Погода мразь, а на душе туманы
Ревут и стонут, словно ураган,
Согрев всю злобу, волны океана.
В груди моей вся тяжесть мира,
Весь гнев людей в душе моей копилась
Это не за день, не за два,
А за десятки, сотни тысяч дней.
Как яд змейный, роковой судьбою
Бросает наземь мощные тела,
Так я с измеренной, израненной душою —
Испепеляюсь день от дня.
Бессмысленны мои страданья,
А рок судьбы неумолим,
И не ищу я состаданья —
Пусть буду в мире я один.
Пусть отняла судьба – злодейка
Всю радость сладкого житья,
Но не померкнет в небе
Солнце – лучи его найдут меня.
1963г.
Пролетела молодость синей птицей вдаль,
И осталась на сердце лишь одна печаль.
Безвозвратно канули в вечный бег года,
Где ж ты моя милая?
Где ж моя судьба?
Поистратил силушку,
Нежность, пыл души,
Не оставил крошечки
Для своей жены.
И в пору осеннюю,
Когда вянет цвет,
Лист ложится на землю —
Мне уж тридцать лет.
Я чужой средь общества
И людских забот,
Жизнь течет, волнуется
И бежит вперед.
Пусть проходят годы
В вечный мрак земли,
Пусть живут народы,
Пусть текут ручьи.
Пусть я лишь частица
Жизненной слезы —
Я лишь капля в мире —
Люди ж жить должны!
1963 год.
В нашей жизни столько грязи и плевков —
Шагнешь и вязнешь,
Все, что с детства было свято,
Все истоптано, измято.
Сколько гибнет безвозвратно
Славных, чудных, людских душ,
Оглянись!
Одни лишь пятна,
Словно вылили нарочно
На блестящий ватман тушь!
Этих пятен в жизни много,
Они гасят солнца свет —
Дайте хоть кусочек правды!
Дайте правильный ответ!
Но никто вам не поможет,
В нашей жизни суетной,
Каждый занят чем-то левым,
Каждый ищет выходной.
Так напрасно моя лира,
Хочет правду воскресить
И увидеть справедливость,
И блаженства миг вкусить.
Не такие были люди
И орудья – их стихи,
Гибли в муках правосудья,
Как погибли и они.
И порой в тяжелый кризис,
Как струна моя душа —
Одно лишнее нажатье,
И разорвана она!
Так не лучше ль мне сквозь пальцы,
Посмотреть на все порой,
Чтобы тело отдыхало,
А в душе стоял покой.
Затаилась боль в груди глубоко,
Сердце скачет в радужном тумане,
Льется дней моих поток широкий
В нашем жизненном огромном океане.
Я не знаменитый, не известный,
Я не развращенный хулиган,
Я простой, как парни всего света,
Всех далеких и соседних стран.
И когда по улицам московским
Возвращаюсь я ночной порой домой,
Заливает грудь до края радость,
И куда-то уплывает боль.
Нет, я не погибший! Жизнь клокочет,
В венах кровь стремиться, как река,
В этот миг вся плоть моя трепещет
И готов весь шар обнять
И целовать в бездумье облака.
Я улыбаюсь каждому прохожему,
Готов любого встречного обнять в пути,
О, молодость, что может быть чудесней!
Душа поет, а тело так легко нести.
1963
Милые женщины нашей страны,
Я начинаю рассказ свой с весны.
Много событий история знает,
Много забыто, а много всплывает.
Год семнадцатый в истории – вспышка,
Керенский бежит из Кремля как мальчишка,
Новая эра – весна над планетой,
Разве мы можем забыть все это?
Много погибло в огне революции
Голодных, раздетых, нищих, бесбуцых.
Гибли мужчины, но женщины наши
Витали с детьми у станков и у пашен.
Страна стонала в предсмертном крике,
Страшнее криков хиппи,
Но у корабля советской власти
Тверды были люди, крепки были снасти.
Сбросив Антанту в бездну морей,
Красная армия была всех сильней.
Мир над страной наступил, как праздник —
Прочь все буржуи и мелкий лабазник.
В голове моей сумятица,
Чувства разные,
Мысли катятся,
А в душе больной —
Боль надрывная,
Постоянная, беспрерывная.
Ох, судьба моя, ты судьбинушка,
Только грусть – тоска, да кручинушка!
