– И что нам делать?!

– Расслабиться. Мы ее упустили. Но ненадолго, не переживай. Даже таким магам, как Гавлону, нужно восстанавливаться и отдыхать, так что уже скоро его оборотная магия развеется, и они начнут привлекать к себе внимание. – Александрия отпила чай, после чего продолжила, глядя уже на гвардейца: – Мы не станем пускать дело на самотек. Я хочу, чтобы наши солдаты проверили каждый дом в Столице. Пускай по улицам расклеят объявления. За головы моей сестры и Гавлона Гуща должна быть назначена просто неприличная цена. Я хочу, чтобы за ними охотились все!

– И стоит нанять наемников из «Клана шипов»! – добавил Эрнест. – Поручите это мне, госпожа! К тому же я настоятельно рекомендую закрыть все выходы и входы в Столицу как минимум на неделю.

Александрия великодушно согласилась и с улыбкой произнесла:

– Пойду вздремну, пока есть возможность. Через несколько дней моя коронация, мне предстоит много работы.


Отум и Гавлон шли сквозь мрак подземного хода, и чем дальше они отходили от замка, тем сильнее в этом древнем проходе завывал ветер. Принцесса обнимала себя руками, потому что ее костюм гвардейца мало согревал ее. Ей повезло, что она вспомнила про этот тайный ход из дворцового сада. Она читала о нем лишь однажды, и никогда не проверяла, существует ли он на самом деле. К тому же, девушка смутно представляла, куда он приведет; две сотни лет назад он выходил в один из жилых домов города.

Они шли не меньше двадцати минут, прежде чем пришли к ветхой деревянной лестнице. Она вела к люку на потолке.

– Не думаю, что она выдержит нас. Ей много лет, – сказала Отум. – Гавлон, вы не могли бы укрепить ее своей магией?

– Голубка, я бы с радостью, да только я совсем обессилел. Меня не очень хорошо кормили в тюрьме. Попробуем залезть без магии! Я пойду первым и расчищу для вас путь. – Несмотря на полутьму, девушка заметила, что он подмигнул ей, и это показалось Отум совершенно неуместным. Стоило Гавлону встать на одну из ступенек, как она сломалась под его весом. Маг, чертыхаясь, отбросил лестницу в сторону и попытался допрыгнуть до люка без нее. На удивление, у него получилось. Он легко отворил люк, и тот со скрипом упал куда-то в помещение наверху. Оттуда в подземелье полился мягкий свет домашних лампадок, а еще девушке почудилось, будто она слышит запах жареной картошки. Ее рот тотчас наполнился слюной, а в животе предательски заурчало.

Гавлон залез наверх и протянул руку Отум. Он поднял ее так легко, словно она совсем ничего не весила. Они осмотрелись и поняли, что находятся на чьей-то кухне. Она была просторной, с потолка свисали подставки с медными кастрюлями и половниками, а на большом столе, посыпанном мукой, лежали комки теста. В углу комнаты стояла большая печь, на которой были нарисованы птицы.

– О Боги, ты чувствуешь? – воскликнул Гавлон и подбежал к печи. – Этот запах я не спутаю ни с чем! Это пирожки со смородиной!

– Не смейте ничего тут брать без позволения хозяев! – нахмурилась Отум, но вдруг поняла, что оборотная магия развеялась и ужаснулась. – Нам снова нужно изменить внешность!

– Я не смогу колдовать, пока не покушаю, – напомнил ей Гавлон, нашел на столе вилку и засунул ее в печь. Через несколько секунд ему удалось поддеть на нее румяный пирожок и он, ликуя, начал дуть на него. Отум поняла, что спорить бесполезно, и решила взять еду и для себя – она нашла в корзине под столом яблоки и засунула парочку в карманы мундира.

Внезапно на кухню вернулась хозяйка, дородная женщина в клетчатом фартучке. Увидев Гавлона и Отум, она вскрикнула, попятившись.

– Вы кто такие?! – Она с воинственным видом схватила один из половников, собираясь им, если что, защищаться. – Дорогой! Дорогой, иди сюда!

– Любезная госпожа, – с набитым ртом произнес Гавлон, – поверьте, мы с добрыми намерениями. Мы же из гвардии ее Величества Га… Александрии.

На кухню вбежал рослый загорелый мужчина с короткими седыми волосами. Испуганная женщина прильнула к нему; очевидно, это был ее муж.

– Дорогой, они говорят, что они из гвардии! Что здесь делают гвардейцы?! – выпалила она.

– Все в порядке, – сказал ее муж и серьезно посмотрел на Гавлона. – Я слышал, что по всему городу сейчас проводят обыски. Только вот как вам удалось незаметно проникнуть на кухню?

– Нас обязуют проверить каждый угол в каждом доме, господа! – сказал маг. – А на кухню мы проникли без препятствий, потому что вы ее не особо охраняете. Мы здесь все изучили, так что, пожалуй, мы пойдем.

– Мы в нашем трактире не укрываем беглых преступников! – гордо заявил мужчина.

– Уверен, что нет. Но все же посоветовал бы вам получше охранять тут все, – сказал Гавлон и, чуть ли не маршируя, отправился на выход с кухни. Отум, которая до этого старалась не привлекать к себе внимания, отвесила хозяевам поклон и посеменила за мужчиной. Они вышли в просторный зал трактира. Там было много столов и мало посетителей, потому что час был ранний.

Стоило им покинуть здание, Гавлон достал заныканный пирожок и, мыча от удовольствия, в два укуса проглотил его. Отум же, несмотря на голод, опасливо озиралась по сторонам. Они ушли не так уж и далеко от дворца – его величественные башни возвышались в паре кварталов от них. Людей на сонных утренних улицах, на которых так и не убрали гирлянды и цветы в честь коронации Отум, было мало, но зато гвардейцев, снующих из дома в дом, было предостаточно. Отум и Гавлон старались не попадаться им на глаза.

– Нужно поскорее покинуть Столицу! – прошептала принцесса. – Им известно, что мы украли костюмы гвардейцев…

– В ближайшее время лучше не соваться к воротам, ведущим из столицы. Охрана там утроена. Мы не пройдем незамеченными.

– Ты предлагаешь нам осесть в городе? Но где?

Гавлон ответил не сразу. Когда они проходили мимо грязной подворотни, он увлек туда девушку и с помощью незамысловатой мелодии изменил им лица. Отум снова стала походить на парня, а он помолодел.

– Принцесса, я думаю, у меня есть план… – тихо сказал он.

– Какой же?

– Вам известно, что сейчас в Зловонном квартале сейчас бушует пузырянка?

Отум, разумеется, слышала об этом. Пузырянка была ужасно заразной, и, когда в одном из бедных кварталов столицы произошла вспышка этого заболевания, Галатея приказала обнести этот квартал высокой стеной и запретить заболевшим покидать его. Туда ежедневно поставляли еду и воду (систему общего водоснабжения в Зловонном квартале тоже отключили), но, по правде говоря, правительство просто ждало, пока весь этот квартал вымрет. Лечения этой болезни еще не придумали, и другого выхода из ситуации не было.

– Мы можем пойти туда. Я знаю там одну семью, которая мне должна. Они приютят нас на пару-тройку недель, а потом, когда все уляжется, мы сбежим из столицы.

– Разве мы не заразимся?

– Я могу попробовать поколдовать, чтобы пузырянка нас не коснулась. Но я утомлен, да и с лютней моя магия была бы гораздо сильнее. Поэтому… я не могу гарантировать, что мы не заразимся.

Она нахмурилась, пытаясь понять, как им лучше поступить. Девушка безмерно устала, ей просто хотелось лечь и забыться. Но вероятность погибнуть была слишком велика.

– Почему вы хотите, чтобы я выбрала, как нам поступить? – спросила она, утомленно потирая виски.

– Потому что твоя мать видела тебя будущей королевой. Значит… я тоже буду, – изрек Гавлон, сжимая кулаки. – Я хочу защитить тебя. И я доверюсь тебе. Я знаю, что в глазах Богов настоящая Королева – это ты.

Ее дыхание на мгновение замерло. Она испугалась его слов. Она была уверена, что их не достойна – как и такого доверия. К тому же упоминание матери котумком полоснуло Отум по сердцу, но она сумела подавить нарастающую внутри печаль и кивнула.

Она не имела права подвести первого человека, доверившегося ей, как королеве.

– Пойдем в Зловонный квартал, – решила она. – Выхода нет, во всех прочих местах нас будут искать.

– Погоди, тогда мне нужно придумать подходящую мелодию.

Он сел на корточки и почесал свою бородку. Отум достала одно из своих яблок и отдала ему: энергия магу нужна была куда больше, чем ей самой. Они провели в подворотне не меньше часа, прежде чем Гавлон сумел напеть что-то подходящее. Разумеется, он перебрал много всяких песенок, но ни одна из них не была «напоена» магией.

– Мои песни могут менять реальность только тогда, когда искренне нравятся мне. И подходят под мое настроение, – так он это объяснил. – К тому же я не могу тут петь в полный голос. А это, знаешь, тоже влияет на силу моей магии.

– Еще бы вы пели в полный голос, как будто внимания к нам мало, – прошипела Отум.

После того, как он наложил на них чары, они выбрались из своего убежища и пошли к Зловонному кварталу. Он находился на отшибе города и был просто огромным. Гавлон и Отум добрались бы туда не меньше чем за два часа, учитывая то, как они оба были измучены (особенно маг, которому пришлось постоянно тратить свои силы: он еле передвигал ноги, весь бледный и осунувшийся). Но им в очередной раз повезло: они встретили по дороге несколько повозок, полных провизии, которые ехали к Зловонному кварталу. Эти повозки совсем не охранялись, потому что никто и не думал позариться на те «крохи», которые везли умирающим. Поэтому беглецы без труда запрыгнули в одну из повозок. Какой-то прохожий, совсем мелкий мальчишка, оказался свидетелем этой сцены и завопил на всю улицу:

– Гвалдейцы! Гвалдейцы, смотрите!

Но никто не воспринял вопли мальчика всерьез. Отум залезла в одну из бочек с маринованными огурцами, а Гавлон туда не уместился и ему пришлось как-то взлезть в ящик с хлебом. Излишки еды, которые мешали им уместиться, они постарались съесть или выкинуть на улицу.

«Сколько бедняков из Зловонного квартала не получат сегодня еду по нашей вине? – думала Отум, но тотчас одергивала себя: – Можно подумать, жизнь не бывает несправедлива. Разве я заслужила, чтобы меня заставили убить родную мать? А люди эти… они и так погибнут».

Поездка эта оказалась не слишком продолжительной. Отум уже очень скоро почувствовала, как бочку подняли и понесли куда-то, громко пыхтя.

– Мда, ну и тяжесть! Будто камней наложили! – приговаривал при этом работник.

Кто-то, кому, по всей видимости, пришлось нести ящик с Гавлоном, причитал еще громче:

– Боги, я сейчас спину надорву! Нужно искать работенку получше!

