Где найти источник той силы, которая могла бы одолеть ту черную неодолимую энергию жестокой, бесчеловечной повседневности, стремящуюся с какой-то сатанинской алчностью, как можно быстрей, зарыть нас еще живыми в землю? Нигде и ни у кого, кроме как у очага наших славных предков, у отцов и матерей.
Чем ближе подходишь к последней своей черте, тем больше понимаешь, что ушедшие в Вечность предки продолжают идти впереди тебя по искривленным полям пространства-времени. При этом понимаешь, что огромную роль здесь играет событийно-временной фактор – тебе непременно предстоит одолеть пройденный некогда твоими предками путь и завершить его совершенно неожиданным образом, ибо обстоятельства и причины ухода человека в Вечность многовариантны и непредсказуемы.
Идущие впереди никогда не возвращаются. Это надо признать и с этим нужно смириться. Их уход в иной мир воспринимается многими из нас как военные невозвратные потери и вызывает в наших душах чувство непоправимой вины, как будто это мы, потомки, в первую очередь виноваты в преждевременном уходе своих предков. В основном это так. Идущие впереди нас предки все свои трофеи, добытые в сражениях с безжалостным рациональным миром, оставляют нам. Мы же бездумно пользуемся плодами побед идущих впереди по своему усмотрению, и зачастую бываем при этом крайне эгоистичными, черствыми и неблагодарными…
Ничем не искупить нам вину перед своими предками. Лишь светлая память о них, тихая поминальная молитва и наши зримые дела, посвященные им, смогут в какой-то мере утешить нас, озарить светлой печалью наши души.
Идущие впереди не возвращаются, не повторяются и не воскресают во плоти. Природа не терпит полных повторений, у Творца Вселенной имеется бесконечное множество вариаций и метаморфоз на эту электромагнитную тему. Не будем рабами великих мировых заблуждений, пора перестать жить иллюзиями и самообманом.
Не будем роптать духом и напрасно скорбеть сердцем. Лучше мудро и покорно пойдем вслед за идущими впереди. Пойдем по стопам своих дедов, отцов и матерей, по тернистым путям новейших странных времен, с их острыми, опасными гранями и тончайшими, роковыми нитями, от которых изначально зависит так горячо желанное спокойное состояние души.
Ничем не искупить нам вину перед своими родителями, героически выжившими в нечеловеческих условиях российской действительности, ничем не искупить нам вину перед старшим поколением, перед гражданами несчастной бывшей державы.
Мы плохо относились к своим ветеранам всех войн, еще хуже относились мы к инвалидам этих войн и труда. Ни один народ цивилизованного мира не относится так бездушно и подло к своим предкам, как мы.
Наша вина перед старшими поколениями заключается в том, что мы не смогли в 90-е годы ХХ века вернуть в нашу жизнь здравый смысл, природную совесть и добрые национальные традиции. По большому счету мы обязаны были возвести в ранг национальных героев наших стариков, сумевших достойно пережить все «великие переломы» славянской души в эпоху большевистского ига и прочих социальных, катастрофических «перестроек» и криминальных революций прошлого века.
По большому счету, мы, сыновья и внуки наших стариков, сами отказались от своих национальных ценностей, традиций и верований ради западноевропейской чечевичной похлебки.
Это мы позволили ветеранам войны и тыла усомниться в своих великих победах, ради которых ими была пролита Большая Кровь. Это по нашей вине многие из ветеранов-победителей на пороге смерти задавали себе страшный вопрос: «Неужели все напрасно?» (Виктор Астафьев).
