Однажды ночью (21 июня) в лесу был праздник. И около десяти часов вечера Проколо догадался об этом[4]. Он тут же спросил Аюти – тот задержался у полковника дольше обычного, беседуя о делах, – не знает ли он тропинки, которая вела бы прямиком в Старый Лес, и не согласится ли проводить его туда. С какой целью, Проколо объяснять не стал. Аюти обещал показать ему дорогу. (С наступлением сумерек ветер Маттео предупредил полковника, что ему нужно будет отлучиться до утра.)
Через полчаса они подошли к Старому Лесу. И, освещая себе путь фонарем, зашагали по едва приметной тропке, которая углублялась в чащу, и вскоре оказались на широкой поляне, залитой лунным светом.
Поляну окаймляли высоченные ели, густо-черные под покровом темноты. Посередине лежало дерево, свалившееся, видимо, уже давным-давно: на голом стволе совсем не осталось веток.
Именно здесь и был праздник. Хотя, в общем-то, ничего в глаза не бросалось, если не считать огоньков, мерцавших в хвое, серебристого сияния луны, а также духов, которые собрались на краю поляны.
Во мраке полковник едва мог различить их; они стояли молча и неподвижно, словно ждали чего-то.
Как только Проколо с Аюти вышли из чащи, фонарь погас. (Потом об этом много толковали: кое-кто утверждал, будто полковник нарочно потушил его, опасаясь, что их заметят. Но вероятно, люди, которым такая мысль могла прийти в голову, понятия не имели, что за человек был Проколо.)
Они остановились там, где их еще скрывала тень от деревьев, и решили понаблюдать. «Ерунда какая-то. Не происходит ровным счетом ничего», – обратился полковник к Аюти и рассмеялся. В тишине его смех прозвучал жутковато.
«В таком случае я пойду, если позволите, – сказал Аюти. – Мне еще идти до самого Нижнего Дола. А завтра ждет работа».
Проколо даже не попрощался с ним, настороженно прислушиваясь к бормотанью, доносившемуся из леса. Голос показался ему знакомым. И действительно, вскоре он узнал Маттео. В то же мгновенье далеко-далеко внизу пробил колокол. Проколо посмотрел на часы: была полночь.
И Маттео начал свой концерт. Он кружил по поляне, раскачивая деревья и перебирая ветви, – так рождалась музыка.
Звуки накатывали все более мощными волнами, и постепенно в их переливах стала различима настоящая песня:
Люди никогда не видели его,
когда осенними вечерами
он проходил мимо домов,
оставляя на пыльных улицах
длинные следы, —
на улицах, где под грозовым небом
не встретишь ни души.
Люди занимались своими делами
и совсем не замечали, как он
в темных одеждах
проносился у них под окнами.
И только потом, обнаружив его
следы, говорили:
«Вы видели эти следы? вы видели?
Должно быть, он прошел здесь.
Горе нам!»
Лишь мне доводилось встречать его,
когда осенними вечерами
я бродил по улицам,
по пустынным улицам, где ни души.
В тот день он нес за плечами…
Здесь ветер запнулся.
– …нес за плечами… нет, не так. Память меня подводит, прошло двадцать с лишним лет с тех пор, как я не выступал перед вами. А ведь я не повторял этих песен. Подскажите, лесные жители, что там было дальше?
– С тех пор и правда много воды утекло, – откликнулся из темноты один из духов. – Даже не знаю, что сказать тебе. Попробуй вспомнить другую песню, а?
И над лесом снова зазвучал голос ветра:
Ладно, поведаю вам историю о филине,
которого никому не довелось увидеть,
хотя где-то он да скрывается, это ясно, —
то ли в расщелине скалы,
то ли под корой дерева,
а может, живет он под землей
в стеклянном ларце.
Он сказочно богат:
горы золота, груды рубинов.
Филин не смыкает глаз,
не знает ни минуты покоя —
он пишет завещание и все боится:
а вдруг не успеет закончить его?
Три тысячи страниц уж исписал…
На этом месте ветер снова сбился.
– Три тысячи страниц уж исписал… Ну что за напасть, даже эту забыл. Эй, филины! Филины, ответьте: вы помните продолжение?
С вершины ели донесся хриплый голос:
– Хоть я и помню эту песню, не подскажу тебе ни слова. История про филина, признаться, никогда мне не нравилась. Скажу больше: по моему мнению, так она просто аморальна.
И ветер предпринял третью попытку. Теперь в его голосе слышалось явное волнение; Маттео понимал, что, запинаясь то и дело, он мог сорвать праздник.
Что ж, расскажу вам про Доссо —
мальчика, который не ведал страха.
Все звери боялись Доссо
и желали его смерти.
Ночью, когда он спал, звери
подкрадывались к дому
и выли до самого рассвета
в надежде напугать мальчика.
Рассвирепев, Доссо просыпался
и палил из ружья.
Однажды он пристрелил лису,
в другой раз – куницу,
потом собак, ежей, сурков.
Но каждый вечер звери возвращались
и однажды сказали ему: «Раз ты
так смел, поди открой серый грот,