Утро было подобно раздавленному зеркалу: отражающаяся в нем картина вроде бы и осталась без изменений (все предметы – на местах), но все равно искажена разбежавшимися по поверхности стекла трещинами.
Так бывало с Алевтиной после того, как ночью ей снились кошмары: вроде бы ничего не случилось, все по-прежнему, а чувствовала она себя разбитой, больной и несчастной.
Первый кошмар приснился ей месяц назад, и этот сон, положивший начало целой череде ужасных сновидений, она запомнила в деталях. Последующие были лишь его вариациями: менялись места действий, но не сюжет.
В тот раз действие происходило в метро. Але снилось, будто, возвращаясь домой с дня рождения институтской приятельницы, с которой в реальности связь оборвалась сразу после окончания вуза, она спустилась в подземку. Был поздний вечер. И хоть час пик, когда основной поток людей возвращается с работы, давно закончился, безлюдье и тишина, которыми ее встретила станция, удивили Алевтину.
Поезд запаздывал, и Алевтине, находившейся на станции в одиночестве, становилось как-то не по себе. Девушка то и дело поглядывала на часы, которые то ли шли вперед, то ли отсчитывали время назад: дважды Аля попадала на одни и те же цифры – 3:33, и дважды на – 1:11. Но удивление проигрывало беспокойству, которое становилось все сильнее с каждой секундой, проведенной на пустой, будто вымершей платформе.
Наконец послышался шум приближающегося поезда. Состав вынырнул не из «правого» туннеля, как обычно, а из того, который находился под часами. Но Алино удивление растворилось в радости и облегчении. Каких-то двадцать-тридцать минут, и она прибудет на свою конечную станцию.
Людей в вагоне оказалось немного. И те, которые там находились, были заняты. Кто-то читал, закрывшись газетой, кто-то, опустив голову, так, что не было видно лица, дремал. Одна женщина, низко склонившись над сумочкой, копалась в содержимом. Длинные спутанные волосы занавешивали ее лицо, но женщина почему-то не убирала их, хоть они ей явно мешали. Аля прошла в вагон и заняла одно из пустых сидений. В стекле противоположного окна отражалось ее уставшее лицо. И девушка, разглядывая свое отражение, подумала о том, что с такой неинтересной, постной физиономией, к которой к тому же накрепко пристала унылая гримаса, нечего и мечтать, что однажды ей улыбнется женское счастье. Если уж она не смогла устроить личную жизнь в двадцать лет, когда цвет лица был свежим, как утренняя роза, глаза светились, а уголки рта еще не опустились, как у грустного «смайлика», напротив, губы трогала легкая улыбка, а кровь горячил адреналин ожидания, что вот-вот в ее жизни случится волшебство под названием Любовь… Если уж не успела вскочить в последний вагон уходящего поезда своей молодости в двадцать пять, когда, собственно, ей и улыбнулась коварной улыбкой Госпожа Любовь, оказавшаяся в реальности вовсе не доброй феей из сказки, а стервой-обманщицей… То что уж говорить про сейчас, когда Але исполнилось тридцать два, а выглядела она в лучшем случае на тридцать шесть. И каждое утро при взгляде в зеркало ей так и хотелось повторить слова ослика Иа: «Душераздирающее зре-е-е-лище…» И не только потому, что возраст с беспощадностью маньяка принялся разлиновывать ее лицо первыми мимическими морщинками, но и оттого, что выражение, застывшее на нем, в точности копировало выражение морды мультяшного ослика. Все, абсолютно все приятельницы к этому времени оказались замужними (даже те, которые развелись, вновь вышли замуж), с детьми. И только Алевтина оставалась одна, с девственным паспортом и с такой же незапятнанной девичьей честью.
Никаких, абсолютно никаких перспектив не предвиделось: весь круг ее знакомств составляли престарелые матроны из педагогического коллектива, женское царство разбавляли лишь шестидесятилетний физрук и восемнадцатилетний охранник Степка, умственных способностей которого хватило лишь на то, чтобы с большим трудом окончить девять классов школы.
Вот в таких грустных размышлениях пребывала Аля, разглядывая в стекле свое отражение. Перегон между станциями оказался слишком длинным, так что девушка в полной мере смогла насладиться своими безрадостными мыслями. Запоздало спохватившись, что поезд все мчится и мчится в туннельной темноте, а машинист помалкивает, не объявляет остановку, Аля встревоженно огляделась по сторонам. Другим пассажирам, казалось, и дела не было до того, куда мчит их поезд. Девушка еще немного подождала, по ее представлениям, не меньше пяти минут, но за окном так и не показались огни приближающейся станции. И тогда Аля, осмелев, обратилась к ближайшей пассажирке – той женщине, которая все продолжала что-то искать в своей сумке.