Это мы, их дети и внуки, виноваты в том, что в конце ХХ века, они бессовестным образом были унижены и ограблены новоявленными бандитами и проходимцами от власти. Это мы покорно отдали народное добро, нажитое страшной ценой всеми нашими предками социальным паразитам разного рода, и тем самым лишили смысла прожитую жизнь старших поколений. Это мы виноваты в том, что в 90– годы наши старики рылись в мусорных контейнерах в поисках пищи, промышляли нищенством, умирая в одиночестве без последнего причастия и утешения. Никогда не забыть тех мрачных лет, когда обнищавшие родственники, за неимением средств, хоронили своих стариков в целлофановых мешках…
Мы предали своих стариков, мы трусливо предали и продали отчий дом, сделали все возможное для того, чтобы родная земля стала для нас и наших потомков чужой и враждебной. Кто мы сегодня? Сегодня мы невольные и слабодушные соучастники третьего великого грабежа России, бездумные кромешники и разрушители:
Смиренные люди, наивные звери
В бессрочное рабство продали себя,
Врагам отворили державные двери,
За стол усадили… под образа.
Наши предки, даже пройдя через кровавый сатанинский неестественный отбор, сумели дать миру множество славных имен во всех сферах созидательной деятельности, а мы – ни добрых дел, ни настоящих героев, ничего и никого, кроме целого сонмища алчных хищников, предателей, социальных паразитов и примитивных потребителей, несметных легионов рабов желудочно-кишечного консюмеризма.
Среди нас нет героев нашего времени. Эпоха великой Смуты, общество предателей не приемлет национальных героев.
Нам нет прощения, наше поколение не достойно покаяния, ибо мы давным-давно лишены божественного благословения, прокляты и убиты еще в середине «лихих» 90-х годов по непреложному Закону вселенской Кармы.
Старое великое отходит. Нарождается ли великое новое? Другие проявились люди, другие стали и характеры: закал стал не тот теперь, что был прежде, мельчают и вырождаются люди нравственно и физически.
Остались только наши братья по заднему разуму – морально убогие и нравственно неизлечимые. Одиноко, бесприютно, скучно и бессмысленно жить здравомыслящему человеку среди таких двуногих особей.
В ком и в чем можно найти моральную поддержку, утешение и мудрое наставление на этой юдоли скорби? Какой труд нужно избрать нам, чтобы плоды его не стали добычей тех, кто вообще не сеет и не жнет?
Ответы на все эти вопросы могут дать только идущие впереди, в первую очередь наши родители (да будут благословенны светлые имена их!). На более сложные вопросы могут дать ответ Учителя жизни и нравственности, жрецы и пророки (да будут трижды благословенны деяния их!).
Но часто ли следовали мы советам и наставлениям своих родителей, учителей и пророков нашего времени и прошлых эпох? Нет, и еще раз нет. В этом отношении мы зачастую были глухими и неблагодарными. А посему нам нет, и не может быть прощения…
Не всякий исследователь новейшей русской истории может сегодня вспомнить период благоговейного почитания нашими гражданами своих великих современников – отечественных писателей, художников, поэтов, философов и мыслителей. Почти все они подвергались хуле, оговору, клевете современников, на них писали доносы, по которым их преследовала и убивала власть. И каждый из нас был невольным или добровольным соучастником в прямом или косвенном убийстве этих знаковых фигур своей эпохи,
«…где в плоть вбивают ржавый гвоздь
И призывают к соучастью…»
За всю свою жизнь наше поколение отучилось чтить и уважать своих родителей так, как это было принято во времена древнего язычества и раннего христианства. Соответственно, мы не способны глубоко уважать учителей и пророков нашего времени, чтить их наравне со своими родителями, как умели это делать славные эллины. Мы – потерянное поколение, ибо для нас нет великих авторитетов и у нас нет великой идеи.
Мы всегда были щедры на осуждение своего ближнего и дальнего, но очень скупы на похвалу и добрые слова в адрес талантливой и неординарной личности. Пройдя школу коммунистического воспитания в СССР и оказавшись в условиях буржуазно-криминальной России мы окончательно утратили остатки человечности и превратились в черствых манкуртов-потребителей. Прямые и побочные потомки советских антропофагов, мы пусть и опосредованно продолжаем мучить друг друга, убивать морально и психологически лучших своих сограждан.