Бочку с Отум жестко опустили на землю. Девушка едва удержалась, чтобы не вскрикнуть. Потом, по характерному шуму, она поняла, что на ее бочку поставили другую. На всякий случай Отум задержала дыхание, потому что маленькая дырка, через которую в бочку проникал воздух, теперь была заслонена. Отум слышала вокруг себя гул, который усилился, когда ворота со скрипом затворили. Вокруг нее началось копошение, и уже через несколько мгновений кто-то открыл бочку с ней. Это была высокая рыжая девочка с лицом, усыпанным веснушками, большими глазами и кривым носом.

– Это еще кто? – воскликнула она.

Другие люди, занимающиеся разгрузкой привезенных вещей, удивленно покосились на бочку. Отум не спешила вылезать из нее и являть себя всем сразу, хотя запах маринованных огурцов ей изрядно надоел.

– Что ты делаешь в огурцах? – спросила разозленная девочка. – Нам вместо них тебя жрать?

– Что тут происходит, Адель? – услышала Отум женский голос. К бочке подошла высокая рыжеволосая женщина, и ее платье было усеяно заплатками, как и почти у всех жителей Зловонного квартала. Увидев Отум, она явно рассвирепела: – Поганые солдаты, хотя бы проверяли, что везут! И чем нам кормиться?!

– Найдете. Тут еще полно еды, – неожиданно даже для себя огрызнулась Отум, не зная, что еще ответить на эти вопли, и встала в полный рост. Ее одежда пропиталась маринадом, а у нее в волосах был укроп. Гавлон, доселе тихо сидевший в своей коробке, услышал эту словесную перепалку и выскочил, как черт из табакерки. Все вокруг начали галдеть в три раза громче.

– Ты?! – Глаза рыжеволосой женщины округлились при виде мага. Они явно были знакомы.

– Прости мою спутницу за хамство! Ей пришлось многое пережить, Лотта, – сказал он.

– Ты еще кто?! – завопил один из стариков, и вся его кожа была в какой-то сыпи. – И кто эта девка?!

– Мы можем все объяснить, – извиняющимся тоном заверил Гавлон, активно жестикулируя.

– Да кому нужны твои объяснения?! Лучше верни нам хлеб и огурцы! Наши семьи голодают, у нас болеют близкие! – Старик потряс у лица Гавлона своей клюкой. Под шумок Отум вылезла из бочки, игнорируя осуждающий взгляд Адель. – А вы имели наглость заявиться сюда! Нам не нужны лишние рты!

Свидетели этой сцены согласно закивали и подхватили его речи.

– Может это колдун Гавлон и беглая принцесса? Давайте сдадим их солдатам! – раздалось в толпе. Лотта решила прекратить все эти разговоры одним махом. Она вскочила на один из пустых ящиков и громко заявила:

– Эти люди – мои родственники! Хотите верьте, хотите нет! Другого способа пробраться сюда они не нашли. – Толпа не особо ей поверила, но она продолжила: – Я понимаю, что теперь многие сегодня уснут голодными, поэтому моя семья не возьмет сегодня и завтра никакой еды.

– Мама! – воскликнула Адель, и ее голос был полон отчаяния.

– Никто тебе не поверит, Лотта Гардран, – сказал старик. – Кто в своем уме сюда бы сунулся? Они – беглые преступники, не иначе. И их нужно отдать солдатам!

Люди начали вторить деду, но Лотта, рассвирепев, закричала:

– Так ты платишь мне, Ганс?! Мой муж отдал свою жизнь, спасая твоих родных. Вы все должники моей семьи! Да-да! – Она гордо сверкнула глазами. – Ешьте хоть неделю нашу долю! Делите между собой, нам не жалко! Только не допытывайтесь, хорошо?

С этими словами она спрыгнула со своего ящика и, схватив Гавлона и Отум под руки, быстро повела их сквозь толпу. Люди расступались перед ними, но с неохотой. Адель пошла за ними, громко говоря нецензурные слова, но мать не обращала на нее внимания.

– Мне очень жаль, что твой муж умер, Лотта, – грустным голосом сказал Гавлон.

– Поговорим дома, – произнесла женщина.

Зловонный квартал оказался полон серых домов со старой наполовину обвалившейся черепицей на крышах, и в нем действительно очень сильно воняло помоями. Людей на узких улицах было мало, еще меньше было ярких пятен цвета: никто не выращивал на подоконниках цветы и, казалось, не следил особо за своим домом. Везде было одинаково грязно и некрасиво. Дом Лотты оказался на отшибе квартала прямо рядом со стеной. В ее распоряжении было две комнаты на первом этаже, узенькая кухня и гостиная, спальня на втором этаже и чердак. Во всех помещениях было мало мебели, а та, что была, казалась очень старой и едва ли пригодной. Стоило им зайти в дом, как со второго этажа вниз по лестнице бегло спустился юный мальчишка, младше самой Отум на года три или четыре. Он, в отличие от сестры, показался принцессе симпатичным. У него были светлые волосы, одухотворенный взгляд серых глаз и чем-то он едва уловимо напоминал Александрию. Поэтому Отум не смогла долго на него смотреть.

Увидев непрошенных гостей, мальчик нахмурился:

– Это кто, мам? Где еда?

Лотта закрыла дверь на ключ и собралась было ответить, но Адель ее опередила:

– А это причуда мамы! У нас неделю не будет ни еды, ни воды, скажем ей спасибо!

– Не говори со мной в таком тоне! – рявкнула Лотта, но Адель и ухом не повела. Девчонка гордо подошла к лестнице, бросая на ходу:

– Интересно, и как ты собираешься протянуть на наших запасах это время?

– Протяну! Марш на второй этаж! Вы оба, Арчер! – Лотта грозно посмотрела на сына, и тот кивнул. В последний раз заинтересованно посмотрев на гостей, он поднялся по лестнице наверх. Лотта прошла в гостиную, села на табурет и, сгорбившись, тяжко вздохнула. – Как я устала… Гавлон, только тебя мне тут сейчас не хватало.

– Я очень благодарен, что ты приняла нас, Лотта! – Гавлон сел на соседний табурет и нежно посмотрел на нее. – Я рад, что ты жива и в порядке.

– В сомнительном я порядке, знаешь. А это кто? Принцесса Отум? – спросила она, кивая в сторону девушки. Отум стояла неподвижно, и вокруг нее на дощатом полу уже образовалась лужа из маринада.

Гавлон кивнул.

– Ох, твою мать! – простонала Лотта. – Я слышала, что она обезумела! Что она убила Галу!

– Это не так! – горячо заверил ее Гавлон. – Александрия, ее сестра, подставила ее! Я тебе клянусь, я бы никогда не привел в твой дом никого, кто мог бы угрожать тебе или твоим детям.

– Я хочу послушать, что скажет она, – отрезала женщина и строго поглядела на гостью. – Ты правда убила свою мать?

Отум не сразу смогла ответить. Ее язык словно отказал ей. Она ведь, действительно, теперь являлась убийцей, да еще и своей мамы. Это была грязь, которую она никогда не сумела бы смыть.

Она с трудом сглотнула, потому что во рту было так сухо, словно она не пила больше суток, и кивнула.

– Да.

– Почему? – ошарашенно спросила она.

– Я… Я была под контролем магии. Александрия захотела, чтобы я убила маму своими собственными руками. Таким образом она отомстила за казнь Доры, и лишила меня прав на трон.

Сказав это, Отум выдохнула. Слова дались ей нелегко.

– Я могу подтвердить, что так оно и было. У меня в кармане браслет, который… – затараторил Гавлон, но Лотта прервала его:

– Да верю я тебе. Правда, я не понимаю, почему ты помогаешь дочери Магнуса.

– Но она ведь еще дочь Галы! – воскликнул Гавлон, и почему-то он показался Отум оскорбленным. – Она очень похожа на маму.

«Ложь!» – удивленно подумала Отум. Она никогда не видела особого сходства в себе и матери, даже внешнего.

Лотта, видимо, сменила гнев на милость, потому что подошла к шкафу и извлекла из него коричневое платье. Она кинула его Отум и сказала ей переодеться. Девушка кивнула и пошла на кухню, оставив Гавлона и Лотту наедине. Те стали говорить вполголоса, но она все равно хорошо слышала их, потому стены были тонкими, а дверей между комнатами не было вовсе.

– Гавлон, мне жаль, что Галы больше нет. Я знаю, как много она для тебя значила.

– Спасибо. Мне тоже жаль твоего мужа. Помню вашу свадьбу… Такой счастливый день.

– Что теперь будешь делать? Запасов у нас немного. Дед подхватил пузырянку, мы закрыли его на чердаке. Скоро он отдаст Богам душу.

– Когда я немного накоплю сил, то обязательно магией огражу вас от заражения.

– Для этого я и пустила тебя в дом, честно говоря… Так что уж будь добр.

– Старая добрая практичная Лотта. А я было решил, что ты нас пожалела.

– Пожалела? Нет. Я просто возвращаю тебе долг, ты ведь так мне помог в свое время. Я думаю, ты помнишь. А Отум… мне что-то не нравится эта девочка. Она не похожа на свою мать. А если бы была похожа, я бы ее тоже с этим не поздравила.

– Я думал, тебе нравилась Галатея.

– Не особо, но я ее уважала, пока она не начала свое правление в качестве регента. Она возгордилась, Гавлон. У нее даже в мыслях не было помогать беднякам, вроде нас, с которыми она раньше делила хлеб.

Гавлон не нашелся, что ответить на это. Лотта продолжила:

– А ее дочь, после того, что с ней сотворила собственная сестра, может превратиться в монстра. Я даже представить не могу себе, как она себя сейчас чувствует.

Отум, складывающая свои мокрые вещи, замерла. У нее на глаза снова навернулись слезы, потому что она чувствовала, что в ней что-то поменялось. В ней что-то поломалось. Она стала озлобленной, черствой, и боль внутри нее не притуплялась, а только росла.

– Я верю, что она справится. Она дочь Галы Берри. Она справится, слышишь? – произнес Гавлон.

– Одни Боги ведают. Так что с запасами?

– Дай мне поспать пару деньков. С едой мы разберемся. И с водой. Отум худенькая, она наверняка мало ест. Помоги ей продержаться, пока я буду в отключке, а потом уж я нас всех прокормлю.

Отум слышала, что магам нужно сна больше, чем обычным людям. Перспектива проживать в этом доме без поддержки Гавлона показалась ей устрашающей, потому что Лотте она не нравилась, а Адель она вовсе раздражала. Но делать было нечего.

– Ладно. Только места у нас мало. Где мне вас положить? – задумалась Лотта.

– Да хоть у деда на чердаке. Я заколдовал нас с Отум, и мы не можем заразиться. По крайней мере, я на это надеюсь.

– Воля ваша.

Отум и Гавлон вместе с хозяйкой дома поднялись наверх. На втором этаже не было кроватей, только матрасы, покрытые кучей разноцветных одеял, застиранных и много раз перештопанных. Адель сидела на своей лежанке и перебирала засушенные растения. Она даже взглядом не удостоила гостей. Арчер же вскочил и подошел к матери, принявшейся искать в комоде подходящие одеяла и подушки. Он помог ей достать все подходящее.

