Вера дошла до пролета на втором этаже, но на свою площадку подниматься не спешила. В голове после таблеток немного прояснилось, но стоило еще немного подождать, чтобы окончательно прийти в себя. Иначе родители догадаются о приступе. Она села на подоконник и принялась оттирать грязь с куртки и штанин.
Кажется, она его обидела. И почему не дала ему свой номер? Испортила телефон, а номер не дала. Когда в последний раз кто-то из мальчиков хотел ей позвонить?
Вера открыла с телефона свой паблик «ВКонтакте». Накануне утром она запостила пару красивых строк неизвестного автора: «По листьям опавшим деревья не плачут… Им новые листья подарит весна… Уметь не жалеть – вот, поистине, счастье… Не плакать о том, что ушло навсегда…» За целый день ни одного лайка, ни одного комментария, даже от Олеськи. Тишина. Да что там паблик, на нее никто не смотрит. В буквальном смысле. Все отводят глаза, отворачиваются. Все подчеркнуто любезны. Полгода назад, в самом начале болезни, у Веры был период, когда она злилась на все и на всех. Но, что бы она ни вытворяла, как бы отвратительно себя ни вела дома или в школе, никто не обижался, никто не отвечал грубостью на грубость, и это бесило еще сильнее. Если бы только ей ответили, если бы только отнеслись как к нормальной зарвавшейся, обнаглевшей стерве, но нет… Она разом попала в особую категорию прокаженных, с которыми нельзя спорить, на которых нельзя обижаться. Для них она уже умерла, а о мертвых либо хорошо, либо ничего. Ведь они отпустили ее без борьбы и, кажется, почти без сожалений. Даже мать, каждый раз глядя на Веру, прощалась.
Но это было только началом. Дальше стало еще хуже. Скоро все устали ее жалеть. Устали чувствовать себя виноватыми за то, что они здоровы и могут жить, а Веры скоро не станет. Каждый раз, когда она возвращалась в школу, одноклассники и учителя будто говорили: «Ну, когда ты уже умрешь, и мы сможем забыть о тебе?» Она чувствовала, как ее отторгают. И если бы только школа и друзья, но даже собственные родители устали от нее. Отец все реже появлялся дома. Он усиленно взялся за работу, ведь на операции и лекарства нужны деньги. Его продвинули по службе. А недавно выяснилось, что у отца роман с ассистенткой, о котором знают буквально все. Он даже не потрудился хоть как-то скрыть измену. Когда новость дошла до матери, и она накинулась на него с обвинениями, он заявил, что устал, и «ему нужен глоток свежего воздуха». Он, видите ли, не может, возвращаясь домой после тяжелого рабочего дня, погружаться в «депрессивную обстановку». На него оказывают давление, и «он страдает». Вера была в бешенстве.
«Это он-то страдает! – думала она. – Да что он знает о страданиях?.. Может быть, это он умирает?»
Но самое отвратительное началось примерно месяц назад. Вера вдруг начала замечать разные… мерзкие вещи. Поначалу это не казалось чем-то необычным. Ну, заметила она, как в супермаркете приличная с виду старушка запихала в сумку жареную курицу, а потом прошла мимо кассы и не расплатилась. Потом вдруг наткнулась в своем подъезде на наркомана со шприцем в руках, хотя дом у них приличный, в подъезд просто так не войдешь – домофон, а на входе обязан сидеть консьерж.
