Одно из самых трудных испытаний на земле заключается в том, чтобы подняться выше мертвых систем – войн, религий, наций, разрушений, – отказаться быть их частью, а вместо этого выразить свое высшее «Я».
Дорогой читатель! Я рассчитываю, что ты прочитал первую часть настоящей трилогии, в которой говорится о связи здоровья людей и их мировоззрения, поступков и мыслей. Я убедился в существовании такой связи экспериментально через практику бесконтактного лечения больных людей. Но можно и на внешний авторитет сослаться. Читаю у Льва Толстого в «Круге чтения»[1]:
Легенда о падении человека – о грехе и об искуплении от страданий и смерти – есть только образное утверждение связи страданий и грехов.
В другом месте этой же книги сказано совсем в лоб:
Если связь между нашими страданиями и нашими грехами и не видна нам, связь эта все же существует.
Поверь, пожалуйста, в этом вопросе Льву Толстому и мне. Это пойдет тебе на пользу.
Часть вторая посвящена исследованию коллектива людей – человеческому обществу, или человейнику, как остроумно выразился А. Зиновьев[2]. Конечно, я буду пользоваться наработками первой части. Но если ты начал читать именно с этих строк, то не беда, при случае советую прочитать предыдущее, а я периодически буду возвращаться назад и повторять самое главное.
Часть первая закончилась некоторыми выводами, к которым я пришел, подводя итог прожитому. Не так важно, что в конце своей творческой жизни физика-экспериментатора я по-настоящему реализовал себя как экстрасенс. Мы все в той или иной степени экстрасенсы, даже те, кому по должности полагается восклицать при встрече с ними: «Чур меня!» Всю жизнь меня интересовал мир в целом, я его исследовал с разных сторон и пришел к определенным выводам. Итак, выпишу те из них, что имеют прямое отношение к тематике второй части – человейнику.
✓ Бог есть.
✓ Остерегайся попасть в любое стадо, потому что коллективный эгоизм опасен незаметным отключением совести.
✓ Совесть индивидуальна. Коллективной совести не бывает.
✓ Совесть – это тот язык, на котором с тобой разговаривает Бог. Совесть помогает тебе совершать правильные поступки и делать правильные выводы из неправильных поступков.
✓ Смыслом жизни является этическое обучение на материале жизненных поступков.
Теперь я позволю себе маленький комментарий к сказанному. Если есть Бог, то жизнь не кончается смертью, смерть – это всего лишь рубеж, переход из одного класса учебы в другой. Конечной целью учебы является достижение божественного этического совершенства каждой отдельной монадой человеческого духа. Нашим индивидуальным Учителем на этом пути является Бог. Главный предмет обучения – этика поведения по отношению к другим людям. Тренажер для практических занятий – человеческое общество, тот самый человейник. Самая большая опасность – перепутать Истину Учителя и истину недальновидного человейника.
Я прожил достаточно долгую жизнь. Участвовал в похоронах Сталина, работал на целине во времена Хрущёва, тосковал о свободе во времена Брежнева… Менялись вожди, менялись настроения в обществе, и при каждой «перемене блюд» человейник требовал от меня поддержки его текущих, сиюминутных, несомненно «самых передовых» взглядов, которые тасовались, как карты в колоде. Сегодня в фаворе «тройка, семерка, туз», а завтра неожиданно выскочит «пиковая дама». Со временем я понял, что уступать давлению общества нельзя, если ты работаешь на будущее. Если уступишь, это потеря лица, это отказ от Бога. Надо стараться следовать тихому голосу своей совести, поскольку голос совести – это и есть поддерживающий и направляющий голос Бога-Учителя. А так как Учитель для каждого из нас находит свой особый язык, то и совесть индивидуальна. Отсюда не бывает групповой, семейной, национальной и т. д. совести.
В современном глубоко атеистическом человейнике западного или восточного образца – не так важно – нас все время стремятся построить в колонны, которыми легко управлять. И еще крайне желательно, чтобы ты добровольно отказался от свободы выбора, перестал откликаться на голос совести, чтобы упрощенные истины, рассчитанные на самый нетребовательный интеллектуальный уровень, вполне удовлетворили твое сердце и ум. Свод этих упрощенных истин называется идеологией данного общества. Вера в истинность идеологии и вера в Бога несовместимы. Воспользуемся еще раз словами Льва Толстого, очень простыми и мудрыми:
В нашем мире истинная вера большей частью заменена общественным мнением: люди верят не в Бога, а в то, чему учат люди.
Отказавшись от самостоятельности, ты отказываешься от Бога. А Он, как известно, ревнив. Постепенно ты перестаешь получать подлинно новую информацию – она ведь от Бога приходит. И если таких отступников в обществе становится много, то загнивание человейника неизбежно. Оно видно невооруженным глазом. И мы поговорим о проявлениях и последствиях этого загнивания.
Вот вкратце темы, которые будут затронуты во второй части.
Если религия – это опиум, то атеизм – газовая камера.
Мы не выйдем на путь, ведущий к пониманию смысла собственной или чужой жизни, если в бесконечных рассуждениях на эту тему не поднимемся над материальными обстоятельствами, если не будем рассматривать материальный мир как декорации, на фоне которых разыгрывается таинственный спектакль, в котором и надо искать смысл.
Тело человека, индивидуальное сочетание его атомов, не составляет сути человека хотя бы потому, что за время человеческой жизни его атомы и молекулы неоднократно обновляются, а само тело подвергается возрастным изменениям. В материальном смысле человек является не замкнутой системой, как нам кажется, а открытой, потому что он дышит, ест, пьет и делает обратные процедуры, взаимодействуя при этом с окружающей средой. Без среды обитания он жить не может. Тогда что же есть человек? Информационная структура, которая обладает свойством упорядочения атомов и саморегенерации своей материальной основы соответственно какому-то таинственному чертежу? Да, это одно из важнейших общих свойств жизни и человека в частности. Тогда смерть – это, в том числе, сбой информационной системы регенерации. Потом, как последствие этого сбоя, наступает смерть тела, органы которого перестают обновляться. В этом качественное отличие человека, кошки, таракана от самого совершенного компьютера или автомобиля. Если на минуточку задуматься, то мы поймем, точнее, почувствуем, что слова «смерть», а также «рождение» в прямом смысле мы используем только в отношении живых существ, а по отношению к неживой материи они приобретают уже переносный смысл. Сложно объяснить это словами, но интуитивно, инстинктивно понятно, что это именно так. Поэтому нам вряд ли придет в голову сказать: «Мой принтер родился 5 апреля 2007 года», а про ребенка иначе и не скажешь.
