Глава 1 Контуры «нео» бытия: проблемы теории и практики
1.1. Социально-экономические отношения: сущность их трансформации в контексте процесса институционального и метафизического отчуждения
Начну с понятия нравственности… поскольку отношения как таковые – есть отношения между людьми в процессе производства производимого, распределения распределяемого, обмена обмениваемого и потребления всего того, что ранее было произведено, распределено и приобретено в результате обмена. При этом без нравственного отношения, моральных предписаний, чувства удовлетворения от справедливого и правого основания эти отношения на могут быть осуществимы…
Итак, понятия нравственности, морали, справедливости и права, независимо от того являются ли они нормами защищаемыми или не защищаемыми силой государства, заключают в себе столь значительный и глубокий смысл, что преувеличить их роль в общественной жизни и хозяйственной деятельности человека весьма трудно.
При этом Аристотель определял «справедливое» как середину между двумя родами несправедливости – нарушением закона и неодинаковым отношением к равным. В свою очередь современные «демократы» считают неравенство людей безусловной явностью, заявляя о неодинаковости или неравности людей. В этом и заключается с их точки зрения современное определение справедливости. Для обоснования своего воззрения они приводят в качестве примера принцип различий и индивидуаций Готфрида Вильгельма Лейбница – «нет на свете двух совершенно одинаковых вещей.»[12]. При этом, во-первых, ошибочно приводятся к единому знаменателю равенство и одинаковость, а во-вторых, Лейбниц, утвердив принцип различий и индивидуаций (закон дифференциаций), по контрасту постулирует принцип тождественности неразличимых вещей, трактуя его как закон противоречия, точнее, непротиворечивости или запрета на противоречия.
В сущности, люди, независимо от пола, возраста или расы противоположны и не могут быть одинаковыми, но. они могут обладать одинаковыми, то есть равными правами. Так как равенство в данном случае носит не антропологический, а социально-экономический характер – равенство прав на жизнь, свободу, труд. – стремление к счастью[13]. В этом и состоит смысл справедливости.
Об «антиприродности» неравенства также писал Ж.-Ж. Руссо. Другой демократ прошлого И.Г. Фихте, рассуждая о природе и о праве как о первопричинах «равенства-неравенства», отмечал: «За неравенство, возникшее случайно, без нашего содействия, физическое неравенство, пусть отвечает природа; неравенство сословий кажется моральным неравенством; по поводу него возникает поэтому совершенно естественный вопрос: по какому праву существуют различные сословия?»[14]. Равным образом К. Маркс на страницах «Капитала», высмеивая высокопарность и красноречивость «буржуазно-демократической великой хартии вольностей и прав человека», фразёрство о свободе, равенстве, братстве вообще, ослепляющих обывателей всего мира, противопоставляет этим пышным декларациям прав, «простую, скромную, деловую, будничную постановку вопроса» о государственном сокращении рабочего дня, например. Он говорит о требованиях «будничного, дела, заботы о пуде хлеба и пуде угля»[15].
К каким же посылкам можно прийти, если в своих аналитических разработках мы станем отталкиваться от логики прав и законов современного перераспределения, предписывающих противоположную философию, антагонистичную человеческой сущности и человеческому обществу как таковому?! Если будем направлять свой взор с позиций экономического, но никоим образом разума этического человека? Этическая составляющая человека разумного требующая порядка (системности) и справедливости, содрогается от ужаса. Объективная оценка социально-экономической системы «столетней давности», данная подданным Российской империи в начале XX века Лео Бельмонтом, актуальна и сегодня: «На рынке господствует страшный хаос. Экономический мир кажется не вышедшим ещё из туманного состояния, он не выделил из себя солнца справедливости, вокруг которого катились бы по эллипсам труда шары благосостояния»[16].
