Если согласиться с утверждением, что воспитывать – значит ориентировать другого на заботу о себе, тогда необходимо поставить следующий вопрос – тот же самый, который Сократ задавал Алкивиаду (Алкивиад /, 128а): что же такое «заботиться о себе» (ἐαυτοῦ ἐπιμελεῖσθαι). Далее этот вопрос следовало бы рассмотреть еще глубже, пытаясь понять, что означает заботиться «правильно» (ὀρθῶς ἐπιμελεῖσθαι), то есть в нужном направлении и в нужной мере (Алкивиад /, 128b)[10].
Чтобы понять, в чем состоит суть правильной заботы, необходимо определить, на что должна быть обращена эта практика, каков ее объект и к чему она стремиться, то есть каковы направления ее работы.
На эти вопросы нельзя ответить, не опираясь на сократовскую мысль, поскольку именно Сократ определил понятие заботы о себе (ἐπιμέλεια ἐαυτοῦ). По мнению Фуко (2003, р. 40)[11], первая значимая формулировка принципа заботы о себе появляется в «Алкивиаде». Я же думаю, что «Алкивиада» следует воспринимать как взаимодополняющий текст по отношению к «Апологии», в которой обнаруживается иная и не менее важная интерпретация данной практики, поскольку здесь Сократ выделяет сущностные качества заботы о себе.
В «Апологии» Сократ, формулируя первоначальный смысл воспитательной практики, утверждает, что задача воспитателя – убедить другого заботиться «о себе самом» (Апология Сократа, 36с)[12], и объясняет, что суть заботы о себе состоит в заботе о собственной душе (ἐπιμελεῖσθαι τῆς ψυχῆς), чтобы она становилась как можно лучше (Апология Сократа, 30b). В соответствии с поставленной целью, воспитание следует понимать как практику, которая «полезна для души», и воспитателем может быть только тот, кто искусен в такой заботе (Лахет, 185d)[13] – искусен не только потому, что рассуждает об этом, но и потому, что живет согласно своим речам, воплощая в собственной жизни соответствие между словами и делами (Платон, Лахет, 188с).
Ключевая роль заботы о душе подчеркивается и в других диалогах. В «Кратиле» говорится, что не следует ублажать свою душу, обращаясь исключительно к именам, к словам (Кратил, 440с)[14]; в «Федоне» сказано, что, поскольку душа бессмертна, она требует внимания и заботы (Федон, 107с)[15], а в «Алкивиаде» Сократ аналитически объясняет, что именно означает «заботиться о душе» (ψυχῆς ἐπιμελητεου) (Алкивиад, 132с).
Учитывая значимость интерпретации заботы о себе как заботы о душе, стоит кратко изложить здесь логическую структуру сократовской речи, представленной в «Алкивиаде I», поскольку она представляет собой порождающую матрицу культуры заботы о себе: необходимо заботиться о себе (127е), эта забота состоит в способности заботиться правильно (128b), а правильно заботиться о себе – значит улучшать самого себя (128b); чтобы улучшать себя, нужно познать самого себя (129а), поскольку только познав себя, можно познать искусство улучшения себя (129а); познать самого себя – значит познать свою душу, поскольку «именно душа – это человек» (130е); следовательно, заботиться о себе означает заботиться о душе (132с).
Онтогенетическим основанием заботы о душе является необходимость найти то самое направление бытия, которое может насытить смыслом время нашей жизни. Значимость сократовской речи неоспорима, поскольку, если задуматься, невозможно не ощутить настоятельную необходимость заниматься своим бытием с этической точки зрения.
Правда, нельзя не отметить, что в выражении «заботиться о душе» скрыта опасность солипсистской и индивидуалистской заботы о себе. Однако этой опасности можно избежать, если обратиться к тезису, сформулированному в «Апологии», где Сократ объясняет, что заботиться о себе означает научиться оставлять в стороне ненужное – все, что отвлекает душу от главного: отказаться от стремления к почестям, славе и успеху, и заботиться о мудрости, истине (Апология Сократа, 29е) и добродетели (Апология Сократа, 3 lb). Мудрость, истина и добродетель необходимы, чтобы превратить отпущенное нам время в жизнь, достойную человека. Когда мы не заботимся о самых важных вещах, страдает наше существование, поскольку наша доблесть определяется тем, о каких вещах мы заботимся (Апология Сократа, 41е). Забота о душе, от которой зависит качество нашей жизни (Протагор, 313а)[16], требует усердной заботы о добродетели (Протагор, 325 с)[17]. Заботиться о себе означает заботиться о величайшем для человеческого существа благе, которое заключается в том, чтобы ежедневно рассуждать о добродетели – о том, что делает нас в полной мере людьми и хорошими гражданами – и обо всем необходимом, чтобы достичь правильной жизни. Заниматься этими вещами так важно, что «жизнь без такого исследования не есть жизнь для человека» (Апология Сократа, 38а)[18]. И следует иметь в виду, что в сократовской философии это исследование не сводится к чисто интеллектуальному акту, а воплощается в образе жизни, о котором идет речь. Ключевая роль исследования добродетели – исследования, которое придает заботе о себе не только личностную, но и социально-политическую значимость, и потому вовсе не является индивидуалистским, – вновь утверждается в «Алкивиаде», где юный афинянин в конце диалога отвечает на призыв Сократа заботиться о душе и заявляет, что ради этой цели будет печься о справедливости.