Раз уж зашел разговор о смерти и рождении, то замечу: таинство рождения труднее для понимания таинства смерти. В самом деле, есть взрослый человек, есть его личность. Человек умер. Что происходит с его личностью? Она безвозвратно теряется (материализм) или сохраняется каким-то образом (идеализм)? Да или нет? Все просто. С рождением все гораздо сложнее. Откуда эта личность берется и в какой момент? Ясно, что, когда пуповина перерезается, можно сказать: возникла новенькая система самообновления, и назад дороги нет. А что было до того? Между моментом оплодотворения и моментом рождения? Можно ли маму заменить пробиркой, а события до рождения рассматривать как простую последовательность химических реакций? Конечно, нет! В рамках очень сложной информационной структуры – мамы – происходит зарождение новой самообновляющейся структуры – ребенка, и какое-то время мама пашет за двоих, постепенно передоверяя ребенку права на самоуправление. Не получится вырастить ребенка в пробирке, поскольку там отсутствует взрослая, сложившаяся структура, управляющая становлением ребенка, – мама.
Таинство жизни в том, что человек может создать новую жизнь только внутри старой, образно говоря, «методом прикуривания сигареты от сигареты». У нас нет спичек или зажигалки для розжига нового огня. Они нам не доверены. Поэтому отсутствие смерти духа очень тесно связано с отсутствием и его рождения. А кто же тогда мы? Странники, командировочные, студенты на практике?
Итак, главное – это информационная структура… Но информационная структура проявляет себя при взаимодействии с другой информационной структурой. Поэтому отдельно взятого человека можно познать только при его взаимодействии с другими информационными системами.
Рассмотрим следующий вспомогательный вопрос: может ли компьютер познать человека? И, наоборот, может ли человек познать компьютер? Общий ответ выглядит так. Структурно более простая система в принципе не может познать более сложную. Это происходит по следующей причине. Познающая система должна загрузить в свою память подробное описание познаваемой системы – создать адекватную модель – и сама при этом не пострадать и сохранить работоспособность. Загрузив модель, она может произвести над ней множество мысленных экспериментов и, в конце концов, получить ответы на все вопросы. Но если познаваемый объект структурно очень сложен, то памяти познающей системы может не хватить для загрузки полной модели познаваемого объекта. Поэтому полученные выводы будут неточными, будут соответствовать модели неадекватной, приблизительной. Значит, современный компьютер не может познать человека, поскольку человек структурно неизмеримо сложнее современного компьютера.
А может ли человек познать другого человека? Ответ очевиден: не может, поскольку они структурно одного уровня. А человек с помощью компьютера? И с помощью компьютера не может, поскольку модель структуры человека ни в какую компьютерную память не влезет. Зададим еще один вопрос – в педагогических целях. Ответ-то очевиден. Может ли человек познать свойства своего народа или даже человечества в целом? Конечно, не может: памяти у него не хватит, и никакой компьютер ему не поможет – кишка тонка. Что же получается, раз невозможно познание другого человека и самопознание (я об этом не написал, но это очевидно: в собственную память нельзя загрузить себя, любимого, да еще с собственной памятью – места не хватит), а также познание человеческого общества, то вопрос о смысле жизни является нерешаемым? Вывод совершенно правильный: если нет Разума более высокого уровня, который может разместить в своей необъятной памяти не только структуру отдельного человека, но и человечества в целом. Ответ на вопрос о смысле жизни можно получить в виде подсказки со стороны Разума более высокого уровня. А кто доказал, что Разума более высокого уровня нет? Идеология, которая нас просто обдуряет. И западная, и советская[3]. Но про идеологию мы обстоятельно поговорим в третьей главе, а сейчас вернемся к человеку.
Анализ, который я провел, был упрощенным. Я не учитывал очень важных факторов. Человек обладает самооценкой, свободой выбора и волей к совершению этого выбора. Человек уникален. Компьютер такими качествами не обладает. И не известно, что надо сделать, чтобы наполнить компьютер нашими человеческими качествами, поскольку всякое программирование – это просто имитация человеческих качеств в отдельных частных случаях. Мы можем создавать программируемые автоматы (автопилот, скажем, или умные тренажеры для летчиков или операторов атомных станций), но мы не научились искусству создавать простейшее живое существо – хотя бы амебу. Многочисленные попытки в этом направлении всегда оканчивались провалом. Более того, мы понятия не имеем, содержатся ли человеческие атрибуты: самоосознание, свобода выбора, воля, память и т. д. – в неповторимой комбинации атомов тела, или существуют какие-то особые субстанции вне тела человека, на которых «прописана» личность человека. Если есть такая субстанция, то мы утверждаем фактически, что существует Бог как более высокий, нематериальный уровень хранения, переработки и использования информации.
Таким образом, возможны два взгляда на мир, один из которых материалистический. В очень неглупой во многих других отношениях книге А. Зиновьева «Идеология партии будущего», на которую в дальнейшем я буду неоднократно ссылаться, по интересующему нас в настоящий момент вопросу сказано:
Хотя человечество добилось баснословных успехов в познании бытия, до сих пор живет и даже преобладает взгляд на человеческое сознание как на особую идеальную (нематериальную) субстанцию, принципиально отличную от субстанции материальной (вещной). Это разделение духа и материи и лишение духа материальности из религии перешло в идеалистическую философию (или наоборот?), а из идеалистической философии – в «перевернутом» виде в философский материализм. На самом деле сознание людей (мышление, дух) есть явление не менее материальное, чем прочие явления живой и неживой природы. Никакой бестелесной (нематериальной, идеальной) субстанции вообще не существует. Сознание есть состояние и деятельность мозга человека со связанной с ним нервной системой. Идеи (мысли) суть состояния клеток мозга и комплексы вполне материальных знаков.