– Скажите, вы не знаете…
Не договорив, Аля замолчала. Только сейчас она обратила внимание на то, что в темном окне отражается лишь она одна. Там не было ни спавшего через одно сиденье от нее мужчины, ни дамы с сумкой, ни парня в куртке с накинутым на голову капюшоном, ни обнимающейся парочки.
– Господи… – едва вымолвила Алевтина. И это слово, произнесенное шепотом, произвело вдруг эффект разорвавшейся бомбы.
– Гоооссссподииии… – злобно зашипела дама, откидывая сумку на сиденье и поднимая голову. Ее лицо по-прежнему было закрыто волосами.
– Господиииии, – заныл, будто от боли, мгновенно проснувшийся мужчина.
– Господи, господи, – захихикала дуэтом парочка.
А парень в куртке резко распрямился и откинул капюшон. Аля, глянув на незнакомца, онемела от ужаса. Лица у парня не оказалось: отсутствовали глаза, нос, рот, а места, где они должны были находиться, оставались ровными, покрытыми той же сероватой кожей, что и вся поверхность «лица». Но при этом «лицо» было не лишено мимики, и гримаса, которая искажала его, безошибочно была расценена Алей как гнев.
Парень словно подал команду, и остальные пассажиры странного поезда стали медленно приближаться к Але. И у всех, всех до единого, были такие же пустые «лица». Аля окаменела от ужаса, не смогла ни закричать, ни пошевелиться. И в этот момент из динамиков грянул долгожданный голос машиниста:
– Следующая остановка – ад!
В тот раз Аля проснулась и еще долго лежала в постели, боясь выпростать из-под одеяла руку, чтобы зажечь свет. Тишину нарушало ее частое и громкое, как после пробежки, дыхание, а лицо неприятно холодил стекающий со лба пот. К сожалению, тот кошмар оказался первым и далеко не последним. И пусть действие в следующих снах происходило в других местах, сюжет оставался тем же: Аля оказывалась в одиночестве в каком-нибудь знакомом месте (однажды это была школа, потом – круглосуточный продуктовый магазин, затем – автобус), удивлялась пустынности, но тут помещение начинало заполняться людьми без лиц. Аля искала выход, но никогда его не находила.
Сегодня ей приснилось, будто она вошла в лифт, и только когда уже закрылись двери, поняла, что находится в толпе людей-призраков. Самым худшим оказалось то, что в этом сне призраки дотрагивались до нее. Аля, проснувшись и встав под горячий душ, еще долго не могла избавиться от ощущения ледяных прикосновений.
После третьего подобного сна ей подумалось, что неплохо было бы обратиться к кому-нибудь за советом. Что могло нарушить здоровый сон и породить кошмары? Усталость, тревога, глубинные страхи? После пятой плохо проведенной ночи Аля почти утвердилась в мысли, что ей необходима помощь. И сейчас, без аппетита жуя на завтрак безвкусные мюсли с обезжиренным кефиром, она размышляла о том, у кого попросить помощи. Поначалу девушка собиралась проконсультироваться у школьного психолога Веры Сергеевны. Но, робея перед этой холеной и немного холодной дамой, все откладывала и откладывала разговор. А вчера Але попалась на глаза газета с объявлениями. «Потомственная ведунья Диана… Предсказание по картам Таро, разгадывание снов…» Алевтина никогда не обращалась ни к гадалкам, ни к знахаркам, ни к экстрасенсам, более того, считала их всех шарлатанами. Но сейчас ее соблазняло умение этой ведуньи разгадывать сны. Да еще подкупало то, что телефон, указанный в объявлении, показался Але знакомым. От номера ее домашнего телефона его отличала лишь последняя цифра. Значит, потомственная предсказательница должна проживать в том же доме, что и Алевтина. Ей вспомнилась волоокая и черноволосая красавица, с которой Аля пару раз встретилась в подъезде.
Доедая свой скудный завтрак, девушка решила, что сегодня обязательно позвонит по указанному в газете номеру, и принялась собираться на работу. Сборы были недолгими. Алевтина надела любимое трикотажное платье, торопливо прошлась по лицу пуховкой с пудрой и так же небрежно мазнула щеточкой с тушью по коротким ресницам. Повседневный макияж завершен. Затем пригладила щеткой полураспущенные «химические» кудри, отметив, что надо бы после зарплаты записаться к парикмахеру, чтобы либо состричь отросшую «химию», либо сделать новую. Сунула в портфель пачку ученических тетрадей с проверенными сочинениями и, приоткрыв дверь в соседнюю комнату, шепотом сказала:
– Ма, я пошла!
