Вскоре после женитьбы я обзавелся клиентурой в Паддингтоне. Практику я купил у пожилого доктора Фаркуара: когда-то пациенты его прямо-таки осаждали, но из-за возраста и постигшей доктора болезни (сходной с пляской святого Витта) число их значительно сократилось. Клиенты не без оснований полагают, что сам врач должен быть здоров, и с недоверием относятся к квалификации медика, неспособного себя излечить. Таким образом, практика моего предшественника постепенно сужалась и, когда я ее приобрел, вместо тысячи двухсот фунтов приносила немногим более трех сотен в год. Но я уповал на свою молодость и энергию и был уверен в скором успехе.
Первые три месяца практика отнимала у меня уйму времени, и я почти не виделся с моим другом Шерлоком Холмсом. Заглянуть на Бейкер-стрит мне было недосуг, а Холмс если куда и отправлялся, то в основном по делам своей профессии. А поэтому, листая июньским утром после завтрака «Британский медицинский журнал», я был немало удивлен, когда услышал звон колокольчика, а вслед за ним – резкий и несколько скрипучий голос моего давнего компаньона.
– О, дорогой Ватсон! – воскликнул он, шагнув в комнату. – Очень рад вас видеть! Надеюсь, миссис Ватсон вполне оправилась после всех треволнений, связанных со «Знаком четырех»?
– Благодарю вас, мы оба чувствуем себя отлично, – сказал я, сердечно пожимая ему руку.
– Надеюсь также, – продолжал Холмс, усаживаясь в кресло-качалку, – что медицинские заботы не совсем погасили ваш прежний интерес к нашим дедуктивным задачкам.
– Напротив, – возразил я, – как раз вчера вечером я просматривал свои старые записи и систематизировал кое-какие наши прошлые достижения.
– Полагаю, вы не считаете свою коллекцию завершенной?
– Никоим образом. Очень хотелось бы пополнить ее новым опытом.
– Например, сегодня?
– Если угодно, да.
– А если понадобится ехать в Бирмингем?
– Как пожелаете.
– Что с практикой?
– Когда мой сосед уезжает, я его подменяю. И он всегда готов вернуть мне долг.
– Ага, превосходно! – Холмс откинулся в качалке и пристально вгляделся в меня из-под полуприкрытых век. – Вижу, в последнее время вам нездоровилось. Простуда летом – хуже не придумать.
– Да, на прошлой неделе я целых три дня просидел дома. Впрочем, мне казалось, что от моей простуды не осталось и следа.
– Верно, выглядите вы как нельзя лучше.
– Как же вы догадались о моей болезни?
– Дружище, вам же известен мой метод.
– Вывели логическую цепочку?
– Естественно.
– И с чего начали?
– С ваших домашних туфель.
Я взглянул на свои новые лакированные туфли.
– Но как же?… – начал было я, однако Холмс меня опередил:
– Туфли у вас новые. Носите вы их две-три недели, не дольше. А подошвы, которые вы сейчас выставили на обозрение, слегка опалены. На секунду я решил, что вы их где-то промочили, а при просушке по недосмотру пережгли. Однако возле каблуков остались круглые ярлычки с торговой маркой. Влага бы их наверняка уничтожила. Следовательно, вы подолгу сиживали, вытянув ноги поближе к огню, а кто так поступает в июне, пускай и дождливом, вроде нынешнего, будучи в полном здравии?
После объяснений Холмса, как всегда, все оказалось проще простого. Прочитав эту мысль у меня на лице, он не без горечи усмехнулся:
– Боюсь, растолкованиями я ставлю себя под удар. Конечный вывод без цепочки причин впечатляет куда сильнее. Так вы готовы отправиться в Бирмингем?
– Разумеется. А в чем там дело?
– Обо всем расскажу в поезде. Клиент ждет нас в карете. Вы уже готовы?
– Одну минуту.
Я черкнул записку соседу, взбежал наверх известить жену и догнал Холмса на пороге.
– Ваш сосед, как я вижу, врач, – заметил он, кивнув на медную табличку.
– Да, он тоже купил практику.
– Давнишнюю?
– В точности такую, как у меня. Обе существуют со времени постройки домов.
– Ага. Но ваша была успешней.
– Думаю, да. Откуда вам это известно?
– Сравните ступеньки, дружище. Ваши стерты подошвами сильнее – и потому на три дюйма ниже. Но вот и наш клиент – мистер Холл Пайкрофт. Позвольте вас ему представить. А ну-ка, кэбмен, подхлестните лошадь, иначе мы опоздаем на поезд.