Сказано вполне определенно и однозначно: никакой нематериальной субстанции не существует. И вместе с тем, через пару абзацев А. Зиновьев (всемирно известный логик по основной профессии!) утверждает следующее:
Будем называть сознательным такое действие (поступок) человека, когда человек до совершения этого действия имеет в сознании цель действия, то есть осознает, в чем именно должно заключаться действие, и рассчитывает на определенный результат действия.
То есть человек, который есть всего лишь (так выходит по А. Зиновьеву) совокупность атомов, может совершать сознательные действия. Тогда что такое сознание и почему его нет у тоже состоящего из атомов придорожного булыжника или у компьютеров, на которых А. Зиновьев и я набирали тексты своих книг? Как прикажете понимать данную ситуацию? Если мысли, решения и другие проявления сознания есть (опять же так выходит по А. Зиновьеву) всего лишь изменение взаиморасположения атомов человеческого тела, то рано или поздно науки о таких перемещениях – химия и физика – научатся изменять это взаиморасположение с помощью приборов и реактивов, и свобода выбора у человека пропадет совсем? Он превратится в автомат, и одновременно с таким горестным превращением рухнет и вся человеческая культура, поскольку она предполагает свободу выбора у человека и его ответственность за этот выбор. И занятно, что А. Зиновьева, по всей видимости, это не удручает, как и то, что он, получается, сам – автомат. Ну и ну!
Теперь рассмотрим другой взгляд, более обещающий, как мне кажется. Существуют два мира – материальный и тонкоматериальный. Тонкоматериальный мир – управляющий, материальный мир – ведомый. Атомы – в материальном мире, управление ими и заодно человеческое сознание – в мире тонкоматериальном. Там же и Причина всего – нематериальный Творец. Мир материальный и тонкоматериальный составляют единство. Почему бы и нет?
За последние два-три десятка лет наука квантовая механика экспериментально и теоретически показала, что предположение о существовании тонкоматериального мира подтверждается[4].
И если раньше существование Бога было главным пунктом, так сказать, «религиозной» веры, то теперь вера подкрепляется знанием.Не преувеличивая, полагаю, что взаимопроникновение науки и религий будет поворотным пунктом дальнейшего развития человечества. Давайте одним глазком заглянем в будущее. Если все вышеизложенное верно, то именно от Бога мы получим понимание смысла жизни и конкретные указания, как себя вести. И это знание сможет получить каждый в отдельности, что, в свою очередь, радикально изменит порядки в нашем обществе. Станет невозможным манипулировать людьми, поскольку каждому, кто осмелится попросить, откроется доступ к истине. Потеряет свою силу и власть над людьми идеологический пресс, который пригибает всех нас к земле и не дает свободно дышать. Поменяется и роль церкви. Если раньше она выступала монопольным посредником между Богом и людьми, то при развитии индивидуальных каналов общения «Бог – конкретный человек» церковь должна будет сосредоточиться на оказании консультационной помощи каждому верующему по отдельности. И стоит в данном случае прислушаться к мысли мудрого Канта.
Тогда только можно будет с полным основанием сказать, что пришло к нам Царствие Божие, когда открыто признана будет необходимость перехода церковной веры во всеобщую разумную религию.
В наше время на основе достижений квантовой механики открылся научный путь к единому Богу и возникли предпосылки для перехода, о котором мечтал Кант. И еще можно прочитать у Канта и такое:
Царство Божие на земле – это конечная цель и желание человечества («Да приидет царствие Твое»). Христос приблизил к нам это Царство, но люди не поняли его и воздвигли у нас царство попов, а не Царство Бога.
Однако все эти новые возможности могут не реализоваться из-за инерции общества и недоверия к необычному. Поучительны в этом смысле события, происходившие в России перед тем, как грянула Октябрьская революция и Российская империя перестала существовать.
Ты, читатель, можешь подумать поначалу, что я отвлекся. Это не совсем так. Чтобы мои духовные выводы, ради которых я эти рассказы затеял, не показались тебе произвольными, я решил сначала дать историческую канву в том виде, к которому я и мое поколение привыкли. Просто когда я был мальчиком и впервые прочитал воспоминания про Цусиму и Порт-Артур, некоторые из мемуаристов были еще живы и даже дееспособны. А пока живы участники событий, история еще складывается. Но для тебя, мой молодой читатель, история русско-японской войны уже отлилась в окончательную форму. И кто знает, в какую именно?
В отличие от тех, кто с придыханием произносит утратившее ныне смысл словосочетание «Российская империя», я полагаю, что дела в ней шли плохо, и конец оказался закономерным. Нынешние апологеты Империи не хотят принимать во внимание факты, которые были очевидны для большинства современников. Эпоха Николая I закончилась поражением в Крымской войне и смертью самодержца. Николаевская эпоха в чем-то напоминала переживаемую нами. Николай I навел максимальный порядок, не трогая патриархальных устоев. Крымская война неожиданно показала слабость России. И это после разгрома Наполеона, после появления русских казаков в Париже! Надо было срочно что-то делать. Отменять крепостное право? Давно пора, многие понимали необходимость этого. А кого поставить в деревне на место единоначальника-барина? Превратить крестьянскую общину в колхоз во главе с председателем-помещиком? Почему-то данный вариант не приходил в голову. И как обеспечить прожиточный минимум бывшим барам? Тоже проблема. Словом, России требовался не косметический, а капитальный ремонт всего государственного устройства. Император Александр II со многими опасениями и колебаниями встал на путь создания нового общества европейского типа. У него было очень сложное положение: его не поддерживали «старосветские помещики» – столбовое дворянство, – с одной стороны, и леваки-разночинцы – с другой. Крепостное право было отменено, но царя-освободителя угрохали. Убийство Александра II автоматически привело к задержке намеченного реформирования страны. Может, все бы и обошлось как-то, устроилось бы, но Александр III – сильная личность – неожиданно умер в расцвете сил, и трон в стране с застарелыми византийскими традициями занял Николай II, который в качестве авторитарного руководителя совершенно не смотрелся.
