Сашка заглянул в комнату, куда она перебралась почти месяц назад. Хмуро глянул на нее, скорчившуюся под одеялом, потом спросил:
– Ты на работу сегодня собираешься?
– Да, – отозвалась Арина, не поворачивая головы.
Она лежала к нему спиной. Нарочно отвернулась, знала, что он заглянет перед уходом.
– Тогда вставай. Времени знаешь сколько?
– Сколько?
– Семь тридцать, дорогая. Потом будешь метаться, как заполошная курица. Вставай, говорю!
Он хотел, чтобы его голос прозвучал твердо, даже издевательски. Чтобы задеть ее, заставить возмутиться. Чтобы напомнить, как у них все было, когда они могли собачиться часами, а потом валились в койку и вытворяли там такое…
Не вышло. Голос дрогнул, зазвучал просительно, жалобно. Арина немедленно все поняла и не приняла подачу. Так и лежала, не поворачиваясь, под одеялом.
Он переступил порог этой комнаты, которую она захватила двадцать восемь дней назад. Сел на краю дивана у нее в ногах.
– Аришка, ну что ты? Поговори со мной!
Они же десять лет вместе, знают друг друга как себя – вот что ему хотелось добавить. Он поймет! Он поможет! Но тут же в мыслях пробежало холодком: знали до той самой ночи, когда она убежала из дома. В спортивной одежде убежала и в домашних тапочках. И ничего этого на ней не было, когда Арину обнаружили. Она была совершенно голой, когда ее нашли на каком-то загаженном пустыре. Даже тапочек не было. Голая и замерзшая. Ее заметили какие-то пацаны, прятались там, видно, с сигаретами. Перепугались, конечно, до смерти, вызвали полицию и «Скорую».
Арину увезли. И она еще три часа находилась в глубоком обмороке. Переохлаждение после насильственных действий – это первое, что ему сказали врачи. Потом уже, когда были проведены все анализы, выяснилось, что Арину никто не насиловал.
– Никто не совершал над ней противоправных действий сексуального характера, – пробубнил Сашке в переносицу высоченный доктор с руками мясника. – Обморок вызван действием какого-то вещества.
– Ее опоили? – просипел он, хватаясь за горло.
В голове проскочило сразу столько омерзительных картин. Много гаже тех, что не давали ему спать той ночью.
– Инъекция. Ей сделали инъекцию какой-то дряни, и она отключилась. Но это помогло ей не замерзнуть насмерть. Холодно уже на улице. Это была инъекция, господин муж.
И доктор зачем-то пожал плечами, будто хотел сказать: а я что, ты муж, ты и разбирайся, почему твою жену находят на улице совершенно голой после того, как она не ночевала дома.
– Она скоро очнется? – спросил он доктора двадцать восемь дней назад.
– Думаю, вечером вы уже сможете ее навестить. Это просто медикаментозный сон.
– И все? – усомнился Сашка.
– А что вам еще надо? – Доктор нетерпеливо дернул плечами. – Изнасилована она не была. Ее не били, ни к чему не принуждали. Просто вкололи что-то и раздели.
– Но почему?
Он с силой сжал кулаки. Услышал, как хрустнули суставы. Ему так хотелось пустить их в ход – все равно в каком направлении. Хоть бы и по доктору пройтись, пусть он ни в чем не виноват.
– Что почему? – не понял доктор.
– Почему отключили, раздели и ничего не сделали?
– А я откуда знаю? – окончательно потерял терпение лечащий врач Арины. – Может, расхотели, может, спугнул кто! Послушайте, я что-то не пойму. Вы сожалеете, что ли?..
И вот тогда Сашка ударил. Не доктора, нет – в стену ударил рядом с его головой. Двинул с такой силой, что хрустнули кости и брызнула кровь.
– О господи, – закатил глаза доктор, – теперь еще и этот… Ладно, идемте.
Аринин врач попросил сестру обработать расшибленный в кровь кулак, наложить повязку и дать герою успокоительное. Сашка позволил все, кроме успокоительного. Он не желал. Не желал успокаиваться! Он хотел быть злым, отчаянным – чтобы поймать тех уродов, которые осквернили его чистую Аринку, и наказать. Жестко наказать!
Потом он пожалел, что не принял лекарство. Потому что наказать часом позже ему захотелось уже молодого капитана полиции. Тот явился в больничку с пропитой сонной рожей и принялся задавать ему мерзкие вопросы.
– Какие отношения у вас были с супругой? – Некто капитан Воронов уставился на Сашку мутным полупьяным взглядом.