– На, держите! – Лотта кинула Гавлону и Отум то, что подобрала. – Будете на этом спать. Стелите под себя одно одеяло и накрывайтесь другим. Там холодный пол.

– Они будут жить на чердаке?! – изумился Арчер. – Там же дедушка!

– Они не могут заболеть. И, возможно, помогут нам. Но это секрет, – сказала Лотта, похлопав сына по плечу.

– То есть он все-таки и есть тот сбежавший маг? – Адель с любопытством покосилась на Гавлона. – Скажите, а деда исцелить вы сможете?

Гавлон застенчиво посмеялся, почесав затылок.

– Скажите тоже, я же не всесильный… Магия исцеления никогда мне не давалась, как и магия перемещения. Но защитить вас от болезни я постараюсь.

– Ну-ну, – сказала на это Адель, и, не особо впечатленная, продолжила копаться в сушеных растениях. Лотта быстро спустилась вниз, на кухню, а вернулась со стаканом воды и куском хлеба.

– Передайте это деду. Мы будем обедать в четыре, спускайтесь к этому времени вниз.

– Передайте привет дедушке! Скажите, что я очень хочу его обнять! – попросил Арчер.

Отум кивнула и они с Гавлоном поднялись на чердак. Между чердаком и вторым этажом был люк с тяжелой деревянной крышкой. Чердак был довольно просторным, он располагался прямо под крышей, и потолок в нем шел под углом. Приходилось наклонятся, чтобы не стукнуться головой. В помещении было очень душно и воняло мочой и еще чем-то кислым. В одном углу чердака лежал мужчина на соломенной лежанке. Старик спал беспокойным сном, его лицо было полно страдания, а на его лбу была видна испарина. Он был рыжим, морщинистым, как засушенное яблоко, а еще он был смертельно бледным. Под его лежанкой лежал недоеденный хлеб.

Отум подошла к больному. Она никогда прежде не видела больного пузырянкой, но читала про эту болезнь. Она передавалась через прикосновения, а иногда по воздуху, и первыми чаще всего поражались руки или ноги. Они начинали белеть, а затем кожа становилась тонкой и прозрачной, словно пергамент, а кровь, мышцы и кости внутри конечности разъедало, и они становились похожи на серое желе. Пораженные участки переставали слушаться хозяина и казались ему чем-то инородным. Отрубать их не помогало, у больного появлялись новые места поражения. В итоге больные пузырянкой угасали за пару месяцев, которые проводили в изоляции. Часто они погибали оттого, что не могли сами себя покормить из-за погибших конечностей. Но, если за ними осуществлялся должный уход, больные могли дожить до того момента, когда все тело превратится в безжизненное желеобразное нечто, а голова будет над ним торчать.

Но этому деду еще явно было далеко до такого состояния. Отум поняла, что кислый запах исходит от его прозрачной по локоть левой руки, в толще которой были видны красные едва заметно пульсирующие сосуды. Еще у деда была поражена правая нога, но из-за его штанов Отум не видела, насколько далеко пробралась болезнь.

Гавлон на деда не обратил никакого внимания. Он открыл крохотное окошко – единственное на чердаке, и в комнату ворвалось пение птичек. Затем маг постелил себе в центре комнаты, улегся и, пожелав Отум «добрых снов», тотчас провалился в сон. Девушка еще стояла несколько минут, разглядывая старика. Тот, то ли почувствовав на себе пристальный взгляд, то ли от шума за окном, открыл глаза. На его ресницах были комки засохшего гноя, но почему-то Отум это не показалось отвратительным. У деда были мудрые глаза, цвет которых унаследовал Арчер.

– Кто вы? – спросил он скрипучим старческим голосом. – Вы тоже больны?

Отум не знала, что ответить, и лишь отрицательно покачала головой на это.

– Это вам, – сказала она, указав на поставленные рядом с соломенной лежанкой воду и хлеб. – И еще… Арчер просил передать, что он скучает по вам. Он хотел бы обнять вас.

Он не стал ничего больше спрашивать, и уставился в потолок, не моргая. Отум же прошла в другую часть чердака, перешагнув через развалившегося Гавлона, и постелила себе в уголке. На деревянной отвесной стене давно образовалась плесень, и от нее тоже неприятно пахло. Отум легла на тонкое одеяло, украшенное изображениями котиков, и уставилась в потолок совсем как умирающий дед. Она подолгу рассматривала паутину, висящую над собой, и плесень, которой были покрыты стены.

Ей было не по себе, потому что ей не было жаль этого деда. Она не испытывала жалости к этим нищим людям и их бедам. Ей было все равно, умрет от голода Лотта и ее семья или нет. Отум казалось правильным, что все вокруг страдают. Это страдание вторило ее собственному горю, но едва ли могло с ним сравниться хотя бы наполовину. Отум бы с удовольствием поменялась с этим дедом местами, или с любым из жителей Зловонного квартала.

Потому что она не могла себе представить участи хуже, чем быть убийцей собственной матери.

Когда она заснула, ее сны оказались вереницей бесконечных кошмаров. Отум снилось, как она бежит по дворцовому саду, а Александрия с арбалетом наперевес бежит за ней и смеется, и в этих снах она всегда стреляла метко. Отум снилось, как Галатея, окровавленная, с дырками на животе, вразвалочку подходит к ней и с нежной улыбкой хвалит ее новое платье. Ей снился Эрнест, его поцелуи, но они окончились тем, что она начала задыхаться и не могла его оттолкнуть.

Отум просыпалась раз за разом, тяжело дыша. Она пропустила обед и ужин. Она не чувствовала голода. Отум вообще ничего не чувствовала. Сны отняли у нее последние эмоции.

«Может лучше бы меня казнили? Я бесполезна без Гавлона. Мне не выжить, не отомстить»,– думала она.


На следующее утро она проснулась из-за того, что Лотта стала барабанить в люк.

– Эй, Отум, просыпайся. Идем завтракать! И деду заодно еду возьмешь! – крикнула она.

Гавлон не услышал этих воплей и продолжил мирно посапывать. Во сне его расслабленное лицо выглядело значительно моложе. Отум подошла к люку и покорно спустилась вниз. На первом этаже уже бурлила жизнь: Адель и Лотта уже были в своих рабочих платьях и подметали пол, а Арчер накладывал на стол. Завтраком оказались две сваренных картошки, два куска хлеба грубого помола, и по половине стакана воды.

– Спустилась, наконец-то! – воскликнула Лотта, присаживаясь за стол. – Ты случаем не стесняешься кушать? Не переживай, не обеднеем. Гавлон все возместит.

Отум кивнула и села за стол, а следом и Арчер. Он все время косился на Отум и улыбался. Он, очевидно, уже разузнал, кто она такая, и ему все про нее было интересно. Последней к трапезе присоединилась Адель. Лотта произнесла короткую молитву Богам, и все принялись за еду. Каждому досталось по половинке картошки и половинке хлеба. Отум не хотелось есть, но она понимала, что не принять эту еду будет неблагодарностью. Впервые за всю свою жизнь она вкусила недозрелую картошку без соли и хлеб, похожий по вкусу на резину.

Так и потянулись ее дни. Раз в сутки она спускалась вниз и ела вместе с остальными. Она таяла на глазах, но не хотела есть. Она приносила еду старику, но тот тоже почти ничего не ел, а Гавлон продолжал спать. Лотта строго-настрого запретила его будить, но Отум не представляла, чем его вообще можно разбудить, раз он впал в состояние, похожее на кому.

Днем в доме было тихо. Адель и ее мама уходили на работу – они продавали засуженные целебные травы, а Арчер скучал, слоняясь по дому. Несколько раз он пытался поговорить с Отум через деревянный люк, но она не старалась поддерживать разговор.

Она сидела напротив окошка и подставляла лицо слабым порывам ветра, а он спрашивал свои глупые вопросы. Его интересовало, что кушают богачи и видела ли она народ океана, ему хотелось узнать, как проходят балы и правда ли во дворце спрятаны сокровища Александра, покорителя звезд. Арчеру хватало такта не задавать Отум вопросов про мать и про сестру, и она была благодарна мальчику за это, но чаще всего вместо ответов на вопросы говорила скупое:

– Извини, я не в настроении разговаривать.

– О, ясно… – ответил он ей однажды на это погрустневшим голосом. – Прости. Мама сказала, что ты многое пережила. Но, думаю, тебе сейчас лучше отвлекаться от… ну, от того, о чем ты думаешь. У меня, когда папа умер, похожее состояние было. Я не хотел ничего, мне говорить не хотелось ни с кем, вот. Но потом я нашел ножик папы и вспомнил, чему он учил меня.

– И чему же он учил тебя? – спрашивала Отум.

– Он учил меня не унывать. Он говорил: «если есть что-то, что доставляет тебе радость, живи ради этого, даже если всем остальным это кажется глупостью».

– Ради чего же ты живешь?

– Мне нравится вырезать ножиком из дерева всякие фигурки. Хочешь, покажу?

Отум промолчала. Ей не хотелось спускаться к нему, не хотелось делать вид, словно ей нравятся его фигурки. Ей сейчас ничего не нравилось. Она хотела только тишины и покоя, а еще спокойного сна. Девушка завидовала Гавлону и даже старику, что они способны спать без кошмаров.

За очередным завтраком Арчер все-таки показал Отум свои поделки. Их было всего три – лошадка, размером с ладонь, одна из башен дворца и русалка. Они все были грубы вытесаны, но Отум понимала, что он очень старался и ждал похвалы.

– Очень славно, – сказала она, выдавив улыбку.

– Спасибо! – бодро улыбнулся ей Арчер в ответ. – Русалка еще не готова до конца.

Лотта, наблюдавшая за этой сценой, снисходительно фыркнула:

– Ты не лги ему, – сказала она гостье. – Он ведь хочет жизнь посвятить вырезанию фигурок. Глупый ребенок, нету у тебя к этому таланта.

– А у тебя нет таланта готовить, но мы же тебе не запрещаем это делать, – парировал Арчер.

Адель звонко рассмеялась, и даже Отум немного развеселилась. Лотта на этот выпад только покачала головой и взъерошила волосы сына.

– Ешь давай, негодник. Если выберемся из этого кошмара, так уж и быть, постараюсь отдать тебя в подмастерья достойному мастеру по дереву.

– Арчер, а ты бы мог вырезать дудку? – внезапно спросила Отум.

Арчер оживился, но Лотта не дала ему ответить:

– Конечно, нет. Ты посмотри на его обрубки! – Она указала на поделки мальчика. – Он не способен на такую тонкую работу пока что.

– Если я постараюсь, то у меня получится! – обиделся он. – Только я не очень знаю, как ее делать.