Я уселся напротив хорошо сложенного, цветущего здоровьем молодого человека: его открытое простодушное лицо украшали слегка вьющиеся редкие усики с рыжинкой. На голове у него красовался блестящий цилиндр, сам он носил аккуратный черный костюм, придававший ему вид толкового молодого дельца, кем он, собственно, и являлся. Он принадлежал к разряду лондонских жителей, именуемых «кокни», которые тем не менее составляют лучшую часть волонтерских полков и оказываются в нашем отечестве несравненными атлетами и спортсменами. Его круглое румяное лицо сияло природной веселостью, однако опущенные уголки губ выдавали расстройство, показавшееся мне несколько комичным. О неприятности, которая привела его к Шерлоку Холмсу, я смог разузнать только после того, как мы устроились в вагоне первого класса и поезд двинулся в сторону Бирмингема.
– Итак, в нашем распоряжении семьдесят минут, – заговорил Холмс. – Прошу вас, мистер Холл Пайкрофт, поведать моему другу о крайне любопытном случае, с которым вы столкнулись, и не упустить ни одной подробности из тех, что мне уже известны, а если возможно, добавить и новые. Мне самому небесполезно будет еще раз проследить всю последовательность событий. Важность этого дела, Ватсон, пока неясна – пустячное оно или нет, но, так или иначе, в нем содержатся довольно необычные и outrè[1] особенности, какие вам дороги не меньше, чем мне. А теперь я умолкаю: ваше слово, мистер Пайкрофт.
Наш юный спутник взглянул на меня, и глаза его заблестели.
– Хуже всего, – начал он, – что в этой истории я выгляжу законченным идиотом. Не исключено, конечно, что все уладится, да я и вряд ли мог поступить по-другому, но если потеряю эту зацепку и останусь с носом, то почувствую себя полнейшим олухом. Я не больно-то умею рассказывать, доктор Ватсон, только со мной произошло вот что.
Я служил в фирме «Коксон и Вудхауз», что в Дрейперз-Гарденз, однако весной, как вы наверняка помните, из-за венесуэльского займа у них возникли трудности, и в итоге они вылетели в трубу. Я прослужил там пять лет, и когда наступил крах, старина Коксон дал мне блестящую рекомендацию, но, разумеется, всех нас – двадцать семь клерков – выставили вон. Я сунулся поначалу туда-сюда, но неудачников вроде меня хоть пруд пруди, и податься было совсем некуда. В фирме я получал три фунта в неделю, накопил около семидесяти, но вскоре окончательно сел на мель. Дошел до последней точки – не на что было купить ни конвертов, ни марок, чтобы отвечать на объявления. Износил башмаки, обивая пороги всяких контор, а работы так и не находилось.
И вдруг узнаю о вакансии в солидной брокерской фирме «Мосон и Уильямс» на Ломбард-стрит. Смею предположить, что Восточно-Центральный округ – не то место, на котором сосредоточены ваши интересы, но поверьте мне: это едва ли не богатейшая фирма в Лондоне. Откликнуться на объявление следовало только письменно. Я, без малейшей надежды, отправил заявление вместе с рекомендацией. Получаю ответ с предложением в ближайший понедельник, не откладывая, приступить к моим новым обязанностям – при условии соответственного внешнего вида. Одному Богу ведомо, как такое решается. Говорят, будто управляющий попросту вытаскивает из груды писем наугад первое попавшееся. Но так или иначе, на сей раз посчастливилось мне, и не помню, когда еще меня больше распирало от радости. Жалованье мне положили на фунт больше, а обязанности были примерно те же, что и у Коксона.
А теперь подхожу к самой занятной части моей истории. Я снимаю каморку в Хэмпстеде, на Поттерз-Террас, семнадцать. Так вот, сидел я и покуривал себе в тот самый вечер, когда мне обещана была должность, а моя хозяйка приносит мне визитную карточку с надписью: «Артур Пиннер, финансовый агент». Имя незнакомое, и трудно было вообразить, что ему от меня понадобилось, но, конечно, я попросил хозяйку пригласить его ко мне наверх. Вошел среднего роста чернобородый брюнет, с темными глазами и слегка крючковатым, вроде бы еврейским, носом. Двигался он порывисто и говорил короткими фразами, как человек, дорожащий временем.
«Мистер Холл Пайкрофт, не так ли?» – спросил он.
«Да, сэр», – подтвердил я и пододвинул к нему стул.
«Не так давно служили у „Коксона и Вудхауза“?»
«Совершенно верно».
«А ныне состоите в штате у Мосона?»
«Именно».
