Тьер Эльнор барабанил пальцами по столу. Солнце двигалось по небу, отбрасывая лучики и зайчики на полированную поверхность. Скоро, уже скоро зайчик дойдет до завитушки в виде волны – и еще один пункт можно будет вычеркнуть.
Месть постепенно свершалась. У тьера Даверта была жена и четверо детей.
Вальеры больше нет. И это сильно подломило Преотца. Появились морщины, осунулось лицо, появились новые серебряные пряди в волосах. Кусок его жизни оторвался и ушел в бездну. И поделом.
Мелания тоже была солнышком для своего отца. Памятью об умершей при родах женщине, об их любви, так что – жизнь за жизнь. Тьеру Эльнору жить незачем, тьеру Даверту тоже будет незачем.
Эрико Даверт, считай, уже мертв. Хуже, чем мертв. Элисса доносит, что у них все замечательно, любовник завалил ее драгоценностями, посещает ее спальню через день, посещал бы и каждый день, да отец не дает. Делами завалил.
Сколько у нее времени до проявления у Эрико первых признаков?
Этого Элисса не знает, у всех по-разному, но оправдаться надеется.
Лусия Даверт.
Сегодня она выходит замуж за герцога Карста. Наследника, конечно, но этого хватит. Карст – территория тьера Эльнора, там он устранит помеху в любой момент.
Завтра с утра девушка отправляется в дорогу. К будущему мужу в объятия. Интересно, как она себя поведет, когда узнает, что мужу ни до чего нет дела, кроме красок и кистей? И жена ему неинтересна. Вообще.
Ничего, Эльнор еще об этом узнает. Потому что спустя дней пять тоже выедет за караваном. Ему как раз хватит времени. Есть, есть еще пара дел, которые здесь не доделаны.
Кто еще?
Родригу Даверт?
Управляемый, бездарный глупец. Если все пойдет правильно, на него и сил тратить не придется. Просто отравить, как докучливую помеху.
Луис Даверт.
Вот тут тьер Эльнор поморщился. Именно Луис остановил их на дороге, именно он не обеспечил безопасность Мелании, именно он главный виновник, после Эттана.
Что ж, жизнь за жизнь, и в дороге найдется немало возможностей взять ее. Больше, чем в Тавальене. Тем более – Луис опасен. Это не бабник Эрико, не глупец Родригу, не сопливая девчонка. Это – волк.
Жестокий и хищный.
Эльнор не знал, что, услышь тьер Луис его мысли, только усмехнулся бы. А что вы хотите от потомков рода акул? То есть Лаисов?
С Луисом будет больше всего хлопот. А пока…
Дверь скрипнула. Тьер Эльнор повернулся и расплылся в улыбке.
– Тьер Синор! Как я рад видеть вас, друг мой!
– И я тоже рад. – Мужчина ответил улыбкой на улыбку. И радость обоих была искренней, хоть и по разным причинам. Тьер Эльнор радовался, что будет на шаг ближе к мести, тьер Синор – что сможет еще набить кошелек. Хотя куда бы уж еще? И так наворовал – правнукам хватит, пора б и остановиться. Но пауки жрут, пока не лопнут. – Зачем вы меня приглашали?
– Неужели двум умным людям не найдется, о чем поговорить? Но сначала хочу оговорить – десять процентов.
– От чего?
– От средств, которые вы получите, если реализуете мою идею.
– Два процента.
– Синор, это не смешно. Вы на этом так руки погреете, что десять поколений вашей семьи нуждаться не будут.
– Вы мне пока еще идею не сказали. Может, на нее затраты будут…
– Не будут. Все сделает Даверт, а деньги получите вы. Ну и я…
– А Даверт?
– Но ведь золотые реки текут через ваши пальцы, Синор. Вы справитесь…
– Я! Вот именно – я. Пять процентов.
– Семь – и я вам все расскажу.
Тьер Синор подумал, но потом махнул рукой.
– Согласен.
Семь процентов с морской пены? Чего б и не пообещать? Иди, собирай ложкой?
Идея пришла тьеру Эльнору в голову совсем недавно, и сам бы он никогда ее не осуществил. А вот такая зарвавшаяся мразь вроде Эттана… может! Этот – может!
– Ну раз так… Денег в казне Храма всегда мало. А сейчас Даверт черпает оттуда щедрой рукой.
– Для своих ублюдков…
– Убить их не получится, значит, надо искать, как пополнить казну. И мне пришла в голову идея. Кто у нас сидит на золоте? Еще со времен последних Королей?
Тьер Синор слушал, иногда поднимал руку, давая себе время обдумать сказанное, иногда качал головой, как бы в ужасе перед дерзостью плана, но…
Почему бы нет?
Риски Даверта, руки Даверта, а деньги его. И это – правильно.
Лусия посмотрелась в зеркало. В полированном стекле отражалась очаровательная девушка с черными волосами и громадными бархатно-карими глазами. И как же ей к лицу были нежно-розовые шелка. И бриллианты тоже. Пусть простонародье в день свадьбы рядится в синее, она – Даверт! И наденет то, что ей к лицу! Синее ей не идет категорически. И маме не шло…
А вот мамы нет.
И некому поправить украшения, поцеловать в щеку и шепнуть: «Ты у меня красавица, дочка…»
Лусия прикусила изнутри щеку. До боли, едва не до крови. Нет уж! Не станет она плакать! Сегодня заключается ее помолвка, и она будет блистать! Она – Даверт!
Дверь скрипнула, и в зеркале отразился Луис. Простой темно-зеленый костюм с черными вставками, изумруды на запястье… Лусия надула губы.
– Луис, ты еще не одет?
Вместо ответа брат поцеловал ее в щеку.
– Ты сегодня очаровательна, малышка. А еще вчера пеленки пачкала…
– Луис!
– Держи. Думаю, он пойдет к платью.
Луис ловким жестом протянул Лусии невесть откуда извлеченную шкатулку. Девушка радостно схватила ее и…
– Луис!
Бриллиантовый браслет был великолепен. И украсил бы даже королеву.
– Это так дорого!
– Не дороже денег, – отмахнулся Луис. Хотя и испытывал нешуточную тревогу на этот счет. Дорвавшись до власти, отец решил, что ему никто не указ, и отдавал распоряжения, не задумываясь об их выполнении. А откуда берутся в казне Храма деньги на прихоти Преотца?
Налоги, да.
Торговля, пожертвования…
Налоги были уже собраны, второй раз не соберешь, торговля тоже дело такое, в нее надо деньги вкладывать, а пожертвования…
Добровольные уже сделаны. И даже добровольно-принудительные.
Конечно, хорошие деньги делаются на войне, но с кем воевать и кого завоевать? Тут надо все тщательно рассчитать, а то пойдешь за шерстью, а вернешься бритым налысо. Да и… проигравший Преотец – мертвый Преотец. А с ним и его семья.