Сердце лютует на бесчувствие,
И нигде ему нет сочувствия.
Дайте яду мне ядовитого,
Чтоб заснуть навек,
Как убитому.
Иль пронзите грудь
Мне кинжалом,
Чтобы жизнь ушла, убежала.
1963
Люди! Сколько вас безумных
Ползает по шару,
Впились в землю, как пиявки,
Для нее вы – кара.
Каждый думает, мечтает,
Мнит себя великим,
Но закон всех отрезвляет —
Делает безликим.
Только тем, кто власть сжимает
Буквами закона
Дано право быть святыми
И сидеть у трона.
Вроде б та же кожа, кости,
Как и у безликого,
Но наверно божьей волей
Дан им сан «великого».
Нас же, дьяволов двуногих,
На планете много —
Нас три с лишним миллиарда —
Не считать, ей богу!
Каждый вырыл себе нору,
Притащил подругу
И ночами в темноте
Плоть плодит с испугу.
Ой, вы, люди-человеки,
Сколько яда в вас,
Бог вас создал для потехи
Да не в добрый, видно, час!
Ведь Адам с своею Евой
Были так прекрасны,
Вы ж как звери, хуже даже,
Для земли самой опасны.
Есть средь вас сейчас безумцы —
Хотят шар земной —
Просто так, для общей шутки
Расколоть взрывной волной.
Вот бы дать земле ту силу,
Чтобы так вздрогнула,
Вмиг чтоб мразь и гниль людская
В космос упрыгнула.
Пусть там мчатся по орбитам,
Да грозят друг дружке,
Яд свой страшный, ядовитый
Пьют с небесной кружки.
1963
Нет, я не Есенин, я другой
А песни мною все те ж пропеты
Но так же, как и он, с печальной русскою душою,
Теплом и счастьем не согреты.
Я в жизни мало счастье пил,
И песнь души моей не спета.
Но часто в горе плавал я
Как одинокая планета.
Среди мужчин я не увидел друга,
Я слишком был от всех далек.
А женщин пламень сердца мне обуглил,
В груди остался вместо сердца уголек.
Теперь я человек без сердца,
Душа моя взметнулась к небесам,
А сгусток нервов потрясенных
Кричит мне – виноват ты сам.
Теперь не кайся пред святыней,
Напрасны страстные мольбы.
Не смог унять своей гордыни
И не ищи иной судьбы.
1965
Режет, колет мне грудь иногда,
И дышать тяжело порой,
И такая тупая тоска,
Хочешь – плачь, хочешь – волком вой.
О, проклятье тех прежних лет
Ты осело, как яд в груди,
Дайте сердцу стальной жилет,
Разум мой от судьбы огради.
А вы, нити встревоженных нервов,
Страшный ком из страданий и зла,
Вы устали ужасно, наверно,
Жизнь вам тяжкий удар нанесла.
И глаза, что видали дикость и бесправье,
Жестокий закон. Доведется ль вам
Насладиться и увидеть
Людской эталон.
Может быть мне осталось немного
Тяжкой жизни тащить упряжь,
Может, вытащу с грязи ноги
И, обмывши водой родниковой,
Зашагаю на чистый пляж.
Там я буду лежать в блаженстве
Под загаром теплых лучей
И забуду все прежние боли
И потоки людских речей.
1965
Мне тридцать скоро, тридцать,
А жизнь еще в тумане
Болтается, как лодка
В огромном океане.
И сколько жить осталось,
Где рок судьбы далекой,
Когда конец страданьям
И жизни одинокой?
И выдержу ли снова
Удар судьбы кинжальный
Иль поскачу этапом,
Дорогой длинной, дальней.
А там зима и вьюга
И шум тайги угрюмый,
И сердце леденеет,
Закованное думой.
Тогда отрадой будет
Мне хладный склеп могилы,
Когда паду на землю,
Отдав остатки силы.
Там темнота и холод,
Земли спокойный сон,
И тело недвижимо,
И мозг не воспален.
(в минуты тяжкого раздумья, 1965)
Разнесите по свету кручину
И меня окропите слезой,
Может завтра я где-нибудь сгину
И усну под ракитной лозой.
Рядом речка покатится к югу
И вольется струей в океан,
И протянет мне руку, как другу,
Я забуду про зло и обман.
