Все девчонки в нашем классе мечтают выйти замуж за Антона Владимировича. А те, которые говорят, что такого в их мечтах нет, просто нагло врут. Потому что в нашего географа – Золотухина Антона Владимировича, – которого я втайне от всех зову просто Золотко, нельзя не влюбиться.
Новый учитель географии, недавний выпускник педвуза, появился в нашей школе в начале учебного года, но уже успел покорить не одно женское сердце. Не только старшеклассницы вздыхали по Антону Владимировичу, но и добрая половина педагогического состава. Особенно это, конечно, касалось молодых учительниц начальных классов. Они-то и представляли для меня максимальную угрозу. Хотя и взрослые училки уж слишком настойчиво опекали Золотко. Я не раз слышала, как в столовой русичка Ирина Федоровна приветливо выкрикивала:
– Антон Владимирович, идите к нам! Мы вам место заняли. А Тамара Константиновна свежие слойки принесла…
А еще после уроков Ирина Федоровна зазывала Золотко к себе на чаепитие. Разумеется, Антон Владимирович не мог ей отказать. Потому что он галантный, воспитанный и, возможно, иногда слишком мягкий с коллегами. Ну не может человек отказать женщинам. Тем более женщинам в возрасте, таким как Ирина Федоровна. У них же чудовищная разница в возрасте – лет пятнадцать! Русичке уже под сорок, а она все с молодыми парнями заигрывает…
Конечно, у нас с Золотком тоже немалая разница – целых семь лет. Для кого-то это покажется незначительным препятствием к большой и чистой любви, но в моем возрасте – это целая пропасть. Поэтому пока я даже не предпринимаю никаких попыток завязать отношения со взрослым красивым парнем, который к тому же ведет у нашего одиннадцатого географию. Поэтому остается мне, как и всем моим одноклассницам, сидеть на уроках, подперев кулаком щеку, и мечтательным взглядом гипнотизировать Золотко…
Сегодня Антон Владимирович, как и обычно, одет с иголочки. Эх, я бы все на свете отдала за то, чтобы мой будущий парень (если им все-таки не станет Золотко) был хоть на сотую долю таким же стильным, как наш географ. С зачесанными назад волнистыми волосами цвета шоколада и пронзительными голубыми глазами. Такими чистыми, как весеннее небо.
А еще у географа просто умопомрачительный парфюм. От него можно с катушек слететь. Еле уловимый, но терпкий. Этот запах обычно чувствуешь, только если находишься близко-близко к Антону Владимировичу, например, когда, как староста класса, ждешь, пока географ заполнит журнал. Все-таки есть у старост бонусы.
Одно время я была одержима этим запахом и даже хотела приобрести такую же туалетную воду, чтобы пользоваться ей самой. Правда, название я так и не осмелилась у него спросить. Это было бы странно. Тогда я пристала с расспросами к девчонкам, не знают ли они, чем душится наш географ. Моя лучшая подруга и соседка по парте, Яна Казанцева, сказала, что у меня просто гормоны бушуют. Для семнадцати лет это нормально. Мне бы мою энергию направить в мирное русло… Помню, как я обиделась на Яну за эти слова. Мы потом не разговаривали пару дней и помирились только на контрольной по химии, потому что обе в этом предмете тупы как пробки и нам нужно было скооперироваться. Видимо, чтобы удвоить свою тупость… Но равнодушие Янки к моей несбыточной мечте меня обижало. Все-таки тяжело, когда близкие тебя не понимают и не воспринимают твои проблемы всерьез. А неразделенная любовь – это проблема. И еще какая! Без взаимности душа плачет, скулит, пустеет. Как Янка этого не понимает?
Я снова так замечталась о Золотке, что не сразу открыла тетрадь по географии. Только когда Яна бесцеремонно пихнула меня локтем, отмерла.
– Наташ, хорош на географа слюни пускать, записывай тему, – сказала мне подруга. И, как мне показалось, сказала как-то чересчур громко. Я смутилась и осмотрелась по сторонам. Но все были увлечены своими делами, и никто не обращал на нас с Яной внимания.
– Можешь это еще громче сказать? – все же буркнула я. – А то, боюсь, Антон Владимирович не расслышал.
Янка равнодушно пожала плечами. Тема урока – «Австралия. Комплексная характеристика страны». Я быстро все записала и снова отложила ручку. Австралия интересовала меня намного меньше, чем наш географ.