Итак, основной принцип заботы в понимании Сократа требует печься не только о том, что ты можешь получить, но и о том, чем ты можешь стать, всеми силами стараясь улучшить свою человеческую сущность (Апология Сократа, 36с), потому что εὐδαιμονία, то есть счастливая жизнь, заключается не в имуществе, а – буквально – в хорошей (си) духовной жизни (Saipovia). Если не заботиться о духовной жизни, то жизненное пространство человека сжимается, и уменьшаются не только в количественном, но и в качественном отношении возможности его бытия.
Для заботы о душе необходимо иметь осмысленное направление развития, которое можно найти, прислушавшись к основополагающему для человека стремлению – стремлению к благу (Аристотель, Никомахова этика, I, 1, 1094а 2–3)[19]. Поиск того, что является благом для жизни – это первоначальное стремление, которым порождается любой экзистенциальный акт. Концепт «заботы о душе» становится благотворным, когда мы определяем верное направление этой практики саморазвития, иными словами, ее правильное измерение, которое, в свою очередь, заключается в поиске блага. Мудрость, или же то, что позволяет вести счастливую жизнь, – это не предмет обладания, а направление развития души, основанное на поиске блага, поиске, который определяет «нравственную добродетель» (Аристотель, Никомахова этика, VI, 2, 1139а 22). По мысли Эпиктета, поиск того, что есть благо, – не один из множества возможных вариантов, обладающих относительным статусом, а понятие, общее для всех людей, поскольку каждый «считает, что благо полезно, что оно и предпочтительно и что при всяком обстоятельстве нужно преследовать и добиваться его» (Эпиктет, Беседы, I, 22, I)[20].
Поскольку существует некоторое расхождение между неоспоримым жизненным стремлением к счастливой жизни и возможностью получить ясное понимание того, что именно есть благо и счастье, забота о душе – которая как раз и ставит своей целью придание правильной формы нашему бытию – оказывается не только незавершимой, но и онтогенетически деликатной задачей, поскольку практика заботы о душе базируется не на точном знании, а на непрестанном поиске, стремлении понять, как жить правильно и что такое счастливая жизнь.
Но Сократ не только вводит практику заботы о душе и уточняет, в каком направлении она должна разворачиваться, он еще и уточняет, как именно ее следует понимать, говоря, что для заботы о себе необходимо познать самого себя. Он объясняет Алкивиаду, слишком озабоченному богатствами, что, если он желает преуспеть, его главной задачей должно быть то, что начертано на храме в Дельфах: «познай самого себя» (γνῶθι σεαυτόν) (Алкивиад /, 124а-b), потому что, только познав самого себя, можно понять, как заботиться о себе (Алкивиад /, 129а). Первый и в высшей степени трудный шаг (Алкивиад /, 129а) – познать свою сущность (Алкивиад /, 129d), поскольку «познав самих себя, мы одновременно познаем заботу, в которой нуждаемся, а без такого познания мы никогда этого не поймем» (Алкивиад /, 129а). А познать самого себя означает познать свою душу, поскольку именно душа составляет нашу сущность (Алкивиад /, 129е).
Способ продемонстрировать то, что достигнута определенная форма личного совершенства, а следовательно, знания об управлении другими – способность к заботе (ἐπιμέλεια) и владение техниками (τέχνη) (Алкивиад /, 124а-b), необходимыми для познания и улучшении себя. А если воспитывать – значит культивировать в другом способность и стремление придавать себе форму, то есть заниматься саморазвитием, то направление реализации данного процесса заключается в развитии нравственной ориентации на заботу о своем существовании и в овладении техниками, позволяющими человеку придать форму своему бытию.
Когда Сократ (Алкивиад /, 129е) объясняет первостепенную важность самопознания, он все же не утверждает тождества данной практики с заботой о себе; скорее, он считает первое предпосылкой и условием второго[21]. Действительно, в «Апологии» Сократ уточняет, что забота о себе реализуется в исследовании человеческой мудрости, которое тесно связано с исследованием добродетели, а в «Алкивиаде» не только утверждает, что суть заботы о себе состоит в изучении искусства достижения «наивысшего совершенства» (Алкивиад /, 124b-с), но и поясняет, что познание самих себя – необходимая практика для овладения этим искусством (Алкивиад /, 129а) и, следовательно, подчиняет практику познания самого себя поиску верной формы самого себя. Отсюда очевидно следует, что [для Сократа] познание самого себя не совпадает с заботой о себе, но составляет ее условие, когда [он] чуть позже утверждает: «если мы познали сами себя, мы также сможем познать заботу о себе самих, если же мы себя не познали, мы также не познаем и ее» (Алкивиад I, 129е).
