Глава 1

Самое главное, когда ночью идешь через кордон, это чтоб тебя с вышек не заметили, пока ты к дороге ползешь, прячась в траве. Это Богдан трем «туристам» хорошо втолковал. Ползли те правильно, старательно прижимая животы к мокрой земле, раскисшей от вечернего дождя. Прожектора на вышках медленно и основательно обшаривали своими лучами окрестности кордона, но высветить одетых в камуфляжи четверых человек из-за высокой травы было нереально. Тем более что по тихой команде Богдана «туристы» мгновенно замирали, наверняка уже мысленно жалея о том, что ввязались в столь опасную авантюру. Они все жалеют. Но коль влез в это дело, то отступать поздно.

Они ползли уже больше часа. Руки «туристов», цепляющиеся за мокрую землю, уже одеревенели от холода, мышцы с непривычки болели и требовали отдыха. Но они продолжали ползти, так как понимали: здесь, на этом поле, ни деньги не властны, ни связи, ни положение в обществе. Здесь что есть они, что нет их у человека – пуле всё равно.

Наконец меж стеблями травы Богдан разглядел две вышки, натянутые меж ними ряды колючей проволоки и отлично простреливаемую дорогу, отделяющую поле от кордона. С ночным зрением у Богдана всё было замечательно, лучше, чем у подавляющего большинства населения планеты. Стало таким после… Впрочем, думать о прошлом лучше потом, после дела. Главное, что нормально вышли – вернее, выползли к конечной точке, так, как хотелось. Теперь осталось дождаться, когда проедет БТР внешнего охранения, и можно действовать.

Вдали послышалось утробное урчание, нарастающее с каждой секундой. Молодцы «внешники», едут точно по графику, не придется ждать их, рискуя заработать простатит, лежа на холодной земле.

Бронетранспортер прогрохотал в пяти метрах от носа Богдана. Так, теперь надо, чтоб лучи прожекторов разошлись в разные стороны… Тридцать секунд, минута, полторы…

– Долго еще? – послышалось сзади недовольное шипение. Это, небось, тот блондин возбухнуть решил, самый богатый и потому самый наглый в группе.

Богдан не удостоил его ответом. Две минуты…

Пора!

Максимальный разброс лучей продлится недолго, потом они начнут сходиться, словно ножницы. И не дай Зона попасть под один из них. Потому что рядом с оператором прожектора на вышке всегда находится пулеметчик, у которого задача только одна – стрелять по любой подозрительной кочке, тени, странному шевелению травы, а уж по сталкерам, подобравшимся слишком близко к охраняемой территории, и подавно.

Этот кордон не единственный. В полукилометре позади осталось хилое неохраняемое ограждение, так называемое «Второе кольцо», на котором развешены предупредительные таблички: «Стой! Запретная зона. Ведется огонь на поражение!» Ради тех табличек его и установили, натянув меж столбами несколько рядов колючей проволоки, под которыми запросто пролезть можно, просто приподняв их ножом. А вот с кордоном всё гораздо сложнее. Если, конечно, не знать некоторых секретов. Например, того, что под колючкой как раз между вышками проходит дренажная труба.

Сразу за кордоном начиналась болотистая местность. Когда его городить начали, кое-где такие трубы заложили, чтоб в проблемных местах гнилую воду от вышек отвести. Ну, и замаскировали их как следует. И охрану предупредили, мол, следите за ними, кабы чего не вышло. Тогдашнюю охрану. С той поры много воды утекло – и в прямом, и в переносном смысле. Не один батальон государственной службы охраны кордона сменился за эти годы, и про отлично спрятанные трубы все давно забыли.

Кроме тех, кто помогал строить этот кордон. Таких, как Богдан. Правда, большинство тех строителей уже либо умерли от радиации, которая тут послабее, конечно, чем в Зоне, но тем не менее, либо спились, пытаясь залить самогоном всякие-разные воспоминания. Поэтому не исключено, что теперь месторасположение всех тех труб только он один и знал…

– Сюда, быстрее, – прошипел Богдан в темноту, одновременно разрывая сырую землю в месте, отмеченном неприметной палочкой. Почти сразу рука наткнулась на стальное кольцо, за которое Богдан и потянул изо всех сил.

Раскисшая почва недовольно чавкнула, освобождая из своих объятий отлично замаскированный люк. Куда Богдан и загнал всех троих «туристов», после чего залез сам, аккуратно прикрыв за собой стальную блямбу люка.

Ползти пришлось долго, причем по мерзкой, вонючей жиже, скопившейся на дне трубы. Тем, кто полз впереди, пришлось хуже, чем Богдану, для которого «туристы» вытерли почти всю грязь своими телами.

– Я не могу больше, – заныл кто-то впереди, похоже, тот самый блондин. – У меня клаустрофобия. Я домой хочу.

– Заткнись, сволочь! – зашипел Богдан. В замкнутом пространстве трубы его змеиное шипение прозвучало особенно зловеще. – Хочешь, чтоб нас всех перестреляли?

Богдан не случайно замыкающим полз. Чисто чтоб вот такие хлюпики не запаниковали, заднюю не включили и не ломанулись обратно, под пулеметы.

Видимо, перспектива быть застреленным блондина впечатлила, и он продолжал ползти, лишь пару раз всхлипнув. То ли жижа в нос попала, то ли слезами залился. С «туристами» часто случается и то и другое. Ну а что? Возжелали богатеи-экстремалы почувствовать себя настоящими сталкерами – нате, чувствуйте. Причем это еще цветочки. Чем дальше в Зону, тем сильнее ощущения.

Но всё рано или поздно заканчивается. Труба – тоже.

– Здесь тупик, куда дальше?

Это, видимо, бородач сказал, который первым полз. Наиболее серьезный мужик из всей компании, плечистый и хмурый, слова лишнего не скажет. Похоже, побывал где-то, видел чего-то. Просто так богатыми и молчаливыми не становятся. Возможно, и получился бы из него сталкер, кабы жизнь не задалась, да судьба сложилась соответствующе. Но состоятельные люди сталкерами не становятся. Незачем им это. Разве что вот так, на нелегальную экскурсию сходить, нервы пощекотать.