В ответ Аля услышала утреннее благословение. Мама уже давно проснулась, но, как обычно, не выходила из своей комнаты, чтобы не мешать дочери собираться. Она вставала уже после того, когда за Алей закрывалась дверь, и начинала свой день, заполненный домашней работой, с похода в магазин за свежим хлебом.
Алевтина вышла на площадку, заперла за собой дверь и повернулась к лифту. Тот неожиданно, будто она успела его вызвать, распахнул двери, постоял, ожидая. Но едва девушка приблизилась к кабине, закрылся и порожним поехал вниз.
– Опередил, что ли, кто меня? – озадаченно пробормотала Алевтина.
В ожидании, когда погаснет кнопка, девушка услышала, как этажом выше хлопнула дверь, и мгновением позже раздался визгливый голос Зинаиды Львовны. Соседка с шестого этажа отличалась склочным характером. Вот и сейчас она громко, на три ближайших этажа, выражала возмущение тем, что сосед-подросток Вовка из квартиры напротив опять набедокурил. Ехать вместе с соседкой в лифте и выслушивать ее жалобы Але не хотелось, поэтому, так и не дождавшись, когда погаснет кнопка и можно будет вызвать лифт, девушка стала спускаться по лестнице пешком.
По дороге в школу Алевтиной вновь овладели сомнения, стоит ли звонить по объявлению в газете или нет. С одной стороны, девушке хотелось покончить с чередой кошмаров, портящих ей настроение и выпивающих силы, с другой – сомневалась, обращаться ли с этим делом к гадалке? Ведь в объявлении не было указано, что ясновидящая избавляет от кошмаров. Она берется лишь за разгадывание снов.
С такими мыслями Аля пришла в школу, поднялась на второй этаж, на котором находилась учительская, и вошла в дверь. В комнате никого не оказалось, хотя, как правило, в этот час здесь обычно уже находилась Тамара Степановна, учительница математики. В первый момент Аля удивилась, найдя учительскую пустой, но потом вспомнила, что по пятницам у математички уроков нет. Это обстоятельство и разрешило Алины колебания. Прикрыв дверь учительской, девушка вытащила из портфеля газету с обведенным красной ручкой объявлением и подошла к телефону.
– Да-а? – после нескольких долгих гудков отозвался женский голос – тягучий, сладкий, будто мед.
Услышав его, Аля явственно представила себе черноволосую красавицу с томной поволокой в темных глазах. Свою соседку. Алевтина сделала глубокий вдох и, стараясь, чтобы голос не дрожал от волнения, спросила:
– Скажите, вы и вправду разгадываете сны?..
К утру на телефоне у Ильи оказалось пять сообщений от Лены почти одинакового содержания: девушка ставила условия, угрожала разрывом, ругалась. Похоже, она так и не ложилась спать, увлеченная эсэмэс-атакой: сообщения отправлялись примерно с разницей в час, и последнее пришло уже под утро. Илья недобро усмехнулся, подумав о том, что Ленка, похоже, за эту ночь довела себя до истерики. Сама виновата! Он же, в отличие от нее, спал так крепко, что не слышал писка мобильного, извещающего о принимаемых сообщениях.
Но, однако, что делать с Леной и ее ультиматумом, Илья так и не решил.
Завтракать не хотелось, он выпил лишь растворимого кофе – на ходу, лавируя по квартире с чашкой. Возле старого трельяжа, на тумбочке перед которым были выставлены еще бабушкины сервизы, Илья задержался, отрешенно думая о том, что надо бы поменять мебель. Деньги на это имелись, он неплохо зарабатывал, но прошло уже пять лет после смерти бабушки, а обстановка квартиры оставалась прежней. Словно Илья и не являлся владельцем «однушки», а приехал к бабушке в гости и задержался.
Пора бы уж что-то сделать в квартире… Мебель новую купить. Лена уже давно ему говорила о необходимости капитального ремонта и даже предлагала услуги знакомого оформителя интерьеров. По словам девушки, «однушку» можно было бы преобразовать в просторную «студию».
Лена… Что с ней происходит в последнее время? Раньше она не была такой капризной. Шла на компромиссы, в чем-то ему уступала. Но в последнее время ей будто вожжа под хвост попала, девушка все чаще стала истерить, ставить условия, угрожать, как этой ночью, разрывом. Друг Денис высказал свою версию по поводу ее поведения: предположил, что девушка «заждалась» в статусе подруги и хочет от Ильи решительных действий – женитьбы.