– Я читала об этом немного, но лучше будет посоветоваться с Гавлоном, как он проснется. Я так понимаю, это обычная трубка с отверстиями, на одной стороне которой свисток, – объяснила Отум. – Понимаете, когда у Гавлона в руках музыкальный инструмент, его магия значительно усиливается.

– Это-то мы понимаем, но при всем желании вряд ли мы найдем ему инструмент. Так что пускай колдует голосом, – заявила Лотта таким голосом, что с ней больше не хотелось спорить.

На исходе пятого дня их пребывания в доме Лотты, Гавлон, наконец, проснулся. Он что-то пел себе под нос весь вечер и съел все остатки запасов семьи, состоящие из трех вареных картошек и краюшки хлеба. Адель не уставала ругаться на мать, которая все отдавала магу, но Лотта была непреклонна.

Насытившись, Гавлон со счастливой улыбкой погладил себя по животу и произнес:

– Что ж, наступило время расплачиваться!

Он достал с кухни пару ложек и с непринужденным видом начал отбивать ими ритм мелодии, которую доселе тихонько напевал. Отум решила посмотреть на то, как он колдует, и в очередной раз подивилась тому, как играючи Гавлон извлекает красивейшие звуки из всего, к чему прикасается. Слушая его музыку, она не чувствовала себя несчастной.

Потом Гавлон начал отбивать тот же ритм своими ногами, и мелодия стала полнее, сильнее, заразительнее. Грязные шкурки картофеля, сложенные в большой мешок в углу комнаты, начали шевелиться сами по себе, то и дело пуская в стороны искры, и уже через несколько секунд мешок снова был полон картофеля. Гавлон продолжал играть, и крошки в хлебнице начали разбухать и увеличиваться, в конце концов обратившись в несколько пышных ароматных хлебов. Он играл, и графин и стаканы на кухне до краев наполнились водой.

Когда Гавлон закончил, он отвесил всем галантный поклон, и Арчер с Лоттой зааплодировали его выступлению. Адель же почему-то заплакала, и Отум принесла ей с кухни платочек. Девушка отказалась от него и, всхлипывая, поблагодарила мага, после чего убежала наверх.

– Как ты нас выручил! Какое изобилие! – радостно сказала Лотта.

– Я тоже так хочу! – захихикал Арчер. Он подбежал к Гавлону, и от избытка чувств обнял мага.

– Но ты должен еще заколдовать нас, чтобы мы не заражались, помнишь? – заметила женщина.

– Конечно, помню, голубка. Я все сделаю!

– Я смогу сходить проведать дедушку?! – завопил Арчер. – Тогда давайте же скорей, дядя Гавлон!

– Дай мне немного времени, торопыга, – улыбнулся волшебник. – Это сложная магия, мне нужно подобрать подходящую мелодию.

Не меньше часа он сидел на кухне и готовился к предстоящей магии. Отум же впервые за долгое время напилась всласть воды и наблюдала за тем, что он делает. Все, связанное с этим магом, казалось необычным и немного отвлекало ее от размышлений о собственной разбитой на куски жизни.

Настал миг, когда Гавлон решил, что готов. Он подозвал к себе всю семью Лотты, и та выстроилась перед ним. Гавлон начал петь, и воздух вокруг него словно наэлектризовался оттого, как страстно он пел и как переживал в себе каждое мгновение этой мелодии. Отум в очередной раз восхитилась красотой голоса мужчины и тем, что в его репертуаре просто не было песен, которые не брали бы за душу.

Он закончил и объявил, что теперь они, наконец, могут навестить дедушку. Арчер первый кинулся по лестнице наверх, а следом за ним, смеясь, пошли женщины. Отум же осталась на кухне. Она села за стол и начала вертеть в руках стоящий на нем опустевший стакан.

Девушка услышала вопль мальчишки, полный ужаса, и сразу поняла, что случилось.


Глава 6. Неравный бой

Похороны состоялись ночью того же дня. Для погибших от пузырянки вырыли большую глубокую яму на обочине квартала, близи стены. По ночам умерших кидали в эту яму и сжигали. Часть стены покрылась копотью из-за этого. Отум слышала, что тело, пораженное пузырянкой горит сиреневым пламенем.

Обычно вечером по домам ходили добровольцы, готовые сжигать трупы, но, так как вся семья Лотты обзавелась иммунитетом к болезни, они решили сами отнести тело дедушки в яму. Иначе говоря, «проводить по-людски» – так это называла Лотта. Она нашла всем черные одеяния, всем кроме Гавлона. Его размера у нее в шкафу не было. Зато мужчине достался черный шарф, и маг помотал его поверх своей украденной формы гвардейца, с которой он срезал погоны.

Отум тоже пошла хоронить старика, но пошла она не из сочувствия деду. Она говорила с ним лишь раз и совершенно к нему не привязалась. У нее внутри ничего не содрогалось от сочувствия даже при виде рыдающего Арчера. Мальчик тяжелее остальных переживал эту смерть. Даже зная, что дедушка неизбежно скоро умрет, он все равно оказался не готов.

«К такому нельзя быть готовым», – напомнила себе Отум, глядя, как тело старика кидают поверх прочих тел. Яма казалась бездонной, не меньше метров десяти в глубину, и до середины была наполнена телами стариков и молодых. Здоровых кусков тел было куда меньше, чем бесформенного вонючего желе. Стоило телу старика упасть, как его пораженные рука и нога развалились и начали растекаться. Небо было иссини черным, и на нем не было видно звезд.

Лотта приобняла за плечи своих детей. Добровольцы начали зажигать факелы и поливать трупы горючим.

– И все эти люди умерли за один день? – спросила Отум у Гавлона шепотом. Тот кивнул. – Их очень много.

Вдруг Лотта предложила им сказать что-то напоследок дедушке, и Арчер снова заплакал. Он начал размазывать сопли кулаком по лицу, и безразличие Отум, наконец, треснуло. Она вспомнила, как тяжело ей было принять смерть отца, а ведь она была примерно возраста Арчера тогда. Ей захотелось хоть как-то выразить ему соболезнования, и девушка положила мальчику ладонь на плечо. Арчер поднял на нее свое лицо и посмотрел на принцессу с надеждой. Он явно надеялся, что Отум скажет ему что-то.

Но его схожесть с Александрией была слишком сильной, и Отум отвела взор и так и не выдавила ни слова.

Трупы подожгли. Они загорелись ярким сиреневым пламенем, и его язычки доставали почти до конца ямы. Кислый противный запах стал сменяться приторно сладким. Отум вдыхала этот запах с удивлением, и необычный цвет огня заворожил ей.

Адель и Лотта заплакали, обнявшись, а мальчик, наоборот, немного успокоился. Наблюдая за пламенем с невыразимой печалью, он вымолвил:

– Дед, прости, что я так и не попрощался с тобой. Я тебя очень люблю. Прости нас, что мы так и не сумели спасти тебя.

Эти слова были полны мужества и смирения. Лотта крепко обняла сына и поцеловала его в макушку.

– Пойдем. Помолимся дома за дедушку, – сказала она и повела детей домой.

Принцесса и Гавлон, не торопясь, пошли следом.

– Эта яма такая глубокая. Когда ее копали, повредили даже систему канализации. Я видел, там трубы торчали, – заметил маг.

– И что вы предлагаете? Сбежать через канализацию? – Отум поёжилась от ночной прохлады. Возле костра было ощутимо теплее. – А мы с вами влезем в эти трубы?

– Более чем уверен. Их провели еще при Магнусе первом, а тогда все делали добротно. Трубы минимум полтора метра в диаметре.

– Поняла, – кивнула Отум. – И когда мы сбежим?

– Завтра. Будут назначены празднования в честь коронации Александрии. Сбежать под шумок будет проще, я полагаю. Все силы королевской гвардии будут брошены на обеспечение безопасности твоей сестры и ее кузена, а также заморских гостей.

Отум стало тошно, но она не изменилась в лице. Она кивнула и втянула ртом воздух в легкие.

«Разве ни этого ты хотела всю свою жизнь? – ехидно спросила она сама себя. – Теперь не ты, а Лекс будет править этим государством. А ты, словно крыса, будешь бегать по канализациям, где тебе и место. Ты была недальновидна, глупа, наивна! По твоей вине мама умерла худшей смертью из всех…»

– О чем ты думаешь? – спросил Гавлон.

– Я думаю, вы понимаете, – пожала плечами Отум. – Я очень зла на себя. Мне кажется, словно мой собственный разум наносит мне удары без остановки.

– Я понимаю. Я тоже ошибался много раз в жизни. И буду ошибаться. Но, знаешь, иногда ошибки оборачиваются в итоге чем-то хорошим. Допустим… – Маг выдержал паузу. – Я не сумел защитить твою мать. Не было и дня, чтобы я не скучал по ней. Но в итоге родилась ты! Значит моя ошибка… мои страдания – все это стоило того. Рождение новой жизни всегда стоит чьих-то мучений, Отум.

– Не сравнивайте свою ошибку с моей. Я сейчас горю в таком аду, какой мало кому снился, – раздраженно ответила Отум, и маг больше не пытался тревожить ее пустыми разговорами в этот вечер.


За завтраком Гавлон объявил семье Лотты, что они с Отум ночью покинут квартал.

– Мы могли бы взять вас с собой, но не уверен, что выбранный нами путь побега будет безопасен, – сказал он, попивая чай.

– Не вижу смысла нам уходить. Ты же заколдовал нас, мы не заболеем. – Лотта, зевая, подложила сыну дымящейся картошки. Глаза мальчика опухли, он был бледен и почти ничего не ел, хотя обычно уплетал любую еду за обе щеки. – Ну же, милый, покушай.

Он засунул в рот кусок картошки и уныло пожевал ее.

– А как вы планируете сбежать? – спросила Адель.

– Через погребальную яму, – улыбнулся Гавлон. – Больше ничего сказать не могу. Но нам важно покинуть квартал незаметно, поэтому не идите нас провожать.

– Как скажешь, – хмыкнула Лотта. – Что, собираетесь поджариться?

Гавлон расхохотался от души, и они продолжили непринужденно болтать с Лоттой. Никто в комнате кроме Отум и не заметил, как мальчик выскользнул из-за стола и поднялся наверх.

«Что-то с ним не так, – подумалось девушке. – Хотя он только потерял дедушку. Он еще в трауре».

Арчер почти сразу спустился вниз, но уже сжимая в руках какое-то продолговатое изделие из дерева. Он встал за смеющимся Гавлоном и застенчиво тыкнул его в плечо. Мужчина обернулся и удивленно спросил, что случилось.

– Это вам! – Арчер протянул Гавлону дудочку. Она была грубо вытесана из темного дерева, но в ней угадывался музыкальный инструмент. Мальчик даже дырочки в ней сделал.

Отум сама не заметила, как улыбнулась. Впервые за долгое время она ощутила что-то, так похожее на счастье. Она смотрела на мальчика, и ее переполняла благодарность ему. Больше не имела значения его схожесть с Александрией. Отум теперь видела в Арчере только Арчера, мальчика, хотевшего стать ее другом.