– Дальше люк у себя над головой толкай, только осторожно, – негромко сказал Богдан. – Осмотрись, и если всё тихо – вылезай.

Бородач подчинился, правда, крышку люка толкнул сильнее, чем надо было. Так, что она, резко открывшись, смачно шлепнулась на сырую землю.

– Тихо, мля! – выдохнул Богдан – и сцепил зубы, давя надсадный кашель, рвущийся из груди. Вот ведь не вовремя! Вроде и таблетками закинулся перед выходом, двойную дозу в себя загрузил. Но в последнее время лекарства помогали всё хуже. То ли подделки Бармену привозить стали с Большой земли, то ли лёгкие стали гореть быстрее, чем прогнозировал фельдшер в военном городке. Да и что тут спрогнозируешь? Лучевая болезнь на редкость капризная тварь. Захочет – оставит тебя какое-то время помариноваться в собственном соку, а захочет – сожрет в считаные дни. Тут уж как повезет.

«Туристы» замерли, кажется, даже дышать перестали. Прошла минута, вторая… Вроде тихо.

– Выходим… по одному, – просипел Богдан. – И не разбегаемся. Лежим, ждем меня.

– Принято, – виновато прогудел бородач. Понял, что накосячил. Редкий случай. Обычно богатые всегда правы и всегда всё знают. До тех пор, пока их кишки в разные стороны не разлетятся.

Богдан вылез последним. Так, вроде все на месте. Лежат, ждут указаний. Хорошо.

Тщательно замаскировав люк, сталкер осмотрелся. Вышли они, как и планировалось, метрах в пятидесяти от ближайшей вышки. Ночью прожектора редко в Зону светят, охрана больше за внешним периметром следит, чтоб кто-то из сталкеров через кордон не пролез. А внутренний периметр и так более-менее видно по ночам, без прожекторов. Это из-за звезд. В Зоне их на небе явно больше, чем на Большой земле, прям всё оно ими усыпано, будто дырки в дуршлаге, который с обратной стороны фонариком подсветили. Причем мерцают они прямо сквозь тяжелые свинцовые тучи, которыми в Зоне небо затянуто постоянно. Странное явление. Пожалуй, единственный стопроцентный критерий отличия Зоны от нормальной, не зараженной территории – если не считать искусственно созданного кордона, конечно.

Но, несмотря на то что сюда прожекторами светили от случая к случаю, расслабляться всё равно не стоило. Мало ли что взбрендит в голову охране на вышках. А развернуть пулемет из положения туда в положение сюда – минутное дело.

Далее по программе полагалось провести группу до заброшенной деревни с ветхими домами, вросшими в землю чуть не по самые окна. Теми самыми, в которых по ночам странные огоньки светятся, будто безобидные светляки по дому летают. А зайдешь внутрь – и нету их. Куда делись? Да все в тебе уже. Кушают. Но не больно. Поймешь, что произошло, только когда кровь хлынет из всех отверстий. По большому счету, добрая и безобидная аномалия, которая убивает быстро и безболезненно. В отличие от других.

После деревни на болото предполагалось сходить, да так, чтоб обязательно увидеть мясоглота. Это в устном контракте обговаривалось особо. Правда, о том, что будет, если его и вправду увидеть, не упоминалось. Потом в лесок, на лужайку, где пасутся двухголовые зайцы, – и домой, то есть обратно в трубу. Очень быстро, чтоб успеть до рассвета.

Интересная экскурсия, в общем, для тех, кто любит пощекотать себе нервишки, пройдясь немного по самому краешку Зоны. Насчет вглубь, естественно, речи не было, самоубиться можно и проще, и дешевле, и намного безболезненнее. Естественно, такая прогулка удовольствие не из дешевых, ибо всё незаконное и связанное с Зоной всегда очень дорого стоит. Ну а чего удивляться, если проникновение за кордон чревато десятью годами заключения? Однако всё равно многие люди рвутся сюда, готовые рисковать деньгами и свободой. А если есть спрос, то будет и предложение.

– Ну что, вроде можно выдохнуть, – тихо произнес бородач. – Получилось.

Зря он это сказал, конечно. Даже если сходил за кордон и удачно вернулся, говорить об этом на Большой земле категорически не рекомендуется, мало ли кто услышит и доложит куда следует. А уж в самой Зоне об успехе трепаться вообще нельзя, сглазишь.

И то, что произошло в следующее мгновение, лишнее тому подтверждение.

Внезапно с четырех сторон словно из ниоткуда появились темные тени, раздалось почти синхронное клацанье, с которым патрон досылается в патронник автомата, и на редкость мерзкий голос заорал:

– Стоять, мля! Это государственная служба охраны кордона! Быстро попадали мордами в землю и сцепили руки на затылке!

Видимо, бородач не привык к такому обращению, небось на Большой земле солидный пост занимал. Презрительно сплюнув, он с ухмылкой поинтересовался:

– Так стоять или падать? Ты уж определись.

Это он, конечно, зря. Богдан, например, сразу определился и уже лежал как сказали, прикрыв затылок ладонями на всякий случай. Правда, смотрел снизу вверх, что будет.

Блондин со вторым «туристом» тоже пока еще стояли на ногах, видать, тоже положение в обществе позволяло класть с пробором на все существующие службы охраны. Однако они не знали, что полномочия «кордонных» простираются гораздо выше, чем они могут себе представить.

– На землю, паскуда, быстро! – рявкнул начальник патруля, занося приклад автомата для размашистого удара.

И это было ошибкой. Видать, бородач в перерывах между бизнес-встречами боксом увлекался, поэтому сработал на опережение, врезав начальнику точно в челюсть.

Послышался звук падающего тела, после чего Богдан на всякий случай, глубоко вдохнув, спрятал лицо поглубже в грязь. Ему не надо было смотреть для того, чтобы понять, что сейчас происходит. По звукам было ясно.

Смачные, резкие удары прикладов и тяжелых берцев совпали с воплями «туриста». Какой бы ты крутой боксер ни был, а против четверых бойцов, хорошо обученных лупить ногами в пах и прикладами по почкам, устоять не получится.