И хотя мы с Яной больше не разговаривали, Антон Владимирович смотрел в нашу сторону, и пару раз я встретилась с ним взглядом. Оттого сильно разнервничалась и демонстративно уставилась в окно. Каждый раз, когда я замечала на себе взгляд географа, я становилась смущенной и чуточку счастливой. Разумеется, взгляды остальных учителей меня так не волновали. Разве что старый математик внушал ужас, потому что к алгебре и геометрии я приходила обычно не особо подготовленной. Не сдержавшись, я посмотрела в сторону учительского стола и снова встретилась с парой голубых глаз. Пока все что-то записывали, Антон Владимирович, явно о чем-то задумавшись, гипнотизировал взглядом нашу с Янкой парту. Я опустила глаза и уставилась в раскрытую тетрадь. От волнения натянула на ладони манжеты пудрово-розовой рубашки. Это была моя любимая рубашка, и, по словам мамы, она очень шла к моим каштановым волосам и светлым глазам. К этой рубашке я подобрала нежные тени и стянула волосы лентой в тон рубашки. Каждый раз, когда в расписании стоял урок географии, я вставала заранее и целый час наводила перед зеркалом красоту. Мама искренне удивлялась, почему в один день я могу безжалостно проспать школу и выскочить из дома, едва почистив зубы, а в другой день навожу марафет, словно собираюсь на свидание. Но ведь так и было… Я и собиралась на свидание. Безмолвное «свидание» с Антоном Владимировичем, который за весь урок мог всего лишь раз бросить равнодушный взгляд в мою сторону. А может, и не равнодушный?..
Не знаю, замечали ли остальные одноклассники, что пару раз в неделю я приходила в школу особенно нарядной и хорошенькой, и догадывались ли они, в чем дело… Мне плевать. Только Янка быстро просекла «фишку» и часто с самого утра подкалывала меня на эту тему. Но на Казанцеву я не обижалась. Яна – своя.
И все-таки я волновалась. Антон Владимирович сегодня смотрел в мою сторону чаще обычного. Поэтому я непроизвольно нахмурилась и снова уставилась в окно, за которым медленно пролетали одинокие крупные снежинки. Они парили в воздухе, не опускаясь на землю. Уже начало декабря, а снега в городе так и нет. На улице уже рассвело, поэтому Антон Владимирович попросил ребят с первой парты третьего ряда выключить свет в классе. За это я нашего географа тоже была готова расцеловать. Больше всего на свете меня раздражает, когда к естественному свету добавляют искусственный… Моя мама имеет привычку летом, когда еще даже не стемнело, зажигать дома все лампы. Сразу какое-то грустное и непонятное состояние. Когда на улице светло, из-за искусственного света впадаешь в уныние…
Крупные снежинки налипали на окна и тут же таяли. Антон Владимирович убаюкивающе рассказывал нам об огромных пустынях Австралии. Тембр голоса у географа мягкий и приятный. Слушать его лекции – одно удовольствие. Даже Янка притихла. Хотя обычно она пропускает все мимо ушей и торчит на уроках в телефоне.
Однако вскоре утренняя идиллия была нарушена. Сначала перестали сыпать снежинки с неба, а потом дверь кабинета с противным треском отворилась, и на пороге появилась тучная Виола Леонидовна – наш завуч. Антон Владимирович тут же замолчал, и мы все уставились на Виолу в ожидании сообщения. Кто-то, как полагается, поднялся с места, но Виола Леонидовна тут же замахала руками – мол, сидите-сидите, я на секундочку.
– Доброе утро, ребята, – поздоровалась она.
Мы поздоровались в ответ – лениво и вразнобой. Многие с утра были в полусонном состоянии. Несмотря на всеобщую любовь к Антону Владимировичу, не всех воодушевляла география первым уроком. Многие еще клевали носом.
– Антон Владимирович, а я вот вам прогульщика привела, – довольным голосом произнесла Виола Леонидовна и потянула кого-то за рукав. Вслед за завучем в классе нарисовался Тимур Макеев. Как обычно, недовольный, будто ему все на свете должны. – Вот, пожалуйста! Слонялся по коридору.
– И еще бы послонялся немного, – сказал Макеев.
– Ты мне поговори! – погрозила пальцем Виола. Она не отпускала рукав Тимура.
– Спасибо, Виола Леонидовна, – усталым голосом произнес Антон Владимирович.
Макеев с завидной регулярностью прогуливал уроки географии, как, впрочем, и остальные гуманитарные предметы. Он у нас вроде как числился техническим гением, был на хорошем счету у физички и математика, а вот на остальные уроки откровенно забил.