Во время его коронации в Москве случилась Ходынская трагедия, которая многими современниками рассматривалась как грозное предупреждение о грядущем крахе. Но первый страшный удар по престижу императора и самодержавию в целом нанесло скандальное поражение России в русско-японской войне. Почему я назвал поражение скандальным? Во-первых, война исходно была непопулярной в обществе. Она возникла на пустом месте и, как тогда говорили, из-за алчности царедворцев, не поделивших какие-то концессии в Корее с японцами. Во-вторых, она продемонстрировала вопиющее отставание России в воинской науке даже по сравнению с выскочкой-Японией. Мы ухитрились проиграть с «сухим счетом» и сухопутные, и морские сражения. Например, в Цусимском морском сражении японцы меткой стрельбой с дальней дистанции утопили четыре из пяти новейших броненосцев российского флота, а пятый – броненосец «Орел» – с разрушенной артиллерией и огромными пробоинами в борту, который чудом держался на плаву, был приведен в японский порт под японским же флагом. Когда пленные русские моряки «Орла» увидели сразу после боя в том же порту вражеский флагман – броненосец «Микаса», который был одного класса с «Орлом», – то они не поверили своим глазам. Он был как новенький, без каких-либо видимых повреждений. Однако именно по нему во время сражения, согласно приказу командующего адмирала Рожественского, палила вся русская эскадра. Либо мы очень плохо стреляли, либо у нас были никуда не годные снаряды. Позднее выяснилось, что сработала и та причина, и другая. Короче говоря, война при посредничестве США окончилась подписанием унизительного для России Портсмутского мира, итоги которого были аннулированы только в 1945 году. Да тут еще недалекие охранители устроили 9 января массовое побоище рабочих на Дворцовой площади. Короче говоря, дорога для революции 1905 года оказалась открытой.
Эта революция была подавлена, но послужила хорошей школой для будущих вождей Октябрьского переворота, для Троцкого, например, который уже тогда показал себя способным руководителем масс. А проблемы, унаследованные от многовекового крепостного рабства, не решались. Иногда даже усугублялись. Вспомним разгон митинга 18 октября 1905 года.
17 октября 1905 года император Николай II издал Манифест с обещанием политических реформ и гражданских свобод. А на следующий день, 18 октября, состоялся митинг студентов и преподавателей у Технологического института в Петербурге. Митинг был разогнан полицией и эскадроном конной гвардии. Некоторые демонстранты были ранены. Среди них – молодой приват-доцент, историк, будущий советский академик Е. В. Тарле (впоследствии автор популярных книг о Наполеоне и Талейране). Либеральные противники самодержавия быстренько отпечатали в частной типографии значительным тиражом почтовую открытку с фотографией Тарле на больничной койке с перебинтованной головой. Из Петербурга открытка через почту распространилась по всей России. Ранение приват-доцента, конечно, не шло ни в какое сравнение с январским Кровавым воскресеньем, но подрывало доверие к новому Манифесту. Судя по воспоминаниям царского премьер-министра С. Ю. Витте, эта почтовая открытка сыграла свою роль в усилении антиправительственных настроений в обществе и доставила немало тревожных минут правительству.
Но главное было, конечно, в другом. Произошла девальвация национальной идеи, что русский народ – народ-богоносец во главе с царем – помазанником Божиим. До тех пор, пока народ благосклонно воспринимал эту идею, он в какой-то мере мог свысока смотреть на Европу. Народ убедили в его великой исторической миссии. На Западе был Папа Римский в качестве заместителя Бога на земле, но это в глазах русского мужика было величайшей ошибкой. Великий государь московский во главе православного воинства – вот истинный наместник Бога на земле. Эта легенда начала трещать после Крымской войны и окончательно рухнула в начале XX века как одно из последствий неоправданного участия в двух нелепых войнах. Об одной, японской, мы уже поговорили. О другой, еще более кровавой и нелепой, – германской – речь пойдет сейчас.
У Окуджавы есть замечательная песня. А в ней – такие печальные строки:
Война привела к крушению самодержавия. Ирония истории состоит в том, что конфликта с немцами у нас не было. Более того, именно кайзер Вильгельм совсем недавно оказывал действенную военную помощь своему царственному родственнику – Ники – во время русско-японской войны. Если бы немецкая угольная компания Гинзбурга не снабжала постоянно эскадру Рожественского топливом, та не подверглась бы разгрому в Цусимском проливе просто потому, что, в отсутствии угля, выйдя из Кронштадта, застряла бы где-нибудь в Ла-Манше. А уголь продавать нам никто не хотел. Англия открыто помогала Японии, Франция держала нейтралитет. Так что Германия в русско-японской войне была единственным нашим союзником.
Почему же мы стали воевать против Германии? Потому что ее союзницей была Австро-Венгрия, и последняя поссорилась с Сербией. А Сербия – это славяне, Сербия – это Балканы, а на Балканах мы давно хотели укрепиться… Русско-турецкая война на Балканах была при Александре III. Ее мы ухитрились не проиграть, но хотелось бы большего… Стамбул раньше назывался Константинополем – столица христианской Византии, как-никак, – но это в прошлом, а теперь там – турки, и выйти нашему флоту из Черного моря в Средиземное можно было только с их разрешения[6], а это очень обидно.
Как эти «дарданелльские» тонкости объяснить малограмотному русскому мужику, который уже с Порт-Артура, Мукдена и Цусимы перестал доверять своему Царю-батюшке, его царедворцам и его духовенству? А то, что мужик в России в то время был малограмотен и имел сознание крепостного, замечательно иллюстрирует отрывок из воспоминаний А. С. Новикова-Прибоя о Цусимском сражении, участником которого писатель был (он тогда служил младшим унтер-офицером на броненосце «Орел», чудом уцелевшем после сражения). Вот как Новиков-Прибой описывает свой отпуск в родной тамбовской деревне, который случился за два года до начала русско-японской войны.