В общем, «туристов» положили за несколько секунд и еще где-то с минуту буцкали ногами, вышибая спесь, крутизну и уверенность в собственной неуязвимости. Богдану тоже пару раз досталось по ребрам, но больше для порядку. Это, считай, не били, а так, отметились. В данном случае целые ребра – это, можно сказать, подарок за послушание. После чего раздались знакомые стрекочущие звуки – это на запястьях пленников затянули наручники. Потом сильные руки выдернули Богдана из грязи, ствол автомата ткнул в позвоночник, и всё тот же мерзкий голос произнес:

– Ну что, сволочи, погуляли за кордоном три минуты? Теперь готовьтесь за это десять лет другую зону топтать, которая пишется с маленькой буквы. Шагом марш до КПП, и не дай Зона вам хоть один шаг в сторону сделать. Пристрелим как шелудивых крысособак, и нам за это только благодарность объявят.

* * *

Однако часом позже Богдан уже подходил к бару «Второе кольцо», находящемуся неподалеку от того самого хилого периметра с развешенными на нем табличками угрожающего содержания. Бар являлся главной достопримечательностью села Ораное, в брошенных жителями домах которого квартировали многие охранники кордона – те, кому было лень после смены мотаться за сто километров до Киева, а потом столько же обратно на работу. Ну а какие еще развлечения в заброшенном селе? Правильно, бар, который одновременно и столовая, и магазин, и место, где можно узнать все местные новости и поделиться своими, если таковые имеются.

Со вчерашнего дня, когда Богдан был здесь в последний раз, обстановка никоим образом не изменилась. Те же деревянные, грубо ошкуренные столы и длинные скамьи, ерзать на которых категорически не рекомендовалось, ибо, пренебрегая этой элементарной техникой безопасности, посетитель имел практически стопроцентную гарантию на память о Зоне получить пучок заноз в филейные части.

На бревенчатых стенах хозяин заведения развесил головы и шкуры мутантов, в большинстве своем поддельные, ибо за настоящую голову взрослого мясоглота с неповрежденным черепом можно было купить весь этот бар вместе с потрохами его хозяина. А тех голов щерилось со стен аж две штуки, пугая белыми пуговицами глаз свеженьких туристов.

Военные, кстати, против официальных туристов ничего не имели, если те не пытались пролезть за кордон. Из Киева каждый день приходили несколько официальных автобусов с любителями острых ощущений. Любопытствующим разрешалось издали поглазеть на кирпичные будки КПП «Дитятки», послушать хриплые вопли матюгальника, призывающего сознательных граждан Украины и сопредельных стран не пытаться проникнуть на охраняемую территорию, посетить музей в селе Ораное с чучелами мутантов, расстрелянных с вышек, и макетами аномалий, которых в большинстве своем никто из вояк в глаза не видел. А также перед тем, как загрузиться обратно в экскурсионный автобус, туристам было дозволено пожать напоследок твердую как лошадиное копыто ладонь сурового воина в камуфляже, охраняющего не Зону от нас, а нас от Зоны.

Конечно, многие уезжали разочарованными. И потом возвращались обратно, уже поодиночке, чтобы выяснить у радушного Бармена, нельзя ли как-то всё-таки побывать за кордоном. И выяснялось, что можно. Но с риском попасться охране. Также экстремалы узнавали, что на вышках есть пулеметы, но тот очень опытный сталкер, который их поведет, точно знает, как пройти на ту сторону совершенно безопасно для жизни и здоровья.

Тем, кто был особо недоверчив, Бармен показывал старую газету с портретом Богдана и обширной статьей о том, как молодой спасатель единственный смог выйти из эпицентра аварии и даже вытащить оттуда на своих плечах полумертвого ученого.

Обычно после этого у сомневающихся отпадали все вопросы. Бармену выплачивалась нехилая сумма, и этой же ночью легендарный сталкер уже заставлял отчаянных экстремалов месить животами грязь, ползая сначала по полю, а потом по тесной трубе.

А потом наступала развязка. Группу «принимала» охрана, которая, само собой, была в курсе происходящего, и начинала крутить пленников на бабки, стращая десятилетним сроком заключения. Но Бармен с Богданом в те дела не лезли. Это уже была не их часть бизнеса, который не сказать чтобы процветал, но позволял обоим получать взаимоустраивающий и относительно постоянный доход.

Богдан подошел к стойке. Бармен, деловито протирающий стакан, поставил его на поднос, кивнул сталкеру, сунул руку в карман и положил на стойку не особо толстый конверт.

– Твоя доля.

Богдан знал – можно не пересчитывать. С этим толстяком его связывали давние деловые отношения, и Бармен не станет мелочиться, пытаясь отжать себе пару лишних купюр. Хотя, надо признать, сквалыга он редчайший. Но не в данном случае.

В это время дня народу во «Втором кольце» было немного, поэтому Бармен был не шибко занят и явно настроен потрепаться.

– Как всё прошло? – поинтересовался он, наливая Богдану на три пальца в только что протертый стакан.

– Как всегда, – пожал плечами сталкер. – Сейчас стрясут с клиентов положенное да отпустят с миром. Хотя я рад, что один из них зарядил Кривому Тарасу в челюсть. Она у него давно напрашивалась на встречу с чьим-нибудь кулаком.

– Это обойдется ударившему в лишнюю пару тысяч зеленых, – хмыкнул Бармен. – Нехилая цена за одну-единственную трендюлину.

– Будь у меня лишние деньги, я б не отказался от такой развлекухи, – заметил Богдан, пряча конверт за пазуху. После чего взял стакан, махнул его залпом – и закашлялся. Надрывно, с присвистом, не так, как кашляют те, кому местная самопальная водка пошла не в то горло.

Прошло не меньше минуты до того, как приступ утих. Богдан отнял руку от рта, глянул.

На ладони расплылась густая белесая слизь с длинными красными прожилками. Плохо, конечно, но пока не критично. Мокро́та с кровью – это не то, что кровь без мокро́ты. Конечно, ничего хорошего, но не смертельно. По крайней мере, в самые ближайшие дни.

– Всё плохо? – поинтересовался Бармен, протягивая салфетку.