Не хотелось бы.
Но…
Луис решил, что будет делать все от него зависящее. Поговорит с отцом, а если тот не поймет, постарается хотя бы защитить младших. Например, Лусию он отправлял в Карст. Заодно и сам съездит, узнает, что там и как с завещанием Королей.
Про Карста-младшего он справки навел, оказалось, что парень – художник, и вроде как талантливый. А такие все со странностями.
Сложнее с мальчишками. Родригу стал предстоящим, заняв место отца, и теперь вытащить его из Тавальена будет сложнее. Зато Эттан чувствует себя в безопасности.
А Эрико…
Надо, надо посмотреть, что там у него за красотка такая образовалась. Братец уж сколько времени в розовых облаках витает! Мозгами вообще не пользуется!
А вот Эттану свою красотку представить не хочет, значит – любовница из простонародья.
Не забыть бы!
– Луис, я так волнуюсь… думаешь, я понравлюсь Карсту?
– Здесь только его представитель, – отмахнулся Луис. – А ему все равно. Но могу тебя заверить – обязательно понравишься. Ты ведь сама – произведение искусства, а Карст – художник. Наверняка вы найдете общий язык.
Лусия зарделась, поцеловала брата в щеку, подхватила под руку и потащила из комнаты, непрерывно болтая о цветах, которые подбирала к наряду.
Глицинии – пышно, фрезии – скучно… такой тяжелый выбор!
Эттан торжествовал.
Здесь и сейчас вершилась История!
Преотец выдавал замуж свою дочь! Замуж за герцога Карста!
Пусть пока от него прибыл лишь представитель, тьер Немор, пусть жемчужная нить редкого голубого цвета пока обвивает шею не герцога, но его доверенного лица – это не важно. Лусия становится маркизой Карст, а потом и герцогиней станет. А уж ее дети точно будут герцогами.
Но будут ли они счастливы?
Голос прозвенел в ушах так неожиданно, что Эттан даже дернулся.
Вальера?
Нет.
Ее нет, и больше не будет. А сны снятся, и голос жены звучит не умолкая. Только вот сейчас – зря! Конечно, Лусия будет счастлива! У нее будет титул, будут деньги и власть. Что еще надо?
Эттан закончил обряд и не выдержал.
Привлек к себе дочь, обнял за плечи.
– Будь счастлива, малышка.
– Да, папа.
Тихо, очень тихо, так, что никто не услышал. И хорошо, что тьер Эльнор не наблюдал за этим действом – желчью бы захлебнулся. Его дочь мертва, а убийца…
Тонкая рука Лусии дрожала в ладони тьера Немора. Мужчина поглядывал на девушку с чуть заметным неодобрением. Да, очаровательна. Но…
Незаконная дочь Преотца – все же не тьерина. Пусть у нее есть титул, пусть она признана своим родителем, пусть она Даверт, но…
Ублюдку никогда не встать вровень с породистым щенком.
Вслух тьер Немор, разумеется, ничего подобного не произнес. Этот высокий молчаливый человек лет сорока от роду был старым и верным другом герцога Карста и знал о трагедии в его семье. Узнал он и о предложении Преотца, разумеется, из первых рук, и согласился съездить за невестой. Мало ли?
Ублюдки же, у них ни чести, ни совести, подсунут лежалый товар в приличную семью… мало ли с кем тот «товар» по кустам валялся?
Тьер Немор не любил храмовников, и еще больше не любил тех, кто по своей прихоти и похоти обрекает детей на жизнь бастардов. Но пока все было… прилично.
Тьеру понравился и дом, в котором жили бастарды Эттана, и сами дети.
Не все, нет.
По-настоящему тьер Немор одобрил Луиса и Лусию. И то – последнюю, скорее, как податливый материал, из которого руки умелого скульптора смогут вылепить что угодно. Хотя бы и достойную герцогиню.
Луис пришелся тьеру Немору по душе уже тем, что не пытался производить впечатление. Каждым жестом, каждым взглядом Луис как бы подчеркивал, что он – уже есть! Он – Луис Даверт. А значит – если вам что-то не нравится, это не его проблемы. Луис не обязан подстраиваться под каждого.
Единственным, кого уважал Луис, был Преотец.
Единственной, кого он любил, – Лусия.
Ну и братья, но тех – меньше. Тьер Немор был неглуп и наблюдателен. Родригу он сразу классифицировал как верного цепного пса, Эрико – как слизняка себе на уме. Луис был умнее и сложнее, но рядом с его отцом благородство не выживало.
В общем-то, и Родригу, и Луис выглядели в глазах тьера Немора примерно одинаково, разве что Родригу был собакой, а Луис – волком. Но какая разница, если оба носят одну и ту же палку за хозяином?
Свадебный пир был великолепен.
Вино лилось рекой, очаровательная невеста краснела от слишком фривольных шуток, представитель жениха ухаживал за девушкой, время от времени одобрительно кивая своим мыслям.
Неглупая красивая девочка с хорошими манерами. Что ж, может, все окажется и не так плохо?
Спустя два часа тьерина Лусия отправилась к себе, а Преотец пригласил тьера Немора в кабинет для дальнейшего разговора.
Вступления не было. Поклон от тьера Немора, разрешающий жест от Преотца – и двое мужчин расположились в креслах друг напротив друга.
– Вы выезжаете через два дня?
– Да, пресветлый.
– Я отправлю с вами отряд моих людей под командованием тьера Даверта. Луиса. Вы с ним нашли общий язык.
– Да, пресветлый. Но стоит ли…
Тьер Немор не хотел везти с собой чужих людей. У него у самого двадцать человек, этого более чем достаточно, чтобы предупредить случайности. Но Эттан не собирался потакать чужим желаниям.
– Думаю, пятьдесят тысяч золотом, которые идут в приданое Лусии, стоят охраны. Это не считая самой Лусии, ее нарядов, драгоценностей, мебели…
Тьер Немор почтительно склонил голову.
Пятьдесят. Тысяч. Золотом.
Богат Храм. Воистину богат.
На эту сумму можно купить весь Тавальен – все дома, всех жителей, добавить еще несколько десятков окрестных деревень и еще на сдачу останется.
– Вы щедры, тьер.
Эттан повел рукой.
– Эти деньги – гарантия счастливой жизни моей дочери. В договоре с вашим господином оговорено, что в случае смерти Лусии или развода вся сумма будет возвращена в мои руки. Надеюсь, вы понимаете, что у меня найдется, чем подтвердить исполнение договора?
Тьер Немор молча склонил голову.
– Я не могу поговорить с вашим господином, но передайте ему мои слова.
– Обещаю, тьер.
– Моя. Дочь. Должна. Быть. Счастлива.
Прозвучало это очень веско и убедительно. Тьер Немор даже поежился. Эттан смотрел своими хищными глазами, не улыбаясь, и тьеру стало вовсе уж неуютно. Как встретиться с диким зверем в лесу. Понимаешь, что просто так он не кинется, но кто его знает?