– Я не знаю, как делать свисток, поэтому, наверное, в нее не получится дудеть, – угрюмо заметил Арчер, но Гавлон не обратил на это внимание и попытался поиграть на дудке. Разумеется, даже что-то отдаленно напоминающее музыку ему издать не удалось.

Арчер стыдливо опустил голову, но Отум встала со своего места и низко поклонилась ему. Мальчик опешил от этого жеста, как и все сидящие за столом, и густо покраснел до ушей.

– Ты очень выручил нас! – сказала Отум, выпрямляясь. – Ты всего за пару дней сделал почти готовую дудочку. Представляю, как это было непросто.

– Да еще какую, – подхватил Гавлон. – А доделать ее – плевое дело. Тут осталась всего пара штрихов, я довершу ее на неделе…

– Вы правда будете на ней играть? – спросил Арчер, и на его измученном лице заиграла счастливая улыбка.

– Конечно! – Маг подмигнул ему.

Весь последующий день Гавлон и Отум совершали приготовления к побегу. Они собрали немного провизии в кульки, маг превратил свой красный мундир гвардейца в привычный ему кожаный плащ, а потом до конца дня доводил до ума дудочку до ума. Отум тем временем проводила время с Арчером. Его мама и сестра ушли продавать травы, и принцессе не хотелось, чтобы он чувствовал себя одиноко. Он казался больным и почти весь день лежал на своей лежанке. Отум была уверена, что все это последствие сильной тоски.

– Сперва папа умер, заразившись от пациента… Теперь дедушка умер… А вдруг однажды все вокруг меня умрут? Все, кого я люблю? – спросил Арчер у сидящей возле него Отум.

– Ты не останешься один. Я тебе обещаю.

– Но ты не можешь мне этого обещать, – беззлобно сказал он, не глядя на нее.

– Почему? Твоя мама и сестра сильные люди. Они не хотят тебя оставлять, и не оставят.

– Спасибо… – Он слабо улыбнулся. – Слушай, а ты… ты правда принцесса?

– Нет, малыш. Больше нет.

– Я не малыш!

Она мрачно усмехнулась. Смущенный Арчер заявил, что он почти ее ровесник.

– Не обижайся. Просто мне кажется, что я старуха в душе.

– Ты не старуха! Ты очень-очень хорошая. Я никогда не встречал такой рассудительной девчонки, как ты. Так что я не буду верить тем гадостям, которые про тебя говорят.

Его щеки порозовели, стоило ему выпалить это. Отум вздохнула, чувствуя новый прилив благодарности к мальчику и взъерошила его волосы. Ей показалось, что голова Арчера несколько горячее, чем нужно, и прижала ладонь к его лбу.

– У тебя температура. Ты, видимо, простыл вчера. Ночью было так холодно.

– Наверное. Что-то неважно себя чувствую. А волшебник не вылечит меня? – лукаво поинтересовался он.

– Ты же знаешь, что Гавлон плох в целительстве. Но я его позову, может он поможет хоть как-нибудь.

Отум спустилась за ним и за одно поставила чайник – она помнила, что простывшим нужно пить побольше горячего. Она сказала Гавлону осмотреть мальчика.

– А чем я помогу? – удивился маг. Он работал над дудкой. – Я же не доктор.

– Уверена, вы немало повидали. Пожалуйста, – добавила Отум, и Гавлон, пыхтя, пошел наверх.

Она начала заваривать чай и решила погреть ему пару кусочков хлеба, посыпанных сахаром. Пока Отум занималась этим, Гавлон вернулся вниз и подошел к ней. Его лицо выглядело сосредоточенным, как в те моменты, когда он выбирал музыку для магии.

– Послушай, я… Я не уверен, но…

– Что? С ним что-то серьезное? – Отум ощутила раздражение. – Господи, только этого не хватало.

– Я не знаю, как так случилось, но, возможно, у него пузырянка, – проговорил Гавлон в пол голоса.

– Что?! С чего ты взял?!

– У него на пальцах… на кончиках пальцев на правой руке точки характерного цвета.

– Гавлон, ты что-то путаешь! – У Отум закружилась голова от волнения. – Ты же заколдовал его! Он не мог заразиться пузырянкой! Это что-то другое!

– Хорошо бы если так. – Гавлон покачал головой. – Но, возможно, он уже был заражен, когда я накрыл их защитными чарами. Вот они и не сработали.

Он оставался спокойным, выдвигая такие кошмарные предположения, и Отум передернуло от такого холодного отношения. Она побежала наверх и, увидев ее, Арчер ярко улыбнулся. Ее сердце сжалось от страха. Она села на колени возле его лежанки и осмотрела его руку.

«Действительно похоже на пузырянку», – подумала она.

– Эй, почему вы смотрите на нее? Эти пятна на ней, это ведь… это ведь пузырянка, да? – Он без особой надежды посмотрел на Отум, и та не нашла, что сказать.

«Он умрет», – обожгла ее собственная мысль. Казалось противоестественным, что этот ребенок, веселый и светлый, уйдет из мира раньше, чем она. Отум стало стыдно за ее прежние мысли, за свое отчуждение к Арчеру, которого он не заслужил. Он должен был вырасти самым счастливым, делать свои поделки из дерева, завести семью и детей. Но вместо этого он умирал в нищете, унося с собой из мира один из немногих источников радости для своих родных.

– Я заметил эти пятна утром, – признался он. – Но я надеялся, что это что-то другое. Ветрянка какая-нибудь. Меня теперь запрут на чердаке?

– Нет. – Отум помотала головой. – Нет, это незачем.

Она встала и ушла из его комнаты, чтобы он не видел ее слез. Она спустилась к Гавлону и села возле него, пытаясь унять подступающую истерику.

– Бедное дитя, – пробормотал Гавлон. – Как жаль, что я не защитил его…

– Все, к кому я хоть немного привязываюсь, умирают! – вырвалось у Отум, и она яростно смахнула слезу с щеки. – Или предают меня!

– Люди умирают каждый день. Мы живем в жестком мире.

– Это я виновата… Моя семья виновата! – Отум ругалась, а слезы все продолжали литься. – Я ненавижу свою мать! Ненавижу своего отца! Свою сестру! Почему они думали только о сохранении власти в то время, как умирали обычные люди? Нужно было давно придумать лекарство от этой болезни! Разве выход запирать людей за стеной и ждать, пока они все передохнут?!

Гавлон почему-то слабо улыбнулся ей, и Отум взбесилась от этого.

– Что смешного?!

– Еще недавно ты размышляла иначе. Я рад, что в тебе что-то начало меняться.

Она шмыгнула носом, осмысливая его слова. Некоторое время они сидели в молчании, а потом Гавлон сказал:

– Нам нужно уходить отсюда как можно скорее. Я не выдержу, если Лотта будет обвинять меня в болезни мальчика.

– Ты хочешь уйти до возвращения Лотты?! Оставить его одного?!

– А толку от нас тут?

Отум разозлилась на волшебника так сильно, что даже перестала плакать.

– Нет уж! Мы останемся! И ты прямо сейчас пойдешь и приведешь сюда его маму и сестру!

– Нет, Отум, прошу…

– Да! Это твоей магии не хватило, чтобы защитить мальчика! Конечно, ты виноват! – Она взбешенно уставилась на него. – И ты просто обязан хотя бы выслушать, что скажет тебе Лотта! Это меньшее, что ты можешь сделать для этой великодушной женщины после того, как подвел ее!

Гавлон цокнул языком и удрученно потер лицо ладонями.

– Ты не понимаешь…

– Нет, я все отлично понимаю! Не будь же трусом! Иди! – Она указала пальцем на дверь. – Либо приведи сюда его маму и сестру, либо проваливай отсюда без меня.

Она подскочила к лестнице.

– Куда ты? – удивился Гавлон.

– Не твое дело!

– Успокойся, пожалуйста, и ответь на мой вопрос! – огрызнулся маг. – Я спас твою жизнь, и имею право на элементарную вежливость.

– На чердак! Там много плесени, я читала, что, если растворить ее в воде, она снимает воспаление.

– Но у него даже не воспаление! К тому же это звучит, как полный бред!

– Да пошел ты! – бросила на ходу Отум, не оборачиваясь.

Она уже была на чердаке и соскабливала оттуда первой подвернувшейся деревяшкой плесень, когда услышала, как хлопнула входная дверь. Ей стало страшно, что Гавлон оставил ее, ведь без него Отум ничего не стоила и прекрасно это понимала; но девушка она напомнила себе, что не сумела бы уйти с ним из квартала. Только не теперь, когда внизу умирал мальчишка, похожий на Александрию больше всех на свете, и одновременно меньше всех.

«Боги, не дайте ему умереть! – думала она, пытаясь унять мелкую дрожь в пальцах. – Я этого не вынесу. Лучше заберите меня! Только не отнимайте больше жизни тех, кто меня окружает».

Но было очевидно, что ничего не поможет. Она кидала в кипящую воду плесень, надеясь, что это облегчит страдания мальчика, а Боги уже начали обратный отсчет. Она настойчиво перемешивала варево, в которое капали ее слезы.

Арчер не жилец, а Гавлон, ее единственная надежда выжить, скорее всего трусливо убежал – такой теперь был расклад.

Благо, Отум оказалась не права. Гавлон вернулся, точнее, стыдливо зашел за вбежавшей в дом Лоттой. Ее лицо было перекошено от злости и отчаяния, а у мага под глазом набухала гематома. Он то и дело трогал ее пальцами, и, вместо того, чтобы пойти за Лоттой и побелевшей от шока Адель в спальню, зашел на кухню к принцессе.

– Я все сказал им.

– Не озвучивай очевидное, – закатила глаза Отум. В глубине души она была очень рада, что Гавлон вернулся, но кипящая в ней злость никуда не делась. Она сняла котелок с огня и достала из ящика деревянную ложку.

– Это не поможет, – тихо сказал маг, с неодобрением глядя на ее варево.

– Но я хотя бы попытаюсь!

– Отум, нету смысла. Нам лучше уйти отсюда.

– Я не хочу уходить, пока мы не сделаем для Арчера все, что можем!

– А что мы можем сделать? Я не всесилен! Я не сумею его исцелить!

– Я своими глазами видела, как ты заставил не меньше пяти солдат одновременно замереть! – прошипела девушка, подскочив к нему. – Я видела, как ты менял мне и себе внешность! Как ты, черт возьми, создавал музыку шпилькой, зажатой у тебя между пальцами ног! Нет, ты способен его исцелить. Я не удивлюсь, что ты всех способен исцелить в этом квартале, просто сейчас на кону не стоит твоя жизнь!

– А ты не подумала, что стоит?! – вновь попытался он достучаться до упрямицы. – Чтобы исцелить человека от этой болезни, я буду вынужден вложить в свою песню столько сил, что могу умереть!

