Сара медленно оглянулась.
– Николай Хауг, – представился высокий мужчина лет шестидесяти, одетый в зимнюю полицейскую форму. – Начальник полиции округа Вардё. Вы, должно быть, Сара Герин-ген, – продолжил он, прищурив маленькие голубые глазки, которые теперь казались щелочками на его безбровом лице.
Хауг протянул руку в перчатке, чтобы поздороваться, но Сара ограничилась вежливым наклоном головы. Она не пыталась тем самым выказать ему пренебрежение, просто на месте преступления считала своим долгом избегать малейшего риска проявления субъективности, любого влияния, которое могли оказать на нее коллега или свидетель. А она лучше, чем кто бы то ни было, знала, что физический контакт двоих людей, даже самый мимолетный, создает между ними связь, которая влияет на обоих, о чем они порой даже не догадываются. Такое ее поведение воспринимали как высокомерие, но Сара больше не обращала на это внимания. В ее работе, о чем она, не далее как вчера вечером, говорила Кристоферу, для нее имело значение только одно – жертва.
Начальник полиции вскинул голову и с высоты своего роста посмотрел на Сару, оскорбленно скривив тонкие, едва заметные губы.
Новый порыв ветра прижал куртки к телам, и Николай Хауг опустил уши своей шапки на щеки, покрытые седой щетиной. Сара молча смотрела на него, ожидая, когда он начнет рассказ. Сейчас она напоминала амазонку, бросающую немой вызов ледяному великану, вторгшемуся на ее территорию.
– Когда она приезжает сюда, в свой тайный второй дом, – начал начальник полиции хриплым голосом, указывая на единственное строение, составлявшее компанию маяку, – служба протокола и ее охрана каждые полчаса связываются с нашим маленьким управлением в Вардё.
Он замолчал и бросил на Сару взгляд, такой же резкий, как ветер, не прекращавший продувать остров.
Не обратив внимания на это проявление с его стороны комплекса неполноценности, заставлявшего видеть в ней высокомерную столичную штучку, она ждала продолжения рассказа.
– Итак, вчера, в 17 часов, они не вышли на связь. Ни один из трех охранников премьер-министра. Я решил, что это просто проблемы с аппаратурой, но все равно решил съездить на место. Пока я взял катер, пока доплыл… Сюда я прибыл приблизительно в 17.20. И нашел ее на этом месте, в этой самой позе.
Фразу он закончил, сняв перчатку, чтобы убрать с кончика языка прилипшую крошку засохшего табака. В этот момент Сара заметила, что он дрожит, а кончик пальца в крови, идущей из-под наполовину сорванного ногтя. Несмотря на свой вид старого бывалого полицейского, Николай, как и все вокруг, переживал случившееся неожиданно сильно.
– Трое охранников находились в доме, – заговорил он снова. – Первому перерезали горло. Второго закололи кинжалом, а третий был смертельно ранен, он получил многочисленные ранения холодным оружием. Следов борьбы практически не было. Очевидно, все произошло очень быстро, а действовал или действовали настоящие профессионалы. Что касается премьер-министра, по мнению судмедэксперта, который вам все доложит, ее убили в прихожей. Там огромная лужа крови – сами увидите. Потом убийца или убийцы перетащили ее сюда.
Сара посмотрела на длинную дорожку, начинавшуюся от ног убитой и ведущую к входу в дом, стоявший метрах в двадцати дальше. Трава была примята, в свете прожекторов ясно виднелись следы крови.
– Не спрашивайте меня, зачем они перетащили ее сюда, я сам ни хрена не понимаю, – бросил Николай, что-то ища в кармане. – Может, хотели сбросить в море, но не успели.
Сара пообещала себе подумать над этим, когда переварит всю полученную информацию: как и многие, она не знала, что премьер-министр приезжает отдыхать в свой маленький домик на этом маленьком острове. Но сильнее всего ее поразила легкость, с которой убийца или убийцы расправились с телохранителями. Как могли позволить так легко себя убить сотрудники, бывшие элитой отдела ближней охраны? Она была с ними знакома, в свое время даже помогала их готовить. Такие люди не теряются в опасной ситуации. Сара находила лишь одно объяснение – внезапность.