Жениться Илья не был против, но тянул с предложением. Ему казалось, что подходящий момент еще не наступил. Вот сделать бы в квартире ремонт, прежде чем приводить сюда молодую жену! Лена, похоже, разгадала «предлог» и, видимо, поэтому настаивала на срочности ремонта.
– Ладно, пусть будет ремонт! – решился Илья, рассматривая чашки в крупный горох. – Посуду отвезу к родителям. Мебель, к сожалению, уже такая древняя, что на нее вряд ли кто-то позарится. Придется выкинуть. И, так и быть, сделаю Ленке приятное, приглашу ее знакомого дизайнера. Посмотрим, что он предложит. Может, и в самом деле сделает из этого «бабушкиного сундука» что-то современное и стоящее.
Илья отнес пустую чашку на кухню, вернулся в комнату и достал из шкафа деловой костюм. Как же он ненавидел эту представительскую «робу»! Пиджак, галстук, рубашку и быстро мнущиеся брюки… Как не любил и офисное здание-«стекляшку», в котором сейчас проходила большая часть его жизни. Серый ковролин, узкие коридоры и комнатки-кладовки, в которых работало по три-четыре сотрудника, столы с глухими перегородками, отсекающими и без того крошечное пространство. На такое офисное существование, которое Илья даже не называл жизнью, тратилось втрое больше сил и энергии, чем он расходовал в юности во время сложного и долгого перехода. Даже неплохой заработок уже так не радовал, как раньше. Илье в последнее время начинало казаться, что однажды он умрет от асфиксии без свежего воздуха, адреналина и пьяной свободы. «Кладовки» все больше и больше напоминали ему тюремные камеры, серый ковролин – мертвый бетон, служба безопасности – надсмотрщиков, костюм – робу. Он уже казался себе заключенным, приговоренным к пожизненному сроку.
«Сделаю ремонт в квартире и смотаюсь оттуда на фиг, – решил Илья, надевая галстук с чувством обреченности, будто накидывая на шею петлю. – Сбережения кое-какие есть, на первое время хватит. Вначале – в горы. А потом – думать, что предпринять дальше».
Рабочий день шел как обычно – звонки, переговоры, две намечающиеся сделки, собрание в первой половине дня. Начальник отказался подписать его заявление на отпуск, но Илья и не ожидал иного ответа, он подавал заявление скорее для очищения совести перед Леной, чем всерьез надеясь на получение начальственной визы. Разговор с Леной еще предстоял, и Илья оттягивал его, предчувствуя, что ничего хорошего он не принесет.
Шахов решил позвонить девушке вечером, после работы, пригласить в кафе и все спокойно обсудить. Ссориться с ней он не хотел, наоборот, желал перемирия и надеялся уговорить Лену подождать с поездкой до лета. В качестве утешения собирался сообщить, что готов начать ремонт в квартире, и намекнуть на то, что после того, как жилище будет приведено в порядок, они начнут готовиться к свадьбе. Собственно, летняя поездка на море может стать их свадебным путешествием. Лена от таких планов должна растаять и простить ему несдержанное не по своей вине обещание.
Звонок в автосервис поднял настроение. Девушка-секретарь сообщила, что машину уже можно забирать. Илья повеселел и решил, что после работы вначале заедет за машиной, потом – заглянет к Лене и повезет ее в какой-нибудь хороший ресторан.
Но когда рабочий день подходил к концу, ему позвонил Бобров.
– Старик, ты все еще на работе? – спросил друг, забыв поздороваться, и Илья уловил в его голосе беспокойство.
– Ну а где же мне еще быть? Что-то случилось?
– Ерунда, но ты же знаешь мою мать…
– Пятно опять появилось? – перебил Илья с невольной радостью, так удивившей Дениса. Чего уж греха таить, даже занятый работой, Шахов не переставал думать о «лике», так он про себя окрестил странное пятно в квартире Зинаиды Львовны.
– Нет. Но мать обнаружила другое. В кладовке. В общем, у моей маман истерика, она требует, чтобы ты немедленно приехал к ней, а также моего развода с переездом, поиска виновных в появлении грязи на стенах и разборок с соседкой сверху… В общем, все в кучу. Цирк и театр в одном флаконе. Думаю, Илюх, ты был прав, сказав вчера, что эти пятна – задумка моей матери, призванная привлечь внимание.
– Погоди, не горячись. Давай съездим и на месте разберемся. Только мне машину надо из сервиса забрать.
– Тогда я прямиком к матери дую, а ты подъезжай!