Сегодня, глобально господствующая либеральная экономическая модель «нехозяйствования», изначально являющаяся антисистемной, несистемной и хаотичной, несёт в глубине своей «антиприродный» неестественный процесс обоснования и формирования целей этого развития – увеличение любой ценой количественных показателей прибыли в ущерб и самому процессу производства, и населению, и окружающей природе как таковой.
Помимо прочего, в высшей степени понизилась ценность труда как такового – труда как физического, так и умственного. Отчуждённые институционально не только от средств производства, но и от возможности участия в процессе созидания реальных благ, вынуждены продавать свою естественную способность к созиданию за самую низкую цену, едва дающую возможность физически воспроизвестись. Человек сегодня, рождённый творить, лишённый жизненных сил, обречён «…на старости лет страдать от голода, исчерпанный в конец, преждевременно умереть, вертя последним усилием колесо машины»[17].
«Реальность» и рациональность экономики мутировала, а где-то и мимикрировала, в виртуальную «хрематистику» и безграничность постмодернистского гедонизма. Перескочив через «гражданское общество» развитого капитализма граждане России оказались в потребительском обществе и далее – в постмодерновом обществе «спектакля» со всеми вытекающими далеко не столь позитивными последствиями. Более того обесценен и умственный труд. Он абсолютно не ценится пропорционально прибыли, извлекаемой собственниками средств производства благодаря новым идеям, воплощённым в этих средствах. Получив от «творческой мысли» расписку, правом воспроизведения этой мысли овладевает собственник средств физического её воплощения в материальный облик. Мысль истинного творца теряет свою стоимость для него в момент институционального отчуждения, то есть перехода в частную собственность другого лица, которое сможет извлечь из неё выгоду.
Многие сегодня гонят от себя мысль об упомянутых выше фундаментальных гарантиях перспективной обеспеченности существования при капитализме, тех гарантиях, которых у них, по существу, нет. Они не задумываются о собственности на средства производства.
Этому способствует проводимая сегодня реформа образования, ведущая Россию к построению дикого, архаичного сословного общества. Идеологи этой реформы встроили в свою доктрину модную «философию» постиндустриального общества, в рамках которой возникло радикальное элитарное течение, развивающее идею «интеллектуального класса». Последний же должен занять господствующее положение в обществе, потеснив (якобы) буржуазию. Количество проблем в высшем образовании сложно ограничить каким-то конкретным конечным числом. Однако, хотелось бы выделить следующие три. Первая — всё больше специалистов обучается по заочной форме (см. рис. 1). Вторая — значительно увеличился выпуск специалистов гуманитарного, управленческого и экономического профиля: юристов, менеджеров, экономистов, бухгалтеров, финансистов. При этом в учебных программах технических специальностей, по сравнению с советской системой образования, увеличилась доля гуманитарных дисциплин. В частности, в Санкт-Петербурге в 1992 году было 2 вуза, готовивших специалистов в юриспруденции, в 1999 г. Их количество увеличилось до 50, а в 2007 г. – их стало более 100.
Рисунок 1. Количество студентов, обучающихся в российских вузах, по формам обучения (в %)
Источник: составлено автором.
Напрашивается соответствующий вопрос: «Необходимо ли такое количество юристов и бухгалтеров социально-экономической системе с простой и стабильной законодательной базой, с низким уровнем преступности? А если ежегодно «на-гора» «выдаются» сотни новых законов, тысячи подзаконных актов и тома инструкций? К какой модернизационной цели движется наша страна, ведомая правительством-реформатором?
Итак, третья проблема – возросла доля студентов, обучающихся на платной основе. По данным Министерства образования и науки Российской Федерации, к началу 2020 года в России насчитывалось 492 государственных и 213 негосударственных высших учебных заведений, которые имеют соответственно 430 и 119 филиала. Всего в них учились 4 млн человек, из них 2 млн студентов обучались за бюджетный счёт. В СССР вузов и их филиалов насчитывалось в пять раз меньше. Также по числу студентов вузов, приходящихся на 10000 человек населения, РФ уверенно опережает развитые страны объединённой Европы.