– Как нападавшие проникли в дом? – наконец заговорила она.
Николай одобрительно кивнул. Эта дамочка не слишком любезна, но вопросы задает правильные.
– Вот это вопрос. Нам ничего не известно. Нигде никаких следов взлома, – пробурчал он. – Ни малейших признаков попыток взломать замок на двери или защелку на окне.
«Значит, жертвы сами открыли дверь нападавшим, – заключила Сара. – Под угрозой или, скорее потому, что знали их».
– Следы ограбления?
– О, этого сколько угодно! Дом перевернут вверх дном. Даже стены вскрывали! Те, кто это сделал, явно что-то искали, это точно.
– Камеры наблюдения?
– Вы же знаете, какой была премьер-министр… «Я против излишеств в деле безопасности, нарушающих неприкосновенность частной жизни». Именно поэтому она приезжала сюда. Чтобы побыть обычным человеком, отдыхающим в своем загородном доме. Нет, нет, никаких камер. Зато сотрудники ее охраны были снабжены наушниками и переносными рациями. Сейчас как раз проверяют, есть ли в аппаратах функция записи.
Сара без предупреждения направилась к дому на краю обрыва, ставя ноги между пучками хрустящей от инея травы.
– Ваши предположения?
Николай догнал ее в два шага, давя замерзшую траву рифлеными подошвами.
– А вас это интересует?
Сара сделала вид, что не расслышала, приписав этот выпад общей тяжелой атмосфере, царящей на острове.
– Это война, инспектор.
Николай Хауг достал из внутреннего кармана сигарету, остановился, чтобы прикрыть ладонями пламя зажигалки, и продолжил путь, выпустив облако дыма, тотчас же развеянное ветром.
– Это сделали не наши. Все здесь говорит об акции, проведенной иностранными спецслужбами…
– Чьими?
Начальник полиции сделал новую затяжку, отчего его щеки, кожа на которых потрескалась, покраснели, и пронзил Сару взглядом старого полицейского, которого уже ничем не возможно удивить.
– В данный момент наши русские друзья имеют огромный зуб на Катрину Хагебак из-за антимигрантской стены, которую она намеревалась возвести на границе, в нескольких километрах отсюда. Она больше не желала терпеть сирийских нелегалов, которые тысячами лезут к нам, пройдя через русский Крайний Север. Но и русские не желают видеть их в своей стране, куда они прибывают целыми семьями. Особенно после теракта в Санкт-Петербурге. Когда дипломатия не срабатывает… что ж, тогда препятствие устраняют. Все просто.
Теоретически гипотеза была очень соблазнительной, но Саре было трудно с ней согласиться. Слишком уж все наводило на мысль, что именно русские могли нанести удар. Если бы дело обстояло именно так, они бы постарались направить полицию по другому следу. В первую очередь, это относилось к способу убийства телохранителей. Они не стали бы рисковать нарваться на прямое и очевидное обвинение. То, что в доме все перевернули вверх дном, действительно могло быть имитацией ограбления. Но Николай говорил о вскрытых стенах. На простую имитацию не похоже. Те, кто это сделал, действительно что-то искали.
– Вы сказали, что это только начало, что это только начало абсурда. Почему?
Николай Хауг издал ироничный смешок, закончившийся приступом влажного кашля.
– Потому что все то, что я вам сейчас наговорил, выглядит полной чушью, когда узнаешь, как была убита наша премьер-министр… Медэксперт вам объяснит.
То ли начальник полиции играл с нею, то ли действительно растерялся, столкнувшись со странными обстоятельствами этого убийства, подумала Сара.
Два десятка метров, отделявшие их от дома, они прошли молча, шагая рядом с тропинкой, оставленной телом убитой, которое волочили по траве.