И если другие учителя давно привыкли к выкрутасам Макеева и махнули на его прогулы рукой, то мое Золотко явно задевала такая нелюбовь к его предмету. Антон Владимирович всякий раз, вступая в спор с Тимуром, становился отстраненным и даже немного грустным. Конечно, невозможно нравиться всем. Но когда тебя так демонстративно игнорируют – это очень обидно. Ведь географ-то наш – педагог просто отличный! Его все любят… Ну, а я – больше всех.
– Ладно, я пошла, – сообщила нам Виола. Причем таким ехидным тоном, будто мы могли начать умолять ее остаться. Наконец она отпустила рукав Макеева, и тот молча прошел к своему месту. Антон Владимирович проводил Тимура печальным взглядом, от которого у меня сжалось сердце. Макеев – просто бездушная скотина! Так изводить молодого учителя. Я обернулась к парте Тимура и сердито посмотрела на одноклассника. К тому же я вспомнила, что он еще несколько дней назад по моей просьбе должен был подать заявку на городскую олимпиаду по физике, но до сих пор этого не сделал. А ведь я, как староста класса, должна все заявки проконтролировать. Я от злости только зубами скрипнула. Маке-е-ев! Невозможный человек! Но Тимуру на мои гневные взгляды, разумеется, было плевать. Он сидел за пустой партой и даже учебник географии доставать не собирался. Кому и что он пытается все время доказать?
– Ты решила в них обоих дырку взглядом протереть? – склонилась ко мне Яна.
– Терпеть его не могу, – сказала я.
– Кого? Макеева? Что он конкретно тебе сделал? – удивилась Казанцева.
– Ты не понимаешь! – горячо воскликнула я.
Янка действительно не понимала. Ей было плевать на то, кто портит Золотку настроение. Да и я в двух словах не могла объяснить, из-за чего злюсь на одноклассника. Поэтому только отмахнулась.
Виола Леонидовна между тем благополучно ушла, а Антон Владимирович устало обратился к Макееву:
– Тимур, какая сегодня причина для прогула моего предмета?
– Все та же, – равнодушно ответил Макеев. – Мне не хотелось сюда приходить.
И если мои одноклассники уже привыкли к выходкам Макеева, я в возмущении заерзала на месте. Янка снисходительно покосилась в мою сторону, а затем снова уставилась в телефон.
– Вот почему он так с Антоном?.. – склонилась теперь я к уху подруги.
– Твой Антон – взрослый мужик, – усмехнулась Казанцева. – Переживет.
Мне снова показалось, что Яна произнесла это слишком громко, поэтому я отстала от нее. Продолжим этот разговор как-нибудь в другой раз и желательно – не в кабинете географии.
Оставшаяся половина урока прошла совсем не радужно. Было заметно, что грубость Макеева все-таки выбила Антона Владимировича из колеи. Теперь наш географ все меньше говорил, а мы – все больше переписывали в тетрадь огромные абзацы из учебника. Но я не обижалась на Антона Владимировича. Кому понравится, когда к твоему предмету относятся так пренебрежительно? Да и кто? Несмышленый малолетка!
Я все никак не могла справиться со своей злостью. То и дело оборачивалась к Тимуру и награждала его презрительным взглядом. Он так и не разложил вещи и сидел с нарочито равнодушным видом, но Антон Владимирович не делал ему замечаний. Один раз мы с Макеевым все-таки встретились глазами. Одноклассник посмотрел на меня в ответ так же недружелюбно, исподлобья, как и я на него. В ту секунду я и решила, что после урока обязательно допеку Тимура по поводу заявки на олимпиаду. Чтобы жизнь медом не казалась. Привык, что все ему сходит с рук…
Я еле вытерпела до конца урока. Когда прозвенел звонок, первой вскочила из-за парты. Яна удивленно подняла на меня глаза.
– Наташ, ты чего?
Но вместо ответа я принялась заталкивать тетрадь и учебник в рюкзак.
– Потом объясню, – пообещала я.
Мне еще нужно успеть вещи собрать, в то время как Макееву и собирать нечего. Кто его знает, вдруг он снова решит свинтить с уроков? А заявка на олимпиаду? Классная с меня шкуру спустит!
Я даже толком не попрощалась с Антоном Владимировичем – так поспешно пришлось покинуть класс. Потому что Макеев будто чувствовал, что я имею на него виды. А может, действительно догадался. Все-таки я пол-урока на него недобро пялилась.
Когда я выскочила из кабинета, Тимур уже быстрым шагом направлялся к лестнице.