Этот скромный сборник стихов – дань светлой памяти ушедших недавно от нас в Вечность родных по крови и духу близких людей. Почти все они, уходя из жизни, убедительно просили автора в своих произведениях выразить в любой литературной форме свой личный взгляд на эпоху, которая медленно и верно убивала их, дать ей свою оценку в исторической перспективе самой России.
В своих предсмертных пожеланиях они определяли тематику и хронологический период будущих произведений автора. Одних волновали засекреченные трагедии советской истории, которые были ими лично пережиты. Некоторых интересовали негласно табуированные в нашей стране темы, связанные с духовно-нравственным кризисом постсоветского общества. Другие искали и не находили причин возникновения в стране неистовой, умопомрачительной Смуты и связанного с ней третьего великого Грабежа нашей Родины…
Так, например, отец автора – Геннадий Иванович Апостолов (1916-2004), ветеран Великой Отечественной войны, участник Сталинградской битвы, кавалер многих боевых орденов и медалей, перед смертью просил обязательно рассказать потомкам всю правду о войне большевиков со своим народом. В частности он хотел поведать миру, как свои свидетельские показания, так и показания своих родных и знакомых об искусственном голодоморе 1932-1933 годов, о чудовищной смертности и людоедстве в самых хлеборобных регионах страны.
Другой ветеран войны, российский культуролог и лингвист, профессор, академик РАЕН Степан Петрович Мамонтов (1923-2001) оказывал автору этих строк большую моральную поддержку при написании документально-психологического романа «Княж-Погост» и считал, что этот роман должен в яркой и наглядной форме показать потаенные, скрытые силы, истоки и происхождение криминальной революции в современной России.
Степан Петрович Мамонтов считал, что дремавшую в недрах советского общественного строя криминальную революцию разбудило высшее международное начальство (масонство) через тайный подкуп продажных лидеров советской партийной номенклатуры и готовых на все молодых хищников из ЦК ВЛКСМ.
«Тайна масонства – это тайна тотального беззакония и политических провокаций», – неоднократно повторял Степан Петрович, когда заходила речь о смертельных реформах наших «младореформаторов» и либералов в конце 90-х годов, на стыке двух веков и двух тысячелетий.
Огромную моральную и информационную поддержку автору оказал в свое время замечательный специалист по истории Русской Катакомбной церкви, истории дворянской усадьбы и быта, художник-иконописец Алексей Глебович Смирнов (1937-2009). Алексей Глебович считал, что современный писатель должен быть честным свидетелем своей эпохи, что автору этих строк с его знаниями о своем времени и информационным багажом преступно писать стихи и прозу на отвлеченные темы.
Такого же мнения придерживался и Макар Михайлович Бим-Бад (1945-2010), автор единственного сборника замечательных оригинальных психологических, историософских рассказов «НО…» (М.,2003), которого по его собственному признанию смертельно угнетало глубинное омерзение к эпохе наглого торжества монетаризма на фоне стремительной деградации и вырождения российского народонаселения.
Именно он и А.Г. Смирнов оказались первыми критиками, которые дали положительные рецензии на роман «Княж-Погост».
Огромное влияние на творческий потенциал автора оказал выдающийся социолог и философ, писатель Александр Александрович Зиновьев (1922–2008). Именно он благословил автора на написание научно-популярной книги о политическом доносительстве в России. («Как продать ближнего. Донос как способ существования». М. Изд-во УРАО. 2003). Кроме этого Александр Александрович дал автору этих строк несколько ценных профессиональных советов, касающихся применения «неконвенционного оружия» в условиях современных информационных пси-войн.
Дальнейшему развитию своего философско-поэтического творчества автор также обязан не менее оригинальному интеллектуалу нашего времени Владимиру Николаевичу Никитину(1949-2010), доктору исторических наук, профессору Российского университета дружбы народов, автору книги «Философия Вечности» и другим не очень известным и совсем неизвестным современной публике личностям с большой буквы.
Автор глубоко признателен этим ярким людям. Именно их бескорыстное служение русской культуре и русской мысли вдохновляло автора, давало ему силы преодолевать непреодолимую силу «культуры повседневности», социально-политического и общественного морока.