Женщина-полицейский, лет тридцати, чью выбившуюся из-под шапки светлую прядь трепал ветер, робкой походкой пошла им навстречу. Высокого роста, стройная, почти худая, если тело, скрытое под толстым слоем одежды, соответствовало геометрии ее изможденного лица. Ее имя и фамилия были на приколотой к парке карточке: Ингрид Вик. Судя по резким движениям, ей было не по себе. Страх перед начальством или осознание того, что она находится на месте преступления, которому суждено стать историческим событием?
– Они нашли… кое-что, господин начальник, – произнесла она голосом наполовину заглушенным доносящимся с моря ревом волн.
– Черт бы вас побрал! Вы можете говорить громче?! Извернитесь, как хотите, и добудьте себе мужской голос!
Сара не стала вмешиваться. Женщина-полицейский сглотнула и продолжила почти крича:
– Обнаружили альпинистские карабины, вбитые в скалу за домом! Возможно, подозреваемые проникли этим путем.
– Иду, – буркнул Николай.
Сара почувствовала на себе взгляд женщины-полицейского, смущенной, что начальник унизил ее перед уважаемой коллегой – тоже женщиной. Сара улыбнулась ей одной из своих редких и почти незаметных улыбок и продолжила путь к дому.
– Вы не пойдете? – удивился Николай Хауг.
Она, не оборачиваясь, покачала головой: все надо делать по порядку.
Начальник полиции сделал глубокую затяжку, чтобы успокоиться, и бросил на Сару презрительный взгляд.
Сара пропустила выходящего из дома сотрудника экспертно-криминалистического отдела, несущего сосуд с мутной жидкостью, и вошла внутрь жилища.
Полумрак снаружи уступил место ослепляющему больничному свету мощных ламп, а пьянящий ветер сменился тишиной, которую можно было бы назвать умиротворяющей, если бы не вязкая лужа крови, растекшаяся по светлому паркету. Кровь образовывала «восьмерку», как будто две лужи соединились между собой.
Холл вел в гостиную с угловым диваном, подушки которого были перевернуты, выпотрошены и разбросаны по полу, перевернутый ковер перед диваном устилали осколки стекла – фрагменты разбитого экрана большого телевизора. Перед камином, который, вероятно, был тщательно осмотрен, рассыпан пепел. Изрезанные картины на полу.
С того места, где она стояла, Сара видела часть смежной с гостиной кухни, заваленной битой посудой.
На полдороге от входной двери к гостиной в луже крови, казалось, натекшей из раны в области поясницы, лежал на спине мужчина с бритой головой. Рядом с его головой, запрокинутой назад, валялись наушники с прозрачным шнуром.
Возле трупа заколотого охранника работали двое экспертов: один делал замеры, другой брал на анализ биологические образцы. Изредка они тихо обменивались репликами.
Справа от входной двери был коридор. Сара пошла по нему и обнаружила прямую лестницу на второй этаж и две двери. Одна, внизу лестницы, вела в комнату, похоже, спальню. Другая замыкала коридор. Эта последняя, тоже приоткрытая, выглядела намного более прочной.
Но в первую очередь Сара заинтересовалась трупом, лежавшим на пороге комнаты, предположительно, спальни.
Эксперт в перчатках брал пробы с ран убитого, находившихся на уровне грудной клетки. На этом убитом тоже были наушники, и, как заметила Сара, у этой жертвы были множественные ранения.
– Сколько нанесли ударов?
Эксперт повернулся к Саре, и, несмотря на очки и маску, ей показалось, что она различила в его взгляде улыбку. Но мужчина немедленно вернулся к работе.
– Всего восемь ножевых, удар в брюшную полость стал смертельным, – ответил он голосом казавшимся металлическим из-за маски. – Насколько мне известно, этот единственный, кто сопротивлялся, но его противник или противники оказались ловчее.
– Почему?
– Мы уже провели анализы следов крови в этом секторе по методу PCR[7] в реальном времени. Все они принадлежат жертве.
– Может, прочие стерли?
– Даже применение люминола ничего не выявило. Нет, этот тип действительно дрался, но его противник ни разу не был ранен. Во всяком случае, серьезно, до крови.
