1948

13/4/1948

Идеи нарушают плоскостность жизни

29/7/1948

…И ведь что это означает – быть юной по годам и вдруг проснуться к муке, к срочности жизни?


Это – услышать, однажды, отзвуки тех, кто не следует за нами, кто отстал, это выйти на неверных ногах из джунглей и рухнуть в пропасть:


Это – быть слепым к недостаткам мятежников, томиться мучительно, всем естеством, преодолев противоположности детства. Это стремительность, неистовый энтузиазм, немедленно потопленный в потоке самоуничижения. Это жестокое осознание собственной самонадеянности…


Это унижение с каждой обмолвкой, бессонные ночи, проведенные за подготовкой к завтрашнему разговору, и самобичевание за разговор вчерашний… склоненная голова, сжатая между ладоней… это «боже мой, боже мой»… (конечно, со строчной буквы, потому что бога нет).


Это охлаждение чувств, испытываемых к своей семье и ко всем кумирам детства… Это ложь… И возмущение, а затем ненависть…


Это рождение цинизма, испытание каждой мысли, и слова, и поступка. («Ах, быть совершенно, предельно откровенной!») Это горькое, безжалостное исследование мотивов…


Это открытие того, что катализатор… [Запись обрывается.]

19/8/1948

То, что некогда казалось сокрушающим грузом, внезапно поменяло положение и, благодаря удивительному тактическому маневру, метнулось мне под бегущие ноги, превратившись в засасывающую воронку, которая увлекает, истощает меня. Как бы я хотела капитулировать! Как просто было бы убедить себя в благовидности жизни моих родителей! Если бы на протяжении целого года я наблюдала только своих родителей и их друзей, сдалась ли бы я – капитулировала? Требует ли мой «интеллект» частого омоложения у источников неудовлетворенности другого и чахнет ли он без этого? Смогу ли я исполнить свой обет? Ведь иногда мне кажется, что я ступаю по льду, колеблюсь – порой я даже допускаю мысль о том, что во время учебы в колледже буду жить дома.


Думать я могу только о матери, о том, как она красива, какая у нее гладкая кожа, как она меня любит. Как она сотрясалась от плача в тот день (ей не хотелось, чтобы ее услышал папа в соседней комнате), и звук каждой придушенной волны рыданий был как огромный акт икоты – какая трусость, что люди вовлекаются, точнее, безучастно, по обычаю позволяют себя вовлечь в стерильные отношения – как убога, тосклива, несчастна их жизнь —


Как же я могу ранить ее еще больше, учитывая то, что она уже измучена, и то, что она никогда не сопротивляется?


Как мне помочь самой себе, ожесточить себя?

1/9/1948

Что означает фраза «в дымину»?


Гора, пущенная из пращи.


Как можно скорее прочесть «Дуинские элегии» [Рильке] в переводе [Стивена] Спендера.


Вновь погружаюсь в Жида – какая ясность и точность! Поистине, несравненна тут сама личность автора – вся его проза кажется незначительной, тогда как «Волшебная гора» [Манна] – это книга на всю жизнь.


Я знаю наверное! «Волшебная гора» – прекраснейший роман из всех, что я читала. Сладость повторного, но оттого не менее значительного знакомства с произведением, доставляемое им мирное, созерцательное наслаждение невозможно ни с чем сравнить. Однако для эмоционального воздействия как такового, для ощущения физического удовольствия, осознания учащенного дыхания и стремительности растрачиваемых жизней, спешки, спешки, для знания жизни – нет, не то – для знания того, как быть живым, я бы выбрала «Жана-Кристофа» [Ромена Роллана]. Но «Жана-Кристофа» можно прочитать только раз.


…Когда меня не станет, пусть воскликнут:

«Грехи его ужасны, но книги не умрут».

Хилэр Беллок


Всю вторую половину дня погружена в Жида и слушаю запись [моцартовского] «Дон Жуана» (оркестр под руководством [дирижера Фрица] Буша [Глиндебурнский фестиваль]). Некоторые арии (такая душераздирающая сладость!) я слушала снова и снова («Mi tradi quell’ alma ingrata»[4] и «Fuggi, crudele, fuggi»[5]). Какой решительной и безмятежной могла бы я быть, если бы они всегда звучали у меня в ушах!


Впустую провела вечер в компании Ната [Натан Сонтаг, отчим СС]. Он дал мне урок вождения и сводил в кино, где я притворилась, что мне нравится цветная мелодрама.


Перечитав последнюю фразу, я решила ее вычеркнуть. Да нет, пусть остается. Бесполезно ограничиваться положительными переживаниями. (Их и так немного!) Позвольте мне вносить сюда и тошнотворный будничный мусор, так чтобы не быть к себе снисходительной и не компрометировать собственное завтра.

2/9/1948

Спор с Милдред закончился слезами [Милдред Сонтаг, урожденная Якобсон, мать СС] (черт побери!). Она сказала: «Ты должна быть очень довольна тем, что я вышла за Ната. Ты бы никогда не поехала в Чикаго, уверяю тебя! Ты представить себе не можешь, насколько мне не нравится ситуация, но я чувствую, что обязана тебе потакать».


Может быть, мне следует радоваться!!!

10/9/1948

[Написано, с указанием даты, на внутренней обложке принадлежавшего СС второго тома «Дневников» Андре Жида]


Дочитала в 2:30 утра того же дня, как купила книгу.


