Каждые третьи выходные месяца в город съезжались торговцы старинным хламом. Площади Сан-Мартино и Джильо и смежные улицы заполнялись антиквариатом. Каждый продавец имел своё место, которое организовывал по своему усмотрению. Мог поставить стол и разложить украшения, а мог привезти мебель или устроить выставку картин.
Отдельные островки походили на витрины дорогих бутиков – с таким вкусом были разложены товары. Шёлковые платки Hermes соседствовали с крокодиловыми сумочками Chanel и туфлями Prada, а между ними выглядывали изящные керамические статуэтки: морские коньки, рыбки, большие таксы и крохотные бульдоги.
У собора Сан-Мартино, на одноимённой площади с фонтаном, болтались местные и туристы. Из кафе Undici доносился джаз, и каждый час игру саксофона перебивал звон церковных колоколов. Резвились дети. Они подбегали к фонтану близко, чтобы почувствовать брызги, визжали и снова уносились. За детьми носился кокер-спаниель цвета капучино. Устав, собака подбегала к питьевой колонке и лакала воду из тарелки, которую предусмотрительно оставили работники кафе.
Стену напротив собора Сан-Мартино укрывало сиреневое цветение глицинии, а выше поднимались чешуйчатый купол и башня другой церкви.
Полина разглядывала прилавки. Чего там только не было! Тарелки с кошками и парусами, столики с изогнутыми ножками в стиле барокко, наборы карандашей со времён 80-х, яркие рекламные постеры с оранжевыми Vespa, старинные утюги, телефоны и кофемолки. А ещё печатные машинки, ручки, крючки и таблички для дверей. Она шла дальше, её заинтересовали старинные гравюры и фотографии старой Лукки. Седой продавец в шляпе курил трубку, выпуская дым колечками. У его ног лежал белый пёс.
– Can I help you? – спросил продавец, догадавшись, что Полина не итальянка.
– Спасибо, можно посмотреть? – Она протянула руку к старым фотографиям.
Продавец кивнул. Полина взяла в руки два снимка. На одной фотографии она узнала площадь Сан-Мартино. На второй двое посетителей, Иосиф Бродский и Пётр Вайль, сидели в каком-то кафе.
– Как интересно, – пробормотала Полина и развернулась к продавцу, – это знаменитые поэт и писатель. Что они делали в Лукке?
Тот пожал плечами.
– Понятия не имею, кто это, знаю только, что сидят они в кафе «Мартинелли». Хорошее место было, весёлое, нет его больше, к сожалению.
Полина сосредоточенно смотрела на фотографию.
– Я куплю её, – сказала она. – Вы не подскажете, где было это кафе?
– Подскажу, чего не подсказать, на виа Сан-Паолино, в начале.
Полина засунула фотографию в сумку, поблагодарила синьора в шляпе и пошла дальше бродить по узким переулкам, обычно пустым, а сейчас уставленным резными комодами и деревянными столами. В кожаных креслах-тронах сидели владельцы и покуривали сигары. Она вышла на виа дель Галло и остановилась у роскошного зеркала в красивой раме с потёртым стеклом. Рядом в кресле сидел стильный мужчина с бородкой. Увидев Полину, он встал.
– Это старинное зеркало украшало комнату самой Элизы Бонапарте, она правила нашим городом какое-то время, брат Наполеон подарил ей Лукку, – сказал продавец с идеальным британским акцентом.
– Красиво…
Полина перевела взгляд с зеркала на продавца. Очки в роговой оправе подходили к цвету ботинок. Глаза отливали золотом, точь-в-точь как пуговицы на пиджаке, а зелёный платочек в нагрудном кармане сочетался с цветом штанов.
– А я вас уже где-то видела… – Полина сосредоточенно смотрела на денди.
– Возможно, здесь же, это мой магазин.
– Точно, я видела вас на этой улице, помню ваш красивый шёлковый платок.
Довольный собой денди важно стряхнул с плеч невидимую пыль.
– Маурицио, – протянул он руку Полине.
Потом огляделся по сторонам и шепнул:
– Не покупайте это зеркало, я как-то повесил его в доме, и всё в моей жизни пошло кувырком. Болезни, финансовые проблемы, ссоры с семьёй. Как только зеркало убрал, всё наладилось.
– Хм, возможно, это был психологический аспект, – подёрнула плечами Полина, – а может, это Лилит в первом доме страхов навела…
Продавец удивлённо поднял брови.
– Лилит – это кто?
– Не кто, а что, – рассмеялась Полина, – так называемая Чёрная Луна, или фиктивная точка на небосводе. Она увеличивает масштабы всего, с чем соприкасается.