– Нормально, – буркнул Богдан. – Подёргаюсь еще. С некоторых пор у меня возникает ощущение, что во мне живут два человека. Один – здоровый кабан, а другой – алкаш, разлагающийся заживо от лучевой болезни. Впрочем, плевать. Есть новые клиенты?

– По нашей части пока нет, – покачал головой Бармен. – И в ближайшее время не предвидится. Это в Зоне всегда вечная осень, а у нас зима на носу. Сам знаешь, уже сейчас мало желающих по стылой земле ползать. А уж как снег выпадет, так вообще считай сезон закончен. К тому же говорят, о наших с тобой делах слухи поползли, так что бизнес может вообще накрыться медным тазом.

– Понимаю, – кивнул Богдан, рассеянно крутя между пальцами пустой стакан. В который Бармен снова налил, но уже не на три пальца, как обычно бывало после удачно проведенной «экскурсии», а почти до краев. Также он вытащил из холодильника большой бутерброд с копченой свининой, положил его на тарелку и придвинул к Богдану. Поймав его удивленный взгляд, Бармен кивнул:

– За счет заведения.

– Не пояснишь, с чего такая щедрость? – поинтересовался Богдан.

– От широты души, – хмыкнул толстяк. Правда, тут же стал серьезным. Теперь его многозначительная физиономия немного смахивал на морду мясоглота, голова которого была прибита к стене над дверью заведения. – Видишь ли, какое дело. Пока ты сегодня днем к рейду готовился, охрана кордона задержала человека, вышедшего из Зоны.

– Сталкера, который вылез из дренажной трубы, рискнул углубиться в Зону больше, чем на полкилометра, а после прибежал обратно, заикаясь и с полными штанами? – предположил Богдан.

– Ошибаешься, – покачал головой Бармен.

Богдан глянул на его серьезное лицо и понял: толстяк не шутит. У него связи в батальоне охраны, и самые горячие новости он узнает первым. Причем эта новость явно не из разряда тех, над которыми посмеялись и забыли.

– И кто же это такой? – поинтересовался Богдан.

– Без понятия, – пожал плечами Бармен. – Оборванец, которого сразу же сунули в карантин, хотя ученые из Института аномальных зон тут же послали запрос насчет того, чтоб забрать его себе. Но правила есть правила, пусть даже их составляли сразу после аварии на ЧАЭС. Поэтому яйцеголовые обломались, и сейчас тот тип валяется в медпункте военного городка под усиленной охраной.

– А усиленная охрана – это сопливый рядовой-срочник возле двери, которому ради такого дела дали подержать автомат, – задумчиво пробормотал Богдан. – Я тебе, конечно, верю, но не может быть, чтоб в Зоне остались живые люди. Ты же знаешь, я сам несколько раз пытался пробиться к ее центру. Нет там никого. Только мутанты, аномалии да старые кости погибших спасателей.

– Пытался – но не пробился же, – прищурился Бармен. – Многие пытались. Без толку. И хрен его знает, что там в центре Зоны творится, если даже на километр никому не удалось еще в нее углубиться. Ты же знаешь, что еще никто не вернулся обратно из тех, что ушли в дальний рейд. Кроме тебя.

– Я тоже не прошел дальше Залесья, – покачал головой Богдан. – Ни в первый, ни во второй раз. «Дуга» выжигает мозги так, что кровь течет из носа и ушей, а перед глазами встают тени тех, кто погиб по твоей вине. И смотрят, смотрят…

– Ладно, хорош тебе, сталкер, – сказал Бармен, хлопнув широкой ладонью по стойке. – Короче, слушай. У того парня, что сейчас в карантине лежит, на плече такая же татуха набита, что и у тебя. Инфа сто процентов, я за нее половину ящика тушенки отдал.

– Такая же…

Богдан зажмурился, не веря своим ушам.

Много лет назад только-только пришел он в отдельный аварийно-спасательный батальон – и сразу попал на ликвидацию. Тогда при пробном пуске реактора Первого энергоблока Чернобыльской АЭС произошел разрыв технологического канала. От того разрыва радиоактивной пылью несколько тысяч километров накрыло. Пришлось срочно эвакуировать пострадавших и дезактивировать фонящие участки. Тогда Богдан и узнал, что это такое, когда стрелка дозиметра ложится на край шкалы, а у людей, попавших в эпицентр без противорадиационной защиты, кожа с рук слезает, словно перчатки.

Но тогда дело замяли. Особо отличившихся наградили солидными денежными премиями, а молодняк, который до серьезных поощрений не дорос, получил дополнительные продуктовые пайки, а также право набить себе на плече изображение щита со знаком радиационной опасности в центре и гордой надписью поверху: «Спасатель».

И вот теперь Бармен говорит, что из Зоны вышел человек с такой же наколкой на плече.

– Я должен его увидеть, – сказал Богдан.

– Исключено, – покачал головой Бармен. – В лучшем случае загремишь в госбезопасность за попытку выведать секрет государственной важности, в худшем – пристрелят за попытку проникновения в карантин, ты же знаешь правила. Да и незачем тебе это. Я всё узнал. Тот оборванец совершенно невменяемый. Только твердит: «В центре Зоны остались выжившие… Не могут выбраться… Спасите…» Всё. Больше ничего не говорит. Будто запись на каком-то внутреннем магнитофоне прокручивает. И да, вот его фото.

Богдан глянул на снимок, который Бармен достал из кармана. С нечеткой фотографии на сталкера смотрел безумными глазами совершенно незнакомый человек примерно его возраста.

– Понятно, – буркнул Богдан.

Толстяк прав. Лезть в карантин – самоубийство. И слабая надежда, вспыхнувшая после слов Бармена о человеке, вышедшем из Зоны, угасла после взгляда на фото. Ничего удивительного, тогда в эпицентре катастрофы работало множество людей…

– Ну и зачем ты мне сейчас вывалил всю эту инфу?

– А вот зачем.

Глаза Бармена стали мечтательными. Они у него всегда такими становятся в предвкушении хорошего куша.

– Обломавшись с тем, чтобы получить подопытного, ученые из Института аномальных зон нажали на кое-какие рычаги сверху. И им оттуда спустили разрешение послать к центру Зоны исследовательскую группу, экипированную всем необходимым, с целью спасти выживших – если таковые, конечно, там остались. Благородная миссия, а?