«Видите ли, мне все уши прожужжали о ваших необыкновенных деловых способностях. Помните Паркера, бывшего управляющего у Коксона? Он вами нахвалиться не может».
Не скрою, мне было приятно такое о себе слышать. В делах я был не промах, но сроду бы не подумал, что в Сити обо мне ходят подобные слухи.
«У вас хорошая память?» – поинтересовался гость.
«Приличная», – скромно ответил я.
«Будучи без работы, вы следили за рынком ценных бумаг?»
«Да. Курсовой бюллетень просматриваю каждое утро».
«Вот что значит призвание! – воскликнул визитер. – Истинный путь к успеху! Вы не против, если я вас проэкзаменую? Э-э… Каков курс эрширских акций?»
«Сто пять – сто пять с четвертью».
«А „Нью-Зиланд Консолидейтед“?»
«Сто четыре».
«А „Бритиш Брокен Хиллз“?»
«Семь – семь и шесть».
«Отменно, отменно! – воскликнул гость, воздев руки. – Значит, все отзывы о вас – чистая правда. Дружище, да вы созданы для гораздо большего, нежели служба у Мосона!»
Его бурный восторг, понятно, несколько меня смутил.
«Наверное, не все обо мне такого мнения, как вы, мистер Пиннер, – сказал я. – Мне пришлось изрядно попотеть, чтобы заполучить это место, и я считаю себя настоящим счастливчиком».
«Да ну, дружище, берите выше! Их контора совсем не для вас. Скажу вам напрямик. То, что я вам предлагаю, сущая малость, если принять во внимание ваши таланты, но по сравнению с Мосоном – как небо и земля. Постойте, постойте… Когда вы идете к Мосону?»
«В понедельник».
«Ха-ха! Готов держать пари, что вы туда не пойдете».
«Как так? Не пойду к Мосону?»
«А вот так, сэр. Еще до понедельника вы займете пост коммерческого директора закрытой акционерной компании „Франко-Мидлендская скобяная“. У нас сто тридцать четыре отделения по всей Франции, не считая одного в Брюсселе и одного в Сан-Ремо».
У меня даже в горле пересохло.
«Никогда о такой не слышал».
«Весьма возможно. Мы держимся в тени, поскольку капитал составлен из частных вкладов, и настолько процветаем, что не желаем допускать посторонних. Основал фирму мой брат – Гарри Пиннер, и после распределения долей он войдет в правление директором-распорядителем. Ему известно, что я тут как рыба в воде, и потому попросил меня подыскать подходящую кандидатуру, желательно недорого. Предприимчивого, напористого молодого человека, полного энергии. Паркер рассказал мне о вас, и вот я перед вами. Для начала мы можем предложить вам только мизерные пятьсот фунтов».
«Пятьсот фунтов в год?» – вскричал я.
«Это только на первых порах. Но сверх того вы будете получать комиссионные в размере одного процента с каждого контракта, заключенного нашими агентами, и – даю вам слово – эта сумма будет превышать ваше жалованье».
«Но я понятия не имею о скобяных изделиях».
«Ну-ну, дружище, зато вы прекрасно разбираетесь в цифрах».
В голове у меня загудело, и я едва не свалился со стула, но тут же мной овладели сомнения.
«Буду с вами откровенен, – сказал я. – Мосон предлагает мне две сотни, но их учреждение более чем надежно. А о вашей компании я, признаться, мало что знаю…»
«Умница, умница! – в полном восхищении воскликнул мистер Пиннер. – Вы именно тот человек, который нам нужен. Вокруг пальца вас не обведешь – и превосходно. Возьмите-ка сто фунтов и, если вы считаете, что мы с вами поладим, положите купюру себе в карман в качестве аванса».
«Сумма очень неплохая, – заметил я. – И когда я должен приступить к новой работе?»
«Будьте завтра в Бирмингеме ровно в час. Вот эту записку передадите моему брату. Вы найдете его в доме сто двадцать шесть-Б по Корпорейшн-стрит, где временно помещается контора нашей компании. Необходимо, разумеется, заручиться его согласием, но, между нами, я, со своей стороны, полагаю дело решенным».
«По правде говоря, не знаю, как вас и благодарить, мистер Пиннер».
«Бросьте, дружище, бросьте. Вы получаете только то, что заслуживаете. Еще две-три мелочи: это простая формальность, но без нее не обойтись. Вон там на столике, рядом с вами, лежит лист бумаги. Будьте добры, напишите на нем: „Подтверждаю свое безоговорочное согласие занять пост коммерческого директора закрытой акционерной компании „Франко-Мидлендская скобяная“ с начальным жалованьем в размере 500 (пятьсот) фунтов в год“».
