Над небольшим военным городком, уютно расположившимся в долине, окруженной гранитными сопками, ярко светило незаходящее летнее, пронзительное солнце.
Многие офицеры и мичманы отправляли в этот период свои семьи на «Большую Землю», чтобы они за летние месяцы отошли от долгой полярной ночи, отдохнули у теплых морей, повидали родственников.
Немногим подводникам повезло с отпуском в летнее время, большинство было занято своим обыденным делом – службой на атомоходах. Кто готовился к сдаче боевых учебных задач, кто стоял в межпоходовом ремонте, кто собирался в автономное плавание.
В это воскресенье я был свободен от вахты, и вечером в субботу мы договорились с друзьями – Рябчуками, Никитиными пойти на пикник на наше любимое место в сопках на первое питьевое озеро.
Однако жизнь офицера непредсказуема, и утром рано в воскресенье меня вызвали на службу, объявив, что я иду на боевую службу приписным со своим старым командиром. Куда, на сколько – неизвестно. Наскоро простился с женой Валентиной и детьми, посоветовал им уехать в Харьковскую область к маме на лето, пообещал сразу сообщить о возвращении с морей.
Прибыл на корабль, доложил старпому Агееву о прибытии, заглянул к командиру, капитану 1-го ранга Латышеву Илье Васильевичу, доложил ему, и мы тепло поздоровались. Командир группы автоматики – мой старый друг капитан-лейтенант Хоменко Александр рассказал мне о системах и механизмах моего заведования, посетовал на то, что корабль старый и все летит и разваливается. К этому было не привыкать и я засучив рукава и переодевшись в рабочее платье, полез в трюм реакторного отсека, а оттуда в турбинный. Закончил осмотр и частичные замены только к ужину. Все разговоры в кают-компании были о предстоящем походе, куда же это нас так быстро отправляют. Но ни командир, ни всегда словоохотливый замполит ничего нам не прояснили.
В 00.00 часов на борт прибыл заместитель командира дивизии, мой хороший знакомый, капитан 1-го ранга Анатолий Иванович Шевчук. Он прошел по лодке, поздоровался и уединился с командиром в его каюте. Через час по лодке зазвучала боевая тревога, и мы ушли в моря. После погружения по «каштану» командир объявил, что мы выполняем отдельное боевое задание по обнаружению и записи шумов новейшей атомной подводной лодки США «Огайо». По сведениям разведки, она вышла на свою первую боевую службу в район Гренландского моря.
Перед прохождением первого рубежа, где советские лодки отслеживались системами СОСУС, замполит решил провести показательный развод боевых смен. Мы собрались в Центральном посту, и начался инструктаж. В это время мы стали свидетелями скандала, который состоялся между командиром и ЗКД. Шевчук настаивал на том, чтобы мы форсировали рубеж Нордкап – Медвежий рекомендованным курсом, Латышев требовал, чтобы ему не мешали, и он хочет идти ближе к Медвежьему. Дело дошло до того, что командир предложил Шевчуку взять на себя командование кораблем с записью в вахтенном журнале. Мы все оторопело смотрели на происходящее, пока наконец замполит не понял, что нужно сделать, и отправил нас по постам. Я специально задержался у пульта ОКС, чтобы дослушать чем кончится. Долго ждать не пришлось: Шевчук выругался и ушел в каюту, а командир приказал штурману рассчитать курс ближе к острову.
Конечно, этот маневр был опасен: небольшие глубины, скалы, течение – все могло способствовать созданию аварийной обстановки. Но, видимо, дело того стоило. Я быстро доскакал до пульта ГЭУ, чтобы рассказать об услышанном и увиденном, но командир меня опередил – он по «каштану» сказал о своем решении и объяснил это тем, что мы должны пройти рубеж незамеченными, иначе наша задача не будет выполнена. Он попросил нас быть предельно внимательными, соблюдать режим «Тишина», не допустить в этот период выхода из строя механизмов и систем. В конце было сказано: «Спасибо за внимание. Я верю вам». Надо сказать, что И. В. Латышева мы все в экипаже уважали и, можно сказать, любили. Это был один из самых опытных командиров в дивизии, рассудительный и грамотный, была в нем какая-то уверенность и спокойствие, что передавалось и всем, с кем он общался.
Лодка тихо прошла, приблизившись своим большим стальным телом к враждебному берегу, мимо расставленных ловушек, и через несколько часов мы были в Гренландском море. Несколько дней мы рыскали в поисках «Огайо», и наконец меня разбудил сигнал тревоги. Быстро примчался на свой боевой пост, где узнал, что акустики нащупали что-то незнакомое. Тревога затянулась – лодка постоянно маневрировала, это продолжалось несколько часов. Вдруг команда – приготовиться к всплытию, лодка всплывает в позиционное положение. Что это? Через пару минут лодка уже болталась на волнах, и тут же ушла на глубину под рев сигнала срочного погружения. Над нами что-то гремело и ухало, постепенно удаляясь. Так мы шли 5–6 часов. Наконец голос командира: «Отбой тревоги. Товарищи, мы с вами выполнили боевое задание, и я поздравляю вас с этим. Командирам подразделений подать мне списки особо отличившихся на поощрение». Затем выступил замполит, он сказал, что мы обнаружили «Огайо», записали ее шумы, имели с ней контакт в течение двух часов. Затем была дана команда всплыть и обнаружить себя. Нас в момент всплытия заметил корабль сопровождения НАТО «Тикандирога» и на полном ходу пытался навалиться на лодку. Но мы успели благодаря командиру БЧ-5 нырнуть под корабль. Сейчас над нами корабли Северного Флота и морская авиация. Мы идем домой.
Надо сказать, к чести А. И. Шевчука, он никому не доложил о случае в Центральном посту, а также И. В. Латышев.
Так неожиданно быстро закончилось мое автономное плавание. Мои уже успели улететь в Харьков, и дома было пусто и неуютно. Я попросил командира дивизии об отпуске, и, к удивлению, мне дали не 10 дней, как обещали, а 24, которыми я с удовольствием и воспользовался.