– Макеев! – выкрикнула я. Но одноклассник сделал вид, что не слышит меня. Тогда я понеслась вслед за Тимуром. А этот гад, как назло, только прибавил ходу. Пришлось сбегать за ним по лестнице, маневрируя между другими ребятами.
– Тимур! – снова закричала я.
Макеев обернулся, теперь уж точно заметил меня – и нарочно побежал дальше. Чертыхнувшись, я поскакала за ним, минуя сразу пару ступеней. Один раз чуть не навернулась.
Догнала я Макеева только на первом этаже возле столовой. Схватила за руку точно так же, как сделала это сегодня Виола, и возмущенно рявкнула:
– Ты почему от меня убегаешь?
– А ты почему за мной гонишься? – спросил Макеев.
Я, стараясь отдышаться, наградила его убийственным взглядом. Тимур смотрел на меня насмешливо сверху вниз, и в его темно-карих глазах я увидела себя – маленькую и очень рассерженную.
– Олимпиада… – выдохнула я. – По…
– По физике, – услужливо подсказал мне Макеев.
– Ага. Ты… ты должен был…
– Подать заявку, – снова добавил Тимур.
– Подать заявку, – как попугай повторила я. И зачем-то кивнула. Этот кивок я снова разглядела в карих глазах Макеева. – Почему ты этого до сих пор не сделал?
– Потому что не хочу, – ответил Тимур так же прямо, как отвечал на вопрос Антона Владимировича о своем прогуле.
– То есть как это – не хочешь? – снова возмутилась я. – А если надо?
– Кому надо? – вдруг улыбнулся Макеев, и тогда я совсем растерялась от его наглости.
– Школе, – пролепетала я.
– Но не мне же.
– Как у тебя все просто! – вскипела я. – Знаешь, Макеев, в этой жизни у людей есть не только права, но и обязанности!
– Вот и исполняй свои обязанности, что ты в меня-то вцепилась? – Макеев перестал улыбаться. И, похоже, тоже уже начинал злиться.
– Да нужен ты мне! – рассердилась я в ответ. – Просто подай заявку, и я от тебя отстану…
Макеев дернулся было в сторону, чтобы просто молча от меня уйти, но не тут-то было. Я крепче схватила его за руку и потянула на себя с новой силой.
– Макеев!
– Что, Зуева? Ты мне так руку оторвешь.
– Ой, прости! – отозвалась я: действительно немного не рассчитала силы.
– Да ничего страшного, – нарочито любезно отозвался Тимур. – Если что, у меня есть вторая.
В коридоре стоял гомон, да еще и у меня от возмущения в ушах гудело. Я не замечала ничего вокруг, только как дура пялилась на свое отражение в глазах Макеева, отчего-то не в силах отвести взгляд. Поэтому-то и не заметила, как рядом с нами оказался Антон Владимирович. Тимур первым его увидел, потому как вид его стал еще более недовольным, чем обычно. Я обернулась и тоже уставилась на географа. Тут же сообразила, что до сих пор держу Макеева за руку. Будто загипнотизировал меня, гаденыш! Я поспешно отпустила руку Тимура, а тот нервным движением провел рукой по ежику светлых волос.
– Наташа, как хорошо, что я вас здесь встретил, – сказал Антон Владимирович, одарив при этом Макеева неприветливым взглядом. – Вы так быстро убежали после урока…
– Простите, – выдавила я из себя. Хотя, конечно, ничего плохого я не сделала. Откуда мне было знать, что я могу понадобиться Золотку? Как обычно, в присутствии Антона Владимировича у меня начали потеть ладони. Какой же он красивый! Почему он так хорош собой, а я так молода, да к тому же – его ученица? Жизнь несправедлива!
– Ну что вы, зачем извиняться, – улыбнулся Антон Владимирович. – Сколько у вас сегодня уроков?
– Шесть, – ответил вместо меня Макеев. Я в это время уже плыла от очаровательной улыбки географа.
– Отлично, – сказал Антон Владимирович, глядя при этом на меня. Тимура он теперь игнорировал. – Тогда подойдите ко мне, Наташа, после уроков. Есть дело. Очень вас прошу!
Долго и «очень» упрашивать меня не пришлось. Я тут же послушно закивала, до сих пор не веря своему счастью. Мы останемся одни! Тет-а-тет! Но для чего?..
Когда Антон Владимирович скрылся из виду, мы с Тимуром снова схлестнулись взглядами. Молча пялились друг на друга до тех пор, пока не прозвенел звонок на следующий урок.
– Поздравляю, – наконец произнес Тимур.
