Не у всех принцесс сладкое детство. Но мое по большей части оказалось сладким, только с горьким привкусом.
Я не помнила мать, которая отдала свою жизнь за мою. Немного помнила отца, хотя, полагаю, он со мной проводил времени куда меньше, чем мать, но почему-то запомнился лучше.
Вся горечь моего детства сконцентрировалась на приемном отце Владимире Кострове. От меня не скрывали правду. Я знала, что мою семью убил Владимир. Я ненавидела его всем сердцем, всю агрессию срывала на нем. Надо ли говорить, что он не пытался сближаться со мной или проявлять чуткость? Но при этом обеспечивал всем необходимым. Я жила как принцесса, но всегда помнила свое место в доме убийцы.
И все же два брата-близнеца подслащивали мою жизнь как могли. Иногда делая ее сладкой до приторности.
Я очень отчетливо помню пистолет, приставленный к моему лбу Костровым и его ледяной тон:
– Если вы и дальше будете ее делить – я ее убью.
Это была последняя ссора Дена и Дима из-за меня. С того момента меня не делили, мной пользовались вместе, сообща. Играли мной вместе, и вместе определяли, куда я иду, с кем, в чем и что буду делать.
Нет, меня это не напрягало, парни были старше и с ними было весело. Они всегда придумывали очень прикольные забавы. И детство вместе с ними было очень интересным.
А потом как-то всё стало меняться. Мне было двенадцать, а им по пятнадцать, детские игры уступили место более взрослым. Тогда все было очень невинно и все еще по-детски.
– Почему ты его поцеловала, а меня нет? – возмущался Ден.
– Я сказала тебе спасибо!
– Мия, этого недостаточно! Целуй!
И я подошла, чтобы поцеловать его в щеку, как до этого поцеловала Дима, но Ден всегда был прохвостом, он резко повернул голову, а у меня случился первый поцелуй в губы. Тогда еще невинный, но с того дня простым «спасибо» мне уже было не отделаться.
Еще я помню свои пятнадцать лет, когда Костров неожиданно вспомнил обо мне. Всегда казалось, он забыл про меня, что я живу в его доме, но в день моего рождения я была вызвана к нему в малый кабинет.
Близнецы пошли со мной. Они вообще меня одну никуда не отпускали.
– Я вас не звал, – встретил нас Костров.
– Но ты позвал нашу принцессу.
– Вашу? – удивился Костров, надменно приподняв одну бровь.
– Ты сам отдал ее нам, – вмешался более сдержанный Дим, меня же, как обычно, никто не спрашивал. – Сказал, вот вам принцесса и полцарства в придачу.
– Кому-то одному из вас, – со вздохом откликнулся Костров и вперился в меня своими холодными непроницаемыми глазами. – Подойди.
Когда Владимир Костров, глава банды, приказывал, никто ослушаться не смел. Братья заткнулись, а я сделала нерешительный шаг в его направлении.
– Смелее, – усмехнулся он, вытянул руку и схватил меня за плечо, придвинув ближе. – Так похожа на мать…
Я не особо разбираюсь в интонациях мужчин, но в тот момент мне показалось, что он сказал это с грустью, как будто это не я, а он потерял мать! Хотя сам же ее и убил.
И вот тогда впервые произошло то, что меня напугало. Одно дело видеть и пробуждать интерес мальчишек, с которыми росла с детства, другое – заметить опасный огонек в глазах их отца.
В тот момент у меня похолодело внутри, и я дернула плечом, надеясь сбросить его руку и отскочить, но Костров не отпустил, внимательно всматриваясь в мое лицо, губы, пробегая взглядом по глубокому вырезу платья, опускаясь к груди, которой в пятнадцать я еще стеснялась.
Чем могла закончиться наша встреча, я так и не узнала, потому что темный взгляд Кострова не понравился не только мне, но и близнецам. Ден, как самый нетерпеливый, первым заступился, встав перед отцом и загородив меня спиной.
– Но она все равно наша!
– И никто не смеет претендовать на нее, – добавил Дим, оттолкнувшись от стены. – Так зачем ты ее звал?