Сара удостоверилась, что резиновые перчатки по-прежнему у нее на руках, и открыла дверь в конце коридора. Та была сантиметров десять толщиной, и Сара насчитала на ней пять запоров. Необычная бронированная дверь, ведущая в прямоугольную комнату без окон, где стояли монитор видеоконтроля, телефон, разобранная кровать с выпотрошенным матрасом, встроенные в стену раковина и унитаз, а также холодильник, содержимое которого валялось на полу.
Сара постучала по стене этого странного помещения, и матовый, без резонанса, звук подтвердил ее догадку: это было специально оборудованное укрытие, обычно именуемое комнатой страха – panic room[8]. Видимо, премьер-министр не успела войти в нее и укрыться от опасности, но убийца или убийцы сумели ее обыскать.
Сара вышла и перешагнула через труп телохранителя, чтобы пройти в другую комнату, вход в которую тот, возможно, пытался защитить.
Приятная и комфортабельная комната с полукруглым балконом, выходящим на скалу. Половину противоположной от двери стены занимал большой книжный шкаф, все книги из которого были вышвырнуты на пол. Большой распоротый матрас, казалось, выпускал пену через прорези в обивке. Дыры в стене над кроватью подтверждали слова начальника полиции.
Другая дверь вела в ванную комнату без окон, где стояла большая ванна. Единственный шкафчик над умывальником был оторван от стены. У Сары появилось ощущение, что обыск в доме проводился в ярости.
Она вышла на балкон, с которого увидела занятого работой эксперта.
Пройдя через открытую балконную дверь, она обнаружила труп третьего телохранителя. Рыжий мужчина, постарше первого, синие глаза устремлены в черное небо, через глубокий разрез на горле видны внутренние ткани. Тело лежало на спине, головой к спальне. Если труп не перемещали, то, стало быть, телохранитель стоял лицом к морю в тот момент, когда ему перерезали горло. Возможно, высматривал с балкона возможных незваных гостей.
– Следы борьбы? – спросила Сара.
– Пока не обнаружены. Он, без сомнения, был застигнут врасплох, – ответил эксперт в маске. – У вас есть идея, кто бы это мог сделать?
Сара настороженно посмотрела на эксперта.
– Извините, просто… это непривычная сцена и… это настолько… в общем, я хочу сказать… это невозможно.
Сара без церемоний простилась и поднялась по лестнице. Она оказалась на широкой площадке, где стоял большой письменный стол с компьютером. Но прежде, чем обратиться к техническому специалисту, тщательно изучавшему машину, она остановилась перед невероятной мозаикой, покрывавшей две боковые стены мезонина. Буйство форм, совершенно неуместное в этом суровом доме, составленное из детских рисунков с пестрыми животными, с домами и яркими солнцами над ними, и все сопровождались фразой, начинавшейся с «Если бы я был премьер-министром, то…». «…Если бы я был премьер-министром, я бы запретил охоту на животных; …я бы все сделала, чтобы не было бедных; …я бы сделал так, чтобы в столовой можно было выбирать меню; …я бы сделала обязательным держать дома курицу, чтобы меньше было отходов…». Их здесь было штук пятьдесят, и Сара вспомнила, что Катрина Хагебак часто бывала в школах, чтобы узнавать мнение детей. Но она никогда бы не подумала, что премьер-министр могла хранить присланные ей детьми рисунки, тем более выставлять их здесь, в доме, где она вела частную жизнь. Трогательное подтверждение того, что эта женщина была не только воплощением воли и принципиальности, демонстрируемых на публике, но и того, что она заботилась о счастье будущих поколений.
Сара перешагнула через выброшенные на пол ящики письменного стола и подошла к сотруднику, занимавшемуся осмотром компьютера премьер-министра.
– Жесткий диск? – спросила она.
– Исчез, мадам.
Справа был небольшой коридор, по которому Сара дошла до приоткрытой двери. Единственной двери, замок на которой был взломан, судя по его очевидной деформации.