– Верьте, пресветлый, этот брак выгоден моему господину.
– Верю. И надеюсь регулярно получать письма от дочери.
Тьер Немор подумал, что Преотец старается обезопасить свою дочь со всех сторон. Но… долго ли живут Преотцы?
До пятнадцати лет. Больше пока не протянул ни один. Возраст, болезни, да и конкуренты бывают нетерпеливы. Эттан выглядит покрепче прочих, но…
Стая шакалов не примет над собой тигра. Так что Эттан может распрощаться со своей шкурой в ближайшее время. А Лусия останется в Карсте. И что приятно – останется ее приданое.
– Я надеюсь, что родные станут часто навещать маркизу Карст?
– Несомненно.
Тьер Немор приятно улыбнулся.
– Они всегда будут желанными гостями в герцогстве.
– Я рад, что мы хорошо понимаем друг друга. Итак, послезавтра вы отправляетесь в обратный путь.
– Я очень благодарен вам за заботу о нашей безопасности. Как моей, так и маркизы.
Эттан благосклонно кивнул.
– Поговорите с тьером Луисом. Согласуйте с ним всякие дорожные мелочи.
– Да, пресветлый.
– А я оставлю вас. У меня еще есть дела.
Тьер Немор встал и склонился в почтительном полупоклоне.
Дверь закрылась за Преотцом. Тьер длинно и тихо выругался и вовсе уж по-простонародному почесал в затылке.
Тигр, как есть – тигр. Вцепится своими клыками и не выпустит.
Легкий кашель оборвал размышления тьера Немора.
И, глядя в темные глаза Луиса Даверта, мужчина подумал, что семейное сходство – страшная штука.
Дом встретил Эдмона Арьена привычными запахами: свежих лепешек, морской соли, копченой рыбки, горной мяты…
А еще – улыбкой жены, восторженным визгом дочери.
И – письмом от сестры.
Писала Альетта.
Милый братик.
Я надеюсь, что ты получишь это письмо как можно скорее.
Приезжай, пожалуйста.
У нас серьезные проблемы. Отец умер, мать слегла, Амедей и Эмисса словно с ума сошли. Они поделили все дело. Эмисса с мужем и детьми сейчас у меня в Рентаре, Амедей собирается ехать и отбирать то, что якобы завещал ему отец.
Я постараюсь остановить это безумие, но не верю, что моих сил хватит. Не рассчитываю на деньги, но хочу сохранить семью. И прошу твоей помощи.
Альетта.
Рентар, дом Дарам. Если ты забыл, где я живу.
Эдмон нахмурился.
Что ж, Рентар так Рентар. Ехать надо, обязательно надо. И своей рукой моряка и авторитетом старшего вправлять мозги оболтусам. Если на то пошло, основной наследник – он. И именно на это рассчитывает Альетта. Если Эдмон явится пред светлые родственные очи, споры прекратятся сами собой. Никому не захочется отдавать большую часть наследства брату, который явился из небытия.
А он может потребовать свое.
Дом.
Не Маритани, ставшая за столько лет привычной и своей, нет. Некогда родной Атрей, тихое и спокойное герцогство, где нет моря, где ветер срывает не верхушки морских гребней, а листья с деревьев, где под твоими ногами не каменная почва островов, а жирная черная земля, казалось, семечко воткни – и оно прорастет.
Там нет соленого ветра, там не пахнет рыбой, там не поют рыбачки, проверяя сети. Вместо этого там сеют и жнут, там собирают богатейшие урожаи, там вкуснейшие яблоки и такие сочные груши, что их страшно даже срывать с дерева, кажется, они разломятся в пальцах…
Там до сих пор живут его брат и сестры.
А мать?
Отец?
Эдмон никогда не задумывался, как они там… Уходил он со скандалом.
…Отец, узнав, что сын хочет стать моряком, разгневался. Раскричался, пообещал проклясть, отлучить от дома, прогнать на все четыре стороны, расплакалась мать, принялась причитать Эмисса, подзуживал Амедей…
Конечно, разгорелся скандал, в результате которого Эдмон плюнул на пол да и выскочил из дома в чем был.
Он ушел бы именно так и прошел бы недолго. Без денег, без смены одежды, без оружия… легкая добыча для любого, кто желает поживиться за чужой счет. Но за углом он наткнулся на Альетту. Сестра стояла, прислонившись к забору, и смотрела насмешливо.
– Далеко собрался, Эдмон?
– Тебе-то что? – рявкнул он тогда больше от злости, сестру-то он любил.
– Да ничего. Вот это.
В узелке из его же собственного теплого плаща была смена одежды, был кошелек с деньгами, был небольшой короткий кинжал.
– Меч вынести не удалось. Я через окно лезла.
– Льетта, спасибо!
Эдмон крепко обнял сестру. Альетта прижалась к нему и затихла. Потом, минут через пять, тряхнула головой, высвободилась.
– Ты ведь все равно уйдешь, я знаю. Маритани… я читала. Ты не сможешь теперь жить без моря, да?
– Уже не могу.
Эдмона словно на веревке тянули. Дойти, опустить руку в соленую воду, услышать крики чаек…
– Я не хочу, чтобы ты так уходил…
– Но ты тоже знаешь отца. – Эдмон усмехнулся. – Он ведь меня не отпустит. Это сейчас он думает – дурь, а потом что будет?
– Потом он сделает все, чтобы из тебя ее выбить. Так что или ты уходишь сейчас, или остаешься.
– Ты же знаешь, что я уйду.
– Знаю. Не пиши домой, я могу не получить письмо. Пиши купцу Верейлю.
Под пристальным взглядом Альетта чуть покраснела.
– Это у которого сын такой прыщавый?
– И вовсе Тим не прыщавый… Эдмон!
Парень рассмеялся и взъерошил сестренке волосы.
– Я тебя люблю, Льетта. И обязательно напишу. И расскажу, как со мной связаться, обещаю.
Он хотел сунуть кошелек в карман, но…
– Тяжелый. Откуда?..
– Отцовские деньги на хозяйство.
– Льетта!
– Мне не попадет. Я скажу, что это ты взял.
– Вот ведь хитрюга. Всегда ты умела не попадаться…
– Конечно. У меня и сейчас коварный план, – сестра улыбалась сквозь слезы. – Тебя спроважу, так мне больше приданое будет.
– Я так и знал! Какие коварные планы!
Альетта подарила ему еще одну улыбку и долго смотрела вслед.