Скоро и дня не проходило, чтобы она не оказалась свидетельницей какого-нибудь мелкого или даже крупного преступления. Непонятнее же всего было то, что она отправлялась в самые неожиданные места, куда совсем не планировала. Вера не помнила, как добиралась на другой конец города, чтобы в замызганном переулке увидеть кровавую драку. Как только ее не заметили? Ей следовало немедленно скрыться. Вот только что-то держало ее там, что-то заставляло смотреть, как двое мужиков в масках избивали третьего, выколачивая из него дух ботинками. Жертва лежала на земле, лицом вниз, и уже не двигалась, лишь слабо вздрагивала от ударов. Вера зажала рот руками, чтобы не выдать себя криком. Ее отпустило, лишь когда в переулке показался еще один человек с короткой дубинкой. Двое в масках сразу встрепенулись. Тот, что повыше, широкоплечий, подхватил с земли огромные спортивные сумки и побежал прямо на нее. Второй, коротышка, закричал от боли, видно, схлопотав удар дубинкой. Вера уже не смотрела. Она побежала, не разбирая дороги, спотыкаясь на ровном асфальте. На перекрестке она запрыгнула в проходящую мимо маршрутку, идущую совсем не в ту сторону, что ей было нужно. Автобус кружил по городу не менее часа, прежде чем Вера, наконец, пришла в себя после увиденного. Она так и не позвонила в полицию. Несколько раз порывалась набрать номер скорой, но не сумела припомнить ни улицы, ни района, где произошла драка. В конце концов, она убедила себя, что увиденное – галлюцинация, игры больного мозга. Теперь-то она знает, что это не так. А тот человек, возможно, умер раньше неё…
На улице начало смеркаться. В подъезде зажегся свет. Кто-то поднимался снизу. Вера встала с подоконника и отправилась домой.
В квартире было тихо, но в зале горел свет. Вера скинула ботинки и прошла в комнату. Отец, в костюме и при галстуке, сидел в кресле и смотрел в темный экран телевизора. Мать лежала на диване. Она встала, когда Вера вошла. Отец тоже поднялся, пересек зал и сел на диван рядом с матерью. Выглядели они как два нашкодивших первоклассника.
– Вы что, разводиться собрались? – спросила Вера без обиняков, наблюдая классическую сцену, после которой обычно следовали слова: «Нам нужно серьезно поговорить. Мы решили развестись, но тебя это не касается».
– Нет, что ты! – Отец опять вскочил и зашагал по комнате, потирая подбородок.
– Доченька, мы просто хотели поговорить… – пролепетала мать.
– Ну, если не о разводе, тогда о чем? – Вера скинула куртку и бросила на пустое кресло.
– Мы консультировались с Никитой Сергеичем, он настаивает на повторной операции. Верушка, это очень важно. Каждая минута…
– Нет! – отрезала Вера и развернулась, чтобы уйти в свою комнату.
Отец подскочил к ней, схватил за плечи и, как всегда эмоционально, проговорил:
– Это твой последний шанс, ты понимаешь?
– То же самое ты говорил и в прошлые два раза. Шансов больше нет, – спокойно сказала Вера и высвободила руки.
– Вера! – заревел отец.
– Оставьте меня в покое! – не выдержала она. – Ведь вы не для меня стараетесь, вы для себя стараетесь… Чтобы, когда меня не станет, сказать себе, что вы сделали все возможное, не поскупились. Отвяжитесь, понятно! Займитесь собой, своими отношениями. Сексом займитесь, наконец! А меня оставьте! Мозг мне не выедайте, от него и так ничего не осталось.
Вера выбежала из комнаты, громко хлопнув дверью.
Она прошла к письменному столу и включила лампу. Начала выкладывать из рюкзака учебники. Больше в школу она не пойдет, хотя, кажется, уже зарекалась.
После сказанного сгоряча Вера чувствовала себя мерзко. Жестокие слова, родители не заслужили, особенно мама. Ее жалко больше всего. Тяжело смотреть, как она мечется от бессилия, стараясь сделать невозможное. Еще тяжелее осознавать, что ты причиняешь кому-то острую, невыносимую боль, но ничего не можешь изменить, как бы ни старался. Отец нашел утешение, а мама увядает на глазах. Этот год стал для нее десятилетием.
«Скорей бы все закончилось», – подумала Вера.
Она решила, что немного погодя пойдет к ней и попросит нарисовать ее, Верин, портрет. Мама так давно не брала в руки кисти и краски. Оставила невыполненными заказы. Подготовку к персональной выставке забросила. Даже мольберт сложила и убрала в кладовку. Нужно попытаться расшевелить ее, заставить хоть отчасти вернуться к нормальной жизни. Пусть она рисует Веру, пусть вспомнит свои прежние эмоции.
«Истинное счастье в творчестве, в созидании», – говорила мама.
