Я с трудом открыл глаза. Сначала я обнаружил, что закончился дождь, а потом удивился, что уже наступил рассвет. Для меня же не прошло и секунды. Ночь закончилась в мгновение ока. Я попытался приподняться. Все мое тело по непонятной причине жутко болело: колени ломило, затекла шея и невыносимо гудела голова. Но несмотря на все это, я приложил усилия и через боль встал с кровати. Правда не знаю зачем. Почему-то тогда мне это казалось важнее всего. Никто никуда меня не гнал, я мог спокойно продолжить спать.
Протерев глаза получше, я огляделся вокруг. Несмотря на то, что уже наступило утро, в комнате по-прежнему жила ночь. Не знаю из-за толстых штор это или из-за особой магии этого жуткого дома, но разглядеть то, что находилось в конце комнаты было практически невозможно. Свет в основном поступал от окна, которое я открыл вчера. Будь оно тоже закрыто, мне бы и в голову не пришло вставать с кровати.
Я медленно окинул взглядом все вокруг. Мольберт, краски, кисти все так же манили меня. В голове потихоньку начали проявляться события вчерашнего дня. Да, это был не сон. Меня забрали из родительского дома. Жуткий Мужчина сказал, что будет учить меня рисовать, а потом бросил одного в темной комнате. Вспоминаю парк на территории школы, странное здание и кучу кошек, но ни одного ученика. Ах, да… Тот голос в моей голове. Мое странное поведение. Что это было? Сейчас это кажется такой глупостью, детским кривлянием, но ведь я вправду чувствовал себя другим. Нет сейчас смысла думать об этом.
Я пошел ко второму окну и распахнул штору. Свет ударил в глаза. Даже так комната оставалась достаточно темной. Мой взгляд упал на появившийся из тени стол. Ничего необычного, кроме того, что на нем уже стоял непонятно откуда появившийся завтрак. Все было расставлено на удивление красиво и аккуратно. На скатерти стояли тарелка с кашей, стакан молока, блюдце с маслом, корзинка с хлебом и слишком много столовых приборов. Есть хотелось жутко, живот еще вчера вечером болел от голода. Я быстро отодвинул стул и, не успев сесть, схватил кусок хлеба, откусил от него половину и запил молоком. Этот хлеб показался мне вкуснее всего, что я когда-либо пробовал. Тогда я был готов всю жизнь есть только его, запивая свежим коровьим молоком. Разве человеку в самом деле нужно что-то еще, кроме теста, выпеченного с любовью?
Однако доесть этот кусочек у меня так и не получилось. Мои руки замерли, сердце начало тревожно биться. Я уже прекрасно знал причину, но все же с осторожностью оглянулся назад. Передо мной был образ! Гигантских размеров. На этот раз это был не монстр, это был целый мир. В моей комнате появилось грандиозное сооружение из невиданных деревьев цвета людской крови и цветов черных, как безлунная ночь. А наверху одновременно сияло и бурлило белое солнце. В изумлении я разинул рот. Кусок хлеба свалился на пол, а молоко разлилось по столу. Мои ноги зашагали вперед, мои глаза принялись изучать новый дивный мир. Больше для меня не существовало ничего, кроме этого образа. Я должен был узреть каждую тонкость, понять сущность всей цветовой гаммы, уловить малейшие нотки и перенести все это на холст.
Это было прекрасно. Я боялся не успеть окончить работу, но все равно не мог оторвать глаз. Жилки каждого листа пульсировали, словно вены, становясь, то светлее, то темнее. Мощные корни деревьев обвивали весь пол целиком, казалось, что они вот-вот сожмут мое тело и раздавят, превратив в однородное месиво. Черные бутоны цветов были живым воплощением самой тени, но грациозно продолжали стоять даже под лучами палящего сверху солнца. И наконец, этот белоснежный гигант: я мог спокойно на него смотреть, но его свет вполне был в состоянии испепелить все вокруг, всплески на его поверхности брызгами окрашивали и деревья, и цветы, вдыхая в них жизнь. В этом мире царила гармония, и в каждой его клеточке жила любовь.