– Это еще вам зачем?
– Затем, что мне надо понять, по какой причине она оказалась одна на другом конце города абсолютно… – он поискал слово помягче, – абсолютно без одежды. Вы поругались?
– С чего это? – огрызнулся тогда Сашка и спрятал глаза.
– А с чего она ушла из дома?
– А может, она не приходила? – ляпнул он и тут же пожалел.
– Вам лучше рассказать мне всю правду, Богданов, – со вздохом произнес капитан Воронов и спрятал в кулаке зевок. – Я же не просто так задержался и приехал в больницу с опозданием. Я задержался потому, что уже опросил ваших соседей. И участкового.
– Это еще зачем? – нахохлился сразу Сашка, поняв, что из таких источников ничего хорошего об их с Аринкой жизни капитан узнать не мог.
– Чтобы составить общую картину происшествия.
Они помолчали. Потом Сашка признался:
– Мы поскандалили.
– По слухам, вы это делали часто, так?
– Так.
– И ваша жена, как это бывало обычно, убежала из дома. Вы угрожали ей расправой?
– Нет. Она не потому убежала. – И он неожиданно грустно улыбнулся. – Она просто сбежала, чтобы не побить меня.
– Что-о? – На сонной роже капитана впервые появилось какое-то подобие интереса. – Побить вас?
– Ну да. Я частенько достаю ее. Так, собачимся. Больше от скуки, думаю. Нет, не подумайте, в койке у нас все супер. А как из нее вылезаем – так начинается.
На этих словах капитан тяжело вздохнул и увел взгляд в сторону больничного окна. Может, ему такое тоже ведомо? Попробуй их пойми, служивых.
– Вчера вечером все было как обычно, – вспоминал Сашка. – Я ей слово – она мне сорок в ответ. Я завелся – она не отставала. А когда я разошелся окончательно, она удрала.
– А могла побить? Вас? – недоверчиво уточнил Воронов.
– Могла. Так уже было. Аринка сильная, ловкая. Она мастер спорта. Каратистка хренова! – И он даже тихо рассмеялся, хотя на душе было гадко. – Вчера тоже убежала прямо в тапочках и без телефона. Обычно она на каруселях во дворе сидит. Или на лавочке. А вчера…
– Что?
– Там было занято.
– Вы искали ее? – спросил Воронов.
Сашке в его вопросе послышался упрек.
– Нет, – ответил он честно. – Я просто… Просто не знал, где ее можно искать.
– У друзей, к примеру. У родственников. Есть такие?
– Родственники далековато. А друзья… Она не пошла бы с этим к ним. Тем более ночью! Аринка не такая. Будет одна переживать. Обычно она возвращалась, когда я свет гасил. Залезала ко мне в кровать, я просил прощения, и…
– И все до следующего раза, – закончил за него Воронов таким тоном, как будто знал все.
– Угу. Как-то так.
– А вчера было не так. – Воронов вел свое, как будто не слыша его, и все так же сверлил взглядом больничное окно. – Вчера все пошло не так. Оно ведь так именно и случается. Кто-то из двоих просто первым сходит с дистанции. Или он, или она.
– От вас что, жена ушла? – догадался Сашка.
– Ушла, – вздрогнул капитан и глянул на него почти с отвращением. – Но она ушла к матери. Ее не нашли голой и без сознания на пустыре. Откуда нам знать, может, это вы ее так решили наказать? Вы ведь той ночью уходили куда-то. Куда? Где вы пропадали почти три часа? Вы все же искали ее? И нашли, так? И решили наказать, опозорив таким чудовищным образом?
Внутри у него все сжалось плотным горячим комком. Он открыл было рот, чтобы объяснить, но тут же передумал.
Кто его поймет? Этот спивающийся после ухода жены капитан? Ага, ждите, как же. А Аринка поймет, когда узнает?
– Считайте, что искал, – соврал Сашка, скосив глаза на больничную стенку. – Но не нашел.
– Понятно.
Воронов задумался минут на пять и тоже, как и допрашиваемый, поблуждал глазами по больничному коридору, где шныряли молоденькие сестрички. Все как на подбор хорошенькие, стройные. Как будто конкурс здесь у них проводился на красоту такую при подборе персонала.
– Понятно, – повторил Воронов на выдохе. – Будем ждать, когда проснется ваша жена. И послушаем, что она вспомнит.