Мне следовало читать эту вещь гораздо медленнее; следует по многу раз перечитывать его «Дневники» – Жид и я достигли достигли такого полного интеллектуального единения, что я испытываю родовые схватки при каждой мысли, которую он порождает! Поэтому не следует говорить: «Ах, как восхитительно и прозрачно!» Но: «Стоп! Я не могу думать так быстро! Или, вернее, я не могу взрослеть с такой скоростью!»


Ведь я не только читаю эту книгу, но и создаю ее сама, и этот неповторимый, великий опыт очищает голову от бесплодной сумятицы, забивавшей ее все последние, ужасные месяцы —

19/12/1948

Сколько же предстоит прочесть книг, пьес и рассказов – вот далеко неполный список:


«Фальшивомонетчики» – Жид

«Имморалист»

«Приключения Лафкадио»

«Коридон» – Жид


«Деготь» – Шервуд Андерсон

«Остров внутри» – Людвиг Левинсон

«Святилище» – Уильям Фолкнер

«Эстер Уотерс» – Джордж Мур

«Дневник писателя» – Достоевский

«Наоборот» – Гюисманс

«Ученик» – Поль Бурже

«Санин» – Михаил Арцыбашев

«Джонни взял винтовку» – Далтон Трамбо

«Сага о Форсайтах» – Голсуорси

«Эгоист» – Джордж Мередит

«Диана Кроссвей»

«Испытание Джорджа Феверела»


стихотворения Данте, Ариосто, Тассо, Тибулла, Гейне, Пушкина, Рембо, Верлена, Аполлинера


пьесы Синга, О’Нила, Кальдерона, Шоу, Хеллман…


[Список занимает еще пять страниц и включает более ста наименований.]

…Поэзия должна быть: точной, насыщенной, конкретной, значимой, ритмической, формальной, сложной


…Искусство, таким образом, всегда стремится к независимости собственно от разума…


…Язык – не только инструмент, но и цель сам по себе…


…Благодаря огромной и узконаправленной ясности сознания Джерард Хопкинс выковал мир руиноподобной и торжествующей образности.


Подлинный властелин этой безжалостной прозрачности, он защищал себя от телесности посредством жестких духовных ребер и, однако, создал творения непревзойденной, в тесных границах своего мира, свежести. Мучительные плоды его духа…

25/12/1948

В настоящее время я всецело захвачена музыкальным произведением, одним из прекраснейших, что я когда-либо слышала, – концертом Вивальди си минор, запись «Четра-Сория», исполнение Марио Салерно —


Музыка – одновременно самое чудесное и самое живое из всех искусств, она есть искусство самое абстрактное, самое совершенное, самое чистое – и самое чувственное. Я слушаю своим телом, и мне ломит тело в ответ на заключенную в музыке страсть и пафос. Мое физическое «я» ощущает невыносимую боль – а затем притупленную досаду, – когда целый мир мелодии внезапно вспыхивает и низвергается в конце первой части, так же как плоть моя словно умирает понемногу каждый раз, как меня охватывает острая тоска второй части —


Я почти на грани безумия. Порой, так мне кажется (насколько же умышленно я вывожу эти слова), в иные летящие мгновения (до чего же быстро они летят) я знаю так же достоверно, как то, что сегодня Рождество, что неверными шагами я иду по самому краю бездонной пропасти —


Что, спрашивается, влечет меня к умственному расстройству? Как мне диагностировать саму себя? Мои самые непосредственные чувства сосредоточены вокруг мучительной потребности в физической любви и интеллектуальном спутничестве – я очень молода, и, пожалуй, мне суждено перерасти наиболее тревожные особенности моих сексуальных устремлений – откровенно говоря, мне наплевать. [На полях приписка рукой СС от 31 мая 1949 г.: «А не должно бы».] Моя потребность столь велика, а времени, в моем наваждении, отпущено так мало.


Вероятнее всего, мне будет презабавно это перечитывать. Так же как некогда я была до ужаса, до исступления религиозной и подумывала о переходе в католичество, так теперь я обнаруживаю в себе лесбийские наклонности (с какой же неохотой я пишу об этом) —


Мне не следует думать о Солнечной системе, о бесчисленных галактиках, разделенных миллионами световых лет, о беспредельности пространства, мне не стоит глядеть на небо дольше минуты, думать о смерти, о вечности – мне не стоит всего этого делать, чтобы не оказываться наедине с ужасными мгновениями, когда мой разум представляется мне осязаемой вещью, и не только разум, а весь мой дух, все, что одушевляет меня, оригинальные, отзывчивые желания, составляющие мою личность, все это принимает некую форму и размер, существенно большие, чем способно вместить мое тело. Тяни-толкай, годы и потуги (я ощущаю их теперь), пока не придется сжать кулаки, я поднимаюсь, кто сумеет выстоять, каждая мышца на дыбе, силясь вытянуться в бесконечность, мне хочется кричать, желудок сжат, ноги до самых щиколоток, до пальцев вытягиваются до боли.


Все ближе минута, когда лопнет бедная оболочка, теперь я знаю… созерцание бесконечности – натяжение разума поможет мне растворить ужас через нечто противоположное простой чувственности абстракций. И пусть он знает, что мне неизвестно решение, некий демон терзает меня всему вопреки – наполняя меня до краев болью и яростью, страхом и дрожью (я перекошена, вздернута на дыбу, несчастна), и разум мой находится во власти судорог неукротимого желания —

31/12/1948

Я перечитываю свои записи. Какие же они нудные и монотонные! Неужели мне не избежать бесконечного оплакивания самой себя? Все мое естество кажется мне сжатой пружиной, оно исполнено ожидания.

Загрузка...