Что-то из их наказов автору удалось осуществить, что-то нет. Но автор старается не падать духом и стремится в меру своих сил и возможностей продолжать дело своих замечательных соратников, единомышленников и Учителей-наставников.
Автор понимает, что создание серьезных художественных произведений подобно воздвижению храма своей души. Это – тяжелая и мучительная работа, полная отчаяния, разочарования в себе самом и в людях, приносящая душевные раны и увечья.
Для кого созидаешь свою храмину? Для себя, отвечают некоторые коллеги-лирики, эпигоны салонной поэзии. Для людей, отвечают поэты-философы, альтруисты и мизантропы. Но не соглашается внутренний голос ни с теми, ни с другими.
Одно утешает: неблагодарная и почти безнадежная работа души дает тебе по ее завершению некоторое удовлетворение. Об этом хорошо сказал Александр Александрович Зиновьев: «Акт творчества сам по себе награда. Я сказал свое слово и тем самым вознагражден сполна».
Светлая память всем моим славным современникам, родным и близким, живым и усопшим. Всем, всем, которые активно присутствовали в моей жизни и продолжают быть в ней поныне.
Уходят мыслители и властители дум, та «соль земли», без которой любое общество подлежит в итоге гниению и распаду. Сколько ярких личностей советской эпохи ушло от нас на стыке двух тысячелетий? Очень много. Не пора ли составлять новый скорбный список жертв Смутного времени конца ХХ века?
Из самых значимых и невосполнимых потерь по праву можно считать уход в мир иной философа и социолога Александра Александровича Зиновьева и писателя-историка Александра Исаевича Солженицына.
Ушли в Вечность два выдающихся мыслителя современности, но их роль и значение в русской культуре и российской общественной мысли, увы, еще до конца и глубоко не осознаны их современниками.
Зиновьев ушел тихо, провожаемый верными учениками и последователями, родными и близкими. Солженицын же – шумно, при стечении многочисленной толпы. Но в стране почему-то не был объявлен траур…
Я благодарен судьбе за то, что она свела меня пусть и на краткое время с этими крепкими стоятелями за Правду и Справедливость. И соответственно, с моей стороны было бы некрасиво не сказать о них несколько добрых и благодарных слов.
Вся история болезни человечества, и славянских народов в том числе, – в каждой слезе постоянно умирающей культуры. С каждым уходом носителей отечественной культуры ослабевает и моральный стержень общества.
Мне посчастливилось общаться с ними на темы, связанные с дальнейшей судьбой русского народа, в конце 2001 и в начале 2002 гг., на пике глубокого, затяжного духовно-нравственного кризиса России.
А посему, вспоминая одного, я не могу не вспомнить другого, потому что между этими, казалось бы, разными на первых взгляд мыслителями, есть и нечто общее: глубокий реальный анализ и заодно с ним утопические идеи в их исторической перспективе.
Оба – фигуры цельные, неординарные и противоречивые – являются для нас образцами настоящего гражданского мужества в единоборстве с окаянным, лукавым миром. Солженицын был ортодоксальным православным, глубоко переживавшим сложное и мучительное становление Русской православной церкви после почти векового гнета насильственного атеизма; Зиновьев же по его собственному признанию считал себя «верующим безбожником», имел в душе свой храм и «сам себе был государством».
Зиновьев и Солженицын еще раз доказали современникам, что разум человеческий, увы, не замечен среди причин исторических процессов.
Оба считали, что если признавать социальные явления и реформы визитной карточкой цивилизации, то эти «судьбоносные» факты и процессы окончательно разрушают легенду о разуме человечества, древнюю легенду о Человеке…
Все человеческие мировоззрения, по их мнению, сходятся сегодня в том, что общение человека с Истиной никоим образом не может напоминать нам общение человека с человеком.
Образ человека с его человечностью становится все более неясным и размытым, продолжается стремительное крушение того образа человека, который был взлелеян всей культурой сложившейся цивилизации.