Костров отступил. Он вручил мне подарок – права и ключи от моей первой машины, мы завизжали и рванули из кабинета учить меня вождению. Больше убийца моей мамы обо мне не вспоминал. Я навсегда осталась игрушкой его близнецов, хоть они и называли меня принцессой Мией.
В шестнадцать я закончила школу и поступила в универ. Конечно, в тот же, где учились братья. Теперь мы практически не расставались. До этого хотя бы по полдня не виделись из-за школы и успевали соскучиться, теперь же расставание совпадало только с парами в универе.
Тогда же произошел переломный момент в отношениях, когда я поняла, что все игры переходят в новую плоскость.
У нас у каждого была своя спальня, причем в соседних комнатах. Это давало ту необходимую личную свободу, которая нам требовалась. По крайней мере мне, девочке.
Но в мои семнадцать приватность была нарушена самым безапелляционным образом.
– Подвинься, – глухой голос Дена раздался, когда он уже влез в мою постель и сдвинул к середине.
Я заворочалась, недовольно бурча на неугомонного братца, и отодвинулась, когда он придавил меня своим телом.
– Эй, будете так толкаться, я свалюсь, – раздался голос Дима с другой стороны.
Вот тогда я распахнула глаза, резко проснувшись. Уже утро? Я проспала? Почему близнецы в моей постели?
Но, судя по темноте, была глубокая ночь. С двух сторон мою талию обвили мужские руки.
– Ложись! Что ты скачешь? – пробурчал Ден.
– Надо поменять кровать на более широкую, – недовольно добавил Дим.
И я осталась лежать между двумя плотно прижатыми ко мне парнями. Ничего такого не было, мы просто каждый день засыпали в одной постели и каждое утро просыпались в ней, но границы приватности так и не восстановились.
Дим уже на следующий день поменял постель на трех или даже четырехместный траходром, из комнаты Дена сделали качалку, комната Дима стала игровой и гардеробной, а моя комната… Да, она стала общей спальней.
В семнадцать некоторые вещи принимаются проще, без лишнего смущения. Например, утренняя эрекция с двух сторон. Я просто приняла, что такое с парнями происходит каждое утро. Обязательные поцелуйчики на сон и по пробуждению стали неотъемлемой традицией.
Они также с пониманием относились к моим критическим дням, не мучая меня и всячески создавая комфортные условия, чтобы я не куксилась. То грелку принесут, то массаж сделают. Я любила это время, когда могла капризно повелевать близнецами. Обычно мной помыкали они, но в эти дни госпожой была я, и они очень старались угодить.
Что я могу сказать о своем характере?
Полагаю, моя история сделала меня очень приспособленной. Я чутко улавливала моменты, когда могла проявить настойчивость и капризность, а когда должна уступить или даже пустить слезу, чтобы вызвать жалость. Я пользовалась всем, что облегчало мне жизнь.
Таким образом, с близнецами у меня были очень тесные, мягкие и бесконфликтные отношения. Нам, по сути, нечего было делить. Они никогда не просили того, что я не могла бы им дать.
А вот с личной жизнью у меня не сложилось.
О том, что в ней всегда были и будут только близнецы, я тоже узнала в восемнадцать.
То была моя первая взрослая вечеринка. Я выпросила Кострова снять мне кафе и оплатить ди-джея, позвала весь второй курс – других друзей для празднования дня рождения у меня не было. И, само собой, на вечеринке были близнецы.
Они старше на три года, учились на последнем курсе, что для моих сокурсниц было лакомым кусочком. Я еще помню, как небрежно уронила «развлекайтесь, парни, ни в чем себе не отказывайте», надеясь, что это станет и моим пропуском во взрослую жизнь. Но клянусь, я даже не думала, что попытка поцеловаться с парнем с нашего курса обернется для него сломанными ребрами и перебитым носом.
Тот парень почти сразу перевелся из нашего универа, а другие стали меня обходить стороной.
Так всё и осталось: я и близнецы. И больше никого.
Но я не чувствовала себя обделенной. Ден и Дим наполняли мою жизнь без остатка самыми разными переживаниями. И в восемнадцать я впервые поняла, что отношения между нами уже не детские.