Она вошла в комнату и поразилась ее обстановке. Несмотря на царивший и там хаос, это была комната, оборудованная как больничная палата; различные измерительные и контрольные приборы в ней были разобраны, поломаны и лежали сейчас один на другом в беспорядке. Для кого предназначалась эта комната? Насколько Сара знала, премьер-министр не была больна. Может, у нее жил кто-то, кто болел? Но кто? И почему здесь?
– Я наскоро подсчитал. Здесь находится… вернее, находилось оборудование приблизительно на пятнадцать тысяч евро. Это очень дорого. Особа, которую здесь лечили, пользовалась большим фавором у нашей премьер-министра.
Голос был спокойным, глубоким, почти нежным. Сара оглянулась через плечо. Она видела его мельком, но сразу узнала по улыбке: эксперт, объяснивший ей, что один из телохранителей пытался защищаться, но безуспешно.
– Иоахим Триммер, медэксперт.
Он не протянул ей руку, а поприветствовал взглядом. Ему было лет тридцать пять – сорок, короткая рыжая бородка окаймляла вытянутое лицо, открытая улыбка и белые зубы вызывали симпатию. Коротко подстриженные волосы уже слегка поредели на макушке, подчеркивая высокий лоб. Взгляд чуть зауженных в уголках ореховых глаз был одновременно живым и доброжелательным. Он рассматривал Сару спокойно, не спеша. Сара заметила, что он ненадолго задержался на шраме, который был у нее в углу глаза, после чего отвел взгляд.
– Вы себя спрашиваете, почему я внизу не сказал, что медэксперт?
– Ваши выводы о причине смерти Катрины Хагебак? – спросила Сара, у которой не было ни времени, ни желания играть в угадайку.
Иоахим Триммер опустил голову, улыбаясь, как будто ожидал такого ответа.
– Идите за мной, я устроил свой полевой кабинет за домом.
Они вышли из дома, обогнули его и вошли в белую клеенчатую палатку площадью примерно пятнадцать квадратных метров, установленную позади дома, что немного защищало ее от ветра.
Внутри было натоплено, слышалось урчание установленного в нескольких метрах отсюда генератора, дающего электроэнергию, необходимую для работы многочисленных агрегатов: портативного рентгеновского аппарата на тележке, соединенной с переносным компьютером, центрифуги для биологических анализов. И это не считая инструментов для вскрытия, сложенных в сумку, поставленную на каталку из нержавеющей стали, как раз рядом со столом для производства аутопсии, прочно стоящим на четырех ножках, врезанных в землю, снабженного подъемным устройством и соединенного с канистрой.
Сара расстегнула парку и присела на угол стола, на котором разместился компьютер.
Эксперт отобрал серию изображений, и на экране появилась мозаика фотографий убитых телохранителей.
– Смерть всех троих наступила в результате кровотечения, либо внутреннего, либо внешнего. Как я вам уже говорил, только у одного из троих имеются множественные ранения. Остальных двоих убили с первого удара. Одному перерезали горло, другому нанесли колотую рану сзади в район тонкой кишки. Но вот что интересно, – продолжил Триммер, кликая новую папку и выводя на экран крупные планы ран трех жертв, – все трое были убиты одним ножом: армейского типа, с лезвием длиной приблизительно пятнадцать сантиметров и толщиной четыре-пять миллиметров, без зазубрин, поскольку раны в теле не имеют неровных разрывов по краям. Иными словами, либо несколько злоумышленников были вооружены одинаковым оружием, либо всех троих убил один человек.
– Анализ ДНК? Отпечатки пальцев?
Улыбка на лице медэксперта сменилась выражением глубокой озабоченности. Прежде чем ответить, он глубоко вздохнул.
– Мы на месте около трех часов и за это время, да, нашли отпечатки, кровь, волосы – все, что хотите, однако, по данным на этот момент, все это принадлежит погибшим, судя по тем сравнительным анализам, которые мы успели произвести. Конечно, сбор образцов продолжается, анализы ДНК проводятся, так что еще можно надеяться. Но, между нами говоря, эта операция кажется настолько аккуратно проведенной, что, боюсь, мы не обнаружим ничего подходящего. Кстати, это меня удивляет. Из группы даже очень хорошо подготовленных людей с большой долей вероятности хотя бы один да наследит. А здесь, по крайней мере на данный момент, никаких очевидных следов…
«Еще один аргумент в пользу версии, что действовал убийца-одиночка, – подумала Сара. – Человек подготовленный, аккуратный, собранный».