В очередной раз он говорил, словно трус. Впрочем, не трус бы вряд ли дожил до зрелого возраста, обладая при этом таким количеством врагов. Гавлон всю свою жизнь был вынужден бежать от них и, за одно, от своих собственных возможностей, и Отум понимала это. И ей хотелось достучаться до него, убедить мужчину, что на этот раз игра стоит свеч и ему необходимо отдать Арчеру все, что у него есть. Ей хотелось освободить его от оков трусости.

Она открыла рот и из него вырвалось непродуманное:

– Тогда я приказываю тебе спасти Арчера любой ценой!

Гавлон опешил и нервно усмехнулся.

– Приказываешь?

– Да! – Отум постаралась скрыть то, насколько она смутилась. – Ты сам мне сказал, что считаешь меня законной королевой. Так исполни мое приказание: спаси Арчера.

– То есть, ты готова разменять жизнь самого могущественного мага на планете, который попал тебе в услужение, на жизнь ребенка, вырезающего безделушки из дерева? И ты считаешь это разумным, как правитель?

Эти эгоистичные слова оказались последней каплей для Отум. Она прогнала мага, со всей дури ударив напоследок его по руке деревянной ложкой. Он ошалел от такого поведения, но Отум больше не собиралась жалеть о его уходе. Уйдет – и хорошо, так она решила. Она больше не хотела окружать себя людьми, способными думать только о себе.

Затем она поднялась на второй этаж, и обнаружила, что Лотта льет горькие слезы над своим растерянным и угрюмым сыном.

– Какой же этот маг подлец… Я отдала ему все, что имела, чтобы он защитил моих детей! Все! И вот, как он отплатил, – сквозь слезы причитала она, тряся Арчера за плечо. Адель стояла возле матери и не думала ее оттолкнуть от ребенка. Тогда Отум, быстро опустив варево на пол, кинулась к женщине и попыталась оттащить ее от Арчера:

– Не трогайте его! Вдруг вы тоже заразитесь!

– Отойди! – закричала Лотта. – Я хочу умереть вместе с моим сыном!

– А Адель?! – воскликнула Отум. – Вам на нее плевать? Вы оставите ее совсем одну?!

Лотта, не ответив, упала сыну на грудь и застонала, заливаясь слезами. Арчер попытался ее успокоить, но ничего не выходило, а его сестра продолжала стоять молча, обнимая себя руками. Она словно окоченела, но в комнате было тепло.

– Адель, убеди хоть ты ее! – взмолилась Отум, но девушка на это покачала головой и кинулась на лестницу. Недолго думая, Отум побежала за ней. Она догнала ее, когда та вышла на улицу. Адель шла быстро, утирая на ходу слезы.

– Не иди за мной! – крикнула она.

Солнце стояло высоко, но в Зловонном квартале не было ни души. Разве что старик Ганс, который кричал на Отум и Гавлона, когда их только обнаружили, сидел напротив своего грязного жилища и чинил какую-то рухлядь. Адель шла долго, а Отум бесшумно следовала за ней.

Остановились они неподалеку от ямы, где хоронили умерших. Адель присела на каменный выступ у стены и поджала к себе ноги.

– Мне жаль, что Гавлон подвел вас, – сказала Отум, садясь возле нее.

– Мы уже привыкли, что наша жизнь похожа на ад, – отозвалась заплаканным голосом девушка. Она достала из кармана платочек и начала теребить его края. – Почему ты не ушла с ним? Ты думаешь, нам будет прок от тебя?

– Я буду помогать по хозяйству.

– Как?! – нервно рассмеялась Адель и грубо схватила Отум за руку. – У тебя кожа, которая не знает тяжелого труда! Да ты бы и месяца в Зловонном квартале не продержалась!

– Я знаю, – терпеливо признала она. – Но я хочу остаться. Если вы позволите. Вы были добры к нам, и я хочу отплатить за эту доброту всем, чем смогу.

Адель подняла на нее свой взгляд и в нем не было раздражения или ненависти. Только смертельная усталость.

– Мне все равно. Мы тут все скоро подохнем, если ты торопишься на тот свет, то оставайся, Богов ради. – Она всплеснула руками.

– Мы постараемся спасти Арчера. Нужно что-то придумать… Но лучше будет пока его изолировать. Поговорите, пожалуйста, со своей матерью.

– Я поговорю, только вряд ли это поможет. Знаешь, я никогда не поверю, что ты убила свою мать, – вдруг вымолвила Адель, хлюпая носом. – Ты же святоша. Ты… Ты не плохой человек.

У Отум перед глазами снова появилась Галатея, бледная от ужаса и кровопотери. У нее в ушах зазвенели ее вопли, ее сердце на мгновение наполнилось тем же упоением, которое она чувствовала, убивая свою мать.

Она поднялась и покачала головой.

– Я ужасный человек, Адель. И Боги каждый день наказывают меня за это. Но, знаете, я сделаю все, что от меня зависит, чтобы Арчер выжил.

Сказав это, Отум протянула ей свою руку, и Адель, недолго думая, приняла ее. Бывшая принцесса помогла ей подняться, и они пошли домой.


К вечеру им удалось унять истерику Лотты. Они уложили ее спать, а потом отвели обессиленного Арчера на чердак и уложили его на соломенную лежанку, на которой еще совсем недавно лежало мертвое тело его деда. Отум сказала Адель, что ей лучше пойти отдохнуть, но она долго упрямилась. Она покормила брата, а потом наблюдала за тем, как Отум смазывает кончики его пальцев зеленым пахучим варевом. Болезнь распространилась почти на все верхние фаланги, и они просвечивали на свету.

– Те участки, которые ты смазываешь… я не чувствую ими прикосновений, – пожаловался Арчер. – Я умру, как дедушка, да?

– Арчи, заткнись! – выпалила Адель. – Не настраивай себя на…

– Но это ведь так! Иначе бы мама не убивалась так! – хмуро прикрикнул больной. – Что ж, значит я, по крайней мере, скоро увижусь с дедом… И папой.

«Передашь привет моим родителям», – грустно усмехнулась про себя Отум, но вместо этого посоветовала мальчику не торопиться на тот свет.

– Вдруг кто-то изобретет лекарство? Пока ты жив, есть надежда, – добавила она.

Она знала, что врет ему. От пузырянки не было известно лекарств, и среди придворных магов не было разговоров, что кто-то на свете близок к его открытию. Будь она способна все повернуть вспять, хотя бы пару месяцев, она бы больше внимания уделяла подобным вещам. Вместо праздных размышлений о том, за кого бы ей выйти замуж и как бы ей не опростоволоситься на испытании лестницей, она могла бы тратить свое время на реальную помощь людям. Потому что у нее всю жизнь была власть для этого. Отум никогда не думала об этом.

«Александрия не станет хорошей королевой. Всю свою жизнь она тоже обладала определенной властью, но ни разу, ни единого разу не потратила ее на что-то правильное. Я всегда восхищалась ей, думала, что она стала бы славной королевой, но так ли это? Чтобы быть королевой недостаточно быть харизматичной, остроумной и привлекательной! – думала Отум, помогая Адель на кухне. – Может мы обе никогда не должны были обладать троном? Как и моя мать? А все, что происходит, это достойная кара нашей семье за то, что, обладая сотней возможностей, мы никому не помогали, и думали только о собственной славе?»

Они с Адель поужинали в полной тишине. У них не было аппетита, но обе девушки ели через силу, потому что были научены горьким опытом не брезговать едой. Когда Адель доела свою порцию, Отум благородно предложила ей пойти спать.

– Я сама тут все уберу. Ты и так утомилась за сегодня, – сказала она. – Попробуй уснуть.

Она кивнула и ушла. Отум осталась в одиночестве в комнате впервые за долгое время. Когда у нее были собственные покои, она не ценила этого, а теперь ей казались высшим блаженством побыть в тишине. Она не торопилась относить посуду на кухню, она просто сидела за пустым столом и пыталась привести мысли в порядок. Еще недавно она была почти счастлива – для человека, у которого отняли прошлое, – ведь она сидела в окружении веселых здоровых людей.

– Мне стоило это ценить, – сказала она в пустоту комнаты, в которой из живых существ были, разве что, тараканы. – Стоило ценить.

Она допила горячую воду из кружки, встала из-за стола и подошла к маленькому зеркальцу в углу комнаты. Оно было мутным, как и все старые зеркала, и немного перевирало реальность. Отум увидела в отражении изможденное бледное лицо, обрамленное сальными прядями грязных желтых волос, и впервые за долгое время не разозлилась на собственные недостатки. Какая разница, как она выглядит? Если бы она была хоть немного красива, то отдала бы все крупицы своей красоты в обмен на жизнь Арчера. Или жизнь матери или хотя бы ее прощение.

Отум покачала головой и начала убирать со стола. Вдруг в дверь пару раз постучали, робко и тихо. Сперва девушка решила не открывать, ведь кто мог заявиться к Лотте в такой час? Но потом постучали еще раз, настойчивее, и Отум, надеясь, что этот звук не разбудил несчастных женщин, приоткрыла дверь, впустив в дом прохладу вечера. На пороге стоял Гавлон, побитый и красный. Он явно плакал, но Отум это ни чуточки не разжалобило: она попыталась закрыть дверь, но маг просунул в проем свою ногу.

– Ауч! – завыл он.

– Проваливай, Гавлон! – попросила девушка. – Тебе одного фингала не хватило?

– Пожалуйста, пропусти меня внутрь!

– Почему?! Я тебя с первого раза поняла! Ты не собираешься никого спасать, если это угрожает твоей жизни и здоровью. Я не могу тебя винить, жизнь у каждого одна. Но, будь добр, не возвращайся сюда!

Она начала настойчивее хлопать дверью, но Гавлон умудрился просунуть внутрь и свою руку.

– Я подумал над твоими словами! Отум, я хочу исполнить твой приказ! Я хочу попробовать спасти Арчера! Я подобрал песню!

Отум сменила гнев на милость и, по крайней мере, перестала хлопать по его конечностям дверью.

– С чего бы им довериться тебе еще раз? Вдруг твоя магия не сработает, – безжалостно спросила она.

– Она может не сработать. Но вдруг получится? Прошу, дай мне шанс!

– С чего бы тебе рисковать ради жизни жалкого мальчишки?

– О, не будь так жестока! – взмолился Гавлон. – Хорошо, я буду честен. Я спасу его не ради него, и даже не ради тебя. Я хочу сделать это ради себя. Много лет назад я очень сильно любил одну девушку. Она была красивой и хитрой, а еще она сочиняла великолепные мелодии и любила, как я готовлю. Но однажды ей нужна была моя помощь. А я… я ей не помог, Отум. Потому что я мог умереть. Даже не так, я мог умереть и не помочь ей. Мне не хотелось умирать просто так.

– А вдруг твоя песня его не спасет, а ты все равно потратишь много сил и умрешь?

– Это уже не имеет значения. Я хочу спеть умирающему песню. Я музыкант, и мое предназначение нести людям красивую музыку! – В голосе Гавлона зазвенели твердые нотки, хотя его глаза были на мокром месте. Отум увидела, что он сжимает в руке дудочку Арчера, и ее сердце сжалось. – Ты не должна мне мешать. Ты сама это знаешь.