Пересилив себя, я наконец-то уселся за мольберт. Краски и кисти не были похожи на те, что покупали мне родители. Каждая краска находилась в отдельной большой пластмассовой банке. Ручки кисточек были полностью черные с золотой обоймой и коричневым пучком. На ощупь волосики кистей были очень эластичными, ни в какое сравнение с моими старыми. К тому же их тут было так много, что я понятия не имел с какой начать. Куча разных размеров и форм, иногда почти не отличимых друг от друга.
Спустя пару минут никакие инструменты меня больше не волновали. Без разницы чем писать картину: углем на скале или дорогими красками на холсте. Если понадобится, я буду писать их собственной кровью, вытащу жилы наружу и обрисую ими всю стену. Ведь так и должен поступать настоящий творец. Хотя, безусловно, мне было легче. Линии получались идеальными. Мой образ словно по волшебству переносился на холст. Я же не принимал в этом особого участия, а был, скорее, наблюдателем. Самого меня это не очень-то и радовало, но мой внутренний демон успокаивался.
Линия солнечного света на полу плавно подбиралась к окну. В вечно темной комнате мрак вновь восходил на трон. Мои образы не могли излучать достаточного количества света. Даже эта огромная белая звезда тускнела, столкнувшись с реальностью нашего мира. Заметив это, я поспешил наложить последние штрихи на мою работу. Оставалось совсем немного. Оказалось, что я просидел за мольбертом все утро и весь день. Как ни странно, до сих пор никто не заходил ко мне, или же я просто был увлечен настолько, что попросту не мог кого-то заметить.
Наконец, моя картина была окончена. Обессиленные руки выронили кисть и палитру, а вскоре я и сам свалился на пол. Я не мог пошевелить ни единым пальцем. К тому же, лежа на спине, я заметил, как сильно болит мой позвоночник и колени. Хотя удивляться тут было нечему. За все это время я вряд ли хоть раз сменил свою позу.
Вдруг дверь резко распахнулась, сильно стукнувшись об стену. Такой громкий и неожиданный звук дико напугал меня. Я бы даже вздрогнул, будь я в силах. Все, что я сделал, – отвернулся от слишком яркого света, бившего внутрь из коридора. Раздался уставший, но громкий голос Учителя, вибрацию которого я прекрасно ощущал всем своим телом:
– Как-то у тебя тут темно. До сих пор спишь? – сказав это, он беспощадно хлопнул по выключателю. Загорелась люстра, о которой я и понятия не имел. К моему удивлению, она была в силах осветить каждый уголок этой проклятой комнаты.
Какое-то время учитель молча стоял у входа, пытаясь понять, что здесь произошло. Лишних вопросов он не задавал. Его зоркий глаз и так все прекрасно видел.
– Хорошо, очень хорошо, – проговорил он про себя, приближаясь ко мне.
Учитель протянул мне руку, однако я не в силах был принять даже такой добрый жест. Тогда он просто поднял табурет вместе со мной.
– И что у тебя здесь? На какой такой шедевр ты потратил столько сил и времени, мой юный друг? – сказал он с ухмылкой.
Но как только Учитель взглянул на мою картину, выражение его лица сразу же изменилось. В его глазах, насколько это было возможно, читалось удивление и страх. Почувствовав свое превосходство, полностью позабыв о страхе перед ним, ухмыльнулся уже я.
– Этим рисунком я заслужил место среди ваших учеников?
Он молчал. Его распахнутые глаза медленно читали холст. Миллиметр за миллиметром он рассматривал каждую мелочь. Его настороженность вновь начала меня пугать. Это существо совершенно непонятное: он может казаться достаточно добрым, а может и одним взглядом сломать вашу психику. Мне вновь было неясно, что от него ожидать.
Подсчитав все листья на каждом дереве, он оторвал взгляд от картины, снял холст с мольберта и, ничего не сказав, пошел к выходу.
– Куда вы! – возмутился я и привстал, ухватившись за конец его плаща. – Вы не можете забрать ее!
– О! Еще как могу. Ведь она не твоя. Это не картина, это не искусство – это само совершенство, воплощение сада божьего на земле. Она никак не может быть написана таким бездарным мальцом, как ты! Ты получишь ее только в том случае, если докажешь мне, что в состоянии сделать что-то подобное. А сейчас я пойду в нашу галерею, сниму оттуда копии величайших картин, которые сделал один из лучших моих учеников, и оставлю там только это творение. Ни «Сад земных наслаждений», ни «Вавилонская башня», ни «Тайная вечеря» не заслуживают быть в одной комнате с ним, по крайней мере, их копии.
