опасного человека.
Всему виной послеродовая депрессия, покивала бы головой одна из молодых мамаш, с которыми они вместе катали детей в колясках в сквере.
Лариса понятия не имела, что такое послеродовая депрессия. Усталость и раздражение от вечной нехватки денег и домашних забот преследовали ее, даже когда дети заметно подрастали.
– Чего ты не можешь? – с нажимом повторил Виктор и положил ладони на ее голые плечи.
– Я не могу бросить Лешку, – выпалила она первое, что взбрело в голову.
Стряхнула его руки, отскочила на пару метров, повернулась к отчиму.
– Я не могу его бросить, дядя Витя.
– Почему? – Его загорелое лицо с туго натянутой на скулах кожей сделалось желтым, побледнев. – Почему?
– Я люблю его, – сказала Лариса и тут же поняла, что это чистая правда. Улыбнулась и повторила: – Я люблю его.
Отчим шагнул к ней. Его тень на ухоженном газоне показалась ей уродливой.
– А мне плевать, любишь ты его или нет! Плевать! – произнес он, скрипнув зубами. – Ты выйдешь за меня, Лара. Выйдешь.
Его белоснежные тугие одежды поскрипывали, когда он медленно подходил к ней. Сильные загорелые руки отчима потянулись к ее талии. Лариса еле успела отбежать.
– Не надо, дядя Витя, – попросила она и предостерегающе выставила руку. – Не надо!
– А то что? – Карие глаза отчима смотрели зло и холодно. – Леше пожалуешься?
– В этом нет никакой необходимости. Леша все слышит, Виктор, – раздалось из-за высоченной живой изгороди.
И через мгновение Лешка выбежал на газон, отряхивая старенькие джинсы. Лариса оцепенела.
Он что, следил за ней? Молча отпустил из дома, чтобы последовать за ней и…
И что дальше?!
А дальше Лешка подошел, встал между ними и повторил:
– Леша все слышал, Виктор. Поэтому…
– Что?
Виктор с насмешкой смотрел на молодого парня в ветхих штанах и застиранной майке. В кедах с наметившейся дыркой на месте большого пальца правой ноги. Видимо, часто пинает этой ногой мяч, играя с детьми. Именно правой. И бицепс на правой руке крепче, чем на левой. Леша правша. Это следует запомнить.
– Поэтому отвали! – повысил Леша голос и задвинул за спину Ларису, порывающуюся что-то сказать.
– В смысле, отвали? – Виктор чуть выставил вперед правую ногу, сжал правый кулак, напрягся.
– Отвали от нашей семьи. Оставь нас в покое. Чего непонятного?
Лешка был лопухом. Пусть много моложе его самого, крепче и симпатичнее. И ему не нужны были косметические процедуры, которыми он сам увлекся год назад. И долгие тренировки ему не нужны были тоже. Все компенсировала молодость. Но все же он был самым настоящим лопухом. И конечно, пропустил удар в челюсть, которым Виктор его наградил.
Отлетев на метр, он упал на траву и застонал, заслоняя лицо локтем. Лариса заметалась.
– Как ты можешь?! За что ты его ударил?! – закричала она, приседая рядом с мужем и пытаясь заглянуть ему в лицо.
– Хотя бы за то, что он проник на частную территорию.
Виктор с напряженным вниманием осматривал ее обнаженные лопатки, нежную кожу плеч. Розовые пятки, мелькающие в траве.
Он не уступит!
– Я запросто мог застрелить этого парня, а потом вызвать полицию. Если бы тебя не было сейчас здесь, я бы так и сделал, – процедил он лениво, скрестив руки на груди.
Костяшки пальцев правой руки ныли, но это не беспокоило. Боль была приятной. Он был удовлетворен. Противник валялся у его ног. Он был повержен. Унижен на глазах любимой женщины. Пусть сейчас ей его жалко. Это временно. Женщины не любят проигравших.
– Это жестоко! – выпалила Лариса, вставая в полный рост.
Ее трясло от гнева и обиды, но он находил в этом особую прелесть. В том, как полыхают ее щеки, как подрагивает тяжелая грудь, едва прикрытая сарафаном. Как блестят ее полные слез глаза. Как она смотрит на него со смесью ужаса и неузнавания.
«Да, детка, да! – хотелось ему кричать в полный голос. – Ты еще многого обо мне не знаешь! Тебе еще предстоит узнать, насколько я силен и могущественен!»
– Я даю тебе три минуты, чтобы убраться с моей территории.
Виктор небрежно пнул резиновую подошву старого кеда. Леша все еще валялся на траве, закрываясь от них рукой. А может, просто солнце жгло ему глаза, вот он и положил на лицо ладонь. С этим парнем никогда не можешь знать все наверняка. Были, были в нем какие-то загадки. Чем-то он пленил Ларису.
– Убирайся, – буркнул Виктор и пошел к дому, на ходу крикнув: – Но разговор не окончен.
– Что ты этим хочешь сказать?
Виктор только ступил на третью ступеньку своей великолепной веранды, когда это услышал. Медленно обернулся и почти не удивился, обнаружив Лешку стоящим и потирающим левую скулу. Будто ничего и не было. Будто и не он только что катался по траве, постанывая.
– Я не уступлю тебе эту женщину, молокосос, – процедил Виктор сквозь зубы.
На Ларису он старался не смотреть. Он не сводил глаз с Лешки.
Его взбесило, что соперник ему улыбается. Нагло, с вызовом. Ему наверняка это дается нелегко. Скула опухла. Уголок рта кровоточит. А он улыбается!
– Ты же слышал, что Лариска сказала, – как-то притворно возмутился Лешка сквозь улыбку. – Она любит меня.
– И? И что с того?
Он спрятал руки в задние карманы белых джинсов, чтобы тут же не сбежать по ступенькам и не начать избивать это нагло скалившееся лицо в кровь. Соблазн был велик. Удержав себя, мысленно похвалил. Не время!
– Она просто думает, что любит тебя, Алексей. Она просто не пыталась любить кого-то другого.
– Тебя, что ли? – Он шире ухмыльнулся и поморщился, прикладывая руку к губам.
– Меня, – кивнул Виктор и ткнул пальцем в Ларису. – И от нее теперь уже ничего не зависит. Теперь это только наше с тобой дело, Леша.
Он по слогам произнес его имя, нарочно затянув последнюю гласную.
– Только ты и я.
– Согласен, – кивнул тот всклокоченной головой, не раздумывая ни минуты.
И даже испуганное оханье Лариски не произвело на него впечатления. И он спросил:
– Значит, дуэль?
– Поединок, Леша. Назовем наше состязание за женщину поединком, – скрыв удивление, уточнил Виктор.
Он был удивлен, да. Никогда бы не подумал, что все так просто получится. Что так легко этот олух попадется в ловко расставленные им сети.
– Когда и где я сообщу дополнительно. – Он вытащил руки из тесных карманов и, трижды хлопнув в ладоши, закончил с удовлетворением: – А сейчас, господа, можете быть свободны.