Чтобы мы могли стать субъектами, способными свободно придавать форму своей материи, наша душа должна познать себя и занять определенную позицию по отношению к формам своего собственного становления. Если я остановлюсь и задумаюсь о себе, то почувствую, что мои витальные действия рождаются из мутных глубин, и, осознав потребность стать субъектом своих действий, я не могу в тот же момент не ощутить потребность обратить внимание на эти глубины, чтобы попытаться достичь некоторой ясности. Каждый должен научиться познавать самого себя, чтобы понять, какие силы влияют на ментальную жизнь, и какое действие они оказывают на наш способ существования, а затем оценить, в какой степени они помогают нам стать тем, чем мы можем стать, двигаться в направлении экзистенциальной реализации. Когда человек не занят познанием самого себя, чтобы приблизиться к глубинному ядру ментальной жизни, ему приходится жить «периферийной» жизнью, в которой время тратится на деятельность, далекую от путей, ведущих к самому главному. Расшифровать то, что думаешь и чувствуешь, попытаться достичь как можно более ясного понимания происходящего во внутреннем мире – это потребность, которую личность чувствует в глубине, потому что, если остановиться и задуматься, невозможно не ощутить, что жизнь, в которой протекает наше бытие, требует определенной ясности (Zambrano, 2008, р. 49).
Еще один важный момент, который следует принимать во внимание, – что в «Алкивиаде» забота о себе описывается как практика саморазвития, необходимая для подготовки к общественной жизни, потому что нельзя существовать в общем пространстве, не научившись сперва заботиться о собственном жизненном пространстве. То есть Сократ устанавливает сущностную взаимосвязь между epimeleia heautou и исполнением политической доблести, тем самым устраняя возможность индивидуалистского и аполитичного понимания заботы о себе. Нельзя забывать и о дальнейших интерпретациях, которые получало понятие заботы о себе за время своего существования, однако именно «политическая» версия заботы о себе, связанная с интерсубъектным измерением, заставляет нас принять сократовскую мысль за точку отсчета в наших рассуждениях. Учитывая многогранность человеческой природы, из-за которой существование человека не замкнуто в границах его кожи, а по своей структуре неизбежно подразумевает некие связи, забота о себе немыслима в отрыве от нашего призвания – сосуществования с другими людьми. Этот аспект в своей самой человечески значимой форме означает принятие ответственности за заботу о себе, чтобы благополучно сосуществовать с другими.
В своем тонком и подробном анализе концепта epimeleia heautou Фуко стремится показать, что забота о себе означает не просто обращение внимания на себя; она также подразумевает некие действия, которые производят над самим собой, чтобы вызвать преобразование, глубокую трансформацию бытия субъекта (2003, р. 13)[22]. Словесное выражение, которое в древнегреческом означает «заботиться», epimeleisthai, указывает не только на отношение, но и на образ бытия и действия; его этимология отсылает к таким терминам, как meletan, melete, meletai, a meletan часто связывается с gumnazein, что означает «упражняться», «тренироваться». Точнее, термин gumnazein обозначает упражнение с вещами, в их сравнении с внешней реальностью; meletan же – это упражнение мысли (ivi, р. 315)[23]. В христианском словаре IV в. epimeleia также указывает на упражнения – в частности, на аскетические упражнения. А поскольку термины, относящиеся к заботе, обозначают именно совокупность практик (ivi, р. 74)[24], нельзя не рассмотреть ту роль, которую практики играют в реализации заботы о себе.
Среди преобразовательных практик заботы о себе, выделяемых в философской культуре античности, мы находим техники медитации, обращения с прошлым, досмотра сознания, а также техники удостоверения возникающих представлений (ivi, р. 13)[25]. Определенные «технологии себя» существовали уже и в более ранние эпохи – например, ритуалы очищения, исполнявшиеся, чтобы подготовить себя к соприкосновению с сакральным и тем самым приблизиться к трансцендентному; практика отрешения, состоящая в удалении от обычного мира, в отступлении от привычной жизни с тем, чтобы заниматься собой; техники концентрации, направленные на развитие жизненных способностей души, чтобы та, будучи дыханием, не рассеялась под давлением мира; техника устойчивости, с помощью которой субъект учился, не выходя из равновесия, принимать любые невзгоды, уготованные ему в жизни; техника исследования прожитого за день, чтобы добиться осознания своих поступков и действий (ivi, рр. 41–42)[26]. Некоторые из этих техник сохранились в пересмотренном и измененном виде – сначала в эллинистической и римской философской традиции, а затем в христианской культуре (ivi, рр. 44)[27].
Отзвуки этих практик мы находим у Платона. В «Федоне» говорится, что необходимо приучить душу концентрироваться на себе, сосредотачиваться в себе самой, освобождаясь от оков тела, потому что тело со всеми своими ограничениями мешает душе соприкоснуться с «истиной» (Федон