Под лунным светом чужой дороги /
Неизвестный маршрут /
Под небом цвета острой тревоги /
В темноту нас везут.
Два грузовика везут встревоженных пассажиров по извилистому каменистому лабиринту. Они несутся по дороге, окруженной джунглями, выхлопная труба пугающе ревет. Фургоны обтянуты черной тканью, так что нам видно только звезды наверху. Женщины и мужчины сидят рядом друг с другом, дети у них на коленях… Мы смотрим на небо цвета острой тревоги. Время от времени кто-нибудь слегка меняет положение на деревянном полу грузовика, чтобы разогнать кровь по затекшим мышцам. Измученные долгим сидением, мы все равно должны беречь силы, чтобы пережить оставшуюся часть пути.
Шесть часов я сидел не двигаясь, прислонившись спиной к деревянной стенке грузовика, и слушал, как старый дурак жалуется на контрабандистов, из его беззубого рта сыплются ругательства. Три месяца голодных скитаний по Индонезии завели нас в эту мучительную реальность, но, по крайней мере, эта дорога через джунгли ведет нас к океану.
В углу грузовика, рядом с дверью, сооружена импровизированная стена из ткани – ширма от других, где дети могут помочиться в пустые бутылки из-под воды. Никто даже не обращает внимания, когда несколько наглых мужчин заходят за ширму и выбрасывают бутылки, наполненные мочой. Ни одна женщина не двигается с места. Им наверняка нужно в туалет, но, вероятно, их смущает идея опорожнять мочевой пузырь за этой ширмой.
Многие женщины держат детей на руках, размышляя об опасном путешествии по морю. Детей встряхивает и подбрасывает вверх-вниз, когда мы подпрыгиваем на ухабах и горках неровной дороги. Даже самые маленькие ощущают опасность. Это слышно в интонациях их испуганных вскриков.
Рев грузовика и удушье от выхлопов /
Испуг сквозит даже в детских выкриках /
Диктат усталости, тревога и страх /
Водитель приказывает оставаться на местах.
Худой мужчина со смуглым обветренным лицом стоит у борта, регулярно призывая к тишине жестами. Но воздух в фургоне полон криков и плача детей, голосов матерей, пытающихся их утихомирить, и пугающего рева выхлопной трубы.
Страх, накрывающий нас, словно грозная тень, обостряет инстинкты. Ветви деревьев над нами то заслоняют небо, то открывают его, когда мы проносимся мимо. Я не знаю точно, каким маршрутом мы следуем, но предполагаю, что судно до Австралии, на которое мы должны сесть, ждет на дальнем берегу на юге Индонезии, где-то недалеко от Джакарты.
Все три месяца, что я провел в городе Калибата в округе Джакарты, а также на острове Кендари, я регулярно слышал новости о затонувших лодках. Но всегда думается, что подобные инциденты со смертельным исходом случаются только с другими, – трудно поверить, что ты сам можешь столкнуться лицом к лицу со смертью.
Человек представляет себе собственную смерть иначе, чем смерть других. Я не могу себе ее представить. Может быть, эти грузовики, колонной несущиеся к океану, на самом деле – курьеры смерти?
Нет /
Конечно, смерть не тронет матерей с детьми /
Разве возможна такая жестокость судьбы? /
Как мы можем просто утонуть в океане? /
Мне подарит другую смерть мирозданье /
В месте спокойном и безмятежном /
Я не погибну в пучине безбрежной.
Я думаю о других лодках, которые недавно были поглощены морскими глубинами.
Меня захлестывает тревога /
Разве не было малышей на тех лодках? /
Разве утонувшие люди не были такими же, как я?
Моменты вроде этих пробуждают внутри некую метафизическую силу, и реальность смертности исчезает из мыслей человека. Нет, не может быть, чтобы я так легко покорился смерти. Мне суждено умереть в далеком будущем, и не от утопления или подобной печальной участи. Мне суждено умереть определенным образом и когда я сам того пожелаю. Я решаю, что способ моей смерти должен быть актом моей воли – я решаю так где-то в глубине себя, в самой моей душе.
Смерть должна быть вопросом выбора.
Нет, я не хочу умирать /
Я не готов напрасно жизнь терять /
Мы знаем, что смерть неизбежна /
И нам не дано жить вечно /
Смерть – обратная сторона жизни /
Но я не уступлю ее капризам /
Я не умру от родины моей вдали /
Так рано и далеко от земли /
В плену чужой, пугающей среды /
В окружении бесконечной воды.
Я всегда чувствовал, что умру в том месте, где родился, где вырос, где провел всю свою жизнь до сих пор. Для меня невозможно представить свою смерть за тысячу километров от земли своих корней. Какой ужасный, жалкий способ умереть! Это вопиющая несправедливость; это кажется мне совершенным произволом. Конечно, я не ожидаю, что это случится со мной.
Молодой человек и его девушка Азаде[54] едут в первом грузовике. Их сопровождает наш общий знакомый – Голубоглазый Парень. Всех троих мучают болезненные воспоминания о жизни, которую им пришлось бросить в Иране.