…И сыпались бесконечные вопросы: широкое ли море, какова его глубина, видел ли я в нем трех китов, на которых держится земля, какой величины корабль, на котором я плавал. Я объяснял им, а они изумленно восклицали:
– Ой, ой! Месяц надо плыть до берега!
– Вся колокольня наша может утонуть! Ух!
– Эх, вот так корабль! Все село наше может забрать!
А моя мать помолодела от радости. Она каждый день наряжалась в платье, в котором ходила только в церковь… Но больше всего меня удивило ее обращение со мной на «вы». Я протестовал против этого, но она отмахивалась руками:
– Нет, нет, Алеша, и не говорите. Я ведь все правила знаю побольше, чем здешние женщины. А вы теперь вон какой стали. Ни в одном селе такого нет.
Она думала, что я нахожусь в очень больших чинах, и я никак не мог разубедить ее в этом.
Много в этих воспоминаниях и других любопытных деталей. Так, Новиков-Прибой пишет, что когда его самого в Кронштадте впервые отпустили из казармы в увольнение, то он встал «во фронт» перед швейцаром морского собрания, приняв его ливрею за мундир какого-то сверхадмирала… А при входе в городской сад висело объявление: «Нижним чинам и собакам вход воспрещен».
Несложно представить, что натворит такой парень, когда отчетливо поймет, что царь его «кинул», что его как барана ведут на бойню за господские интересы, что эскадра к бою не готова и никогда не будет готова – таковы порядки в государстве (а представителем Бога на корабле является «батюшка» – отец Паисий, умишка которого хватает только на то, чтобы изымать сочинения Льва Толстого из судовой библиотеки)… Несложно представить, что будет, когда к такому парню придут большевики и скажут: «Тебе нужен такой царь? Тебе нужны такие господа? Тебе нужен такой Бог? Не нужны? Тогда бери винтовку и „грабь награбленное"». Вот почему, когда на германской войне пошли неудачи, а в тылу расцвела коррупция, случился, говоря словами Пушкина, тот самый «русский бунт, бессмысленный и беспощадный». Империя рухнула. Как ужасался в своих мемуарах «1920 год» монархист В. В. Шульгин:
Зверь вышел из клетки, но этим зверем оказался Его Величество русский народ.
Мог ли реализоваться другой сценарий развития нашей страны? Полагаю, что да. Есть два обстоятельства, если их учесть, это может изменить привычные выводы.
Что послужило катализатором катастрофы? Военные неудачи. Значит, не надо было начинать войну. Царь, может, и понимал, что не надо, но на него давили «ястребы», и он не устоял. Но была другая возможность. Клин можно было вышибить клином. Царь, не любивший принимать решения, прислушивался к мнению Распутина. А Распутин был против войны с самого начала, а точнее, до ее начала. Читатель, не обижайся на меня за то, что я упоминаю Распутина. Эта фигура совсем не такая простая и однозначная. И если православная церковь канонизировала царя и его семейство, то как быть с Распутиным? Либо он хороший, либо они не заслуживают канонизации! Я процитирую отрывочек из книги Ф. Н. Козырева[7].
Перед миллионами русских верующих во всей своей неприкрытой остроте встал вопрос о том, как совместить в сознании образ вечно пьяного и похабного мужика с блевотиной в бороде и прекрасных и чистых царственных дочерей, поистине агниц без пятна и порока, принявших во всем блеске своей непорочности исполненную христианского смирения смерть с образками и молитвой этого «пьяницы», спрятанными у самого сердца. Двуличный Распутин обманул доверчивого царя и его дочерей? Но даже те, кто развивает эту в высшей степени сомнительную легенду о доверчивости и наивности Николая, вынуждены наделять ради убедительности своей версии изощренным умом и хитростью «интриганку» императрицу. Иначе не строится. И «пугающий симбиоз, – как определил это Радзинский, – религиознейшая семья, однолюбы царь и царица, их чистые дочери – и рядом похотливый мужик» будет взывать и взывать к разгадке, пока мы, наконец, не поймем, что никакого похотливого мужика не было, а был Григорий Распутин – самый загадочный и, может быть, самый одаренный из духовидцев, когда-либо приближавшихся к русскому трону.
Я тоже считаю, что фигура Григория Распутина заслуживает гораздо более внимательного рассмотрения. Хотя бы потому, что, видимо, он был первоклассным экстрасенсом, если ему удавалось приостанавливать развитие страшной болезни на генетическом уровне – гемофилии – у наследника Алексея. Но у меня есть и другие доводы. Григорий Распутин на царя вышел не сам по себе. Его вывели высшие иерархи православной церкви. Значит, что-то в нем на первых порах привлекло их внимание. Он был малограмотным, однако великолепно разбирался в людях. Я опять процитирую Козырева, который, в свою очередь, ссылается на книгу Э. Радзинского (Э. Р.) «Распутин: жизнь и смерть». Козырев не согласен с ее концепцией, но в этой книге есть ссылки на воспоминания очень информированного сановника С. Ю. Витте. Послушаем это разноголосье.
Среди толпившихся перед дворцом странников, юродивых, ученых-мистиков, аскетов и архиереев, царь выбрал его – потому что он был самым разумным. Об умении его врачевать стало известно потом – теперь это уже не вызывает сомнений. Еще до всяких исцелений в октябре 1906 года царь восторженно писал П. А. Столыпину: «Несколько дней назад я принял крестьянина из Тобольской губернии… Он произвел на Ее Величество и на меня замечательно сильное впечатление… и вместо пяти минут разговор с ним длился более часа» (Э. Р., с. 88). А четыре года спустя царь выпалил Тютчевой, пытавшейся скомпрометировать старца: «А что вы скажете, если я вам скажу, что все эти годы я прожил только благодаря его молитвам?» (Там же, с. 148.)
Что эта близость Распутина к трону дала России? Да не так мало: двенадцать лет без революций и девять лет без войны. 17 октября 1905 года царь подписал Манифест, а через две недели – 1 ноября – познакомился впервые с Распутиным. С этого момента все как-то потихоньку пошло на лад, до того, как Распутина ранили, и началась война. А спустя два месяца после смерти Распутина русская монархия пала. Может быть, это все совпадения, но вот насчет того, что Распутин своим личным влиянием дважды остановил вмешательство России в Балканскую войну, в то время говорили почти все. «Несомненно, тем, что балканская война не разгорелась, мы обязаны влиянию Распутина», – говорил Витте (Э. Р., с. 155). «Итак, произошло невероятное: полуграмотный мужик один победил все партии, заставил царя презреть общественное мнение! Так говорил тогда и двор, и весь Петербург». (Там же, с. 217.)
