Наш путь домой пролегал через подземный переход. В девяностые всё казалось серым и убогим. Казалось ли? Скорее, так оно и было. Во всяком случае, то время до сих пор мне вспоминается тёмным пятном. Подземный же переход был не просто сер и убог, он был похож на чёрную дыру, о которой в то время часто говорили по телевизору и которой пугали. Пугала не сама дыра, а неотвратимость и неминуемость всепоглощения. От чёрной дыры подземный переход отличала только одна особенность – из неё имелся выход, других отличий я не видела.
Крепко удерживая в руке маленькую ладошку своей дочери, я торопилась проскочить это дурно пахнущее место, где вдоль стен тёрлись различные маргинальные личности, коих в то время было чуть ли не больше, чем нормальных людей. Расстояние небольшое, всего каких-нибудь сто метров, и уже брезжит слабый свет в конце тоннеля, но именно в этот момент от стены отделяется фигура цыганки. Одной рукой удерживая грязный свёрток с ребёнком, она требовательно протягивает ко мне руку за милостыней.
Времена тяжёлые. Зарплату мне и мужу не платят по полгода. Живём на съёмной квартире, впору самим милостыню просить и я… отвернувшись, быстро прохожу мимо. Но тут моя пятилетняя дочь останавливается и начинает меня отчитывать за то, что я не дала цыганке денег.
На её замечание я ответила, что эта женщина может пойти зарабатывать так же, как я. На что дочь сказала, что мне повезло – у меня есть работа, а у цыганки нет, и попросила отдать той деньги, которые я трачу ей на конфеты. Честно признаюсь, тогда мне стало стыдно. И с тех пор каждый раз, когда я прохожу мимо просящего, мне всегда становится стыдно.