К утру я лежала на груди Дима, когда в сон проникли протяжные эротические нотки. Я выгнулась, отдаваясь ласкающим губам и придвигая попку ближе к напряженному мужскому телу. Я не пыталась рассмотреть лица, скорее наслаждалась странным острым желанием, захватившим каждую клеточку.
К рукам присоединились горячие губы, мучительно впивающиеся жалящими поцелуями в кожу. Я не выдержала и застонала, сама себя выдергивая из сна…
– Ден?..
Я проснулась, но острое желание, а самое главное, ласки – никуда не делись. Сердце Дима под ухом стучало в бешеном ритме, а сзади к моей шее присосался Ден.
Я дернулась, но его руки удержали бедра на месте, крепче прижимая к нему. Теперь я вздрогнула, почувствовав упирающийся в меня член. Да, я каждое утро видела их торчки, но раньше никак не связывала вот с этим сжигающим томлением в своем теле.
Дим приподнял пальцем мой подбородок, опалил темным взглядом из-под полуопущенных век и прижался к губам в жадном поцелуе. Мы и раньше целовались. Но не так…
Глаза сами собой закрылись, я вздрогнула от откровенной ласки Дена и наглого вторжения языка Дима и на некоторое время потеряла контроль над телом. Мне нравилось то, что они со мной делали!
– Вот чер-р-рт! – зарычал Ден, неожиданно прекращая ласки и грубовато впечатываясь в меня бедрами сзади.
Раздался тихий протяжный стон в изгиб моей шеи, а Дим тихо засмеялся:
– Слабак.
Ден сбежал в душ, а Дим еще некоторое время гладил меня и целовал, успокаивая взвинченные эмоции.
– Ч-ч-что это было? – тихо спросила я, чувствуя, как пульсируют набухшие от поцелуев губы.
– В свое время узнаешь, – также тихо ответил Дим, целуя последний раз и с огорченным вздохом уходя в душ к брату.
В свое время? Разве оно уже не пришло?
Я разочарованно потянулась, чувствуя странное напряжение внизу живота. Неужели критические дни придут не по графику? Поморщилась и начала привычный день. Завтрак, сборы, универ, обед и возвращение домой.
Вечером мы торчали в кинозале. Парни принесли новый блокбастер и вытащили меня с лекций.
– Эй, у меня послезавтра зачет! – упиралась я, но в руки вручили чипсы, посадили на диван, как всегда, зажав с двух сторон, и включили фильм, добавив громкости так, что от вибрации потряхивало внутренности.
Уже скоро рука Дена легла на внутреннюю сторону бедра, чуть сжала, чтобы я заметила. Я не могла не заметить, немного поерзав и сползая со спинки, чтобы не мешать движениям Дена.
После утреннего происшествия неудовлетворенность поселилась в моем теле, и я не понимала, как ее снять.
Чуть погодя рука Дима присоединилась к блуду на моем теле. Я забила на кино, закрывая глаза и разваливаясь на диване, позволяя их рукам творить со мной все что им хотелось.
В какой-то момент меня тряхнуло и я крикнула, сама напугавшись странной острой реакции своего тела на их прикосновения. Ничего не изменилось, мы втроем так и оставались в одежде, в темном зале, заполненном грохочущими звуками, на диване, обтянутым коричневой кожей. Я все также подставляла бедра под мнущие меня руки Дена и выгибала грудь под сжимающими её ладонями Дима, когда меня прошило снизу и скрутило от невыносимых спазмов.
Я задрожала, не пытаясь сдерживать крики, ослепленная непонятными, но такими приятными ощущениями внутри меня. Появилась радость второго рождения. Словно я слишком долго сидела в коконе, темном и тесном, а сейчас он треснул и я выбралась на свет, распуская и расправляя невероятно красивые крылья.
Но полета не случилось.
Спазмы утихли, а тяжесть внутри осталась, как будто я чего-то недополучила.
Парни молчали, хотя я по их дыханию слышала, что напряжение сковало не только меня.
– Может, сейчас? – глухо спросил Ден явно не меня.
– Отец нас за яйца подвесит, – также глухо произнес Дим. – Пока только так. До ее выбора осталось три месяца. Потерпим.