Она слишком хорошо знала свою семью. Знала авторитарность отца, истеричность матери, бесхарактерность Эмиссы, завистливость Амедея… Она могла предсказать, чем кончится их разговор с Эдмоном уже после первой фразы – и не стала терять время. Что-то подсказывало ей, что брат все равно уйдет, так лучше она поможет ему. Пусть у Эдмона будут шансы…
Эдмон посмотрел на восток. Давно он не вспоминал о прошлом. Маританцам это вообще не свойственно, прошлое уже прошло, будущее еще не наступило, так живи и радуйся. А сейчас вот вернулось, властно потянуло за собой, блеснуло голосом сестренки и улыбкой матери, приказало оплатить старые долги…
Да, послезавтра он опять выйдет в Море.
Альетта подарила ему шанс расправить крылья и обрести свою судьбу здесь, на Маритани. Настало время отдавать подарок.
Итак, Атрей.
Рентар, дом семейства Дарам.
Сны снами, дела делами.
Утром Алаис как ни в чем не бывало встряхнулась и отправилась завтракать.
А кто за нее корабль найдет? Кто договорится?
И что ей делать с Эфроном, который выплыл вот как то самое, нетонущее?
Да гори он гаром, паразит! Авось и не признает, а признает – отобьемся! Странно устроен человеческий ра-зум, ей бы думать про мужа, про охотников за ее головой, а мысли крутятся совершенно не такие. Видимо, это механизм защиты.
Нет, но почему герцогским родам нельзя было между собой родниться?
– Потому что дети мертвые рождались, – пояснил Далан.
– Я что – вслух говорю?
– Ну да.
– Погоди, дети, говоришь, мертвые рождались?
– Да.
– А ты откуда это знаешь?
– Так не босяк же, учили и истории, и всякому…
– А зачем сыну купца история Королей?
Далан помотал головой, как конь.
– Не знаю… Учили.
Алаис задумчиво кивнула.
– Мертвые – или с уродствами?
– Да кто ж знает? Я знаю, что, как Королей не стало, герцоги решили заключать союзы. Но ничего не получилось, потому что живых детей в таких браках не было. Когда со стороны брали, хоть бы и крестьянку у дороги, все хорошо, дети живые, а когда между собой роднились – нет.
– Понятно. Спасибо.
Алаис принялась за салат из водорослей. Местное коронное блюдо с заправкой из масла и уксуса очень вкусно. А что? Ударим йодом по щитовидке!
Понятно было очень условно. Вот так и благословишь школьную программу. А ныли-то, ныли! И химия ни к чему, и биологии много, а генетика – вообще жуть лиловая!
Но если припомнить школьную программу?
Может быть такое, что есть доминантные гены, а есть рецессивные. И с рецессивным геном связаны какие-нибудь отклонения? Вот если герцоги скрещиваются с нормальными людьми – там играют доминантные гены, и ребенок в порядке, а если два герцогских рода – ребенок наследует активный рецессивный ген? Который и обеспечивает уродства, несовместимые с жизнью?
А черт его знает!
Алаис отлично понимала, что для каких-то выводов у нее ни знаний не хватит, ни мозгов. Но чисто теоретически – это могло быть?
Вполне.
Отсюда и запрет на свадьбы между герцогскими родами.
А как же…
Атрей породнился с Дионом?
Нет, все дороги ведут в Атрей. Просто интересно, что же там было?
«А тебе-то это зачем? – вступил вредный внутренний голос. – Было – и было, ты что теперь, разберешься и табличку на шею повесишь? Гордись, человече? Смысл изысканий какой? И учти, что герцогские рода без восторга отнесутся к твоим попыткам разобраться, ой без восторга. Как бы не пришлось с камушком на шее поплавать».
Но…
Разбираться – плохо, а не разбираться будет еще хуже. У нее же тоже… та кровь. Вот влюбится…
Ну-ну…
Себе-то врать не стоит, а?
Это не ради мифической влюбленности. Просто въедливость юриста, за которую хвалили в свое время Татьяну, дотошность и даже занудство проснулись и требовали пищи. И никуда уходить не собирались.
А вот Короли женились на дочерях герцогов, это точно. Это было в памяти Алаис – родство королевского рода с Карнавонами. Но могли и на простых девушках жениться, дети все равно были здоровы.
Что же получается – у них этого гена не было? Или он был не активен? Или не наследовался?
Так и не придя ни к какому выводу, Алаис доела, расплатилась и отправилась на пристань. Далан тащился в хвосте, иногда почесывая шею. Хоть ошейник с него и сняли, а след остался. Долго еще не пройдет…
На пристани было шумно, людно, весело…
Алаис шла мимо кораблей, перебрасываясь вопросами с капитанами и матросской братией.
– Куда путь держите?
– В Сенаорит.
– Куда путь держите?
– В Рандею…
– В Иттол…
– В Рентар. Это в Атрее.
Последним Алаис сильно заинтересовалась.
– Атрей? Это интересно… Попутчиков берете?
– А капитан сейчас придет, там и решите, – ответил мужчина лет сорока пяти, по виду боцман.
– Нам бы не пропустить его.
– Да не пропустите. Вон, у статуи подождите, я кликну.
И верно, на каменном основании причала стояла статуя. Большая, из розоватого мрамора, но против солнца было плохо видно детали.
– Статуя? На причале?
– На Маритани с давних пор считают, что по-настоящему великое искусство рождается только в повсе-дневной жизни, – пояснил Далан. – Это статуя Гелона Актесского. Он назвал ее «Ждущая маританка». А идея пришла ему в голову после того, как он увидел лицо жены, выбежавшей ему навстречу. Он ходил матросом на корабле, а жена ждала его на пристани. На эту статую ушло два года, но результат превзошел все ожидания, правда?
Алаис внимательно посмотрела на статую. Луч солнца мелькнул по мраморному лицу – и беглая герцогиня застыла рядом. На миг показалось, что лицо маританки ожило, наполнилось светом и надеждой. И она словно наяву увидела женщину, с которой изваяли статую. Увидела, как она провожает мужа в Море. Провожает со смехом, чтобы не привлечь слезами беду, а потом каждый день ходит на пристань, расспрашивает прибывших людей о корабле, на котором плывет ее муж, – и наконец узнает, что корабль здесь, рядом, сейчас он уже в порту! И бежит, почти летит на встречу с любимым человеком. И на ее лице написано ожидание встречи.
Красота – неимоверная.
– И как это согласуется с рабством?
Вот чего Алаис точно понять не могла.
Далан нашел где-то деревяшку, подпихнул ей.
– Не сиди на холодном, нельзя. А рабство… Не знаю. Просто не знаю.
Алаис тоже не знала. Что ж, оставалось ждать капитана. И – да! Любоваться на Море и на статую. Красиво же! Таким и Людовик не побрезговал бы! Любой из.
Готовиться к плаванию Эдмон начал уже на следующий день. Команда хоть и ворчала, но слушалась.
Капитану виднее.
Да и хорошее место – Атрей.
Сытное, спокойное…
Но прежде, чем отплыть, надо на корабль загрузить припасы, товары, канаты проверить, паруса подлатать, корпус осмотреть…
Ну, с чем и боцман справится, а что и капитан может на себя взять.