Когда грузовики забирали нас с места, где мы остановились, двое мужчин побросали свой багаж в кузов и забрались на борт, как солдаты. Все три месяца, пока мы перебивались в Индонезии, они были на шаг впереди нас, других беженцев, – будь то поиск гостиничного номера, покупка еды или поездка в аэропорт. Но по иронии судьбы их активность и пробивной характер не помогали решать проблемы, а всегда приводили к обратному результату. Однажды, когда нам пришлось лететь в Кендари, они приехали в аэропорт раньше всех остальных. Но когда они прибыли, местные пограничники конфисковали их паспорта, и они опоздали на рейс; они оказались на улицах Джакарты и были вынуждены несколько дней попрошайничать на задворках и в переулках.
Теперь они снова впереди, едут со скоростью молнии, во главе колонны, рассекая сильный ветер. Грузовики ревут и грохочут, продолжая путь к океану. Я знаю, что Голубоглазый Парень носит в своем сердце застарелый страх, оставшийся еще со времен Курдистана. Застряв в Калибата-Сити[55], по ночам мы, заточенные в жилой высотке квартала, курили на крошечных балконах и обсуждали наши мысли насчет предстоящего путешествия. Он признался, что боится океана. Жизнь его старшего брата унесла бушующая река Сеймаре в провинции Илам[56].
…Одним жарким летним днем в его детстве Голубоглазый Парень сопровождал своего старшего брата к рыболовным сетям, которые они накануне вечером забросили в самую глубокую часть реки. Брат глубоко нырнул. Его тело пронзило воду подобно тяжелому камню. Внезапно накатила волна, и вслед за ней, всего несколько мгновений спустя, на поверхности осталась видна лишь его рука, тянущаяся к Голубоглазому Парню за помощью. Голубоглазый Парень был еще совсем ребенком и не смог дотянуться до руки своего брата. Он мог только рыдать. Он плакал часами, надеясь, что его брат вынырнет на поверхность. Но тот утонул. Два дня спустя его тело подняли из реки, играя на традиционном барабане – дхоле, несущем послание. Звук дхола убеждает реку вернуть утопленника – музыкальная связь между смертью и природой…
Голубоглазый Парень уносит это старое болезненное воспоминание с собой в это путешествие. Он очень боится воды. И все же этой ночью он мчится к океану, чтобы отправиться в путешествие невероятного масштаба. Воистину зловещее путешествие, сопровождаемое этим старым и безмерным ужасом…
Грузовики прорываются дальше сквозь густые джунгли, нарушая ночную тишину. После многочасового сидения на деревянном полу фургона каждый выглядит чрезвычайно уставшим. Одного или двух человек стошнило – их вырвало всем, что они съели, в пластиковые контейнеры.
В другом углу грузовика пристроилась пара с младенцем, из Шри-Ланки. Пассажиры в основном иранцы, курды и иракцы; они заметно очарованы присутствием среди них семьи из Шри-Ланки. Женщина необычайно красива, с темными глазами. Она сидит, держа на руках своего малыша, который до сих пор кормится грудью. Ее партнер пытается облегчить им путь; он заботится о них как может. Так он показывает ей, что он рядом, чтобы поддержать их. В течение всей поездки мужчина пытается успокоить ее, массируя плечи и крепко прижимая к себе, когда грузовик сильно трясет на ухабистой дороге. Но, похоже, единственное, что волнует женщину, – ее крошечное дитя.
Сцена в том углу /
Это любовь /
Прекрасная и чистая.
Однако у нее бледный вид, и в какой-то момент ее вырвало в контейнер, который достал ее муж. Их прошлое мне неизвестно. Может быть, их любовь принесла с собой трудности, которые и привели их в эту ужасающую ночь? Очевидно, что их любовь все это преодолела: она проявляется в заботе о малыше. Без сомнения, их сердца и мысли также тяготит горький опыт, заставивший их покинуть родину.
В грузовиках сидят дети всех возрастов. Подростки. Целые семьи. Громкий, неприятный и абсолютно бесцеремонный курдский парень вынуждает окружающих всю поездку дышать дымом его сигарет. Его сопровождают изможденная жена, взрослый сын и еще один сынишка, мелкий засранец. Этот ребенок унаследовал внешние черты матери и характер отца. Он такой шумный, что мучает весь грузовик, воспринимая все как шутку и раздражая всех своей непоседливостью и невоспитанностью. Он действует на нервы даже контрабандисту, который прикрикивает на него. Конечно, – думаю я, – когда этот мальчик вырастет, он будет в сто раз бестолковее своего отца.
Грузовики замедляют ход. Кажется, мы достигли края джунглей и прибыли на берег. Контрабандист начинает яростно размахивать руками – все должны молчать.
Фургон останавливается.
Тишина… Тишина.
Даже до шумного мелкого засранца дошло, что он должен вести себя тихо. Наш страх вполне оправдан – мы боимся, что нас схватит полиция. Ранее много раз таких же путешественников арестовывали прямо на берегу, прежде чем кто-либо из них успел ступить на борт лодки.
Никто не издает ни звука. Младенец из Шри-Ланки молча прижимается к матери – смотрит пристально, даже бросив сосать грудь. Малейший звук, вскрик или плач могли все испортить. Три месяца скитаний, вынужденных переездов и голода, в Джакарте и Кендари[57]