– Есть что-то конкретное по бронированной комнате?
– Ничего. Как и по другим местам.
– Ваше заключение по Катрине Хагебак?
Иоахим Триммер испустил долгий вздох, закрыл фотографии убитых телохранителей и вывел на экран компьютера голый труп премьер-министра, лежащий у края обрыва, лицом в землю.
– Я пока не закончил анализ, придется перевезти тело сюда для проведения детального вскрытия, но я не обнаружил ничего такого, чего бы вы не заметили, осматривая место происшествия. Однако то немногое, что я увидел, сильно усложняет расследование или, скажем так, делает его по-настоящему необычным.
Иоахим Триммер несколько мгновений рассматривал квадратики пола, собираясь с мыслями.
– Я не обнаружил никаких признаков, позволяющих подозревать изнасилование. Зато, вот, взгляните, что собой представляет ее грудь, которую я сфотографировал, прежде чем положить тело точно в то положение, в котором его обнаружил начальник полиции, прибыв на место.
От верха грудей до низа живота все тело Катрины Хагебак было истыкано множеством ранок диаметром с обычный карандаш.
– Если вы присмотритесь внимательнее, – продолжал Иоахим Триммер, показывая увеличение одной из ранок, – то увидите, что кожа по краям каждого отверстия разорвана во многих местах. И это означает, что раны были… ну, скажем, исследованы, либо каким-то предметом, либо пальцем. И это еще до наступления смерти, учитывая количество крови вокруг мест поражения.
Насколько равнодушной Сара выглядела в глазах своих критиков, объектом осуждения которых она часто становилась, настолько же сильное, даже болезненное сочувствие она испытывала к потерпевшим и к перенесенным ими страданиям.
Значит, их премьер-министра пытали. Возможно, для того, чтобы заставить сказать, где спрятано то, за чем пришел убийца.
– Сорванная кожа на правом плече?
– Значит так: ясно различимы пять вытянутых ран, начинающихся от верхней части лопатки и заканчивающихся на уровне ключицы. Раны глубокие и выдают ясно выраженное намерение именно сорвать кожу.
– Как они нанесены?
– Тоже очень странно. На первый взгляд, учитывая ширину царапин и, главное, их неровности, я бы сказал, что царапины нанесены не каким-либо инструментом или оружием, которые все-таки оставляют более ровные следы, а ногтями.
– И при этом никаких отпечатков?
– При первом осмотре не найдено никаких, но, повторяю еще раз: я пока что успел произвести лишь поверхностный осмотр.
– Причина смерти? – перебила Сара, прогнав из головы образы страданий жертвы, от которых у нее сжималось в животе.
– Подхожу к этому. Как вы должны были убедиться, на задней части черепа жертвы наблюдается большое скопление крови. Я провел рентгенологическое исследование, – он показал на переносной рентгеновский аппарат, – и вот, что мы имеем на черепной коробке.
На появившемся на экране снимке Сара быстро распознала четыре продолговатых пролома.
– Как вы можете убедиться, мы наблюдаем две косые трещины на уровне затылочной кости, над затылком. Первая восемнадцать сантиметров длиной, вторая – пятнадцать. Затем вы видите еще две трещины, тоже наклоненные, но на сей раз на правой париетальной кости, точно над ухом. Эти четыре удара, нанесенные по черепу сзади и сбоку, вызвали кровотечение, ставшее смертельным.
Сара видела десятки заключений судмедэкспертизы, но впервые столкнулась с подобными прямолинейными ранениями. Череп как будто рассекли четырьмя ударами.
– Орудие? – спросила она.
Иоахим Триммер поднял брови и посмотрел на Сару так, словно заранее знал, что она ему не поверит.