В итоге, отстранение государства от образования населения и реформированная система образования должны подготовить, с одной стороны, сообщество «управляющих миром», а с другой – вырастить массу «морлоков с интеллектом кретина, не способных на какой-либо внятный протест»[18].
Отсюда следует прямое исключение целых социальных групп из общества. Их сначала помещают на «социальное дно» (безработные, бездомные, беспризорные), а потом множеством способов (болезни, тюрьма, убийства) устраняют с лица Земли. И все эти манипуляции происходят с ранее самым образованным обществом в мире.
Наряду с этим современная экономическая мысль «обнаруживает» новую экономическую категорию – интеллектуальный капитал и пытается идеологически вооружить ею представителей рабочего класса, выполняющих социально-экономические функции, требующие высокой квалификации и знаний[19]. А представителям среднего класса внушается чувство псевдо стабильного бытия. Это ложное чувство приобщённости к собственности на средства производства и, как следствие, расширения своей экономической свободы. Так как обладание несколькими акциями не освобождает работника от необходимости продажи своей рабочей силы. В то время как, принадлежность к основным классам, прежде всего, определяется – является ли пользователем, распорядителем или владельцем одновременно, то есть собственником средств производства (эффективных источников производственного накопления) данный субъект, или он временно допускается к ним ради текущего заработка для себя и извлечения прибыли для хозяина на ранее строго оговорённых условиях[20].
Тем не менее, современное определение интеллектуального капитала как капитала[21], воплощённого в знаниях, умениях, опыте, квалификации людей, никак не противоречит, а, напротив, соответствует марксовым признакам потребительной стоимости товара рабочая сила – способность-возможность создавать более продвинутые потребительные стоимости. И только в последствии эти признаки стали выделяться и даже «открываться» как интеллектуальный капитал.
Вымышленные же суждения о возможности эффективного применения персонального интеллектуального капитала в условиях глобального системного экономического кризиса, стагнации производства, гиперинфляции и безработицы обращаются в иллюзии и заблуждения. Поскольку в процессе реализации индивидуального интеллектуального капитала одновременно реализовывается и рабочая сила, иначе определяемая как способность к труду. В случае невозможности её (их) продажи её (их) владельцу нет никакой пользы. «Он (владелец) делает тогда вместе с Сисмонди следующее открытие: «Способность к труду…есть ничто, раз она не может быть продана»»[22].
В подобной ситуации оказались сегодня миллионы представителей так называемого среднего класса. И не только России. Но и развитых капиталистических стран Европы, ощутивших на себе последствия снижения реальной заработной платы и урезания финансирования всевозможных социальных программ. И осознание того, что они являются владельцами капитала, пусть даже и интеллектуального, не даёт им хоть сколько-нибудь надежды на какие-либо перспективы, кроме одной – «продавать свою собственную шкуру», которую, по словам всё того же К. Маркса будут дубить[23]. Обесцененный умственный труд должен «искать» капитал и «наниматься в тысячах профессий», не соответствующих ни его профилю, ни его квалификации.
Если не единственным, то во всяком случае «вырастающим выше» всех этих проблем оказывается собственник средств производства. Целенаправленный на перманентность увеличения прибыли, он постоянно уменьшает величину издержек производства, так сказать, оптимизирует расходы. И, прежде всего, подобная оптимизация сказывается на менее всего способном к сопротивлению экономическом факторе производства – труде. В свою очередь, экономя на обновлении капитала, собственник подобным образом обесценивает (косвенно) труд тех, кто изобретает и внедряет новые технологические процессы.
Наконец, не имея возможности «оптимизировать» сырьё и материалы (при уже минимальной их цене), собственник средств производства либо прямо экономит на заработной плате наёмного труда (физического или умственного) (см. рис. 2), либо косвенно, удлиняя рабочее время (по-прохоровски – увеличивая производительность труда[24]