Торговать Эдмон не слишком любил, но его корабль – его рука. Договор с купцами за ним, а уж выбрать хороший товар, приглядеть, чтобы не надули, привезти и погрузить – можно и помощнику доверить. Вот и пришлось торговаться, так что на корабль Эдмон возвращался не в самом лучшем настроении. А тут еще боцман…
– Капитан, к нам попутчики просятся. Возьмем до Атрея?
Хм-м…
Пассажиров Эдмон предпочитал не брать. Особенно женщин. И условия им создай, и Море им соленое, и вода им мокрая, и перед командой хвостом повертеть…
Двое мальчишек, один, рыжий, постарше, второй, белобрысый, помоложе, тоже доверия не вызвали, но хоть не бабы. И не маританцы, это Эдмон точно знал. А вот у белобрысого на шее полоса, как от недавно снятого ошейника.
Интересно…
Его внимательный взгляд был замечен и не остался без ответа. Рыжий парень тоже провел по нему взглядом. Насмешливым, оценивающим – ты, конечно, капитан, но и мы не из водорослей сделаны.
– И что привело молодых господ на палубу моего скромного корабля?
Эдмон и не думал скрывать иронию. Белобрысый мучительно покраснел, а рыжий в ответ прищурился еще нахальнее.
– Направление его движения. В Атрей. Груз на борт возьмете?
Эдмон подумал немного.
– А родители ваши знают, куда дети ехать хотят?
– Некому знать, – отрезал рыжий. И так это получилось…
Чувствовалось, что ему до сих пор больно.
– Вы не братья.
– Нет. Я его из рабства выкупил, хочу доброе дело доделать, домой его отвезти.
Эдмон вскинул брови.
– Вот даже как?
– Говорят же – делай добро, бросай его в воду.
Алаис смотрела спокойно. Не согласится этот капитан – другого найдем. Невелика потеря. Хотя он ей понравился. Красавчиков Алаис не любила, особенно картинных, но этот оказался особенным. Что-то такое в синих глазах, в уверенных спокойных движениях, в улыбке, в растрепанных ветром каштановых волосах… ему можно довериться. Да, именно так.
Этот мужчина с темно-синими глазами вызывал инстинктивное доверие. В нем не было ни капли искусственного.
– Нам с другом надо в Лемарну. Это по пути – или нет?
– Это по пути, – кивнул капитан. – Я могу зайти в Лемарну на день, купить лимонов, высадить вас на берег и отплыть.
– Сколько возьмете?
– Двадцать монет золотом с человека.
– По рукам. Когда быть?
– В последний день пятидневья у нас танцы. Сразу после танцев можете быть на борту. Мы уйдем с отливом.
Алаис огляделась.
– Мы будем.
– Как вас зовут?
– Алекс Тан и Далан Шедер.
– Шедер? – удивился капитан. – Подождите-ка, это те Шедеры, которые купцы?
Алаис кивнула. Хотя даже отдаленно не подозревала – те или не те…
– Они. Могу Далана кликнуть, поговорите?
– Я давно не был в Атрее. Но знаю, что Шедеры – уважаемое семейство.
– Мы договорились?
– По рукам.
Алаис довольно улыбнулась. Так-то, господа.
Супруг и Эфрон остаются на Лиарде. А она отправляется на Атрею. И можете хоть в проливе утопиться, паразиты! Авось там ее искать никто не будет?
На пропитание хватит, а больше драть и ни к чему. Все равно корабль туда идет, так что на сопляках наживаться?
Эдмон посмотрел вслед пареньку.
Рабство…
Нельзя сказать, что он это одобрял. И рабы у него в доме жили вполне вольготно. Капитан им платил, как свободным, только просил пять лет отработать, а потом уезжать.
Не слишком хорошо?
А лучше, когда твоя любимая женщина в тягости будет ведра с водой носить и бочки катать? Или дочь надорвется? Или сын?
А тут здоровенные взрослые мужики, весточку он на материк передавал, так что считай – на заработки съездили. Кое с кем он и до сих пор знается.
Вот женщин он в дом не покупал, а мужские руки в хозяйстве нужны. Когда ты постоянно в Море, многое упускаешь. Забор сам собой не подновится, и крыша не перекроется, и уголь наколоть – тоже не женская работа.
Да, сейчас не времена Королей, и Маритани другая, совсем другая. А что остается прежним, так это благословение Моря.
Морской богини.
Маритани.
Как любой маританец, Эдмон не слишком сильно верил в Ардена, Мелиону и Ириона. А вот Море…
В него капитан верил. И в свои предчувствия – тоже. И что-то внутри говорило ему, что поступил правильно. Надо, надо помочь ребятам.
Пару дней до праздника Алаис носа из комнаты не показывала, только вечером петь выходила. Далан тоже не рвался посмотреть город. Мало ли кого там можно встретить? И кто сочтет бывшего раба своей собственностью?
Алекс, конечно, его будет искать, но ей тоже шум поднимать не с руки. Одинокая девчонка, в чужом городе…
Тут проблемы нахватать можно в любой момент.
Книг у них не было, оставалось только разговаривать, есть и спать. Вот и сейчас Алаис отложила гаролу.
– Вечером на танцы и с них на корабль. Пожитки наши захватишь?
– Захвачу. И постерегу. Танцевать мне все равно не надо…
– Там много…
Раньше было меньше, но платья! Ах, какие это были платья!
– Туда вместе дотащим, я тебе что полегче положу. Да и до корабля. А там я уж постерегу.
– И скоро мы будем в Атрее. Если Море будет благосклонно.
Алаис смотрела на Далана. Серьезно, жестко, спокойно… Кое-что между ними уже было договорено.
– Мои родные обязательно тебе помогут. – Мальчишка взъерошил волосы на макушке. – Ты не думай, они не выдадут…
– Смотря сколько им предложат, – пожала плечами Алаис. – Почему ты не приплыл сразу в Тавальен?
– А ты не знаешь?
– Чего именно? Тавальен на берегу моря, но не порт?
– Нет. В Тавальене не пристает ни один корабль. И на несколько дней пути тоже.
Алаис помотала головой.
– Почему?
– Говорят, Море лишило Тавальен своего благословения. Если корабль пристанет там, то пойдет на дно раньше, чем минет год.
Алаис не поверила бы.
Раньше.
А вот после своего сна, после воронки водоворота… она поклясться была готова – разумной! Она не стала бы отрицать все так жестко.
– Почему?
– Когда как. Где пираты, где цунами, где шторма…
– Нет, Далан, ты не понял. Почему Море лишило Тавальен своего благословения?
Далан активно зачесал затылок. Потом перешел на шею и для лучшей стимуляции – на макушку. Алаис ждала.