Мы теперь знаем больше, чем самые влиятельные «действующие лица» того времени. Мы знаем, чем все кончилось. Мы намного больше знаем об окружающем мире. Знаем, например, что надежно установленный механизм квантовых корреляционных связей может объяснить практику получения Откровений с самого Верха (эта тема освещается в третьей части, а про Откровения речь пойдет уже в четвертой главе второй части). Все это позволяет нам переосмыслить некоторые вещи, с иных позиций посмотреть и на Распутина. Так, становится понятной его роль. Это был человек, который представлял народ перед монархом (все-таки монархия в России не была беззубой английской) в критический момент истории государства и монархии. Именно Распутин, а не безответственный парламент говорунов. Здесь все было важно: что Распутин из сибирской глубинки, что он малообразован, что крепок телом и обладает сильной волей, может неограниченно пить и не пьянеть, прилипчив к женскому полу. По своему поведению он отнюдь не святой, что-то в нем от Пугачёва или Стеньки Разина. Получается обобщенный портрет русского мужика того времени. Но плюс к тому: дар исцеления, дар воздействия на людей, дар получения Откровений. Представьте себе такого советника при царе. Нужны ли другие? Нужен ли двор в целом с его интригами, своекорыстием, с мощной партией войны? Царь и царица это понимали. И этот советник говорит всем подряд и царю в первую очередь: война – это беда, Христос не разрешает убивать людей. Распутин подставился, и партия войны обвинила его в измене. Он стал жертвой удивительного по своему составу заговора: царственных особ (князь Юсупов, которого Распутин лечил!) и недалеких думцев (Пуришкевич и др.). Распутина убили, а вслед за ним пала и монархия.
Конечно же, не Распутин развалил монархию в России. Она прогнила изнутри, и только необычные средства, адекватные состоянию агонии государства, могли ее спасти. Спасителем мог стать Григорий Распутин. Однако на этот подвиг у него не хватило сил.
Но, если бы удалось не вступить в войну, оставались внутренние проблемы, которые требовали незамедлительного решения. Агония государства поставила на грань гибели православную церковь, которая давно стала сиамским близнецом монархии. И если царь заметил Распутина и выделил его, то другого кандидата в спасители он не заметил. Им был Лев Толстой.
В нашей атеистической стране принято потешаться над религиозными исканиями Льва Толстого. А ведь он был подлинным властителем дум российской, да и не только российской, интеллигенции. Написав «Войну и мир» и «Анну Каренину», он занял совершенно исключительное место в литературе. Но литературной известности ему было мало. Вернее, она перестала его интересовать. Ему хотелось переустроить жизнь людей на новых началах. Какими эти начала должны были быть? Всю оставшуюся жизнь Толстой занимался исключительно проблемами религиозно-философского плана. У него есть, по крайней мере, две книги, страниц по тысяче каждая, которые содержат изложение его символа веры. Это «Четвероевангелие» (соединение и перевод четырех канонических Евангелий) и уже упоминавшийся «Круг чтения». Если человек гениален, то обычно это проявляется во всем – в достижениях и ошибках. У него было много сторонников и последователей. Некоторые толстовские «колхозы» уцелели даже в огне революции. В чем суть учения Толстого? Полистаем вступление, предваряющее «Четвероевангелие».
Приведенный разумом без веры к отчаянию и отрицанию жизни, я, оглянувшись на живущее человечество, убедился, что это отчаяние не есть общий удел людей, но что люди жили и живут верою.
Я не мог разумом выяснить себе этого смысла. Я постарался устроить свою жизнь так, как жизнь верующих, постарался слиться с ними, исполнять все то же, что они исполняют в жизни и во внешнем богопочитании, думая, что этим путем мне откроется смысл жизни. С одной стороны, мне более и более открывался удовлетворявший меня смысл жизни, не разрушаемый смертью; с другой стороны, я видел, что в том внешнем исповедании веры и богопочитании было много лжи. Внутренний разлад мой дошел, наконец, до того, что я не мог уже умышленно закрывать глаза, как я делал это прежде, и должен был неизбежно рассмотреть то вероучение, которое я хотел усвоить. И вот изучение это привело меня к убеждению, что та вера, которую исповедует наша иерархия и которой она учит народ, есть не только ложь, но и безнравственный обман. В православном вероучении я нашел изложение самых непонятных, кощунственных и безнравственных положений, не только не допускаемых разумом, но совершенно непостижимых и противных нравственности, и – никакого учения о жизни и о смысле ее. Другие оспариваемые вероучения оказались такими же, как и то православное, которое их оспаривало. Одни еще нелепее, другие менее нелепы, но все вероучения одинаково утверждали положения непостижимые и ненужные для жизни и во имя их отрицали друг друга и нарушали единение людей —главную основу христианского учения[8]. Каждая говорит одно и то же: «Наша церковь истинная, святая, соборная, апостольская, вселенская. Писание наше святое, предание святое. Иисус Христос есть глава нашей церкви, и дух святой руководит ею, и она одна преемственно выходит от Христа Бога». Причина разделения христиан есть именно учение о церкви, учение, утверждающее, что Христос установил единую, истинную церковь, которая по существу своему свята и непогрешима и может и должна учить других. Не будь этого понятия «церкви», не могло бы быть разделения между христианами.