Арина не вспомнила ничего. Или делала вид, что не вспомнила. Тупо стояла на своем: шла по улице, упала и отключилась. Очнулась уже в больнице. Доктор, который ее лечил и с которым долго беседовали сначала Сашка, а потом Воронов, только пожимал плечами и бубнил, что он не может просветить ее воспоминания.
– Ее амнезия может быть реальной, а может – симулированной.
– Другими словами, она врет? – Воронов впился в доктора особым таким ментовским взглядом.
– Может. Вам лучше обратиться с этим вопросом к психотерапевту, хотя… – и он недоверчиво помотал головой. – Не очень-то я надеюсь на успех в данном случае. Если пациентка не захочет говорить, ни один мозгоправ не поможет.
По тому, как сверкнули глаза капитана, Сашка понял, что мнение насчет психотерапевтов тот полностью разделяет. А он, Богданов, думал иначе. Надеялся на их профессионализм. И сразу, как только Арину выписали, потащил ее в клинику к знакомому специалисту. Она послушно просидела в глубоком кресле все десять сеансов, ответила на вопросы, но так и не призналась, помнит она что-нибудь из событий той ночи или нет.
– Я затрудняюсь вам ответить, симулирует она амнезию или нет, – виновато заморгал доктор, принимая у Сашки конверт с деньгами. – Потрясение какое-то у нее было, в этом нет сомнений. То ли память сама блокирует эти болезненные воспоминания, то ли пациентка нарочно их не трогает.
Все понятно: пациент скорее жив, чем мертв. Только деньги зря потратил. Аринка не разговорилась и не перебралась к нему в спальню, продолжала обживать гостевую комнату. Все его попытки сблизиться с ней заканчивались неудачей. Он поначалу злился, даже пытался спровоцировать скандал. Все бесполезно. Она молчала и сжималась в комок на своем диване.
– Я буду ждать, любимая, – обещал он всякий раз, как она его отвергала. – Я сколько угодно буду ждать.
Врал. С его темпераментом это просто невозможно.
– Аришка! Поговори со мной! – В голосе уже слышалось нетерпение. – Повернись хотя бы.
Она послушно повернулась. Даже села. Может, просто не хотела, чтобы он прикасался к ней?
– Что ты хочешь услышать, Саша? – ровно, как будто с чужим, ответила вопросом на вопрос. – Спрашивай.
– Что ты как робот, в самом деле! – Он вспыхнул, сорвался с дивана и встал перед ней, широко расставив ноги и упирая руки в бока. – Ты и на работе такая же? Да, нет, не знаю?
– На работе меня не допрашивают, – упрекнула она его едва слышно. – Там я просто работаю. И там мало кто знает, что случилось. Туда ты еще не добрался со своими рассказами.
Понятно. Упрекает, что он рассказал о происшествии друзьям семьи – Степановым и Разенковым. А почему он, собственно, должен молчать? Она сидит за столом и молчит часами – и ему молчать? Они задают вопросы – он отвечает. В конце концов в это был посвящен весь персонал больницы. И еще полицейские. И те пацаны, что ее нашли голой.
– Знаешь что! – повысил он голос. Заметил, как беспомощно сжались ее колени, и закончил совсем не тем, чем собирался: – Извини, если что не так. Но это вроде не секрет. Или я что-то путаю? Ты в полицию ходишь как на работу. В больнице тебя обследовали…
– Эти люди помалкивают, в отличие от тебя, – снова упрекнула она мужа.
Стащила с себя одеяло, встала и двинулась к двери.
Господи, что на ней надето? В чем она спит? Саша с удивлением рассматривал серый балахон, волочившийся по полу. Рукава длинные, воротник высокий, до самых ушей. Просто монашеское одеяние, а не ночная рубашка.
– Да что с тобой такое, Арина? – крикнул он ей в спину с горечью. – Что с тобой такое?
Она почему-то не ушла от ответа. Остановилась. Повернулась и глянула на него со странной полуулыбкой.
– Извини, Саш. Я просто пытаюсь жить по-другому. Ты всегда хотел, чтобы я изменилась.
– Да, но не до такой же степени! – Он вытянул в ее сторону ладони. – Что на тебе надето, черт побери?
– А, это. – Она помотала подолом рясы и снова странно улыбнулась. – Это просто ночная рубашка. Теплая, удобная. Я замерзла ночью.
– Так пришла бы ко мне, я бы согрел. – Он прошелся жадными глазами по ее телу, которое почти не угадывалось под балахоном. – Я скучаю, Ариша. Знаешь как скучаю!
– Дай мне время.