Богдан невесело хмыкнул.

– Забавно. Очередная команда совершенно неподготовленных ученых-самоубийц, решивших пожертвовать своими жизнями ради науки. Мало их, что ли, полегло в Зоне?

– Эти подготовленные, – покачал головой Бармен. – Военные ученые, работавшие в оборонке. Специальная международная команда специалистов для исследования особо опасных природных объектов, снабженных самым современным оборудованием. Они в Институте уже месяца три ошивались, пороги обивали, чтоб их в дальний рейд пустили. И вот наконец добились своего. Единственное, чего им не хватает, – опытного проводника, который доведет их до центра Зоны. Что скажешь? Институт из своего фонда готов выплатить гонорар, который тебе и за полсотни «экскурсий» не заработать.

– Оперативно они сработали, – криво ухмыльнулся Богдан. – Уже и кучу нового самоуверенного мяса готовы забросить на зараженные земли, Зоне на прокорм. Но ты ж понимаешь, я больше туда и за гору золота не пойду. Так что не уговаривай.

– Аномалий, мутантов и радиации боишься? – усмехнулся толстяк.

Богдан презрительно сплюнул на пол.

– За свою жизнь боятся те, кто планирует жить дальше. А мне немного осталось. Просто, знаешь, есть вещи похуже смерти.

Махнув стакан, он занюхал спиртное рукавом, проигнорировав бутерброд. После чего вытащил из конверта купюру, положил ее на стойку.

– Сдачи не надо.

Бармен нахмурился.

– Я ж сказал, за счет заведения.

Богдан покачал головой.

– Этот стакан я за счет бара не заработал.

После чего слез со стула и, не прощаясь, вышел на улицу.

С некоторых пор алкоголь почти перестал брать его, пился почти как вода, лишь слегка обжигающая горло. Верный признак того, что болезнь прогрессирует, потихоньку поднимаясь вверх, метастазами захватывая пищевод и дыхательные пути. Наплевать. Любой сталкер жив до тех пор, пока не превратится в кучу дохлой радиоактивной плоти. Но покуда руки-ноги шевелятся, а голова худо-бедно работает, он никогда не сдастся, цепляясь за жизнь грязными, обломанными ногтями. Иначе какой он, к чертям крысособачьим, сталкер?

* * *

Жил Богдан неподалеку от бара, в одноэтажном домике, которых навалом в большом селе Ораное. Пустых. Брошенных. Заходи, располагайся, никто слова не скажет. Хозяева давно съехали, опасаясь подхватить лучевую болезнь. Здесь фон от Зоны небольшой, но всё равно завышенный, поэтому есть реальная опасность накопить критическую дозу облучения. Не зря ж охрана кордона каждые три месяца меняется полностью, иначе, если солдаты начнут дохнуть как отравленные крысы, может случиться международный резонанс, который правительству нафиг не сдался. А то отребье, что кучкуется в Ораном, высокопоставленных лиц не интересует. Биомусор – он и есть биомусор, чем быстрее загнется, тем лучше.

Между тем в селе присутствовала своя жизнь. Несколько больших домов, расположенных в непосредственной близости к КПП «Дитятки», забрала себе охрана кордона, гордо окрестив их военным городком. А в остальных строениях жили различные криминальные и полукриминальные элементы. Поставщики дефицитных и часто нелегальных товаров для военных и туристов. Девицы легкого поведения и их сутенеры. Подозрительные личности, об источниках доходов которых можно было только догадываться. Бомжи, которые словно тараканы быстро собираются там, где есть крыша над головой и можно поживиться хоть чем-нибудь. Ну и, конечно, бандиты. Они всегда мгновенно появляются там, где есть бизнес, не успевший попасться на глаза правоохранителям и государственным чиновникам.

Из Ораного всех конкурентов в этом вопросе уже с полгода как выкурила банда с говорящим названием «Мародеры», которое члены ее произносили гордо и с вызовом. Причем многие наверняка слабо понимали значение этого звучного слова, но это им было и не нужно. На другое учились.

С бандитами Богдан не конфликтовал. Отстегивал «Мародерам» небольшую долю со своих рейдов, и те его в упор не замечали. Можно было, конечно, попытаться построить из себя героя, но зачем? Дань бандиты назначили необременительную, а вот обнаружить себя однажды привязанным к дереву в ближайшем лесу со снятой кожей как-то не хотелось.

А такие случаи бывали. Главарь банды не случайно имел погоняло Палач – он славился своей жестокостью, но в то же время слыл основательным, рассудительным бродягой, который идет на крайние меры лишь в исключительных случаях. Богдан знал Палача лично, выпивали даже вместе пару раз, так что с бандитами у сталкера было всё ровно. Как и с другими жителями села Ораное. Люди ж не звери, при желании с любым договориться можно.

Правда, случались в селе залетные, которые не знали про местный уклад. Либо знали, но клали на него с пробором. Таких сельчане вразумляли сначала устно, а потом, если что, – и письменно. То есть расписывали ножами в кровавую сетку, после чего отпускали лечиться и думать о своем поведении. Случалось, конечно, что особо буйных и резали до конца, а потом прикапывали в лесочке. Но обычно до такого не доходило.

Потому сейчас Богдан шел домой спокойно, зная, что никто не попытается его трясануть на бабки или просто набить морду ради развлечения. Шел – и думал о своем, чувствуя, как воспоминания медленной, черной, неотвратимой волной накатывают на него. Разбередила их беседа с Барменом и фото со знакомой татухой. Прям выбросило запретное на поверхность, словно слежавшийся ил со дна глубокого озера от взорвавшейся гранаты.

В таких случаях самое лучшее – это добраться до койки и завалиться спать, накрывшись подушкой, чтоб случайно не разбудил какой-нибудь посторонний звук. Иначе будешь потом метаться по дому как медведь-шатун, ревя во всё горло, натыкаясь на углы и стучась об стены головой в надежде выбить из нее проклятые воспоминания.

Само собой, метания эти всегда происходили в компании с бутылкой, которая быстро становилась пустой. Как и следующая, и множество других после нее. Запой – часто встречающаяся болезнь среди ветеранов различных войн и спасателей, видевших слишком много того, что не нужно видеть обычному человеку. Но когда тебя вдобавок жрет изнутри «лучёвка», то одной болезнью больше, одной меньше – без разницы.