Он вырвал свой плащ из моих ослабевших рук. Сопротивляться я был не в силах. Мои колени подкосились – я свалился на пол. В моей памяти до сих пор стоит силуэт Учителя, уносящего самое дорогое мне творение. Я помню, как сидя на коленях беспомощно смотрел на его спину и на то, как он захлопнул дверь, так и не повернувшись в мою сторону. Ведь уносил он не мою картину, не холст, измалеванный краской, он уносил часть моего сердца. Рисовал я не для себя, а для картины, для того, чтобы она жила. Конечно, мне было бы плохо, не сделай я этого. Если бы я позволил тому образу исчезнуть бесследно, вероятно, я бы покончил с собой. Но несмотря на это, ведь думал я не только о себе и вкладывал сердце в каждый мой штрих. А он просто взял и беспощадно отнял у меня Ее! Единственное, о чем я тогда мечтал, – это в последний раз взглянуть на мою работу, хотя бы одним глазком, хотя бы секундочку. Не знаю, что бы мне это дало, но таково было мое искреннее желание.
Дверь закрылась. Вновь наступила тьма вокруг. Я лег на пол, закрыл глаза и в то же мгновение уснул.
Меня разбудили какие-то подозрительные стуки в дверь и чей-то громкий смех. Это явно был не Учитель, но тогда кто? С трудом я смог встать с кровати. Подойдя поближе, я услышал детский голос.
– Ты там? Эй! Иди к нам.
Я прислонился к двери. Отвечать ему мне как-то не хотелось. Тогда я почувствовал сильный голод и, кроме того, слабость. Из моего тела словно высосали все соки, все жизненные силы. Мне тяжело было стоять, а в глазах все темнело. Мне казалось, что внутри я пуст как пластиковая кукла.
– Я слышу, что ты там. Ответь! – продолжал звать меня мальчик. Да, голос явно принадлежал мальчику. Такой хриплый и грубый, даже слишком. Поэтому он и был мне противен с первых секунд. В нем не было ничего красивого: неотесанный, вульгарный. Я уже знал, кто стоит за дверью.
Тем временем моих сил для того, чтобы стоять, больше не было. Я оперся о дверь, скатился и сел. Непрекращающиеся стуки и мерзкий голос продолжали выводить меня из себя. Были бы у меня силы, я бы давно им ответил. Но сейчас я просто хотел остаться один. Когда-нибудь они все равно уйдут. С самого детства я знал, что все плохое рано или поздно кончается, – нужно лишь немного подождать. К моему большому сожалению, пока что никто оставлять меня не собирался. Люди за дверью закопошились, начали что-то бурно обсуждать между собой. Больше всех было слышно хриплого мальчика. Он грубо убеждал остальных в чем-то. Из-за толстой двери разобрать то, о чем они говорили, было практически невозможно. Единственное, что я понял, – Учителя сейчас нет на территории школы, но кто-то все равно его боялся. Вскоре они пришли к общему решению. Вновь раздался тот голос:
– Мы сейчас принесем ключ и откроем твою комнату. Готовься выйти из нее, – говорил он с большим задором, словно собирался вытащить меня из круга уныния в свой яркий и глупый мир.
Я оперся о свои колени, поднял тело и пошагал в сторону кровати. Кто просил его открывать мне дверь? Что им надо от меня? Я лишь хотел жить и писать свои картины. Почему на моем пути вечно что-то стоит. Почему мне указывают как и что делать? Я никому ничего не обещал, я никому ничего не должен.
Оставьте меня! Оставьте одного. Никто мне не нужен, я ничего не хочу. Прошу… Просто не подходите ко мне.
Я упал на кровать и сильно стукнул свою руку об угол кровати. Я разозлился еще больше. Даже не столько от боли, сколько от глупости моего действия. За дверью вновь послышались звуки. Кажется, они все-таки раздобыли ключ. Звук замочной скважины.
Раз…
Хочу, чтобы все люди в этом мире разом исчезли.
