По дороге к Ив я словно понемногу стал оживать. Окружающий мир потихоньку приобретал значение, а события последних дней уже не казались такими ужасными. Видимо, легкость, которую излучала Ив, передала… Стоп! Последних дней? Тут я ясно осознал, что не знаю, ни в каком я городе, ни в какой стране. Люди вокруг говорили на незнакомом мне языке. Кислорода категорически перестало хватать. На глаза мне попалась газетная лавка. Как обезвоженный Странник в пустыне бежит к оазису, так я побежал к газетам.
– Число! Мне нужно знать число. Боже…
С последнего ясного воспоминания до самолета прошло более трех лет. Газета выпала из моих рук. На первой полосе было сообщение о чудом не разбившемся самолете. Мои ноги отказались мне служить, уже в падении Ив подхватила меня и газету.
– Боже, три года. Три безвозвратно утерянных года.
– Тоже мне потеря. Многие, знаешь ли, теряли побольше, и ничего.
– Выходит, мне уже двадцать четыре.
Ив улыбнулась. Не знаю почему, я тоже улыбнулся.
– Пойдем, не стоит привлекать к себе внимание.
Через пару кварталов мы подошли к дому Ив. То, что это был её дом, я понял издалека. Кто ещё будет жить в двухэтажном кукольном доме в окружении небоскребов из стекла и металла. От этой мысли моя улыбка стала шире.
Преодолев кованую калитку и ядовито зеленую лужайку, мы оказались перед домом. Казалось, что он едва уловимо мерцает. Мне захотелось спросить об этом Ив, но решил, что это игра света, отраженного от небоскребов. Мы вошли, дверь, естественно, оказалась не заперта.
Внутри стало понятно, что дому не одна сотня лет и то, что он неоднократно перестраивался. От этого он стал напоминать лоскутное одеяло, состоящее из разных эпох.
Массивные подсвечники, масляные лампы, диодные светильники и крепления для факелов. Стулья всех видов и форм. Деревянные, кирпичные и каменные стены. Статуи, горгульи, обои и ковры всех видов, форм и стилей. Доспехи, огнестрельное и холодное оружие. Разноцветные колбы, банки и пробирки из стекла и металла. Множество предметов, о назначении которых я не мог догадаться. Были и такие, о назначении которых я и не хотел догадываться.
Всё было сброшено в кучи и было аккуратно разложено. Всё было забито этими предметами, каждый коридор, каждая комната, в которой мы оказывались. Увиденное походило то ли на диковинный музей, то ли на склад всякого хлама.
Чувство было, словно я – Алиса, а Ив – мой белый кролик. В конце концов, мы добрались до лестницы, в которой каждая ступенька была уникальна и не походила на другую. Перила были под стать ступеням. Они сочетали в себе всё, что только можно. Дерево и веревки, камень и стекло, картон и лианы, всевозможные металлы, пластик и неизвестно что ещё.
Сверху доносились звуки легкого вальса звучащего на патефоне. Я буквально опешил и, кажется, находился в бреду. Ив, поднявшаяся было на пару ступенек, повернулась ко мне.
– Извини за беспорядок. Просто мы используем первый этаж как склад, а гости редкость. Сейчас нам наверх.
Наверху мы оказались на обычной лестничной клетке. Пару дверей с номерами 1 и 2. Картина с корабликом, кадка с фикусом по центру. Вот, пожалуй, и всё. Мы проследовали в квартиру № 2. Мелодия доносилась из квартиры № 1.
Когда мы вошли внутрь, в коридор выбежали с криками «Гости! Гости!» большая кукла, плюшевый медведь и раскосый игрушечный заяц.
Скорей всего, я умер. Разбился в том самолете, и теперь в загробном мире кто-то забавляется с моими мозгами. Или же я так и не выдержал и лежу, пускаю слюни в комнате с мягкими стенами в психиатрической лечебнице.
Как я узнал позже, вечно всем недовольную куклу звали Сельма, она была постоянно чем-то возмущена, но при этом была очаровательно мила. Издалека её можно было бы принять за маленькую девочку.
Медведя звали Питер. Как и полагалось плюшевому, созданию он был неуклюж и невероятно добр.
Заяц напомнил мне самурая – холодный и сосредоточенный. Не удивлюсь, если где-нибудь на крыше у него был маленький сад камней. Все его звали Зеленым из-за нефритовых глаз-бусин. Все, кроме меня.
Но это было позже.
Из алых уст начавшей было говорить Ив стал исходить монотонный звук на подобии «сссссс…». Как и тогда с ищейками, время замедлилось. Игрушечный заяц с невероятной силой оттолкнулся от пола, в полете выхватил из подставки для зонтов катану. Приземлившись на стену, он пробежал пять маленьких шажков и вновь прыгнул. Моё тело словно окостенело и не сдвинулось ни на миллиметр, хотя я всеми силами пытался увернуться. Катана уже у шеи, а заяц в кимоно обнюхивает рану на щеке.
– Фууу. Пахнет ищейками.
– …той! Зелёный! Как ты обращаешься с гостем в моём доме!
Лицо Ив покраснело от гнева. В тот момент я испугался её больше, чем лезвия у моего горла.
– Прошу меня простить, госпожа. Но от молодого человека исходит запах мерзких отродий, я не мог не проверить. Также теперь он не только твой гость, но, возможно, и мой ученик. Он видел мои движения.
Все вокруг остолбенели.
– Ты, – взгляд его нефритовых бусин пронзил меня насквозь, – отныне называй меня Мастер.
Прежде чем хоть к кому-то вернулся дар речи, заяц спрыгнул на пол, не глядя закинул катану на место и величественно скрылся в глубине дома.
– Никогда не слышал от него так много слов, – произнес Питер.
– Что… Что это было?
– Оооо… – задумчиво протянула Ив, – Об этом позже.
И повеселев, когда к нам подбежала Сельма и взяла нас за руки, добавила:
– Сейчас же идем пить чай. Питер, поставь, пожалуйста, чайник и достань печенье из духовки.