Добравшись до дома, Богдан не раздеваясь рухнул на продавленную сетчатую кровать и привычно навалил на себя подушку, пропахшую по́том и перегаром. Но спасительный сон не шел…

Вместо него пришли воспоминания. Яркие, словно всё происходившее случилось только вчера.

Когда в восемьдесят шестом рванул Четвертый энергоблок Чернобыльской АЭС, первым делом туда бросили пожарных. И как только пламя было сбито, внутрь полуразрушенного здания ринулись спасатели.

Они знали, на что шли. Когда стрелки дозиметров плотно, словно приклеенные, лежат в крайнем положении, а пулеметный треск счетчиков Гейгера сливается в одну длинную, протяжную ноту, не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, куда ты идешь. Но они не думали о том, что мириады невидимых частиц сейчас пронзают их тела подобно крошечным пулям. В их головах билось одно: там, в развалинах остались люди, которые ждут помощи. И они бежали навстречу смерти так же, как их отцы и деды менее полувека назад поднимались из окопов в атаку, чтобы ценой своей жизни спасти других, совершенно незнакомых им людей…

К отряду спасателей, в котором был Богдан, были приставлены двое хмурых, неразговорчивых автоматчиков в военной форме, но без погон и знаков различия.

– Комитетчики небось, – буркнул тогда Максим, друг детства Богдана, с которым они вместе еще со школы мечтали о подвигах и приключениях. И больше ничего не сказал. Если это не они, то оставалось только гадать, кто ж это такие, перечисляя все известные рода войск. Ну а коли и правда это были сотрудники КГБ, то молоть языком не стоило и подавно.

Отряд из восьми человек максимально быстро продвигался внутрь разрушенного энергоблока. Когда вокруг радиация такая, что ее не измерить приборами, то единственная возможная защита – это время. Чем меньше ты находишься в опасной зоне, тем меньшую дозу радиации получит твой организм и тем выше шанс остаться в живых. Какие-то люди снаружи предлагали спасателям надеть освинцованные противорадиационные костюмы, но командир отряда отказался. В такой тяжеленной защите не побегаешь, польза от нее крайне сомнительна, а вот времени и сил она сожрет немало. Поэтому отряд бежал налегке, с разбега форсируя завалы, перепрыгивая через ямы и ежесекундно рискуя переломать ноги или напороться на один из кусков арматуры, которые торчали отовсюду словно вражеские штыки.

Лучи мощных фонарей метались по закопченным стенам, ныряли под огромные куски бетона, упавшие с потолка, обшаривали полуразрушенные помещения. Но сотрудников станции, которые не вышли на поверхность после взрыва, нигде не было видно. Командир взглянул на часы:

– Всё. Пора уходить. Иначе…

И в это время впереди послышались чьи-то голоса. Приглушенный звук шел из коридора, ведущего в темноту, куда не сговариваясь, без команды ринулся весь отряд…

Они все были в одном зале. Ученые союзного масштаба, элита советской науки, чьи портреты то и дело мелькали на страницах центральных газет. Пожилые седовласые старцы, зрелые солидные мужчины и трое совсем молодых парней, почти ровесников Богдана и Максима.

Все эти люди стояли около приборов, которыми был заставлен весь зал, и что-то там химичили с кнопками, рычажками, тумблерами и проводами, которые толстыми пучками змеились по всему залу. Судя по тому, каким безумным блеском горели глаза ученых, было понятно: сейчас им наплевать на всё, даже на собственную жизнь. Все они решали какую-то очень важную для них проблему, и плевать им было, что реактор разрушен и что здание энергоблока того и гляди развалится на части. Под потолком горели красные аварийные лампы, заливая помещение зловеще-кровавым светом, и этого людям в белых халатах было вполне достаточно для того, чтобы лихорадочно делать что-то очень важное для них в данный момент.

– Все немедленно на выход! – срывающимся от волнения голосом заорал командир отряда. – Реактор разрушен. Уровень радиации…

– Подождите! – выкрикнул один из ученых, в чьей аккуратной бородке благородно серебрилась седина. Он поднял руки, словно пытаясь остановить спасателей, и пошел им навстречу: – Послушайте! Дьявол с ним, с реактором! Энергии аварийных генераторов нам хватит, чтобы закончить…

Он не договорил.

Мощный взрыв расколол надвое громоздкое сооружение, находящееся посреди зала и напоминающее одноэтажное здание со множеством входов. Пламя взметнулось до потолка, крупные бетонные осколки ударили в стены зала, в приборы, в людей, стоящих за ними, – и в тех, кто пришел их спасти.

Дальнейшее Богдан видел словно в замедленном фильме.

Ученый, размазанный по полу в кровавую пленку огромным бетонным осколком…

Спасатель, упавший на колени и держащийся за то место, где секунду назад было его лицо…

Один из автоматчиков, сидящий прислонившись спиной к одному из тех самых приборов с кнопками и с ужасом перебирающий собственные кишки, выпущенные из живота окровавленным обрывком металла…

Но не это было самое страшное!

Богдан замер на месте, не в силах отвести взгляда от того, что лезло из расколотого надвое сооружения…

Это была человекоподобная тварь ростом около двух метров. Мощные лапы, перевитые толстенными мышцами, оканчивались когтями, каждый из которых был длиной с клинок охотничьего ножа. Тело твари было просто переплетением мускулов, перекатывающихся под тонкой, почти прозрачной кожей. Глаза на голове монстра отсутствовали. Сверху – голый мозг с извилинами. Под ним – зубастая пасть, из которой торчал длинный, нервно подрагивающий, раздвоенный язык.

Очевидно, что наиболее уязвимым местом чудовища был оголенный мозг, и именно в него сейчас короткими очередями лупил автоматчик, оставшийся в живых. Ошметки разорванных извилин разлетались в разные стороны, но почему-то это не производило на тварь ни малейшего впечатления.