По мнению Зиновьева, абсурд реальности, выполнив свою социальную функцию, умирает, но накануне издыхания обязательно плодит себе на смену крепкое потомство абсурдов-антиподов, чтобы всем поколениям граждан казалось, что именно с них, именно сегодня, а не вчера, начинается долгожданная новая жизнь и начинается с нуля история цивилизации.
И если общепризнанной и величайшей заслугой Солженицына является разоблачение в мировом масштабе злодеяний тоталитарного большевистского режима, то, величайшая заслуга Зиновьева заключается в том, что он как всемирно известный ученый-логик, философ и социолог, первым дал научный диагноз реальному коммунизму: вырождение, стагнация и неминуемый распад, полное разложение.
Зиновьев первым назвал нынешнее психическое состояние российского общества общим умственным расстройством и перманентной драмой человеческого ума. Он считал, что в российском обществе становится все меньше людей, желающих понимать и анализировать происходящее, а мыслящим людям при этом приходится «опасливо скрывать признаки своего разума».
Зиновьев как ученый-логик, социолог, философ, социальный писатель и поэт утверждал, что знание истины сегодня стало совершенно необязательным условием для процветания так называемой «реальной жизни сложившегося общества», то есть истина занимает людей чисто символически, но жизненного значения не имеет.
В этом и заключалась, по мнению Зиновьева, трагедия «Правдеца» (Солженицына – А.А.), который “не понял, что мы уже давно живем в обществе запредельной абсурдности, где возникла проблема неразличимости правды и лжи. Солженицын, по мнению Зиновьева, «не учел того, что с помощью западных политологов в России создано такое гражданское право и такая техника блокировки разума, что «россияне» давно смирились с тем, что между истиной и ложью регулярно ставится жирный знак равенства”.
В России, считал Зиновьев, создана такая оптимистическая ситуация, что доводы разума и угрызения совести для благополучного обывателя уже не имеют никакого решающего значения, а сам разум в его глазах начинает выглядеть глупо.
Зиновьев был одним из первых после ученых-социологов Пола Кеннеди и лауреата Нобелевской премии Мориса Аллоэ, сумевший в понятной и яркой форме изложить суть монетарных игр, которые состоят из двух, апробированных на практике в разных странах этапов.
Для полного победного торжества монетаризма, объяснял Зиновьев еще в 2001 году, нужна была полнейшая безысходность, абсолютная безвыходность, глубочайшее отчаяние, доводящее многих российских аборигенов до мысли о суициде. Эту мысль выдающегося социолога и философа позднее дополнил философ Анатолий Куракин в своей книге, посвященной блистательному шествию монетаризма в России:
«Надо было создать в России такие условия, чтобы заплакали невинные дети, чтобы жены стали бросать своих детей и мужей и уходить от унизительной бедности к держателям денежных знаков. Надо было сделать так, чтобы естественные, природные богатства страны и невосполнимые энергоресурсы стали намного порядков дешевле фальшивых и виртуальных денежных знаков. Словом сделать так, чтобы от денег стало зависеть множество таких дел, которые по существу от них никак не могли бы зависеть. Надо было сделать так, чтобы доллар съел в России все – духовное и материальное».
И «младореформаторы» во главе с Ельциным сделали все возможное для триумфального шествия по просторам России монетаризма новой формации, с его новым видом социально-экономической и информационной оккупации.
Сегодня в российском обществе восприятие денежных знаков прочно заняло место инстинкта самосохранения цивилизованных граждан. Люди творческого, производительного, созидательного труда обречены. Ремесленники, шахтеры и земледельцы стали реликтовыми персонажами нового общества. В стране оказалось около 50-ти миллионов так называемых «лишних трудоспособных русских».
Оба мыслителя довольно мрачно смотрели на будущее этнических русских вообще и «советских русских» в частности.
Зиновьев, например, считал, что распад России есть одновременно и деградация русского народа, являющаяся следствием умышленного геноцида русских (в основном, русского крестьянства как извечного оплота тысячелетней Руси).
