1 1. ВЫБОР ХОБСОНА
Едва удерживающую слезы Меган снова заперли в угольном подвале. Ей было всего двенадцать лет и ей было сложно понять, почему ее мать поступила с ней так ужасно. Такое случалось и раньше, полдюжины раз, но вроде бы, подумала она, ее отец ничего об этом не знал. Она никогда не рассказывала ему об этом и была уверена, что ее мать тоже никогда ничего не сказала бы.
Между ней и ее матерью был негласный договор не подводить друг друга, но она снова была здесь, сидела в подвале, в грязи и пыли, в то время как неизвестные ужасные существа наблюдали за ней.
Она не знала. Здесь была кромешная тьма и ей стоило огромных усилий сдержать слезы, умоляя мать выпустить ее. Хотя она просила об этом и в других случаях, но ее мать предъявляла ей необоснованные требования в качестве условий для ее освобождения. Условия, которые, в чём Меган была полностью уверенны, она не смогла бы выполнить даже стараясь изо всех сил.
Иногда казалось, что она единственная, кто серьезно относится к пакту.
Несмотря на это, слезы снова начали катиться по ее щекам, образуя невидимые ручейки на ее грязном от пыли лице, которые смывали угольную пыль на ее школьную форму. Это было слишком, действительно слишком. Как мог человек, настолько хорошо понимающий ее, так жестоко поступить с ней, - со своей единственной дочерью?
Меган невольно подпрыгнула, когда ее мать умышленно ударила пылесосом в дверь, проходя мимо. Внутри не было ни единого лучика света, который мог бы её успокоить, поэтому она сделала то, что, как она убедилась на собственном опыте, больше всего ей помогало, и взобралась на кучу угля ближе к стене, а затем направо, пока не нашла угол.
Там она плотно обернула ноги своей длинной юбкой, чтобы ничто не смогло заползти под ее одежду, и заправила ее под себя. Она застегнула все пуговицы на блузке, подтянула выше носки, натянула на голову свитер и убрала руки в рукава. Это, как знала Меган, обезопасивало её также и от обитателей угольного подвала. Ее не беспокоили призраки или что-то в этом роде, хотя на самом деле проблема была именно в них. Но она терпеть не могла, когда по ней ползали насекомые, и не могла вынести даже и мысли о том, что они ее укусят и ее кровь прольется Она также ненавидела пауков, но, завернувшись в школьную форму, словно в кокон, она была уверенна, что над ее носками остались непокрытыми не более нескольких дюймов кожи, до которой могли бы добраться эти жуткие ползающие создания. Несколько квадратных дюймов по бокам, если быть точным, потому что она обхватила колени руками, и плотно прижала их к груди.
Ей хотелось перестать рыдать. Хотя бы ненадолго… Но она понимала, что рано или поздно это случится в ожидании своего освобождения. Она знала и точное время, когда это случится - около пяти тридцати вечера, чтоб у неё осталось полчаса на то, чтобы привести себя в порядок до того, как ее отец вернется с работы.
Меган прекрасно понимала, зачем ее мать делает это. Потому что она боялась, а Меган - нет. Ее мать боялась за свою дочь, и таким образом пыталась вызвать у нее такой же страх, какой испытывала она сама. Проблема заключалась в том, что Меган не боялась и не видела ничего, чего бы ей стоило бояться. Она сто раз пыталась объяснить это своей матери, но та просто закрывала ей рот и запирала её, как и в этот раз.
Оба её родители были католиками, но ее мать была католичкой, придерживающейся очень строгих правил, в отличии от отца - он был менее строгим. Её мать боялась загробной жизни, но, как она говорила, не за себя, поскольку считала себя хорошей католичкой и была убеждена, что место на Небесах ей уже обеспечено, пока она продолжает выполнять свой долг. Проблема, по мнению Меган, заключалась в том, что её мать считала частью своего долга запереть дочь в угольном погребе, именно поэтому она и оказалась тут сейчас.
Отец её, будучи также католиком, не был настолько строгим, как ее мать. Он считал, что если люди рискуют вечным проклятием, то это их дело. Он заботился о своей душе и душах тех, кого любил, но он верил в свободу выбора даже для маленьких девочек.
Меган любила обоих своих родителей несмотря на то, что мать делала с ней, ведь она понимала, хотя и была еще совсем маленькой, что мать всегда заботилась об её интересах. Она даже пыталась любить их обоих одинаково, но проблема, по мнению Меган, заключалась в том, что у ее матери либо не было хороших Учителей, либо та была слишком напугана, чтобы поверить собственным глазам, ушам или чувствам.
Она не совсем понимала, кто эти “они”, она просто знала, что “они” есть у нее и у других, но ее мать не хотела признавать “их”, и поэтому не хотела верить, что “они” есть и у других.
- В конце концов, - сказала ей мать, - мне тридцать четыре, а тебе только двенадцать. Я училась в католической школе, а ты ходишь в простую межцерковную общеобразовательную школу.
У ее матери, по-видимому, не было никаких претензий к системе общего школьного образования, но она он будто бы выплюнула слово “межцерковную”. Меган никогда не понимала, почему это было проблемой. Ей приходилось встречать как хороших, так и плохих людей, умных и не очень, осведомлённых и не очень из числа представителей многих иных религий.
Ее мать попала в категорию людей добрых сердцем, умных и вполне осведомлённых.
Ее отец был хорошим, умным и достаточно осведомленным.
Себя Меган считала хорошей, достаточно умной и очень осведомленной.
Но вся её проблема заключалась в следующем: вот почему она забилась в угол чёрной от угля дыры, и всякие твари, вероятнее всего, ползали по ней прямо в эту самую секунду. Она вздрогнула при одной мысли об этом, но хныканье прекратилось, - она знала, что в конце концов оно прекратится.
Она знала, что у нее есть два выбора.
Она могла рассказать отцу о том, что с ней происходит за его спиной, и вызвать скандал, который мог бы привести к разводу родителей или к тому, что органы опеки отнимут её у них, или же она могла притвориться, что ничего не замечает, - обычно она и пыталась так делать.
Меган поняла, что, когда она заперта в подвале, лучше думать о чем-то другом, а больше всего ей нравилось думать о своих друзьях. Друзей у нее было немного, но для неё они были особенными. Ее любимыми друзьями были дедушка, Вацинхинша и ее любимая кошка.
Она закрыла глаза, попыталась расслабиться и представить их стоящими перед ней или сидящими рядом. Этот приём ей всегда помогал и вызывал у нее теплые чувства, поэтому она так делала всякий раз, когда была расстроена. Это был один из ее маленьких трюков на те случаи, когда жизнь казалась несправедливой.
Может Меган показалось, но она почувствовала, как что-то коснулось ее бедра, и услышала тихий звук, приглушенный ее свитером.
Она замерла на мгновение.