Она передней лапой легко отбросила в сторону преграждавшую путь стальную балку так, словно та была картонной, – и, с поразительной ловкостью прыгнув вперед, сбила с ног автоматчика. В следующее мгновение от человека ничего не осталось – чудовище разорвало его на части и принялось жадно жрать, запихивая в бездонную пасть большие куски кровоточащего мяса.

– Помогите!

Кто-то дернул Богдана за рукав, выведя его из оцепенения.

Это был тот самый ученый с седеющей бородкой.

– Вы знаете, как пробраться через завалы? Там есть выход?

Богдан судорожно кивнул.

– Вы должны помочь мне выбраться отсюда. Но сначала мы обязаны забрать…

Он не договорил.

Из разлома вырвался столб пламени, в мгновение ока поглотивший половину зала. Богдан был вынужден даже прикрыть лицо рукой, спасая глаза от невыносимого жара – который, кстати, немного привел его в чувство, заставив начать соображать. Инстинкт самосохранения вообще самый лучший из естественных стимуляторов.

Богдан бросил взгляд на ученого.

Плохо дело. Весь его правый бок был залит кровью, большим вишневым пятном расплывавшейся на белом халате…

А еще Богдан увидел Максима. Закадычного друга детства, который лежал сейчас впереди метрах в десяти, скорчившись на полу, а под его головой медленно расплывалось по серому бетону кровавое пятно. Ну да, он первым бросился вперед – и поймал телом то ли осколок бетона, то ли обрывок металла, которые в изобилии разметал по залу взрыв.

Первым побуждением Богдана было броситься к другу, подхватить его, помочь – тем более что тело того судорожно дернулось, словно в попытке подняться.

Но потом Богдан увидел монстра.

Твари огненный шквал не нанес заметного вреда, разве что кожу прожег в нескольких местах, полностью обнажив кошмарные мышцы, отчего чудовище стало выглядеть еще ужаснее. Сейчас оно замерло, подняв голову и словно принюхиваясь.

А Максим лежал как раз между ним и Богданом…

И Богдан испугался.

Как наверняка был бы объят ужасом любой человек на планете, увидевший воочию существо, словно вылезшее в наш мир из самого страшного ночного кошмара. Так потом многие годы Богдан мысленно пытался успокоить свою совесть – увы, безуспешно. Бесчисленное количество раз в своих мыслях он поступал по-другому, бросаясь вперед и спасая Максима от неминуемой смерти. Как же так, он, бывший солдат, не раз смотревший смерти в глаза, – и вдруг дал слабину и не вытащил друга…

Но это были лишь мысли, сопровождаемые ударами кулаков в стены до боли, до крови, до крика от бессилия изменить то, что произошло тогда.

А тогда он развернулся, закинул себе на плечо слабеющую руку раненого ученого – и побежал, гонимый страхом, который, как известно, способен заглушить любые другие чувства…

Скрипнув зубами, Богдан отбросил подушку и поднялся с кровати. Какая разница, что потом он два раза пытался вернуться туда, откуда однажды ему удалось выбраться? Все эти попытки закончились провалом. После аварии Зона стала адом на земле, где радиационный фон повышался чуть ли не с каждым шагом, приближающим путника к разрушенному реактору.

Где животные, населяющие некогда густые и благодатные леса, мутировали с нереальной скоростью, превращаясь в кровожадных чудовищ.

Где леса превратились в скопища кривых, уродливых деревьев, обсыпанных рыжей листвой.

Где обычные физические законы переставали действовать, когда, например, за день можно было пройти два десятка километров и обнаружить, что ты отошел от начальной точки путешествия не более, чем на двадцать метров.

Где царит вечная осень, где небо по ночам иное, чем на Большой земле, и где появившиеся из ниоткуда аномалии подстерегали путешественника на каждом шагу, суля мучительную погибель или жуткие увечья, жизнь с которыми намного хуже самой страшной смерти…

Оба раза Зона отбрасывала Богдана назад, отторгала, словно инородное тело. Била молниями, жгла подземным огнем и адским холодом аномалий, поражала временной слепотой и параличом нижних конечностей, проходящим, как только он на одних руках выползал обратно к кордону.

И он сдавался, уходил на Большую землю зализывать раны. Чтобы через какое-то время подлечиться, собраться с духом и попытаться вновь.

Так прошло десять лет. С каждым годом решимость Богдана найти друга, которого он бросил в беде, таяла. Чем дольше Зона существовала на теле планеты, тем меньше знали люди о ней – кроме того, что с каждым годом она становится всё опаснее. Отчаянные смельчаки, ученые, военные уходили на зараженную землю для того, чтобы узнать о ней больше, – и пропадали навсегда.

Кончилось тем, что правительство законодательно запретило входить на проклятую территорию без особого разрешения. А также ввело отдельную статью в Уголовный кодекс за попытку незаконного проникновения через кордон.

И вот сейчас Бармен предлагает попытаться вновь. На этот раз – официально.

Богдан достал из старого шкафа почти пустую бутылку, поболтал содержимым, отхлебнул. Самогон слегка деранул по горлу и провалился в желудок, словно в бездну, последние несколько недель не чувствующую ничего. Ел сталкер уже на автомате, просто по привычке. И жил так же. Зачем?

– Незачем, – тихо проговорил Богдан. – Абсолютно незачем. Существуешь, мать твою, как поганка. И сам не рад, что еще не сдох, и не раздавит никто, потому что никому ты нахрен не сдался.

Он бросил взгляд в зеркало, засиженное мухами. Оттуда на него глянул худой, но всё еще жилистый мужик с грязным лицом, заросшим щетиной, и глазами, потухшими, как у несвежей рыбы.

Богдан скривился, плюнул в зеркало, бросил под кровать пустую бутылку, которая, покатившись, глухо звякнула о гору таких же, валявшихся там же. И вздохнул.

Без новой бутылки не уснуть, а это значит, что надо идти через три дома к бабке Салтычихе, которая зарабатывает на жизнь тем, что гонит дрянной самогон для жителей Ораного. Хочешь более качественного пойла – иди к Бармену, но там цена будет втрое. Так что во «Втором кольце» оттягивались в основном военные и богатенькие туристы, остальные местные были постоянными клиентами Салтычихи.

И Богдан – не исключение.