Русскими почти утрачен высокий уровень нравственности. Зиновьев считал, что моральная деградация началась в советское время, Солженицын же утверждал, что эта беда проявилась намного раньше, после революции 1905 года.
С утратой нравственности русские утратили присущую им человечность и интеллектуальный потенциал. Без этих двух созидательных составляющих Россия уже потерпела поражение в информационной войне.
Зиновьев первым не побоялся назвать ельцинский режим «посмертным выкидышем советской империи, полностью утратившей системное управление, основанное на коммунистической морали и страхе».
Установление демократического режима в России и расстрел Дома правительства из танков он назвал бунтом вчерашних идеологических лакеев и освобожденного от человеческих и божьих законов профессионального интернационального криминала.
Зиновьев как «верующий безбожник» первым имел мужество сказать, что наша демократическая «элита» – прямая наследница советской партийной элиты и держится на трех догматах дьявола.
Первый догмат: относительность и бессмысленность нравственных оценок. Сегодня, как и прежде, общество не любит непорочных пророков и правдолюбов, и чтобы быть в числе «элиты», индивид должен иметь некий значительный моральный изъян, низводящий его до обще-уродливого, дегенеративного уровня.
Отсюда вытекает второй догмат дьявола: для «элиты» нового общества все мы («простой народ») – быдло, в лучшем случае, «навоз истории», как некогда сказал о славянах ярый русофоб Карл Маркс.
И третий догмат: предай и продай ближнего своего. В нашем обществе, как и в советском, продажность и предательство – догмат бытия.
Сегодня само общество рождается как акт предательства к породившему его прошлому. Предательство есть характерное проявление обрыва всех тех связей между людьми, благодаря которым возникла человечность, не уставал утверждать А.А. Зиновьев в своих книгах и публичных лекциях в МГУ.
Предательство оборвало человечные связи любви даже в семье, они оказались чужеродными и ненужными в стране «новых русских». Между кризисом патриотизма и предательством правящих сил страны есть прямая зависимость, считал Зиновьев.
Оба мыслителя поощряли в молодых смелость мысли и оригинальную самостоятельность суждений, призывали молодежь знать, понимать, осмысливать и переосмысливать славное и трагическое прошлое своего народа, без чего невозможно развитие в человеке глубинного настоящего чувства Отчизнолюбия.
Солженицын и Зиновьев, в порядке назидания творческой молодежи не уставали утверждать, что радость познания мира обязательно должна быть сопряжена с душевными страданиями, «в которых мы моем больные сердца». Об этой двойственности познания хорошо сказал в одном из своих стихотворений современный весьма одаренный поэт Михаил Фридман:
Известно все заранее
О жизни. И спорить надо с ней, поняв,
Что боль познания, познания важней…
Зиновьев разделял суждения Д.С. Лихачева о проблеме личности и власти, и считал, что совестливые порядочные люди нетерпимы к власти не как к таковой, а нетерпимы к несправедливости исходящей от власти.
Зиновьев призывал своих учеников и последователей активно проявлять гражданское мужество, не отмалчиваться, всегда высказывать свое мнение даже в случаях тупиковых, когда все глухо, даже когда ваш голос – будет «гласом вопиющего в пустыне».
Александр Зиновьев не уставал повторять: путь делателя добра не имеет принципиального конца. Этот путь может оборваться по независящим от человека причинам, но это будет всего лишь конец жизни, но не конец пути…
Их воистину стоическая жизнь, их труды, дела и мысли еще раз подтвердили полное ничтожество и убогость духа значительной части их современников, особенно тех, чьим хлебом было и остается идеологическое угодничество.
Своей жесткой, бескомпромиссной критикой советского и постсоветского общества они обосновали, пожалуй, самую насущную проблему современности: ради спасения жизни на Земле человечеству необходимо новое мировоззрение и совершенно новый тип общественного устройства, ибо все прежние и современные формы власти безнадежно морально устарели и представляют угрозу для существования всех народов мира.
Они первыми проявили свое гражданское мужество и указали власти ее истинное место и ее роль в государственно-общественном устройстве: охранять общество от всего безумного, плохого и дурного, что вредит национальным интересам.