– Тут такое дело… Во времена Королей Тавальен был только захолустным городком. Огрызок такой…
Она кивнула. «Честно» предупредила Далана, что ради удачного брака ее воспитывали в монастыре закрытого типа. Читать – и то почти не давали, все, что оставалось – придумывать сказки, складывать песни… почему они странные – потому что она не знала, как правильно. Что попадалось в руки, то и развивала. Так что не надо удивляться ее глупым вопросам, просто ответь – и закроем тему.
Далан сочувственно кивнул – и старался просветить Алаис обо всем на свете. Даже о том, как правильно сапоги выбрать. А что? Целое искусство, между прочим, начиная с правильной шнуровки сапога и до размера – чуть больше необходимого, чтобы на портянку налезло.
– А когда последнего Короля не стало, ему попытался наследовать герцог Дион. С тех пор его никто не видел.
Алаис даже знала почему.
– У Диона была любимая женщина, а у той – сын.
– От Диона?
– Нет. Она его раньше нагуляла. Ну вот, когда Дион пропал, установилось безвластие. Герцоги растерялись, не удержав поводья в руках…
Ага. Растерялись они. Из-за отсутствия Короля. Битые и тертые мужики, которым власть – что воздух.
Ну-ну…
Нет, тут дело куда как серьезнее. Что именно произошло, Алаис не знала. Подозревала, но догадки не всегда правдивы. Но надо бы добраться до семейных хроник, тогда и подтверждение можно найти. Эх, вот кто ей мешал раньше? Еще в Карнавоне! Черти б побрали Таламира, лез тут со своими свадьбами!
– Того парня звали Эртало Дион, герцог его не усыновлял, но другого имени не сохранилось. Он объявил, что Арден недоволен, и построил первый храм. Второй, третий…
И стал Преотцом.
Ничего нового под луной. Это было и в истории Земли, и, наверное, в истории других миров. Если у людей где проблемы, обязательно найдется хитрый жук, который погреет на этом лапки. Лучше всего с помощью религии. Уж больно инструмент удобный!
– И все было хорошо, а потом Преотец поссорился с герцогом Тимар.
Тимар. Осьминожки.
Интересно, что они не поделили с первым Преотцом? Вроде бы далеко друг от друга? Хотя…
Если Тимар поддерживал Диона, то сынок мог потребовать выполнения договоренностей. И получить вполне резонный ответ, что союз был с отпрыском Морского Короля, а не… мистера Икс. Так что простите, сударь, поищите своего папашу, с ним и договаривайтесь.
И тут мог начаться конфликт.
Алаис не была уверена, что во всем права, но…
Юрист – это не просто знание законов. Это и определенный тип мышления. Очень… структурированный.
Как Атос в известном фильме: «Д’Артаньян, я допускаю все». Злодейство ли, убийство, кошмар, ужас, чудовищное преступление… Юристы тоже допускают все. И действуют исходя из этих допущений.
– Преотец выжил в результате столкновения?
– Как в воду глядишь! Не выжил. Тогдашний герцог тоже, кстати говоря. А Море вокруг Тавальена стало проклятым.
– Они сражались? Была война?
– Нет. Просто Тимар приплыл один, на корабле, со свитой… и не вышел от Преотца. Их обоих нашли мертвыми. Говорят, в эту ночь Море вокруг Тавальена стало алым, как кровь, потом в нем закишели осьминоги. Ну и корабли перестали туда заходить.
– И сейчас тоже…
– С того времени и по сей день. Так что высаживаешься подальше – и с караваном до Тавальена, или на лошади.
Алаис кивнула.
Вообще, были у нее идеи на этот счет. Эх, не биолог она, но точно помнит, что нечто подобное было в истории. Окрашивались моря в красный цвет…[1]
Соответственно, если Море окрасилось в красный… кстати? Читала она что-то еще в родном мире. Кажется, этот планктон был ядовитым, или как-то так. И кто его кушал – помирал. А кто кушал рыбку, которая кушала планк-тон, помирал тоже. Вот тебе и проклятие.
Эта пакость могла ведь и в питьевую воду попасть, и куда захочешь…
А потом, когда планктон рассосался, дурная слава все равно осталась.
Но не говорить же об этом мальчишке?
– Там тебя и поймали.
– Ага. А дядьку Тисама убили.
Паренек ссутулился, шмыгнул носом.
– Брат твоего отца?
– Нет. Мой воспитатель. С детства еще… Он меня и оружием владеть учил, и защищал до последнего, подставился, чтобы я убежать смог, а я попался…
Алаис по-братски приобняла мальчишку за плечи, давая ощутить живое тепло, погладила по колкой макушке.
– Значит, ты должен жить так, чтобы его смерть не была напрасной, братишка. Заведи детей, воспитывай их, как воспитывали тебя, и отдай этим долг своему учителю. Верь мне, души тех, кто любит нас, остаются рядом. Однажды ты увидишь в глазах своего ребенка отражение близкого тебе человека, и поймешь, что его душа вернулась.
Далан захлопал глазами.
– Ты думаешь…
– Я знаю. Посмотри на Море. Оно вечно. Наши души уходят в Море и возвращаются из него, словно вода.
– А вода возвращается?
Всю дорогу до таверны Алаис посвятила лекции о круговороте воды в природе. Она рассказывала Далану о том, как испаряется вода, потом о сталактитах и сталагмитах, о фульгурите, о карстовых пещерах, но думала совсем о другом.
Атрей.
Удастся ли ей попасть в архивы герцогства?
Атрей – это кит. Мудрый, серьезный, и – летописец. Если у кого-то можно разжиться знаниями, то это он. Но как получить просимое, не раскрывая себя? И как себя обезопасить? Все же после рождения ребенка она какое-то время будет недееспособна…
А уж защитить себя и вовсе не сможет.
С местными нравами Алаис достаточно ознакомилась. Если ты женщина, одинока и чуть симпатичнее крокодила – ты добыча. Для каждого. В принципе.
Тебя могут ограбить, убить, изнасиловать…
Обычно слишком ретивых останавливает тень отца, мужа, брата, которые тоже могут потребовать ответа. И не всегда – в суде. В случае Алаис же…
Был один вариант, которым она собиралась воспользоваться. То есть – убедить всех, что она любовница достаточно знатного мужчины. От него и ребенка родила.
Манеры есть, внешность достаточно экзотическая…
Вот с деньгами хуже.
При себе у Алаис были драгоценности рода Карнавон. Красивые, дорогие и приметные донельзя. Вздумаешь такие продавать – засветишься новогодней елочкой. А разломать, вынуть камни из оправы, сплющить саму оправу – у Алаис рука не поднималась. Слишком красиво.
Одна рубиновая нить чего стоит – на тоненькой, как паутинка, цепочке, застыли рубиновые капли-слезки.
Ладно!
Как себя обезопасить, она подумает еще. И придумает. Кстати, можно и правда пойти к кому-нибудь в любовницы. А что? Неплохая идея.