В давно не мытые окна уже заглядывал промозглый и холодный вечер. Неохота было сталкеру на ночь глядя выходить из дому, но ничего не поделать. Вновь метаться на кровати до утра, мучаясь воспоминаниями, которые вновь и вновь прокручивались перед глазами, было еще хуже. Поэтому Богдан запахнул поплотнее свой старый дождевик и вышел за дверь.

* * *

…Вечер в Предзонье вязкий, словно серая паутина, мгновенно облепляющая тебя сыростью. Словно в туман в него окунаешься и идешь по раскисшей дороге между домами, стараясь не смотреть по сторонам потому, что от вида покосившихся заборов, кривых домов и чахлого кустарника на душе становится еще паскуднее. Наверно, потому Богдан и не заметил, как из сгущающейся темноты вышли трое и направились к нему, окружая, словно волки, загоняющие добычу.

До сталкера слишком поздно дошло, что происходит. Отступать было некуда, бежать поздно. Единственное, что оставалось, – это развернуться так, чтоб за спиной оказался ближайший забор. Так хоть сзади не зайдут, хотя утешение это слабое в ситуации один против троих.

Одного он знал. «Шестерка» из банды «Мародеров». Мелкий, но юркий парень, пришедший в Ораное недавно, надеясь быстро разбогатеть, грабя состоятельных туристов. Однако местные порядки не предусматривали открытого беспредела, и, похоже, гопник решил приподняться по-другому.

– Здоро́во, Богдан, – ощерился мелкий, показав кривые, изъеденные кариесом, прокуренные зубы. – Говорят, ты нехилый куш сорвал. Поделись с братвой по-босяцки, и разойдемся краями.

– Твоя братва под шконкой дырявой ложкой баланду хлебает, – презрительно усмехнулся Богдан, сам не сидевший, но за эти годы перенявший от собеседников «блатную музыку» и воровские «понятия». – Так что вали отсюда, кидало беспонтовое.

Сталкер был уверен – в открытую посреди Ораного его на «гоп-стоп» брать не рискнут. Палач за такое своих по голове не погладит. Потому удар сапогом под колено от незнакомца, стоящего справа, оказался для него полной неожиданностью.

Резкая боль пронзила ногу, и Богдан, не удержавшись, рухнул в грязь.

Его немедленно принялись бить в шесть ног. Методично, вкладываясь в каждый удар, с хеканьем, будто дрова рубят. Так бьют не для того, чтобы научить уму-разуму. Так бьют, чтобы забить до смерти, а после втихаря под покровом ночи закопать труп, будто и не было его никогда.

Сталкер, за десять лет в Предзонье повидавший многое, свернулся в эмбрион, пряча живот и лицо. При этом его рука скользнула вниз, к берцу, в котором всегда был спрятан засапожный нож, покоящийся в специальных ножнах, пришитых к голенищу изнутри.

Нож этот Богдан по случаю за бесценок купил на местном рынке. А уже дома как отчистил, рассмотрел приобретение – и понял, что нож-то непростой. Продешевил продавец по незнанию, и неслабо. Такое оружие последнего шанса дорогого стоит.

Навершие рукояти представляло собою клюв с отверстием, в которое был продет темляк – удобный и для того, чтоб нож быстрее из ножен выдернуть, и чтобы, обернув его через кисть, держать намертво, дабы рука не соскользнула на лезвие, хищно изогнутое «щучкой».

Но это еще не всё.

На клинке было выгравировано замысловатое клеймо, напоминающее руны, которое ни с каким другим не спутать человеку, хоть немного понимающему в ножах. Похоже, Богдан приобрел кастомное творение замечательного конструктора ножей Андрея Мака. И сейчас этот самый нож оказался в руке у Богдана.

Бьющие еще не успели войти в раж, разогреться как следует, поэтому их удары пока еще были довольно медленными. Ровно настолько, чтоб Богдан успел протянуть руку и с оттягом на себя резануть по ближайшему сапогу.

Острый клинок, заточенный до бритвенной остроты, не подвел, прорезав и кирзу, и ахиллово сухожилие под ней. Незнакомец охнул и, потеряв опору, упал рядом с Богданом. Чем тот и воспользовался, перекатившись на упавшего и глубоко, с подворотом кисти резанув его еще раз. Кажись, попал куда хотел, по лбу, чтоб кровь залила глаза. Когда она водопадом хлещет на морду, нападающему становится не до атаки и отжима денег у одиноких путников.

Новый удар сбил сталкера с лежавшего, но Богдан успел вскочить на ноги прежде, чем ударивший успел достать из кармана что-то черное, блеснувшее металлом в тусклом свете луны, выглянувшей из-за туч. Что это было в руке противника, сталкер не стал выяснять. Просто бросился вперед и резанул – на этот раз по глазам. Когда дело доходит до серьезного, и защищаться надо серьезно.

Получилось.

Противник охнул, уронил в лужу пистолет и схватился за лицо.

Богдан, оскалившись словно волк, повернулся к мелкому гопнику.

Тот стоял возле забора, держа в дрожащей руке телескопическую дубинку, раздвинутую лишь наполовину.

Сталкер презрительно сплюнул. Этот недомерок даже оружие свое не сумел нормально достать и привести в рабочее положение, что уж говорить о применении. Богдан знал таких, встречал не раз. Когда сила за ними, они прям орлы. А как почуют другую силу, так сразу хвост поджимают и трясутся, как шавки, получившие пинка пониже спины.

– Решил от «Мародеров» свалить и напоследок банк сорвать? – сквозь зубы процедил Богдан. – Не вышло?

Он ждал, что сейчас этот шакал бросит дубинку и чесанет отсюда так, что только пятки засверкают. Но его ожидания не оправдались.

Глаза гопника от ужаса чуть не вылезали из орбит. И смотрел он не на Богдана, а на того, кого сталкер порезал – как он полагал, по лбу.

Но оказалось, что Богдан ошибался. Луна услужливо осветила место разборки, позволяя рассмотреть детали.

Обезвреженный противник бился в судорогах, держась за горло, из которого толчками между пальцев обильно вытекала кровь. Тут уж держись, не держись, но когда перерезаны обе артерии и трахея, вытекающую из тебя жизнь остановить не получится.

Загрузка...