Вот тогда я поняла, что мне позволят вылететь из кокона не раньше девятнадцатилетия. Но с того дня таких двусмысленностей между нами становилось больше.
Я все еще ждала, что хоть один из братьев не выдержит и переступит границу, но оба близнеца держались стойко, перенося вместе со мной острую неудовлетворенность и возрастающую потребность.
Наверное, тогда я стала задумываться об отношениях между парнем и девушкой. Что существует что-то большее, чем дружба, совместное проживание и взаимные обязанности.
Близнецы готовили меня к взрослой жизни постепенно, чтобы я не пугалась, привыкала и принимала их рядом с собой как нечто само собой разумеющееся.
Я их принимала до момента, когда поняла, что от них можно получить большее. Вот тогда и мне пришлось изменить поведение, провоцируя братьев на срыв. Я же чувствовала, что, если хоть одного из них доведу до грани, второй сам слетит с катушек.
– Дядя Володя, я хочу пойти в группу поддержки, – однажды за семейным завтраком я пошла на крайние меры, привлекая главу семейства к своей персоне.
Костров оторвался от утренней газеты, поднял на меня взгляд, смерил от макушки до груди, задержавшись на дерзком вырезе платья. И, честно признаюсь, одно дело дразнить парней, которые облизываются на тебя, как на конфету, другое – привлечь внимание убийцы, которого я привыкла ненавидеть.
– Поддержки? – переспросил он отстраненным тоном.
– Да. Соревнования, выступления, акробатические номера…
– Нет, – выстрелил он и снова уткнулся в газету.
– Почему нет? – не унималась я.
– Потому что свернешь свою шейку, и по городу снова начнутся бандитские разборки, – подсказал Ден.
Отец же выключился из разговора, больше не встревая.
– Но я не настолько неуклюжая, чтобы приземляться на шею! – возразила я, чувствуя, как портится настроение.
Я в принципе не любила субботние завтраки и обеды, которые традиционно считались семейными, ведь только в эти дни мы собирались за одним столом с Владимиром. А теперь еще принимать ограничения, когда я настроилась прыгать три раза в неделю с девчонками с курса на спортивной площадке.
– Почему тебе не стать участницей конкурса красоты, Мия? – вмешался Дим. – Это так же престижно, но в разы безопаснее.
– Нет, – отрезала я. – Хочу в группу поддержки!
– У тебя нет нужной подготовки.
– А если ты сломаешь ногу или руку?
– Ты готова к синякам?
– Хочешь, мы сами тебя покидаем как мяч?
В ходе спора с близнецами я вынуждена была признать, что специальной подготовки у меня нет, но форма не настолько плоха, чтобы не попытаться пройти отбор!
– Так там будет отбор? – вдруг вмешался Костров, выдавая, что слушал весь наш спор.
– Да. В среду, – буркнула я.
– Хорошо. Сходи на отбор. Если честно пройдешь его, то будешь в группе поддержки.
Я боялась поверить!
– Но пап, а как же ее шея? – напомнил Ден, и тут же получил от меня ногой под столом.
– Вы тоже можете пройти отбор, чтобы ловить свою принцессу, – заключил Костров, встал из-за стола и покинул столовую.
С триумфом я отложила столовые приборы и осмотрела озадаченных парней.
– Вряд ли вы будете в восторге прыгать и трясти пипидастрами, но с понедельника начинают набирать группу баскетболистов. Можете пойти туда.
Но надо было знать моих парней, чтобы поверить, что они испугаются и отпустят меня от себя на три вечера в неделю.
В среду втроем мы стояли в забитом претендентами коридоре перед спортзалом, где проводился осмотр.
– Костровы Денис и Дмитрий, Костин Вадим, Левин Данил и Литвинов Кирилл. Заходите.
Ден с Димом с двух сторон вцепились в меня.
– Ну чего вы? Идите, – подгоняла я.
– Никуда не уходи, поняла?
– Куда я уйду? – вытаращила я глаза. – Здесь вас ждать буду. У меня же после мальчиков просмотр.
Братья ушли, а я нервно оглянулась вокруг. Здесь собрались очень сильные и подготовленные студенты. В прошлом гимнастки, балерины, танцоры. И я. Но я в себя верила!