Два…
Вот было бы классно. Я бы выбрал себе комнату с самым лучшим видом из окна, принес бы туда гору красок, холстов, бумаги и кистей.
Три…
Может, когда я умру, бог воплотит мою мечту в реальность и создаст для меня мой личный мир, где буду я один.
– Ну привет. Мы тебя нашли.
Я обернулся. Передо мной стояла белокурая девочка с короткими, как у парня, волосами. Она была тощая, но достаточно высокая, уж точно выше меня. Ее лицо никак нельзя было назвать красивым, однако было в нем что-то чарующее и привлекательное. Словно сбежавшая из замка принцесса, давно позабывшая свои корни, жившая несколько лет в диких лесах, но до сих пор сохранившая утонченность души своей.
При всем моем мрачном состоянии я был сильно удивлен, когда понял, что это именно ее голос я слышал из-за двери. Даже учитывая, что она была старше меня на пару лет, в моей голове никак не укладывалось, как из таких милых губ могут выходить настолько неприятные звуки.
– Я же тебе сказала готовиться. Вставай, идем! – скомандовала она так, будто я ее подчиненный. Даже Учитель теперь казался мне не таким уж страшным.
Я не отвечал. Просто отвернулся и представил, что здесь никого нет. Выглядел я достаточно гордо, по крайней мере, в собственных глазах, однако ужасно боялся поплатиться за свои выходки. Все-таки теперь я в самом деле столкнулся лицом к лицу с безжалостной реальностью. И это вам не старшие, более-менее обладающие разумом, передо мной стоял самый жестокий тип людей – мои ровесники. Я часто наблюдал за ними из окна своего старого дома. Мне они всегда напоминали дворняг: трусливые, привыкшие подчиняться и идти только против слабого, без чести, без морали. Мне повезло быть в стороне от всего этого, и вот теперь я здесь. Я уже был готов отстаивать свое превосходство над ними, не отвечая на их провокации и при надобности скрывая слезы. Ведь нет ничего сильнее спокойствия. Однако, к моему огромному удивлению, вместо боли я почувствовал чье-то нежное прикосновение. Мою руку кто-то схватил и слабо потянул к себе. Я не стал сопротивляться и встал с кровати. Через секунду я уже в упор стоял перед лицом той самой девочки.
– Идем со мной, – попыталась сказать она с максимальной обворожительностью, но ее голос дрогнул и последнее слово было еле слышно. Она явно засмущалась, оказавшись так близко ко мне.
Наверное, в своей голове она уже нарисовала идеальную картину, как она впереди всех выводит меня за руку из этой мрачной комнаты. На деле же, все вокруг просто переглядывались между собой. Я успел получше разглядеть лица остальных детей. Всего их было двенадцать человек. Кажется, все они были старше меня. Их одежды почти ничем не отличались: мальчики ходили в черных рубашках с золотистыми пуговицами, а девочки носили серые длинные платья или юбки. Они выглядели достаточно дружелюбно и молча ждали что скажет их предводитель.
– Ну все. Идем в парк, – раздраженно бросила она. – Меня, кстати, Алиса зовут, очень приятно.
– Дима, – тихо ответил я, но она даже не смотрела в мою сторону.
– С остальными позже познакомишься. Сейчас не до этого. Старик вернется поздним вечером. Так что у нас примерно двенадцать часов. Надо все тебе показать, а то ведь он тебя отсюда еще не скоро выпустит. Чипсы хочешь?
Перед моим лицом оказалась открытая пачка с чипсами. В нос ударил сильный запах специй с беконом. Боль в животе дала о себе знать, и я жадно схватил целую горсть драгоценных хрустяшек.
– Бери все. Мне не жалко. Моих денег сейчас хватит, чтобы скупить целый магазин с ними.
От ее высокомерия мне стало противно, но отказаться от предложения я был не в силах. Зато ее чушь про покупку магазина я проигнорировал.
– Почему он держит меня в этой комнате? – спросил я с набитым ртом.
– Никто не знает зачем, но всех новичков туда отправляют. Кого-то на один день, кого-то на неделю. Смотря насколько Он заинтересован. В тебе он разглядел что-то особенное, – она сделала паузу, осмотрела меня с ног до головы и спустя пару секунд с отвращением добавила, – хотя старый, похоже, сбрендил. Что он в тебе нашел – непонятно. Обычно нас знакомят с новенькими, им устраивают прием, на стол накрывают что-нибудь вкусное. Когда явился ты, нам приказали молча спрятаться по своим комнатам и не высовываться до тех пор, пока он не скажет выходить. Таким мрачным его не часто увидишь. Даже я боялась ему хоть слово против сказать.
