Бери не силой, а увещеванием.
Самаркандский медицинский институт. В кабинете декана факультета постоянно много народу. Обстановка деловая. Сколько людей, столько и проблем, как минимум. На деле оказывается, что проблем больше, чем посетителей. Это из-за того, что беда не приходит одна и над каждым посетителем деканата висит неудачное стечение обстоятельств. Раз пропустил студент занятия, значит, на то была серьезная причина. Вот уже две проблемы. Пока не отработает пропуски, нельзя рассчитывать ни на завершение цикла, ни на стипендию. Поэтому по каждому эпизоду пропуска студент посещает деканат. На самом деле, думал в это время декан, решение проблемы пропусков занятий элементарное: нужно всего лишь сделать отработки платными, как в одном из Российских экспериментов, например.
Вот в такой оживленный и насыщенный гениальной идеей момент в кабинет декана зашла, протискиваясь боком в дверной проем, одетая как челюскинцы родительница. Родителей студентов приходится иногда приглашать в деканат, потому что студенты, даже если у них самих уже есть дети, продолжают оставаться детьми. Иногородние студенты в абсолютном большинстве не приспособлены к условиям, резко отличающимся от домашних, по крайней мере, первые год-два после зачисления. Студенты, просыпающие занятия по утрам из-за того, что на съемной квартире рано никто не разбудит, завтрак не приготовит, нуждались в серьезной социальной поддержке со стороны тех, кто воспитал их такими неприспособленными к самостоятельности. Показалось декану, что это очередная (хотя из-за того, что протискивается без стука и разрешения, скорее «внеочередная») родительница одного из его студентов.
Но перед ним предстала его однокурсница, Сонька Жабатулина. Встреча была весьма неожиданной и радостной. Основная причина такой неожиданности – с тех пор, когда они виделись в последний раз, прошло уже лет пятнадцать. Тогда она, поссорившись с многими в родном городе, рванула в Россию. Прошло столько лет. В голове декана промелькнул ее поступок, совершенный много лет назад перед самым отъездом. Вела она тогда как инфекционист амбулаторную карту его сына, перенесшего гепатит. Внезапно Жабатулина исчезла, и амбулаторная карточка его сына пропала вместе с нею. Восстановление дубликата карточки было долгим, пришлось ходить по кабинетам. Поликлиническим врачам понадобилось изрядно покопаться в регистрационных журналах, чтобы восстановить все сведения о прививках и результатах обследования.
Время стирает из памяти все отрицательные моменты жизни. Так было и с переживаниями декана по поводу небрежного отношения Соньки Жабатулиной к карточке его ребенка и, что намного серьезнее, к его здоровью.
Однокурсница отыгралась, вероятно, за то, что с ней не расплатились за ее так называемые услуги. Хотя на самом деле это было ее прямой обязанностью, за которую она вовремя и аккуратно получала зарплату. Привыкла она не только к неотработанной зарплате, но и к мздоимству. Это был «механизм» ее собственного изобретения.
Как же можно представить себе, чтобы один врач совал в карман другому врачу, тем более своей однокурснице, деньги за оформление выписки из истории болезни? Выписку, которую она должна была в окончательном варианте со всеми рекомендациями выдать на руки родителям. Декан быстро переключил внимание на уважаемую гостью, отогнав промелькнувшие мимолетно воспоминания, как назойливую муху. Попытались обняться, как это принято после долгой разлуки, но обхватить ее было невозможно. Раздобрела, заматерела, да и пальто, застегнутое на все пуговицы, предательски выдавало ее крупный живот, хотя по резкости ее движений и нельзя было сказать, что это живот беременной женщины. Время поработало над ней. С хрупкой и нежной Сонькой произошли страшные метаморфозы. Секретарша без слов поняла, что пора заваривать чай или готовить кофе; ожидались бурные восторженные экскурсы в прошлое со сравнениями и умилениями, разговоры о внуках.