– С чем? – удивилась я.
– А ты подумай своей черепушкой, Зуева, – усмехнулся одноклассник.
У меня тут же вспыхнули щеки. Он знает! Знает, почему я ношу по вторникам и четвергам нарядные блузки и заплетаю ленты в косу… Но какое ему до этого дело?
– Не забудь про заявку, – буркнула я, первой направляясь к лестнице.
Плевать на то, что вообразил себе Макеев. Главное – не это. Ведь Антон Владимирович будет сегодня ждать меня после уроков.
Холодный ветер подгонял меня вперед, мокрые снежинки налипли на ресницы и брови, а под ногами хлюпала каша из растаявшего снега. Но непогода ничуть не портила настроение. Щеки мои горели, а глаза наверняка искрились, как декабрьский снег.
Да, наш разговор с Антоном Владимировичем был слишком формальным и коротким. Географ рассказал, что у него появилась идея отправиться вместе с нашим классом на Новый год за город в огромный гостевой дом к своему приятелю. Есть в нашей области такое чудесное место – Васильево. Там горы, ели и самый чистый воздух. Доехать до поселка можно на электричке. Но самое главное – рядом с дачным поселком приятеля в Васильево есть отличный горнолыжный курорт. И если нашему классу интересно…
Не знаю, как «нашему классу», а я от счастья чуть не закричала. Встретить Новый год со своей пусть и не сбывшейся, но все-таки мечтой… Это ли не праздничное чудо? Кажется, я дала ответ еще до того, как Антон Владимирович успел закончить фразу. Мой энтузиазм наверняка сбил молодого учителя с толку, потому как он смутился и сбивчиво продолжил:
– Конечно, нужно еще поговорить с вашим классным руководителем. И у ребят поспрашивать. Поэтому я вас, Наташа, и пригласил как старосту класса…
– Да, да, да, – с готовностью закивала я, снова перебив. – Все понимаю. Я обязательно со всеми поговорю!
Смущающийся Антон Владимирович нравился мне еще больше. Это очаровательно: иногда он краснел, как школьник. И когда его приглашали за свой стол учителя, угощая слойками; и когда кто-то с восторгом отзывался о его предмете или же смотрел на него с нескрываемым восхищением, вот как я в эту минуту. Конечно, мне нужно быть сдержаннее, но я никогда не умела скрывать своих эмоций.
– Вот и замечательно, – пробормотал Антон Владимирович. – Я всегда знал, что могу на вас рассчитывать, Наташа.
Так и сказал. Я всегда это знал. На-та-ша… Из его уст мое имя прозвучало так мягко и по-доброму. Конечно, Янка бы сейчас сказала, что я все надумываю. И «Наташа» он произносит точно так же, как и все остальные. Но я сердцем чувствовала: здесь другое. Куда приятнее мне было услышать «Могу на вас рассчитывать, Наташа» от Антона Владимировича, чем «А ты подумай своей черепушкой, Зуева» от Макеева.
Внезапно разыгравшаяся вьюга подгоняла меня к дому. Снег все падал и падал, но при плюсовой температуре практически тут же таял. Забежав в подъезд, я отряхнула куртку и потерла замерзшие руки одну о другую. Я всегда забываю дома перчатки. Хотя моя старшая сестра, Алина, тысячу раз мне говорила о том, как важно ухаживать за руками смолоду, увлажнять их кремами и носить зимой перчатки.
Не дожидаясь лифта, я побежала по лестнице, наспех поприветствовав встретившуюся на моем пути соседку с третьего этажа. В голове все крутилось: «Я всегда знал, что могу на вас рассчитывать, Наташа…», и от этого хотелось счастливо распевать песни. Если дома никого не будет, я врублю музыку и все-таки спою. Мне нравилось оставаться дома одной. Жаль, что мне редко выпадала такая удача. Только отец до вечера засиживался на работе. Мама – фрилансер-переводчик – целыми днями торчала у компа. Сестра особо нигде не задерживалась и, как прилежная девочка, после института сразу спешила домой. Не удивлюсь, если она за всю жизнь даже ни разу не прогуливала учебу. То ли дело мы с девчонками. Вместо физики легко можем завалиться в «Мак» и поесть картошки с чизбургером.
Однако сегодня и у мамы, и у сестры намечались какие-то дела, и надежда побыть одной у меня все еще теплилась. Я отворила ключом дверь и прислушалась. Из кухни доносился смех Алины и монотонный мужской голос. Расслышав его, я почувствовала, как сердце мое упало.