Когда-то они рисовали вместе, и мама поправляла ее, помогая «правильно видеть». У Веры неплохо получалось. Даже думала, не поступить ли на культурологический. Отец склонял к экономике и праву. Теперь уже неважно. Больше не нужно беспокоиться о плохих оценках, несданных зачетах, ЕГЭ… Не нужно ломать голову над выбором профессии. Она вдруг стала свободной от мирской суеты и социальных формальностей. Она не обязана становиться кем-то и что-то из себя представлять. Теперь она может быть любой – небрежной, грубой, в плохом настроении, отстраненной, безучастной… Когда ты умираешь, тебе наконец позволяют быть собой.
Вера разделась и легла в кровать.
Ей опять снилась чертовщина. Она стояла в длинной очереди мужчин, женщин и детей. Вокруг – ничего, лишь тускло освещенные стены длинного, без начала и конца, коридора. Очередь медленно двигалась. Каждые несколько секунд Вера делала короткий шаг вперед. Изредка к очереди подходил человек. Он что-то спрашивал у одного из стоявших, внимательно слушал. Вера все ждала, когда же подойдут к ней, но человек ее игнорировал. Ей хотелось спросить у рядом стоящих, кто он и о чем спрашивает, но она не решалась. Люди молчали, их взгляды были отстраненными, лица ничего не выражали. Никто не пытался пройти а начало или конец очереди. Только Вера все озиралась по сторонам и старалась понять, где она, и зачем эта очередь.
Вера проснулась в половине девятого утра и поняла, что ей обязательно нужно в школу. Она прекрасно помнила, что первым уроком стоит физкультура, и ей там делать нечего, но все-таки начала собираться. Оно самое! Будто кто-то настойчиво зовет ее, а если она воспротивится, останется в кровати и попытается опять уснуть, сознание просто отключится, и она все равно окажется в школе. Провалы в памяти пугали сильнее, чем приступы головной боли.
Вера нашла в шкафу старые джинсы и водолазку, быстро оделась и закинула рюкзак на плечо.
Хотела выскользнуть из квартиры незамеченной, но замешкалась в коридоре, пытаясь найти свою куртку. Из зала вышла мама. На ней были те же юбка и черная водолазка, что и накануне вечером.
– Я купила тебе куртку, – сказала она, подавая Вере хрустящий бумажный пакет, из которого торчала голубая ткань. – Хотела вчера показать, но ты была не в настроении.
– Мне не нужны новые вещи, – Вера сосредоточенно шарила в шкафу, уже поняв, что старой куртки там нет. Она злилась. В последнее время мать задаривала ее дорогостоящими вещами на целую жизнь вперед. Разве не понимает, что скоро это некому будет носить?
– Она вся в грязи, – сказала мать. – Я бросила ее в стирку.
Она достала из пакета новую куртку с нелепыми завязками в виде бантиков.
– Мне понравилась, такая веселая… Наденешь ее, и настроение сразу улучшится.
– Что не так с моим настроением? – бросила Вера и осеклась, вспомнив, что собиралась помириться с мамой.
Внутреннее напряжение нарастало, нужно было торопиться. Вера схватила новую куртку и, чмокнув мать в щеку, скрылась за дверью.
Тучи пятнами ржавчины низко летели над городом. Вера быстро шла через сквер к школе, едва огибая лужи. На урок она уже опоздала. Вряд ли кто-то ожидал ее появления, но она торопилась. Что-то подгоняло ее. Она решила срезать и, пробравшись через дырку в решетке забора, вышла на стадион.
Варвара Сергеевна, фанатичная физкультурница, выгнала 10«Б» на улицу. Вера сразу увидела одноклассников, ребята стайкой инвалидов вяло бежали по кругу. Училка остервенело дула в свисток и щелкала секундомером, когда кто-то из учеников пробегал мимо.
Вера пересекла стадион и устроилась на небольшой трибуне напротив спортивной площадки. Скоро туда потянулись парни из их класса. Они столпились возле турника и начали по очереди подтягиваться. Девчонок взяла в оборот Тамара Михайловна, заставила их прыгать в длину. Холод стоял собачий. Вера и сама с удовольствием пробежалась бы или попрыгала, а еще лучше – просто ушла, но ее будто кто приклеил к мокрой скамье. Она с трудом привстала, подсунула под себя рюкзак, натянула поглубже капюшон. Подбородок утонул в вороте водолазки.