Приехала, как выяснилось, Жабатулина в теперь уже не родной ей город почти три недели назад, на поминки матери в роли знатной иностранки, россиянки. Она решила совместить неприятное с полезным не только в общем смысле, но и в личном тоже. Во что бы то ни стало ей нужно было найти и уговорить любой ценой, всеми правдами и неправдами кого-нибудь из молодых специалистов поехать с ней или хотя бы приехать чуть позже к ней в Н-ск на работу, на должность неонатолога родильного дома. Вакансии были давнишние.
В Самарканде после серии безуспешных предложений с обещаниями заманчивых перспектив, после череды отказов, когда время уже поджимало и заканчивался отпуск за свой счет, Соня Жабатулина решила сыграть ва-банк. Открытым текстом ни один из тех многих коллег, кого она пыталась заманить, не говорил ей, что с кем угодно, на что угодно и куда угодно могут поехать, но только не с ней.
Никто не решался согласиться, как будто это не вакантные рабочие места, а амбразура дзота. В городе Н-ске и прилежащих к нему районах таких, как Александр Матросов, не находилось, никто не решался на такой подвиг. Все знали, что конец будет по известному сценарию и даже без посмертных наград.
Хотя и много лет прошло с тех пор, были еще в памяти сокурсников ее скандальные истории, в которых остались виноваты все, кроме нее. Все специалисты – неучи, и только она могла поставить правильный диагноз, только она могла установить подключичный катетер и сделать все как положено.
Соньке надо уговорить так, чтобы можно было припахать кого-нибудь, а самой пожить припеваючи, заведуя отделением и выгодно ведая теми позициями, которые служат источником нетрудовых доходов. К ним она шла долго и упорно, и через трупики новорожденных тоже. Ей нравилось быть единовластной хозяйкой, которую вызывают на работу в любое время дня и ночи, как девочку по вызову. Однако все тяжелее и тяжелее с каждым годом становилось вставать по ночам и приезжать в роддом на роды с осложнениями или кесарево сечение, особенно после продолжительных вечерних застолий. За это она ненавидела акушеров-гинекологов: их много, а она одна на всех. Эмоциональное вырождение, как коррозия, разъедало ее, однако заметить это можно было только со стороны и только человеку новому. Не желая терпеть выпады с ее стороны за «необоснованные» вызовы из дому, дежурные акушеры-гинекологи старались обходиться без нее. Положение у них незавидное, как между молотом и наковальней. Может нагрубить за то, что вызвали, но может выговорить и за то, что не вызвали.
А сейчас про игру ва-банк…
Из уст Жабатулиной речь шла о хорошей зарплате, ключах от четырехкомнатной квартиры в новом доме, как только будет оформлен прием на работу. Четыре комнаты будут у тебя, уверенно соврала она декану факультета, ссылаясь на то, что дети разнополые, и тебе, как доктору наук, положена расширенная жилплощадь. Пришлось ее поправить, сказав, что еще до защиты докторской надо поработать и необязательно всем быть докторами наук. Было тут же отпарировано, что в России защититься тебе будет легче. Лишь бы диссертация была на русском. Пропустят любые шизобредни. От шизобредней стало декану не по себе, потому что тема, над которой он увлеченно работал, очень актуальная и настолько новая, что еще даже не решился вопрос с дисциплиной, по которой предстоит эта защита. Работа посвящена защите прав пациентов. Таких исследований еще не было, а если и были, то не так уж и много. «Шизобредни» применительно к его работе переносятся им тяжелее, чем, например, публичная пощечина. Однако, сделав скидку на отдаленность Жабатулиной от научной деятельности как во времени, так и в пространстве, декан снисходительно отнесся к пренебрежительному и дилетантскому отношению к медицинской науке.
Вначале было все корректно, коллегиально и дружелюбно. Вежливо, учтиво. Дело в том, что кроме не очень престижных видов работ, есть еще профессии, в которых в России не хватает специалистов. В глубинку никто ехать не хочет. Даже если жилплощадь предоставляется. Да какая там глубинка? Город ведь цивилизованный, промышленный. Врачей не хватает. Работать некому. Дежурить некому. Вот и вышла из этой ситуации наша предприимчивая особа…