Она на самом деле и не видела причин ему препятствовать. Арчер был на пороге смерти, и любая помощь была ему весьма кстати. Отум молча отворила дверь, но Гавлон почему-то не прошел. Он изумленно уставился на лестницу, и девушка посмотрела туда же. Там стояла Лотта, скрестив руки на груди. Наверное, она слышала все, что он сказал, но слова мага не тронули ее раненное сердце.

– Нет, Гавлон Гущ, я не хочу, чтобы ты давал нам больше ложную надежду. Нам всем тут суждено умереть, и я смирилась с этим, – сказала она на удивление спокойно. – Отум, закрой дверь.

Гавлон, отпихнув Отум, бросился в комнату, но женщина преградила ему путь наверх.

– Ты пройдешь только через мой труп, Гавлон!

– Ты не понимаешь, что говоришь! Я попробую его спасти! Вдруг у меня получится!

– Ты пройдешь через мой труп, ясно?! Гавлон, хватит играть во всесильного! Ты не сумел спасти Галу, несмотря на то что сильно любил ее, а мой сын тебе кто? Ничего у тебя не выйдет! Да ты и сам понимаешь это! – кричала на него Лотта, а потом ее плечи затряслись, и она спрятала лицо в ладонях. Гавлон несколько секунд беспомощно смотрел на нее, и его руки были потянулись, чтобы обнять женщину, но в последний момент он остановился. Маг попятился и, не посмотрев на Отум, вышел из дома. Девушка затворила за ним дверь и подошла к Лотте, севшей на одну из ступенек. Она хотела как-то успокоить женщину, но не могла подобрать слов.

Вдруг они встрепенулись, одновременно услышав нечто за окном. Отум не сразу поняла, что это был за звук, потому что он не был похож ни на что, что доводилось ей слышать прежде. Эти звуки словно, минуя уши, попадали в сердце, и заставляли его биться чаще.

Это была мелодия. Ее играл Гавлон на своей убогой дудочке, но звуки, которые он извлекал из нее, были яркими и громкими, как рев оркестра, торжественными, словно гимн, и интимными, как шепот любимого. Отум подошла к окну, и ноги ее дрожали.

Отум закрыла глаза, и у нее перед глазами появился ее отец. Она снова была маленькой, и небо над ее головой было розовым и праздничным. Отец обнимал ее и целовал в обе щеки, кружил над землей, и она звонко хохотала, чувствуя себя птицей. У нее перед глазами появилась ее мать в окружении служанок, и Гала была в своей любимой кожаной накидке, контрастирующей с ее дорогим шелковым платьем. Она потрепала дочь по волосам и сказала, что позволяет ей играть с Александрией и дальше. У нее перед глазами появилась ее сестра с большой фарфоровой куклой в руке, и у этой куклы были крупные золотистые локоны и роскошный наряд.

– Я попросила придворного мастера сделать куклу, похожую на тебя, – услышала Отум голос сестры так ясно, будто Александрия стояла напротив… словно ее можно было потрогать, обнять, поцеловать, как и раньше.

Отум попыталась сорвать с себя это наваждение, и заставила себя выйти на улицу, чтобы посмотреть на Гавлона. Увидеть, как он это делает – создает свое волшебство. Ноги едва ее слушались, они подгибались и путались.

Она вышла в ночной город и не почувствовала холода. Она окинула взглядом улицу, и увидела, что во всех домах горит свет. Она услышала, как за закрытыми дверьми этих домов звучит смех. По коже Отум пробежали мурашки. Все происходящее казалось нереальным, и ее собственные губы изогнулись в улыбке, а девушка даже этого не заметила. Она повернула голову и увидела, как играет на своей дудочке Гавлон, стоя на коленях напротив дома, в котором их приютили. Волосы на его голове стояли дыбом, и прямо на глазах Отум они прядь за прядью седели. Он играл, самозабвенно и страстно, и не замечал этого.

«Он же может умереть!» – испугано подумала Отум, но ей не удалось выдавить из себя ни звука.

Отум не знала, сколько стояла так, прежде чем Гавлон упал на землю без сил – может пару минут, а может и целый час. В тот миг волшебные звуки перестали литься из его инструмента, и наваждение спало, оставляя после себя сладкое послевкусие. Девушка давно не чувствовала себя так хорошо, разве что после свидания с Эрнестом, который в итоге тоже оказался предателем. Она сорвалась с места и припала к земле, на которой распластался побледневший Гавлон с совершенно белыми волосами. Даже его бородка поседела.

– Только не умирай, только не умирай, – взмолилась она, пытаясь найти пальцами артерию на шее. Та слабенько, но пульсировала. – Господи, как ты меня напугал!

На крыльцо выскочила Лотта. Ее шатало, и женщине приходилось хвататься за стены, чтобы удерживаться вертикально.

– Как он? – выпалила Лотта.

– Жив! – Отум взяла мага под подмышки и попыталась потащить в дом, но тот был слишком тяжелым. – Позовите Адель, пускай поможет мне!

Адель не пришлось звать: девушка выбежала из дома вслед за матерью, но своим телом владела гораздо лучше. Ее и без того большие глаза были выпучены.

– Арчеру лучше! Мама, Арчеру лучше! Его руки чистые!

Лотта, ахая, побежала в дом смотреть сына, а Адель тем временем попыталась помочь Отум дотащить Гавлона до дома. Девушки были тощими и слабыми, поэтому выходило у них не слишком хорошо. Повсюду из домов выходили люди, чтобы посмотреть на чародея, музыку которого им довелось слышать последние минуты. Повсюду стоял гул, в котором Отум легко разобрала отдельные фразы:

– Это же тот волшебник-музыкант, который объявлен в розыск!

– После его песни исцелилась моя дочь! Еще днем она была парализована по пояс, а теперь зараза отступила! Ее ножки нормальные, совсем как прежде!

– Хорошо, что мы не выгнали его!

– Он так играл, по всему городу было слышно! Вся моя семья плакала от его песни, даже отец, этакий мужлан, и то слезу проронил!

– Моя матушка исцелилась благодаря ему! Клянусь, во время его песни ее тело светилось! Кому расскажешь – не поверят!

Вдруг из образовавшейся толпы зевак к девушкам подковылял старик Ганс. Он отбросил клюку и помог им тащить Гавлона к крыльцу. С его помощью им удалось даже усадить мага у дверей, и Адель бросилась на кухню, чтобы налить мужчине водички, на случай если он придет в себя.

– Спасибо, – удивленно сказала Гансу Отум.

– Это меньшее, что я могу сделать для него за то, что он исцелил мою жену, – ответил Ганс и серьезно посмотрел на девушку.

«Получается, выброса его сил хватило не только, чтобы исцелить Арчера, но и помочь всем больным в квартале, – ошарашенно поняла Отум и с благоговением посмотрела на бездыханного мага. – Вот это он выкинул!»

– Он останется в живых? – нарушил молчание между ними Ганс.

Отум не нашлась, что ответить. С кухни прибежала Адель, держа в дрожащих руках стакан с холодной водой. Она села на корточки возле мага, опустила в воду пальцы и начала брызгать Гавлону на лицо. Он немного поморщился, и в толпе раздались радостные возгласы. Все были рады, что их благодетель жив.

– Гавлон, Гавлон! Открой же глаза! – Отум потрясла его за плечи, и мужчина открыл осоловелые глаза. Он расфокусировано посмотрел на девушку и расплылся в пьяной улыбке.

– Отум, голубушка… Ты так на маму похожа… Я очень рад, что ты в отца не пошла, он был… был такой мудак!

Отум рассмеялась, и, переполненная чувством благодарности, провела по его щетинистой щеке ладонью.

– Все хорошо. Ты спас Арчера, ты спас всех, кто болел. И ты остался жив. Гавлон, ты герой!

Маг смущенно потупил взор и прильнул к ее ладони, словно кот к ладони хозяйки.

– Я так боялся… – Он заплакал, но продолжал улыбаться. – Я так боялся, что ты возненавидишь меня, как она… Я бы не простил себе…

– Не говори больше! – ласково сказала Отум. – Не трать силы. Тебе нужно отдохнуть.

Вдруг к ним подбежал запыхавшийся юноша, возрастом чуть старше Отум. Он подошел к ней, но некоторое время мялся, стесняясь заговорить. Девушка, заметив его, подняла на парня непонимающий взгляд, и только тогда он набрался смелости и выпалил:

– К воротам подходят солдаты! Их очень много!

Отум не поверила своим ушам.

– Солдаты? В зараженную зону? – переспросила она, надеясь, что это какая-то ошибка.

– Да! Мелодию господина чародея слышали далеко за пределами квартала! Видимо, Королева распорядилась тут все проверить!

Люди, окружившие мага, начали перешептываться. Отум, охваченная страхом, попыталась собрать мысли в кучу и решить, как действовать дальше. Судя по всему, люди Александрии уже были очень близко. А она как никогда оказалась близка к своей казни.

– Новая Королева не лучше Шлюхи-Галы, если отправляет солдат в зараженную зону! – закричала какая-то бабка в толпе.

– Да, согласен! Зуб даю, она еще не в курсе, что зараженных тут и не осталось! – подхватил Ганс.

– Гавлон, – негромко сказала девушка, – нам с вами нужно уходить. Нужно идти сейчас, спрятаться у нас уже не выйдет.

– Я не смогу пойти… Ты же сама видишь! – Гавлон закашлялся.

– Но как же я вас тут брошу?!

– Отум, я представляю ценность для Александрии. А ты одну лишь угрозу. Меня она пощадит, а тебя убьет. – Гавлон снова покашлял, сжимая плечо девушки. – Послушай. Следуй тому плану побега, что мы придумали. Беги на восток, к Большим Холмам. Найди там себе работу и осядь на какое-то время.

– А вы?! Нет, я не пойду без вас! Я без вас и дня не протяну!

– Нет, это не так! Ты же Королева, Отум, как ты не поймешь? Ты Королева по крови и ведешь свой род от Покорителя Звезд. Не забывай о том, кто ты.

– Я – убийца, Гавлон, – произнесла она ненавистную правду. – Я слабая. И я не выживу без вас.

Маг посмотрел на нее серьезно, почти сурово, и сказал:

– Если ты сама не веришь в себя, никто не обязан будет! Беги же, если мой поступок хоть что-то значит для тебя! Ты обязана выжить!

– Поторопись, времени осталось мало! – подхватил тот парень, который принес дурную весть.

Отум ничего не осталось, кроме как подняться. Ее голова кружилась, как и всегда, когда она волновалась. Из дома выбежала Адель и всучила ей кулек.

– Удачи! – Она порывисто обняла Отум. – И беги скорее!

– Беги! – крикнул Ганс. – Что стоишь, маг тебе сказал, чтобы ты уносила ноги!

– Мы задержим солдат, если потребуется! – заявил кто-то из толпы.

Она изумленно окинула взглядом всех, кто стоял вокруг, и поняла: они скорее всего знают, кто она. Эти люди знают, что она – Отум, выросшая в роскоши и погубившая родную мать, но они все равно хотят помочь ей.