У нее ведь будет ребенок. И не просто ее личный детик, а наследник рода Карнавон. Который рано или поздно обязан будет получить герцогство в свои руки. Это закон крови. Если в Карнавоне будет править тот же Таламир, там скоро начнется веселье. Неурожай, непогода…
Интересно, почему?
Хотя тут Алаис и придумывать ничего не надо было. В это верили. Мудрому достаточно.
Если ты случайно сломаешь ногу – это бывает. Это жизнь. А вот если за пару дней до того к тебе подошла цыганка, которую ты послал матом, и она тебе пожелала всяких «радостей», кто будет виноват в переломе?
Правильно, она и будет.
Достаточно просто вбить людям в головы, что без Карнавонов их ждут беды и проблемы – и любую беду они спишут на отсутствие законного правителя. Дешево и сердито.
Так что рано ли поздно Карнавон позовет ее ребенка. И… что дальше?
Как известно, правители не растут в огороде. Кухарки не годятся на то, чтобы править государством, что бы там ни говорили демократы. Герцога надо учить.
Учить тщательно, учить с пеленок, учить тому, что местные дворяне усваивают еще в колыбели.
Алаис может ему это обеспечить?
Нет.
Она сама в местных обычаях путается. Память герцогессы при ней, но это достаточно специфический опыт.
Надо искать учителей.
Надо рожать, приходить в себя и устраиваться в жизни. Любыми путями. Сама она обошлась бы тихой и спокойной жизнью в глуши. Но дадут ли?
Нет. Не дадут. Помечтать о тихом счастье можно, но готовиться надо к худшему. То есть – рано или поздно ее найдут, значит, ей понадобится защитник. Только вот что он попросит за свою помощь? А, не важно!
В любой истории были шлюхи – и были фаворитки, в конце концов. Был сонм любовниц Наполеона – и была Жозефина. Да даже в нашей истории…
Петр Первый ведь ездил к Анне Монс. Сколько лет ее любил…
Были великосветские шлюхи, имена которых история не сохранила, – и была Нинон де Ланкло.
Неужели Алаис не сможет провернуть нечто подобное? Ум сорокалетней женщины в теле девушки – мечта любой куртизанки.
И ради сына Алаис обязана справиться.
Женщина в этом мире имеет одно право – найти себе мужчину. Вот она своим правом и воспользуется…
Пока же надо прийти в таверну, перекусить, собраться, кое-что прикупить в дорогу заранее – дел хватит.
Танцы в конце пятидневья…
Как это выглядит на Маритани?
Площадка за городом, достаточно большая, чтобы вместить всех желающих. Даже несколько площадок, друг рядом с другом. Место для угощения, для костров, на которых жарится рыба, для музыкантов…
Туда-то Алаис и направилась. И была встречена не слишком дружелюбными взглядами.
Музыка музыкой, но о мальчишке уже прослышали на Маритани. Столица Сенаорита и то большая деревня, а уж остров…
Маленькая деревня. Очень маленькая.
Алаис подняла руки ладонями к музыкантам.
– Ребята, давайте договоримся сразу. Половину заработка вношу в общий котел. Уезжать скоро, а не побывать на такой гулянке – себе не простить.
Взгляды смягчились. Один из музыкантов, со светло-синими глазами, даже подвинулся, давая ей место.
– Ты с одной гаролой? Плохо слышно будет…
– А я надеюсь, что вы подыграете.
– Не много ли хочешь, мальчишка? – встрял другой музыкант.
Алаис удивленно повела плечами.
– Я же сказал – ровно половину от того, что заработаю. И заметь, я уеду, а песни останутся.
Музыканты подумали, оценили свою выгоду – и подвинулись.
Алаис уселась на ступеньку помоста, пробежала пальцами по струнам – и для разминки выдала соло из испанских гитарных ритмов.
Мужчины прислушались.
Алаис добавила еще жара в исполнение. Долго ждать не пришлось – синеглазый музыкант присел рядом.
– А на две гаролы пойдет?
– А давай попробуем?
Перебор зазвучал так, что люди на площади обратили внимание. Но Алаис на них не смотрела. Ее полностью захватила музыка.
Встреча ветров, песня любви,
Танец огня в капле воды,
Пляска грозы в буре штормов
Звоны безумных колоколов.
Руки взлетят, ветры вскричат:
«Нам эти души принадлежат!»
Не отступлю, не потаю,
Песню свою миру спою…
Пальцы летают по струнам, полыхают огни костров, и на площадь выходят пары танцующих. Музыка захватывает, ведет за собой, подчиняет, покоряется и требует ответа! Она зовет, она приказывает, она зажигается в крови каждого из присутствующих…
Алаис не замечает, как в их диалог с синеглазым вступают другие музыканты. Как подхватывают мелодию, как развивают ее, как на площади начинает звучать настоящий оркестр – она просто играет, как никогда раньше.
И счастлива.
Музыка достигает апогея – и разлетается миллионом искристых огоньков во все стороны.
И на площадь выходит Она.
Одна из девушек?
Возможно, вполне возможно. Просто сейчас ее никто не узнает. В эту минуту она стала почти воплощением Маритани.
Высокая, в длинном алом платье, черная грива волос мечется по спине, пышная юбка открывает круглые колени…
– Играйте!
И столько властности в ее голосе, что отказать нельзя, никак нельзя.
И Алаис вновь начинает гитарный перебор. В нем все. И весенняя капель, и колокола, и кастаньеты, и неровный стук сердца, и вкус терпкого красного вина… это музыка страсти, которую дарит ей остров. В эту минуту она не думает ни о чем. Ее нет в этом мире.
Есть только Море.
Только небо.
Только музыка.
Я пролечу бури, шторма.
Я для тебя вечно одна.
Ты для меня в мире один.
Я прилечу, ты подожди.
Кровью сердец, вихрем любви
Буду с тобой, лишь позови.
И не зови – я прилечу.
Птицей прильну нежно к плечу…
И мечется, жалобно крича, над Морем одинокая птица. Взлетают крыльями руки танцовщицы, вспыхивают языками черного пламени волосы, сияют синие глаза на лице девушки невозможным, безумным светом…
И, жалобно крича, рвутся под пальцами музыкантов струны.
На дерево помоста падают капли крови из пораненных пальцев.
Алаис с трудом приходит в себя, подносит ладонь ко лбу, вытирает пот, заливающий глаза… и только потом обнаруживает, что пальцы у нее еще и в крови. Вот черт!
Больно…
Танцовщица уже ушла, но народ не торопится выходить в круг. Кто-то касается плеча девушки.
– Ты бы, парень, пока сходил, руку перевязал. Мы подождем. Все одно еще с полчаса тихо будет.
Алаис недоуменно вскидывает брови.
– А что вообще?..