– Я не сразу это понял, потому что уж больно необычны травмы. Во всяком случае, в наше время. Но характер ран не допускает сомнений: они были вызваны длинным тяжелым орудием, острым, с узким лезвием. Раны показывают, что орудие скорее режущего, чем колющего или рубящего действия, как, например, топор. Следовательно, удары могли быть нанесены только мечом.
Сара едва смогла скрыть изумление. Но теперь она понимала, почему начальник полиции назвал версию о русских диверсантах полной чушью. Даже если бы они хотели как-то замаскировать убийство, то не стали бы выбирать подобный странный способ действия.
– Как были нанесены удары?
– Учитывая наклон разрезов, с большой долей вероятности, сзади и сверху. Это позволяет предположить, что жертва в этот момент стояла на коленях. То, что удары были нанесены в одну область, показывает, что Катрина Хагебак не сопротивлялась и наверняка была обездвижена в тот момент, когда ее рубили мечом.
– Казнь? – уточнила Сара.
– И да и нет, – ответил Иоахим Триммер. – Если бы ее пытались обезглавить, ранения были бы нанесены в область затылка и шеи, а тут явно было другое намерение: нанести несколько ран, чтобы вызвать медленную смерть.
– Насколько медленную?
– Пока не знаю, но после ударов жертва могла прожить от одной до десяти минут. Мне необходимо более точно исследовать глубину ран.
Сара усваивала каждую новую информацию с быстротой, не позволявшей медэксперту перевести дух.
– Почему от тела, в частности головы, исходит такой сильный запах разложения?
– Вы тоже заметили? Пока что я этого не понимаю. Запах не может исходить от тела премьер-министра. По моим предварительным оценкам, она умерла девять или десять часов назад. Вскрытие поможет установить время смерти точнее.
– Татуировка на спине? Когда она была сделана?
– Странная, правда? Я даже не представлял, что у нее такое на спине, когда видел ее выступления по телику. Короче, вне всяких сомнений, она сделана давно. Много лет назад.
– А что-то типа белого камушка, который она сжимает в руке?
Иоахим Триммер прищурил глаза, проницательным взглядом рассматривая Сару.
– Вы все замечаете… Так вот, это кусок мела. А этот факт, поскольку он странный, может вас заинтересовать: мел приклеен к ладони Катрины Хагебак сильным клеем.
Какой бы интригующей ни была эта информация, Сара отложила ее на потом. С того момента, как она вошла в дом и увидела в прихожей лужу крови, ей не давал покоя другой вопрос. И то, что она узнала об обстоятельствах смерти Катрины Хагебак, еще больше усилило ее сомнения.
– Жертва точно была убита в прихожей дома, где найдена самая большая лужа крови? Не на краю обрыва?
– Это наиболее очевидная гипотеза, учитывая количество крови, обнаруженной на плитке пола в прихожей. Сеть кровеносных сосудов в человеческом теле, как всем известно, очень обширна. Удары мечом вызвали обильное кровотечение, и количество крови, обнаруженной в прихожей, вполне соответствует тому, что должно было вытечь с учетом характера и числа ранений. Ничего подобного на скале, на месте обнаружения трупа, не наблюдается.
– Зачем тело вытащили из дома и отнесли к краю скалы?
– Я не полицейский, но полагаю, что убийца или убийцы хотели избавиться от трупа, но не успели. Вам бы следовало обсудить это с…
Ответ медэксперта Сара не расслышала, углубившись в свои мысли. Она только что прокрутила в мозгу все возможные варианты того, как разворачивалась драма. Казнь на коленях, мел в руке, телохранители, ликвидированные с пугающей эффективностью. Что-то здесь не сходилось, не увязывалось с трупом, вытащенным из дома и оставленным на земле, словно брошенным. Сейчас она была уверена, что они с самого начала пошли по ложному пути. Теперь ей требовалось доказательство того ее предположения. А если она права, то это меняет всё.
– Инспектор Геринген? Вы меня слушаете? – забеспокоился Иоахим Триммер.
Не отвечая, Сара встала и под удивленным взглядом мед-эксперта пулей вылетела из его палатки.