Как написано, читатель! Какие слова подобраны! Какая внутренняя смелость в поиске истины! Здесь вспоминаются слова Христа, приведенные в Евангелии от Иоанна: «И познаете истину, и истина сделает вас свободными». Далее в том же вступлении Лев Толстой пишет:
Меня самого к вере привело отыскивание смысла жизни, то есть искание пути жизни, как жить. И, увидав дела жизни людей, исповедовавших учение Христа, я прилепился к ним. Таких людей, исповедующих делами учение Христа, я одинаково и безразлично встречаю и между православными, и между раскольниками всяких сект, и между католиками и лютеранами; так что, очевидно, общий смысл жизни, даваемый учением Христа, почерпывается не из вероучений, но из чего-то другого, общего всем вероучениям. Я наблюдал добрых людей не одного вероучения, а разных, и во всех видел один и тот же смысл, основанный на учении Христа. Во всех тех разных сектах христиан я видел полное согласие во воззрении на то, что есть добро, что есть зло, и на то, как надо жить. И все эти люди это воззрение свое объясняли учением Христа. Вероучения разделились, а основа их одна; стало быть, в том, что лежит в основе всех вер, есть одна истина. Вот эту-то истину я и хочу узнать теперь. Истина веры должна находиться не в отдельных толкованиях откровения Христа – тех самых толкованиях, которые разделили христиан на тысячи сект, а должна находиться в самом первом откровении самого Христа. Это самое первое откровение – слова самого Христа – находится в Евангелиях. И потому я обратился к изучению Евангелий.
А теперь предоставим слово Спинозе:
Учение Евангелия содержит простую веру, а именно веру в Бога и почитание Его или, что то же самое, послушание Его закону. Весь же закон Его только в одном: любить ближнего.
Религиозные искания Льва Толстого закономерно привели его к критике церкви. Критика эта шла у него по двум направлениям. Во-первых он утверждал, что обрядовая сторона христианства зачастую противоречит разуму и требует беспристрастного анализа. Он писал следующее:
Довод церкви о том, что нельзя допустить толкования писания для каждого, чтобы толкующие не заблудились и не распались на большое количество толков, для меня не может иметь значения. Он мог бы иметь значение тогда, когда толк церкви был бы понятен, и когда была бы одна церковь и один толк. Но теперь, когда толкование церкви о сыне Божием и Боге, о Боге в трех лицах, о деве, родившей без повреждения девства, о теле и крови Бога, съедаемом в виде хлеба, и т. п., не может вместиться в здоровую голову, и когда толк не один, а их тысячи, то довод этот, сколько бы его ни повторяли, не имеет никакого смысла. Теперь, напротив, толкование нужно, и нужно такое, с которым бы все согласились. А согласиться могут все только тогда, когда толкование будет разумно.
Во-вторых, он постоянно упрекал церковь в том, что, защищая теоретически принцип любви к ближнему и вытекающее из него непротивление злу злом, церковь на практике поддерживала насильственные действия российского государства – казни преступников и войны. Над его наивностью многие люди до сих пор потешаются. А зря. Сейчас объясню, почему.
Передо мной страшная по своей сути современная книжка. Ее название – «Преступная толпа». Она выпущена Институтом психологии РАН в 1999 году. В числе авторов этого сборника: С. Сигеле – итальянский ученый-юрист, 3. Фрейд – классик психоанализа, В. Вундт – очень известный психолог конца XIX века. Работы, включенные в этот сборник, – старые, но ответов на поставленные в них вопросы нет до сих пор. Основной вопрос: почему действия толпы, непомерно жестокие и кровожадные, совершенно не соответствуют нравственным убеждениям среднего человека из той же толпы? Факт этот сомнению не подлежит. Он иллюстрируется в книге примерами из Великой французской революции, каждый может найти то же самое, обратившись к событиям Февральской революции в России и, тем более, гражданской войны (читай, например, И. Бабеля). А футбольные, религиозные и прочие фанаты? До какого зверства они доходят! По этой самой причине я и сделал свой личный жизненный вывод, о котором упоминал во Введении: остерегайся попасть в любое стадо, потому что коллективный эгоизм опасен незаметным отключением совести. А какова причина столь трагической деформации личности? Одна из версий, предлагаемых в книге: психология толпы подстраивается под образ мыслей малочисленных, но зато отпетых и энергичных мерзавцев. Средние, благонамеренные люди теряют голову и совершают чудовищные преступления, им не свойственные. «По каким законам судить таких заблудших людей?» – спрашивает юрист С. Сигеле. Внятного ответа нет. Но на практике он был. И во времена С. Сигеле был, и в наши времена тоже – двойной стандарт.
Общество – человейник – та же толпа. При жизни Льва Толстого большинство населения страны под влиянием христианской пропаганды понимало, что убивать нельзя. Но властное меньшинство считало войну законным «средством продолжения политики». На практике получалась полная глупость: вчера батюшка в церкви учил прихожан любви к врагам, потому что все люди – братья во Христе. А сегодня тот же самый батюшка служит молебен в поддержку русского оружия, благословляет солдат на убийство врагов. Лев Толстой выступал против этой шизофрении.
Конечно, у Толстого, как у любого человека, были свои заморочки. В оправданной критике церкви он полагал, что евангельских чудес на самом деле не было, что со стороны евангелистов это был способ рекламы (если применять нынешние термины) нового этического учения. Здесь я с ним не согласен, потому что некоторые чудеса, включая даже материализацию и дематериализацию (вознесение) людей и предметов, не противоречат современным квантовым представлениям (см. книгу С. И. Доронина «Квантовая магия», на которую я ссылался ранее). Но не так важны эти ошибки. Главное – Лев Толстой предлагал начать реформирование православной церкви и радикально изменить ее отношение к главному христианскому догмату – любви к ближним. Признать его центральным в вероучении не на словах, а на деле. Это могло снова привлечь разочарованный народ к церкви, возможно, удалось бы реанимировать полудохлые церковные структуры и сделать серьезное предостережение царедворцам. Фактически Лев Толстой предлагал церковным иерархам вспомнить подзабытое учение
Христа, упереться рогом и показать зубы властям. Но или зубов уже не осталось, или слуховой аппарат требовался иерархам вместе с очками. Церковь предпочла потерять авторитет в народе и бездарно погибнуть вместе с самодержавием.