Я записал продиктованное мне мистером Пиннером, и он сунул бумагу в карман.
«Еще один пустяк, – сказал он. – Как вы собираетесь поступить с Мосоном?»
На радостях это совершенно вылетело у меня из головы.
«Напишу, что отказываюсь от должности».
«А вот этого как раз я советую вам не делать. С управляющим Мосона я из-за вас разругался. Зашел к нему навести о вас справки, а он встал на дыбы: обвинил меня в том, что я правдами и неправдами переманиваю вас к себе – и всякое такое. Я терпел-терпел – и под конец взорвался. Говорю ему: „Коль хотите удержать хороших работников, так платите им сполна“. А он: „Да мистеру Пайкрофту дороже наше скромное жалованье, чем ваше высокое“. – „Ставлю пять фунтов, – предложил я, – что, когда я предложу ему пост коммерческого директора, вы о нем больше ничего не услышите“. Он в ответ: „Идет! Мы, можно сказать, его из грязи вытащили, и он так просто с нами не порвет“. Это точные его слова».
«Нет, ну каков наглец! – возмутился я. – Ведь я в жизни его не видел – и с какой стати должен с ним считаться? Ни за что не стану им писать, если вы мне не советуете».
«Отлично! Вот и договорились, – произнес мистер Пиннер, поднимаясь со стула. – Ей-богу, я доволен всей душой, что нашел для брата такого замечательного сотрудника. Вот ваш аванс – сто фунтов, а вот письмо. Запишите адрес: Корпорейшн-стрит сто двадцать шесть-Б – и не забудьте явиться туда ровно в час. Спокойной ночи, и пусть удача вам сопутствует, как вы того заслуживаете!»
Вот такой, насколько мне помнится, состоялся у нас разговор. Вообразите мое ликование, доктор Ватсон: еще бы, эдакая удача мне выпала! Я не спал полночи от радости, а наутро выехал в Бирмингем поездом пораньше. По прибытии оставил вещи в гостинице на Нью-стрит и отправился по указанному адресу.
Добрался до цели за пятнадцать минут до назначенного времени, но решил, что это не так важно. Дом 126Б оказался пассажем между двумя большими магазинами, который вел к винтовой каменной лестнице – на нее выходили помещения, сдаваемые в аренду фирмам и частным предпринимателям. Названия фирм перечислялись внизу на стене, однако «Франко-Мидлендская скобяная» в списке не значилась. С упавшим сердцем я застыл на месте, гадая, не устроен ли надо мной такой изощренный розыгрыш, но тут ко мне подошел человек – очень похожий на моего вчерашнего посетителя и фигурой, и голосом, только гладковыбритый и с волосами посветлее.
«Вы мистер Холл Пайкрофт?» – осведомился он.
«Да», – подтвердил я.
«О, я вас ждал, но вы пришли чуточку раньше. Сегодня утром я получил от моего брата письмо, в котором он расхваливает вас до небес».
«Я как раз рассматривал указатель, когда вы подошли».
«Нашей вывески пока нет: мы сняли контору всего лишь неделю назад. Что ж, поднимемся наверх, там и обсудим наши дела».
Мы взобрались по очень высокой лестнице – и под самой шиферной крышей обнаружились две пустые, пыльные комнатки с голым полом и без занавесок на окнах. Я по привычке представлял себе просторную контору с рядами превосходных столов, занятых клерками, и, признаться, опешил, когда увидел, что вся меблировка состоит из двух простых стульев, столика с лежащей на нем конторской книгой и корзиной для бумаг сбоку.
«Не вешайте носа, мистер Пайкрофт, – подбодрил меня мой новый знакомый, заметив, как вытянулось мое лицо. – Рим был построен не в один день. Резервы у нас велики, но пыль в глаза мы стараемся не пускать. Прошу вас, садитесь, и покажите мне письмо».
Я протянул письмо, которое он внимательно прочитал.
«Вы явно произвели неизгладимое впечатление на моего брата Артура, – сказал шеф. – А он, я знаю, видит людей насквозь. Он приверженец всего лондонского, я же горой стою за Бирмингем, но на сей раз последую его совету. Можете считать себя нашим сотрудником – без всяких оговорок».
«А каковы мои обязанности?»
«Вскоре вы возглавите наш большой филиал в Париже, задача которого – распределить огромную партию фаянсовой посуды из Англии по нашим торговым представительствам во Франции, а всего их сто тридцать четыре. Закупка будет осуществлена через неделю, вы же тем временем принесете нам пользу своим присутствием в Бирмингеме».