Зачем она пришла на урок? Зачем сидит здесь под моросью? Чего именно ждет? На душе стало тревожно. Вера оглянулась и увидела на самой верхотуре трибуны щуплого мужика, на вид лет пятидесяти. Погруженная в свои мысли, она заметила его только сейчас. Незнакомец, как и Вера, ежился от холода, пряча руки в карманах и втягивая голову в стоячий воротник короткой кожаной куртки. Заметив, что Вера наблюдает за ним, тут же встал и начал спускаться вниз по трибуне. Проходя мимо, мужик смачно сплюнул в сторону. Вера от неожиданности вздрогнула.
«Старый отморозок!» – подумала она.
Мужик пересек стадион и скрылся в той самой дырке, через которую пришла Вера.
«Может, педофил?»
Вообще-то, их район считался благополучным. И школа – самая приличная в городе. Все старались сюда попасть. Даже конкурс вступительный завели. Хотя оценивали скорее благосостояние родителей, чем умственные способности детей. Вера училась здесь с первого класса. Она любила свою школу. И с классом, и с учителями была в самых хороших отношениях. Училась преимущественно на пятерки. Все пророчили ей медаль, пока не… случилось то, что случилось. Теперь про медаль не вспоминали.
Вера встала и собралась уходить. Небо затянуло так, что казалось, наступил вечер. Мелкий дождь обратился в ледяную крупу. Вера закинула на плечо рюкзак и тут только увидела их – компанию ребят лет тринадцати-четырнадцати. Выглядели они почти одинаково, как инкубаторские: все в темных коротких пуховиках и вязаных шапочках. В землистых лицах малолеток читалось что-то зловещее. Они направлялись к спортивной площадке, где все еще занимались на турниках пятеро Вериных одноклассников. Остальные успели смыться в школу, пока физкультурница гоняла девчонок.
Малолетки окружили парней. Завязался разговор, которого Вера не могла расслышать, но и без слов было ясно, что подростки чего-то требуют, а может даже угрожают. Стас Проханов – самый здоровый из одноклассников, вдруг шагнул к одному из мальчишек и взял того за ворот куртки. Другие парни тоже ощетинились. Их лица выражали искреннее возмущение, и даже недоумение. Стас трепал малолетку за воротник и что-то объяснял тому, хмуря густые брови. Вдруг самый мелкий из малолеток подскочил к Стасу и, кажется, слегка толкнул того в бок. Стас покачнулся и, неестественно тонко завыв, повалился в грязь. Трое из одноклассников, Сергей, Макс и Мишка, сразу бросились к школе. Толстый Марат растерянно пятился, обхватив голову руками. Малолетки всей толпой принялись пинать Стаса.
Вера смотрела во все глаза, не способная пошевелиться или хотя бы закричать. Мимо трибуны с воплями промчалась Тамара Михайловна. К Вере подскочила Олеська. Она тряхнула ее за плечи:
– Ты чего смотришь?! Телефон! – закричала она Вере в лицо.
Та забыла, как дышать.
Подруга принялась хлопать Веру по карманам. Отыскав сотовый, она быстро набрала короткий номер и истерично завизжала в трубку.
– Нужна скорая! Пятая школа!
Тамара Михайловна отчаянно старалась оттащить малолеток от Стаса, но тех было слишком много. В конце концов, и ее завалили. Физкультурница пыталась прикрыть собой ученика, который уже не подавал признаков жизни. Марат опомнился и теперь махал кулаками направо и налево. Девчонки истошно визжали и носились вокруг дерущихся, не зная, чем помочь. Вдруг, будто по сигналу, малолетки начали разбегаться в разные стороны.
Вера почувствовала, как ее отпускает. Она, спотыкаясь, пошла к турникам, где на земле, весь перемазанный грязью и кровью, лежал ее одноклассник Стас.
– Да что же это?.. Что же… – повторяла Тамара Михайловна, придерживая голову Стаса у себя на коленях.
Марат, тоже весь грязный, стоял рядом, осовело уставившись на одноклассника. Его заметно потряхивало.
Из школы бежал охранник и несколько ребят. Послышались сирены.