Они до конца жизни не уставали повторять одну и ту же истину: без труда праведного и созидательного, основанного на нравственном законе, никогда не возродить могущество России и не обеспечить процветание ее народа.
Здесь мне хочется подчеркнуть одно обстоятельство: Зиновьев, уйдя из жизни, оставил после себя множество учеников и последователей в области социологии и философии, создал свою научную школу; Солженицын же – никого, ни в области литературы и публицистики, ни в сфере истории философии и высшей социологии.
В последние годы жизни в Александре Исаевиче мало чего осталось от того прежнего крепкого «теленка», который некогда бодался с дубом. Сказывался многолетний результат нездоровых обстоятельств, противоестественного положения, в котором он находился, как писатель. Одновременно с этим в нем крепло убеждение в несокрушимости новой власти, возникшей на развалинах советской империи.
Когда у него в беседе со мной зашла речь о русской национальной идее, о единении русских, он впал в крайнее возбуждение и часто повторял как заклинание одно и то же: «Анатолий Геннадьевич, Вы помните слова из одной песни эпохи застоя? «У советской власти сила велика…». Так вот, у нынешней власти эта сила крепче во сто крат прежней. У нынешней российской власти установился тесный союз с Западом, общий бизнес и общий взгляд на судьбу России.
Наши чиновники убьют русскую идею сразу же в зародыше, они не допустят единения русских, им чужды национальные интересы россиян. Это одно, а другое – я не вижу сегодня на политическом горизонте ни одного стоящего национального лидера и стойкого оппозиционера. Сразу же скажу: всякие попытки объединить русских в крепкое национальное ядро обречены на провал. Любое национальное общественное движение будет так или иначе ошельмовано, дискредитировано или грубо куплено властью. С ним нынешние демократы поступят так же, как недавно они поступили с «Конгрессом русских общин» генерала Лебедя. Они купили его, оставив русских патриотов в дураках».
Надо признать, что общаться с Александром Исаевичем простому человеку было непросто, ибо от всемирно известного собеседника веяло вселенским холодом и величием небожителя. Слава испортила его: простой и общительный прежде, он стал надменным и недосягаемым.
Солженицын не терпел возражений, даже весьма осторожной и корректной критики, в свой адрес. В таких случаях он быстро раздражался, сердился, хмырился. Недаром, некоторые весьма авторитетные люди, которые отбывали с ним свой срок в лагере, рассказывали, что у зэка Солженицына была кличка «Хмырь», что был он там гневливым, нелюдимым и скрытным человеком.
В условиях перманентной неволи тем более трудно стать «властителем дум» и Учителем нравственности в своем Отечестве, на роль которых он, несомненно, претендовал.
По существу, у Солженицына не было своего учения, кроме знаменитого призыва к россиянам «жить не по лжи» и утопического в условиях бандитского капитализма проекта «Как нам обустроить Россию».
В этой социальной программе он, пренебрегая катастрофическим состоянием русского народа, советовал властям вторично колонизировать малолюдные территории Сибири за счет массового переселения русских из обжитой ими европейской части России.
Многие общественные деятели и ученые, писатели, политики приняли этот проект Солженицына в штыки и назвали его антирусским, а его автора объявили «двуликим Янусом», который, будучи православным русофилом, льет воду на мельницу либералов-интернационалистов
Например, представители Русской зарубежной православной церкви безуспешно пытались выяснить истинную мировоззренческую и политическую ориентацию Александра Исаевича: «Его сразу не поймешь. Не то он раскольник Аввакум, не то апологет неохристианства, масон. Солженицын-христианин и смирение – вещи несовместимые». В кругу творческой ортодоксальной советской интеллигенции Александр Исаевич характеризовался как «загадочная, одержимая тщеславием и непомерной гордыней, злопамятная и всех презирающая личность, в психологии которой проявляется невероятное самомнение, подобное непогрешимости Папы Римского» (А. Г. Смирнов).