Тем временем мои скудные запасы еды истощились, а голод только продолжал усиливаться.
– А есть у вас что-то кроме чипсов? Очень хочу есть, – сказал я, немного смущаясь.
– Тебе разве завтрак не приносили? Еду по комнатам разносит домработница. Такое же непонятное существо, как и Учитель. Лучше с ней не сталкиваться. Думаю, сейчас она подстригает сад или очищает дорожки после вчерашнего дождя. Пойдем на кухню, накормим тебя, – в ее глазах заиграла жизнь. Эта девочка настолько была наполнена энергией, что в буквальном смысле сочилась ею, перекрашивая все вокруг в яркие цвета.
Я улыбнулся, меня вновь схватили за руку и повели куда-то. На этот раз она старалась не смотреть в мои глаза.
Кухня выглядела достаточно странно. Она никак не вписывалась в мрачную картину всего дома и почти вся была уставлена белыми предметами: начиная от холодильника, заканчивая мусорным ведром. Места здесь было неоправданно много, учитывая, что готовит всю еду лишь одна женщина. Ей ни к чему такое количество плит, сковородок и остальных приборов. Наверное, при постройке рассчитывали на целую команду поваров, но что-то пошло не так.
– Ну как? Не ожидал такого? – словно чем-то гордясь, воскликнула Алиса. – Здесь царство совершенно другого монстра. Нам строго запрещено заходить сюда. Наверное, для того, чтобы мы не были в курсе о существовании белого цвета. Хотя к черту правила, мы живем в свободе. За каждый запрет в нашу сторону мы платим еще большим неподчинением.
Она рассмеялась и посмотрела на меня. Мое почти безэмоциональное лицо ей явно пришлось не по душе.
– Хватай что захочешь и бежим отсюда, – сказала она сухо. – Только не слишком много. Лучше возьми всего по чуть-чуть, чтобы не было заметно, что что-то украли. И ставь все на свое место. Поверь, лучше ярость учителя, чем гнев этой старушки.
После ее слов все мы начали рыскать в поисках еды. В холодильнике было чем поживиться, но он был тут один, так что сначала туда пропустили Алису, а потом пошли все остальные. Мне к нему было не добраться. В каком-то ящике мне удалось найти пачку с печеньем и кусок хлеба. Один из парней сжалился надо мной и поделился ломтиком колбасы. Малейший шорох из-за двери вызывал у всех настоящую панику, так что спустя пару минут мы с набитыми карманами и бурлящей кровью уже были далеко от этого жуткого места.
– Нет ничего вкуснее, чем украденная еда, – сказала Алиса, – а в нашем убежище она станет еще лучше. Так что идем туда.
На всякий случай на разведку был послан один из нас. Он выследил местонахождение злой домработницы и подсчитал примерное время, через которое она будет достаточно далеко от дороги в убежище, чтобы мы могли пройти туда незамеченными.
– Отличная работа, Хадзимэ. Не зря в тебе течет кровь ниндзя, – рассмеялся наш командир.
Однако такая похвала обидела юного разведчика. Тогда Алиса положила свою руку ему на плечо и железным голосом добавила:
– Я сказала, что ты хорошо потрудился, друг мой. Если будешь так реагировать на бессмысленные шутки, то можешь идти отсюда.
Все притихли. Мы молча ждали пока пройдет десять минут. Даже мне было неловко. Я думал, что такого обращения к себе я бы не потерпел и просто ушел бы отсюда. Мне стало интересно, что держит всех этих людей вокруг какой-то высокомерной девчонки. Ведь в ней не было ничего пугающего, и даже тот грубый голос не вызывал сильного страха. Вряд ли она обладала силой справиться с парнями. На вид она была очень хрупкая. Так почему же тот ловкий маленький японец молча стерпел ее грубый тон? А почему я до сих пор был с ними? Как я вообще оказался вне комнаты? Тогда я уже не мог этого припомнить.