Когда увидела довольных и ухмыляющихся мне парней, поняла, что они прошли. Что ж, осталось только мне доказать, что и я не промах.
– Арсеньева Дана, Баринова Марина, Боярова Мия, Васина Ольга и Войнова Екатерина. Проходите.
Я выдохнула, неуверенно улыбнулась близнецам и сделала шаг в спортзал.
Она прошла. Как? Почему?
Абсолютно объективно я не попадала в ритм, не смогла сесть на шпагат, потом, конечно, потренировалась дома под насмешками близнецов, но перед отборочной комиссией не смогла.
Я физически уступала многим претенденткам, но меня взяли!
Теперь я шла в универ между своими парнями, лучась счастьем и строя планы на неожиданный драйв и разнообразие в моей жизни.
– А ты не хочешь спросить, прошли мы или нет? – сверкнул ухмылкой Ден.
– Конечно прошли! – вернула ему усмешку. – Я даже не сомневаюсь!
– Она в нас не сомневается, брат, – тут же съязвил Дим и получил о меня локтем под ребра.
– Вы же прошли?
Ответа не получила, мы как раз вошли в кампус универа. Ден развернул меня к себе, продолжая насмешливо лыбиться.
– Ты в надежных руках, детка. Всегда об этом помни, – произнес он низким голосом и наклонился, намереваясь поцеловать.
Я выпучила глаза. Одно дело дома целоваться с парнями, другое – под взглядами любопытных студентов всего универа!
Но моя попытка увернуться не сработала, Ден по-хозяйски обхватил своей ладонью мой затылок и уверенно притянул ближе, нацеливаясь в губы.
– Ден, не надо!
Проигнорировав, он смачно захватил губы, а потом и рот, не давая даже пискнуть. Он не торопился, словно специально растягивал, чтобы в универе не нашлось ни одного парня, кто не увидит, с кем я лижусь.
Конечно, мне никто ничего не выскажет, все знают историю предательства моей семьи их отцом, но формально мы все равно считаемся семьей. Они мне близки как братья, но вот последний год стали как-то ближе.
Не успела я додумать эту мысль до конца, как Ден отпустил меня. Я нахмурилась, взвешивая, стоит ли поцелуй ссоры с ним, когда сзади обхватили руки Дима, и я поняла, что сцена клеймения не закончена.
Моему возмущению не было предела! Ведь они оба не пытались замаскировать поцелуй под братский. А целоваться по-взрослому сразу с двумя парнями на глазах всего универа – это позволить думать студентам обо мне в корне неверно!
– Не-е-ет! – протянула я.
– Скажу тебе по-другому, – обольстительно начал Дим, удерживая перед собой за плечи. – Никогда не забывай, кому ты принадлежишь.
И без переходов и пауз впился в мои губы. Я мысленно застонала – это единственное место, куда я могла выдать свое недовольство.
Ну зашибись. Второй курс. Команда поддержки и близнецы, которые четко дали понять всем, что я занята. Дважды.
Мрак!
– Не могли оставить это за дверями дома?! – не сдержала я гневную отповедь, благоразумно отходя на три шага от парней.
– За дверями дома мы будем куда откровеннее в поцелуях, детка, – тихо засмеялся Ден, а меня пробрало от его низких вибрирующих ноток.
Вот черт. Они ведь чувствуют, что я завожусь от этой игры в ожидание.
Закусила губу, оглядывая обоих братьев, самодовольно оглаживающих меня взглядами, досадливо застонала и ушла.
– Ах, бедная сиротка, – встретил меня приторно-сладкий, насмешливый голос однокурсницы, состязающейся со мной на первую красавицу потока. – Теперь мы можем только догадываться, как утешают тебя в приемной семье два брата.
Моя ядовитая улыбка стала ответом:
– Обидно, что у тебя в напарниках только подушка, мокрая от слез одиночества.
– Это лучше, чем на два члена насаживаться, – громче и презрительнее отозвалась стерва.
Я подошла ближе. Не люблю показуху в таких делах.
– Хочешь сама насадиться? Я могу это устроить. Организую тебе оргию, чтобы заткнуть все дырки в твоем теле. А не хватит – вырежем новые.