Почти вся публицистика Солженицына вызывала у русских и советских патриотов яростное возмущение. Даже его знаменитое «Письмо вождям СССР» в среде советской интеллигенции было названо ни чем иным, как «плодом сумасшедшего психопата». В его социально-исторических трудах современники отмечали нехороший, фарисейский привкус утопии, много наивной импровизации в исторических прогнозах и оценках, детских иллюзий по отношению к властителям судеб. Многих профессиональных историков раздражала его манера говорить всякий раз как бы от лица самой Истории. Деятелям советской культуры не нравилась его заносчивость, непомерная, нескромная самоуверенность в суждениях по многих вопросам искусства.
В такой атмосфере недоброжелательности и отторжения у Солженицына не могло быть учеников и духовных последователей. Даже став скандальным социально-общественным рупором инакомыслия в эпоху «холодной войны», и триумфатором по возвращении в демократическую Россию, Солженицын не смог стать национальным героем России, в своем роде пророком Исайей ХХ века.
Для меня до сих пор остается загадкой весьма активная причастность писателя Солженицына к одной весьма типичной фальшивке психологической войны Запада с СССР под провокационным названием «Кто автор «Тихого Дона?»
Я с большим интересом следил тогда за ходом этой международной научной дискуссии видных ученых-славистов, лингвистов и литературоведов из ряда университетов США и Славяно-Балтийского института в Осло, статьи которых в русском переводе появлялись у нас в самиздате. Меня поражало то, что никто из ученых-литературоведов и лингвистов, использовавших тогда метод лингвистической статистики, не усомнился в авторстве Михаила Шолохова, никто не обвинил его в плагиате, за исключением одного человека – лауреата Нобелевской премии, писателя Александра Солженицына…
Чем был вызван такой некрасивый поступок Солженицына? Кто надоумил писателя таким образом «лягнуть» другого лауреата Нобелевской премии? До сих пор в писательской среде бытует мнение, что это было своеобразной местью Шолохову, который имел неосторожность выступить в 1958 году против Пастернака и его романа «Доктор Живаго». В связи с этим, до сих пор бытует стойкое мнение, что Пастернак никогда бы не получил Нобелевской премии, если бы не написал антисоветской книги. То же относится и к Солженицыну с его «Архипелагом ГУЛАГ».
Если это так, то можно сделать вывод, что Солженицын стал жертвой большой политической закулисной игры, что написанные им введение и заключение к книжке «Стремя «Тихого Дона» являются «заказными».
Злые языки по-прежнему утверждают, что якобы платой за эти «экспертные статьи» писателя было почетное гражданство США. В это с трудом верится, ибо для лауреата Нобелевской премии Солженицына американское гражданство, даже почетное, уже не было таким актуальным.
Кроме этого, у Солженицына, неплохо знавшего потаенную историю большевистской России, против Шолохова-человека имелись более веские аргументы, чем обвинение в грубом плагиате. Здесь имеются в виду документальные материалы, касающиеся устроенного большевиками геноцида русского народа в первой половине ХХ века из архива так называемой политической разведки Сталина и архива Имперской разведки графа А.Г. Канкрина.
Эти секретные архивы загадочным образом в конце 80-х годов ХХ века очутились в Вашингтоне и в Лондоне.
В этом так называемом «сталинском архиве» несомненную ценность для Солженицына как писателя-историка представлял блок документов под общим названием «Коминтерн против России».
Вполне возможно, что среди подлинных документов в фондах архива сталинской политической разведки было много и фальшивок, изготовленных спецслужбами на самом высоком профессиональном уровне, такое наличествует во всех архивах разведслужб, ибо без них нельзя вести успешно информационные войны, но…
Но дело об уничтожении с помощью боевых газов Кубанско-Донской казачьей армии и о зловещей роли в этой страшной истории даровитого молодого писателя Михаила Шолохова является подлинным. А посему остается загадкой, почему заокеанские заказчики вместо этого документа подсунули Солженицыну другой компромат – наспех написанную диссертацию никому неизвестного автора-литературоведа.