– Спасибо, – сказала она людям и низко поклонилась им, а потом и Гавлону. – Спасибо и вам, что выполнили мой приказ.

– Иди, – прошептал Гавлон, – и не смей погибать. Мы с тобой еще встретимся!

– Не смейте становиться верным человеком Александрии! Я буду жить и работать ради встречи с вами!

– Ха! И не подумаю становиться на сторону этой фурии. – Гавлон хмуро фыркнул.

Вдалеке послышались мужские голоса и топот. Отум сорвалась с места и побежала со всех ног к яме. Она никогда еще не бежала так быстро. Ей было больно прощаться со Зловонным кварталом, но Отум знала, что подведет их, если ей не удастся успеть. Поэтому она неслась со всех ног, путаясь в подоле своей коричневой юбки, и содержимое ее кулька тряслось из стороны в сторону. Хорошо, что Адель крепко завязала его.

– Отум! Возьми меня с собой! – услышала она за спиной полный отчаяния мальчишечий крик, который мог принадлежать только одному человеку.

Девушке стоило огромных трудов не обернуться. Она не должна была замедляться, она должна была смотреть только вперед и бежать, бежать, бежать…

– Пожалуйста! – упрямо вопил Арчер, пока Отум не скрылась за поворотом.


Глава 7. Конец принцессы Отум

Дворцовый сад был погружен в туман, и семилетняя Отум быстро сбежала от своих нянек. Прячась от них в ароматных розовых кустах, принцесса слышала:

– О, как же плохо, что нам не досталась принцесса Александрия! Она послушная!

И, оцарапанная шипами, Отум села на попку, оседая в пышных юбках, и залилась слезами. От густого тумана, попадающего в горло, хотелось кашлять, но она пыталась сдерживаться, чтобы не привлечь к себе лишнего внимания. Она завидовала Александрии, завидовала, что у нее добрая красивая мать, которую все любят, тому, что Лекс много проказничает, но никогда не попадается, тому, что она красива, словно первый распустившийся по весне цветок.

Она плакала, а потом ее окутал сладкий аромат духов сестры, обнявшей сзади ее сгорбленную спину.

– Зачем так пугать? – проблеяла Отум, вытирая мокрые дорожки.

– А ты опять ревешь? Боги, что опять? – Александрия достала свой платочек и провела им по щекам сестры.

– Не важно… Не делай так больше, я же испугалась.

– Нужно быть внимательнее. Иногда враг подбирается со спины! – И Александрия начала ее щекотать. Отум завизжала на весь сад, и солнечные лучи пробились к девочкам сквозь плотную белую пелену. Александрия щекотала ее, пока сестра не повалилась на траву, плача уже от смеха. – Давай поиграем в прятки?

– Меня ищут няни… У меня через пять минут занятие с учителем.

– Да ладно! Если что, скажем, я тебя заставила! Давай поиграем! – подмигнула Александрия, наклоняясь к ней и целуя ее в лобик. Она заботливо убрала со лба Отум мешающую прядь, и младшей сестре тотчас стало стыдно за недавние мысли. Как она только может завидовать своей чудесной Лекси? – А потом мы пойдем к моей матери и все вместе попьем чай. Мама приказала подать вишневые пирожные.

– Я люблю вишню, – сказала Отум, и в глубине души решение ей уже было принято. – И почему моя мама не может быть как твоя?

– Не грусти, Цветочекмой. Сядь-ка.

Отум послушалась, и Александрия достала из кармана, запрятанного в юбке, черную ленту.

– Закрой глаза, я повяжу ее, – улыбнулась девочка, но Отум вдруг охватил беспричинный страх – мурашки пробежали по спине принцессы, а в голове у нее появилось смутное предчувствие чего-то плохого. Они играли в эту игру уже сотню раз, но она еще ни разу не чувствовала подобного.

– Вдруг… – произнесла Отум, робко хватаясь за подол платья сестры, сидящей рядом. – Вдруг я тебя не найду?

– Тогда я выиграю! – весело заявила Александрия.

– Нет… Если я закрою глаза, а ты пропадешь навсегда? Вдруг ты спрячешься так, что тебя никто не найдет?

Старшая принцесса несколько секунд молчала, глядя в глаза Отум, а затем отмахнулась.

– Не говори ерунды, – попросила она, повязывая ленту на глаза девочке. – Ты всегда находишь меня. Помнишь, ты даже меня в том дупле нашла! Сиди в этой ленте тридцать секунд, а если ты будешь подглядывать, я обязательно узнаю об этом, будь уверена!

С этими словами Александрия повязала черный бантик, поцеловала Отум в щеку напоследок, и отпрянула. Отум, погруженная во мрак, слышала ее удаляющийся топот.

– Один… Два… – зашептала она, но в этом мраке всплыло воспоминание о Галатее с выпученными мокрыми глазами и красным от крови платьем, и за ним в один миг воскресли тысячи других. Отум стало страшно и тошно, и она проснулась.

Она сидела в темном круглом туннеле, в котором даже в полный рост встать не могла, и по колено там была мутная вода, от которой кисло пахло. Отум шла целый день, прежде чем решила отдохнуть: ей пришлось сесть в эту грязную воду, чтобы поспать. Она не знала, сколько часов провела в отключке, но сон был до того яркий и приятный, что ей захотелось поскорее его смыть с себя.

Отум встала, и ее платье насквозь промокло и прилипло к телу. Хорошо, что кулек не пострадал – она положила его себе на плечо, прежде чем уснула. Достав оттуда кусок хлеба, она двинулась дальше, и ветер, подгоняющий девушку со спины, становился все сильнее и сильнее. Чихая, она обнимала себя за плечи, пытаясь согреться, и кулек, который она привязала к поясу, весело болтался. Она то и дело чувствовала у себя под ногами шероховатости, и шла медленно, выверяя каждый шаг. Не хватало проткнуть себе ногу какой-то железкой.

Ей повезло, что ее пока не нашли. Она шла на восток, как ей наказал Гавлон, но какая-то часть Отум переживала, что засада может ждать ее у выхода. У нее не было оружия, чтобы отбиться, мага-союзника или хотя бы гвардейца. Она осталась одна.

«Нужно идти дальше, – то и дело приказывала себе Отум. – Я должна идти, если хочу выжить. Ветер усиливается, значит, выход уже близко».

На одно это принцесса и могла надеяться, потому что она уже начала простужаться. Еда, которую ей дала с собой Адель, немало поднимала ей боевой дух. Отум помнила, что чтобы согреться, нужно есть, и не щадила свои запасы, вопреки здравому смыслу.

Прошло не меньше часа, прежде чем она увидела свет в конце туннеля. Небо было желтым, завывания ветра усилились, да и вода, омывающая ноги, стала холоднее. Но Отум ощутила прилив счастья, понимая, что уже сейчас выйдет на свет. Она, наконец, осознала, как сильно устала. Ей нужен был свет, нужно было тепло.

Когда до выхода оставалось не больше метров пятидесяти, она услышала вдалеке мужские крики. Внутри Отум все оборвалось: она поняла, что после своих многодневных мытарств, как никогда близка к тому, чтобы быть пойманной. Она кинулась бежать, расплескивая воду, и чудом не поскользнулась на скользкой поверхности под ногами. Круг света был совсем близко, когда у нее возле уха просвистела стрела. Отум, не оборачиваясь, ускорилась еще сильнее, и услышала за спиной шлепок – видимо, один из преследователей, упал.

Она оказалась на краю, но не увидела перед собой холмов и лесов. Отум схватилась за стену, чтобы удержаться и посмотрела вниз.

Внизу были бушующие волны, бьющиеся о безжизненный камень. Лететь до воды было секунд десять – так высоко над уровнем океана Отум находилась. Брызги воды до нее почти не долетали.

«Я пошла не туда», – поняла Отум и все внутри нее затрепетало. Она попыталась прикинуть, какие у нее будут шансы выжить, если она прыгнет. Волны размером с двухэтажный дом красноречиво говорили, что никакие.

Отум развернулась. Гвардеец с арбалетом наперевес замер в трех метрах от нее. Он был совсем молод, и в его больших карих глазах плескалась паника. Принцесса поняла: он не выстрелит. Он струсит убить девушку королевских кровей. Впрочем, Александрия вряд ли настаивала, что Отум нужно убить при поимке. Александрии было бы выгоднее убить ее на королевской площади, чтобы потом не появлялись самозванки, претендующие на трон.

– Не подходи, иначе я прыгну, – пригрозила Отум.

Гвардеец и не думал подходить. Его напарник, который был побойчее настолько, что минуту назад пустил в нее стрелу, продолжал валяться в воде, не в силах подняться.

– Вы обвиняетесь в убийстве королевы Галатеи и государственной измене. Вам придется пойти со мной, – сказал гвардеец.

Отум посмотрела вниз, а потом снова на гвардейца. Умирать на дворцовой площади ей точно не хотелось, да и прыгнув в неспокойные воды и то было больше шансов выжить. Высоты она с детства не особо боялась.

«Умру – значит судьба моя такая», – на удивление спокойно решила она.

Ведь умереть сейчас было лучше, чем заглянуть в глаза торжествующей Александрии.

Гвардеец ждал ответа, но вместо него получил кулек – Отум швырнула им прямо парню в лицо. А потом она прыгнула и полетела вниз в потоке сточной воды, истошно вопя. Солнце слепило глаза, а небо было желтым, как лепестки ранних подсолнухов, которые так любила Галатея. Отум летела и думала о том, что ей нужно сгруппироваться, а не лететь вниз, раскинув ноги и руки. Магнус учил ее нырять и плавать, но вряд ли он думал, что готовит ее к чему-то подобному.

Принцессе стало по-настоящему страшно только когда ледяные брызги начали бить ее тело, но через пару мгновений она познала настоящую боль. В детстве она часто падала и сдирала кожу с коленок, но, когда Отум столкнулась с водой, боль была такая, словно она содрала кожу со всего тела. Девушка завизжала, выпустив воздух, и соленая вода хлынула внутрь.

В считанные секунды она познала такие мучения, о существовании которых даже не подозревала. А затем все померкло, как тогда, когда Александрия повязывала ей на глаза черную ленту во время очередной игры в прятки.

Вокруг была тьма и никого рядом.


Александрия сделала выстрел. Стрела вылетела из арбалета и угодила прямо в глаз сидящей в ветвях дерева птицы. Та даже не успела издать предсмертный вопль и тяжелой тушкой упала в кусты пионов.

Фрейлины, наблюдавшие за охотой королевы, начали смеяться и рукоплескать, но Александрия даже не улыбнулась. Со скучающим видом она глубоко вздохнула, глядя как юная рыжеволосая служанка по имени Герда бежит поднимать ее добычу. Герда была ровесницей Отум, но и то была пококетливее.

– Госпожа, какой большой! – радостно заметила она, подбегая к Александрии с птицей в руках. – Приказать подать его к ужину?