И теченьем лаская мне кожу,
Каждый нерв, воспаленный в бреду,
Может стану я краше, моложе
И конец свой печальный найду.
И струей беспощадной и сильной
В океан мое тело снесет,
Я останусь в пучине бессильный,
И Нептун вмиг меня заберет.
Ночь, 27 февраля 1997
Заболела моя Томуля
И в печали сидит у окна.
А на небе сияет до дури
Раскрасавица наша луна.
Небо – синь непроглядная,
Дали словно скрылись в туманной дали,
Где ж вы годы мои пробежали,
Словно грезы в объятьях любви.
Был я молод, не ведал печали
И с тоской никогда не дружил,
И часы моей жизни бежали,
Словно кровь из натруженных жил.
А теперь на закате той жизни,
Что промчалась конем на скаку,
Я скупее в желаньях стал трижды,
Каждый миг сохраню, сберегу.
30 августа 1998, ночью на даче
Где парус мой блуждает в пустыне океана,
И челн волна бросает на гребень или в яму?
А кто в челне безумный, что ищет он мятежный?
Иль навсегда расстался со счастьем и надеждой?
В его руках послушный парус,
А челн – игрушка его рук,
Куда ты мчишь судьба страдальца,
Где бросишь якорь его мук?
Быть может буря встанет с воем
И челну прегородит путь,
Но он смеется сам с собою,
Он хочет плыть, а не тонуть.
Куда его теперь забросит
Коварный вихрь наших дней,
И где он станет не изгнанник,
А человек среди людей…
1965
Бывает порою мне так тяжело,
Душевная драма далеких дней.
О, если б навеки забылось оно,
Я был бы счастливее всех людей!
Ошибки ненужные юных лет
На мне висят, как плохой эполет,
И если б я снова те годы вернул,
На жизнь по-иному, наверно, взглянул.
Не стал бы я лазить по жизненной грязи
И чистить людские грязные души,
Безумец, зачем столько сил расточал?
Их грязь засосала по самые уши.
Та женщина, которая стала женою,
Мне яда влила в нутро больное,
Добавила горсть отравы едкой,
Была не женою, а просто соседкой.
Ее я вырвал из сердца больного,
Нет больше там места для яда такого,
И только лишь стал я озлобленный, злей
С презреньем гляжу на страданье людей.
Пусть каждый найдет в себе силы комок
И вырвет из сердца грязный кусок,
А если он пал на колени пред ним,
Тогда мы презреньем его обдадим.
И каждый простой и смертный мужик,
Будь нищий последний – пред ним он велик.
Он волен как птица, смеется и плачет,
А тень низкой девы за ним не скачет.
Так я, как и он. На коне свободы
Скачу во всю прыть, мне не страшны невзгоды.
Я стал так спокоен, как прежде бывало,
И жизнь во мне снова огнем заиграла.
1965
Молодость моя, как поезд скорый
Улетела вдаль, колесами стуча,
И потухли сердца светофоры,
И остыла кровь, как пламень горяча.
И ничто в душе моей разбитой
Не напомнит вмиг о прежних днях.
Силуэты женщин – все забыто,
И пожар страстей остыл на тлеющих углях.
Я теперь не тот, как прежде —
Разум стал над чувствами вершить,
Не могу, как раньше, страстно, безмятежно
Вспыхнув вмиг – томиться и любить.
Да! Сам я изменился сильно,
Меня теперь уж не узнать,
А многие, не поняв этой перемены,
Меня чуждаться станут и ругать.
Но не коснется голос их моих ушей,
Напрасно они меня взывают к прежним дням,
Потух тот пламень, как туман атласный,
И холод вполз к моим грудям.
1968
Когда за тридцать подскочило,
И говорят, что сил вагон
Не верь ты сказкам,
Друг мой милый, —
Душой изрезан ты,
Испепелен.
Какая редкость в силе тела,
Когда душа горит огнем,
И ночью в тьме кромешной
Вспышки —
Светлей становится,
Чем днем.
А ведь нельзя гореть так вечно,
Запас энергии иссяк,
И жизнь у всех не безупречна,
Бежит то прямо, то наискосяк.
Я не жалел огня и тела,
Отдал по каплям пыл души,
Жизнь молодая пролетела,
Живи теперь и днями дорожи.
Но лучше молодым сгореть,
Чем тлеть всю жизнь пахучим дымом.