Музыканты переглядываются. Потом слово берет синеглазый.
– Ты же слышал небось у сухопутных, что Мелиона менестрелей отметила?
– Да…
– Это они наше переврали. Говорят, что Маритани любит музыку. Сама поет, а иногда и послушать выходит. Может духом вселиться в человека, и тогда… ты сам видел.
– Видел…
И верно, безумие какое-то. И как ее так повело? Вроде и не пила ничего… может, тут в костер гашиш добавляют?
– Это как благословение. Теперь, считай, год удача будет. Дети будут здоровы, Море спокойно, порадовали мы Маритани. Только людям надо в себя прийти. Все же богиня, не абы кто…
Алаис сильно подозревала, что это не богиня, а массовый психоз, но не спорить же?
Перевязать пальцы, взять медиатор и НЕ УВЛЕКАТЬСЯ! Когда еще пальцы заживут!
Тьфу!
Далан наскоро перевязывал Алаис пальцы клоком рубахи и бурчал что-то про ошалелых музыкантов. Она только отмахнулась и отправилась опять на площадь.
Хорошо пошло…
Что там была за женщина?
Да какая разница! Мало тут девчонок? Кто-то решил потанцевать, а дальше…
Массовая истерия – штука заразная и опасная. Бывали в мировой истории случаи, люди не то что танцевать – воевать кидались! Так что тут легко отделались.
Народ опять же доволен. Монетки кидают, беседуют, угощаются…
Алаис тоже подвинули кружку с вином и жаркое, но она отмахнулась. Не время.
И опять понеслись над площадью аккорды.
Бури уйдут, ми́нут года,
Я для тебя – и навсегда,
Ты для меня, и на двоих
Делим мы душу, сердце и стих…
Алаис перебирала струны, отдаваясь музыке всей душой. Ах, как она когда-то пела! Еще в том мире, в юности, на концертах! И пусть высот примадонн она не достигла – характер не тот, да и страшно было поставить все на талант, но зал начинал жить ее песней. Здесь и сейчас было то же самое…
Далан собирал монетки, честно деля их на две кучки. И думал, что ему повезло.
Все же Алекс хорошая. И играет так…
Надо будет попросить ее научить. Вот во время плавания…
Один раз Алаис едва не сбилась с такта. Когда увидела на площади Маркуса Эфрона. Но – Маритани миловала сегодня. Юный граф уже был бессовестно пьян и пытался ухватить за попу какую-то девушку. Пяти минут не прошло, как маританцы изловили героя-любовника и потащили в темный угол, объяснять местные правила приличия. И правильно, нечего местный генофонд графьями загрязнять, нехорошо это…
Алаис пожелала тьеру Эфрону, чтобы ему оторвали женилку напрочь, и за полночь исчезла с площади, честно поделив гонорар с музыкантами.
– Ты ТАК играла! – восторгался Далан.
– Зато теперь руки лечить…
– Серьезно ты их?
– Думаю, до конца плавания. Придется медиатором играть.
– Ме?..
– Плектром.
Это тоже ничего не объяснило парню. Пришлось демонстрировать костяную пластинку и объяснять, что можно-то играть чем угодно, но ей привычнее так.
Какая-то девушка вылетела из переулка, натолкнулась на Алаис и едва не уронила ту на землю.
– Ой! Прости!
Алаис устала так, что даже ругаться желания не было. Поэтому она просто отмахнулась, мол, ерунда, но девчонка вцепилась клещом.
– А я тебя узнала. Ты на площади играл!
– И что?
– А хочешь – поменяемся?
Алаис с удовольствием послала бы девицу меняться с тритонами, лишь бы добраться до корабля, рухнуть там в гамак и проспать часиков двадцать – беременность утомляла. Но… сейчас начнешь скандал, прибегут маританцы… им Эфрона наверняка для разминки не хватит.
Нет уж, не нарываемся.
– Чем ты хочешь меняться?
В синих глазах девчонки блеснули озорные огоньки.
– Например, ты мне платок, а я тебе то, что дороже любого платка.
Надеюсь, не сопли?
Вслух Алаис этого не озвучила, просто стянула с головы бандану и протянула девушке.
– На, возьми на память.
Та ухмыльнулась, принимая черный лоскут.
– Хороший ты человечек…
Поцеловала Алаис в щеку – и только черная прядь за углом мелькнула.
Алаис фыркнула.
Надо сказать, девчонка не соврала. Поцелуй хоть и не имеет денежного эквивалента, все же дороже банданы!
– Ты ей понравилась, – хмыкнул Далан.
– Да ну тебя…
Гамак вешать пришлось мальчишке. Алаис вымоталась до полного свинства. Так, что упала в койку – и заснула.
Наглухо. Мертвым сном.
Она не слышала, как собиралась команда, как Эдмон командовал отплытие, как корабль вышел в Море.
Алаис спала, и ей снилась давешняя танцовщица с площади.
Она плясала на гребне волны, волосы ее, на этот раз белые-белые, сливались цветом с морской пеной, а глаза горели неистовым синим огнем.
Маритани…
Ант Таламир с презрением и негодованием оглядывал «свое» родовое владение.
То есть замок Карнавон.
М-да, знал бы – не увозил бы жену. Было полное ощущение, что именно Алаис поддерживала эту груду камней в приличном виде, а без нее все разболталось к Ириону!
Полы не метены, окна не мыты, перила не чищены, посуда грязная и жирная… Чтобы все поняли и осознали господское негодование, пришлось надеть котел на голову управляющего и постучать сверху кулаком. Хорошо вошло!
Слуги поняли и забегали подстреленными зайчиками… с тем же результатом. Если порядка не было, откуда ж ему срочно взяться? Да еще когда все волнуются, да хозяин хлыстом по ноге похлопывает… Когда Таламира едва не облили вином, он плюнул на все, рявкнул, что к утру замок должен сиять и блестеть, или он всех на конюшне запорет, и отправился спать.
Увы, долго ему проспать не пришлось.
Герцогская спальня Карнавона обладала потрясающим окном. Большим, витражным…
Вот в это окно и влетела, что есть дури, подхваченная порывом ветра чайка. А уж с какой силой ее туда занесло…
Таламир подскочил на полметра над кроватью, вылетел из спальни, и только в коридоре, едва не сбив лакея, пришел в себя достаточно, чтобы взять факел и отправиться обратно.
Картина была неутешительной.
Окно было безнадежно испорчено, на полу в луже воды подыхала птица, а в дыру хлестал дождь, да так, что кровать, стоящая неподалеку от окна, уже наполовину промокла.
Таламир злобно выругался и отправился досыпать вниз. В караулку. К солдатам.
Хорошего настроения ему это не прибавило.
А трехдневный шторм и перешептывания слуг, что, значит, началось, не принимает землица супостата, надо бы его на Море попробовать, – тем более.
В воздухе Карнавона запахло неприятностями.