Она неожиданно вернулась, встала рядом, тронула ладонью его щеки, лоб, губы. Она любила это лицо.
– Дай мне время, Саша, – попросила она, упираясь лбом в его грудь.
– Время на что, малыш?
Очень осторожно он положил руки ей на плечи. Она не дернулась, как пару дней назад, не отодвинулась, не убежала.
– Мне надо во всем разобраться. Самой, без посторонней помощи.
– В чем разобраться, Ариша?
Он слегка потянул ее на себя, чувствуя знакомый возбуждающий запах ее тела. После сна она фантастически вкусно пахла.
– Для начала мне надо разобраться, чего хочет от меня этот странный Воронов. – По ее лицу прошла болезненная судорога. – Он все спрашивает и спрашивает, а я ничего не помню, Саша! Ничего! Кроме странных шорохов и шепота. Но он же достает вопросами. И я не могу понять…
– Что?
Если честно, он плохо слушал ее. Он уже целый месяц не прижимал ее к себе, такую милую, такую податливую. У него даже голова кружилась от того, как сильно он ее хотел. Сильное гибкое тело жены впервые за этот месяц сделалось послушным. Странно, конечно, что под ночной рубашкой она была в нижнем белье, но она в последнее время вообще вела себя странно. Ничего, переживет. Он еще не разучился избавляться от всего этого женского добра. В крючочках не запутается.
– Что ты делаешь, Саша? – вдруг пронзительно крикнула Арина. Ударила его по руке, задиравшей рубашку, и отскочила, будто обожглась.
– Ты чего чудишь-то, Арин? – возмутился он и тронул себя ниже пупка. – Ты не видишь? Я же хочу тебя – аж в ушах звенит!
– Ты опоздаешь на работу. Я тоже. – Она говорила отстраненно, как весь этот последний месяц. – И мне еще в полицию надо заехать, не забывай.
– Ариш, ну давай по-быстренькому, а? – Он был противен сам себе за то, что клянчил у нее удовольствие. – Чего ты, а? Давай!..
– Не сейчас. – Она отступила в коридор и закончила уже оттуда: – И не сегодня.
«Чертова сука! Чертова ненормальная сука! – стучало в мозгах, пока он бежал по лестнице, шел через двор к машине и усаживался за руль. – Лучше бы ты не вернулась тогда! Лучше бы избавила…»
Он понял, что последние мысли были не просто запретными – они были страшными, преступными. Надо сосредоточиться на дороге. Хотя он слишком раздражен, чтобы вести сейчас машину, вон даже ожидание на светофоре кажется невыносимым. В конце концов, едва не сбив пешехода на переходе, он свернул в проулок и заглушил мотор. Нужно было срочно отдышаться, успокоиться, взять себя в руки. Через пару кварталов место его работы, там он не последнее лицо. И лицо это привыкли видеть приветливым, спокойным, часто улыбающимся. Хмурый вид на службе не приветствуется.
Он достал мобильник из кармана куртки, нашел в списке зашифрованного Степана Игнатьевича, нажал вызов.
– Алло! – хрипло произнес он в трубку. – Говорить можешь?
– О, Валюша, привет! – ответили ему с наигранной радостью. – Как ты там? Давно не звонила. Как дела?
– Ясно. – Он вздохнул. – Он рядом?
– А как же! Все как обычно. Ага. У меня все хорошо. Олег, правда, сегодня снова уезжает и бросает меня одну. Слушай, как кстати, что ты позвонила! Может, сходим сегодня куда-нибудь, а? Может, в баню? У меня абонемент на два места завалялся. Пропадет ведь.
– Ясно, – сказал он, когда собеседница замолчала. – Освобожусь к семи и сразу поеду туда. Ты будешь уже на месте?
– Да, конечно. До встречи!..
Да пошло оно все! Саша швырнул телефон на панель, завел машину. Снова вырулил из проулка на проспект. Он постриг принимать не собирается. И ждать не собирается, пока Аринка разберется со своими тараканами и допустит его к себе. Он мужик – здоровый, молодой, темпераментный. Он трех дней без секса не может, не то что месяц! Она с ума, что ли, сошла и поэтому его к себе не подпускает? А может?..
А может, у нее любовник есть? Почему он об этом не подумал? Может, ту ночь она провела с ним? Просто что-то пошло не так, они разругались, и тот, желая ее наказать, совершил с ней такое. Пусть секса у нее в ту ночь и не было, это ничего не меняет. Она могла и с любовником выделываться, как сейчас с ним. Аринка любит, любит держать людей на коротком поводке…