На мой взгляд, если Распутин оберегал Россию от анархии на эмоциональном уровне, то Лев Толстой, ее интеллектуальная слава и гордость, пытался делать то же самое на ментальном уровне. Толстой предлагал царедворцам и иерархам задуматься, логическим путем вычислить опасность, найти и вовремя принять противоядие. Но сильные мира сего слушать его не хотели, и потому в историческом плане они проиграли. У Льва Толстого была и земельная программа, но что о ней говорить, если все его предложения по части реформ сгорели в огне революции!
Подведем итог стоянию на краю бездны. Россия в начале XX века действительно была особой страной. С одной стороны, в ней строились железные дороги и выплавлялась сталь. С другой – со времени отмены крепостной зависимости прошло всего полвека, народ одной ногой стоял на почве свободы, а другой – на почве рабства. Народ еще не освоился со свалившимся на него бременем свободы, был малообразован, шла только подготовка к новой жизни, а в качестве «бонуса» он получил две разорительные войны за чуждые ему интересы. В результате все предохранительные клапаны оказались сорванными, и началась вакханалия убийств «преступными толпами». И большевики оказались единственной силой, которой удалось оседлать стихийное разрушительное «творчество» масс, навести хоть какой-то порядок. Тем не менее, было до основания разрушено государство под названием «Российская империя» (и поэтому наступила небывалая разруха), а затем создано новое государство, на основе новой идеологии.
В общем-то, обо всем этом не имело смысла вспоминать, если в наше время по-прежнему нами не руководило бы меньшинство, стремящееся при помощи идеологии сделать из нас «преступную толпу». Так что же такое «идеология»? Будем разбираться.
Идеология, может быть, самый главный предмет нашего человеческого обучения, хотим мы этого или не хотим. С детства нас учат правилам поведения в обществе: как себя вести в детском саду, школе, институте и т. д., чтобы чувствовать себя в коллективе комфортно, чтобы не быть «белой вороной». Чем дальше мы уходим от детства, тем более специализированными и изощренными оказываются правила житейской игры. Эти правила не составляют писаный свод, который следует выучить наизусть, не это требуется. Скорее, надо научиться думать так, чтобы на любом непредсказуемом жизненном повороте самостоятельно находить правильные, с точки зрения общества, решения.
Например, во времена расцвета моих жизненных сил человек, который, проходя мимо церкви, останавливался и крестился, вызывал неподдельный интерес. Многие при этом думали про себя: «Он что, дурак или псих?» А партийному человеку такое нестандартное поведение грозило неприятностями. При всесильных райкомах тогда существовали комиссии по борьбе с религиозной пропагандой. Однако теперь не вызывает особого интереса даже то, что президент страны со своим окружением посещает главный храм страны, крестится и держит в руке свечу. Вряд ли он поступал так во времена своей молодости – моей зрелости. Другие тогда были правила игры, другая идеология. В книге А. Зиновьева, которую я уже упоминал выше, имеется развернутое определение понятия идеологии. Выпишем его.
По своему содержанию идеология есть совокупность суждений (высказываний, фраз, утверждений) о явлениях, среди которых приходится жить людям, которые приходится им наблюдать, с которыми приходится иметь дело, о которых приходится размышлять, – о человеке, о сознании, об отношениях между людьми, о природе, о космосе, о прошлом, о будущем и т. д.
Но специфическая социальная роль идеологии – не познание реальности, не образование, не развлечение, не информация о событиях и т. д. (хотя это все не исключается, а предполагается), а формирование у людей определенного понимания явлений окружающей их среды и жизни в этой среде. Другими словами, специфическая функция идеологии – формирование сознания людей и воздействие на их поведение путем воздействия на их сознание. Идеология возникает не сама по себе. Она сознательно изобретается особыми людьми – творцами идеологии. Задача идеологии – стандартизация сознания людей, для которых она предназначена, то есть выработка у них некоторого стандартного, одинакового для всех способа понимания окружающих их явлений бытия и их жизни. Причем, не побуждение людей к самостоятельному познанию, а навязывание им некоторого априорного, изобретенного другими (творцами идеологии) понимания включаемых в сферу внимания идеологии явлений.
Идеология дает людям априорную систему интеллектуальных координат, позволяющую им в той или иной мере ориентироваться в социальной среде, причем – в интересах, задаваемых субъектом идеологии. Хотя творцы идеологии вырабатывают ее на основе какого-то познания реальности, она создается именно с такой целью, чтобы стать априорным инструментом сознания.
Итак, идеология есть совокупность стандартных суждений обо всех жизненных проблемах, встречающихся в данном человейнике. Конечной целью идеологии является адаптация человека к данному обществу путем стандартизации его мышления. Продолжим цитирование.
Со времени Наполеона, который с презрением относился к идеологии и идеологам, пошла традиция смотреть на идеологию как на ложное, извращенное отражение реальности. Мнение Наполеона разделял и Маркс, ставший по иронии истории создателем величайшей светской (нерелигиозной) идеологии, а не научного понимания человеческого общества, на что претендовал. В справочниках и словарях идеология, как правило, определяется как ложное учение. Я такой взгляд на идеологию отвергаю. Но я тем самым не хочу сказать, будто идеология дает истинное отражение реальности. Тут есть третья возможность, а именно – идеология не истинна и не ложна, к ней вообще неприменимы понятия истинности и ложности. Ее отдельные фрагменты, будучи вырваны из контекста идеологии и взяты сами по себе, то есть просто как отдельные суждения, могут сопоставляться с реальностью и оцениваться как истинные или ложные. Но идеология как целое оценивается степенью адекватности той социальной реальности, в которой живут ее потребители.
Итак, идеология не заинтересована в истине. Истина желательна, но не обязательна. Например, идеология нацизма основывалась на неравенстве наций. Конечно, сначала такой взгляд возник как гипотеза в среде специалистов, и это было вполне допустимо. Отметим, что и в наше время общепринят взгляд на неандертальцев как на альтернативную версию человека, которая не выдержала конкуренции с кроманьонцами. Но в государстве Германия в 1930-х годах идея неравенства тогда существовавших наций вошла в идеологию правящей партии. Тем самым поиски истины были закончены, и антинаучный взгляд укоренился в сознании народных масс до самого краха гитлеровского режима. Потом, после краха идеологии нацизма, все встало на свои места.