Деду моему уже 60 лет. Живут они вместе с бабушкой в деревне. Держат куриц, свинью и для души – двух котов и собачку. Живут они не богато, как и многие в деревне, но и голодные никогда не бывают.
В деревне деда все знают и уважительно называют Петровичем. Проработал он на заводе трактористом целых тридцать семь лет, а сейчас уже на пенсии, но все же с завода не ушел – устроился охранником в проходной. Работает одни сутки из четырех. И почему-то, как ни зайдешь, у него всегда полная проходная рабочих. Смеются, в карты играют, курят, а иногда и выпивают. Любят его люди. Никогда ничего плохого о нем не скажут. Он людей тоже любит, и ко всем относится с душой. Любит он также за грибами ходить, за ягодой, за дровами, в согору с тележкой и рыбачить в общем, от природы все в дом несет. Но из всего этого все же больше он любит рыбачить. Целыми днями может на пруду или на речке сидеть. Бывало, приедет с речки на велосипеде, привезет полную кошелку пескарей и начинает рассказывать, какой у него карась огромный сорвался, да как он его тащил, а бабушка его подзадоривает, мол, ври, ври больше, хоть бы раз ты нам этого карася показал. Но это она не со зла, а чтобы завести его еще больше. А дед в азарте не понимает, что над ним подшучивают, и еще больше начинает доказывать. Интересно на него в этот момент смотреть. Но больше всего я люблю, когда он истории из своей жизни рассказывает. Обычно это бывает зимой, в морозные вечера, когда все поужинают, бабушка садится вязать носки или варежки, сестра Танюшка – рисовать, а мы с ним – в карты играть. Вот тогда я и начинаю его упрашивать рассказать мне что-нибудь интересное.
– Вот когда оставишь меня дураком в картах, тогда и расскажу, – обычно отвечает он мне.
Но сделать это не так-то просто. Дед у меня игрок умелый и всегда играет с умом. И вот, когда мне это все-таки удается, он начинает какой-нибудь рассказ…
– Был я, значит, на сенокосе. Далеко от деревни – километрах в пятидесяти будет. Это около самой тайги – матушки. Сутра меня туда забросили. А косилка у меня хорошая на тракторе стояла – сено штабелями падало. Все бы ничего, только жара днем невыносимая и мухи донимают. Но мне привычно – не в первой. Так до обеда промучился и пошел полежать под березкой, передохнуть. А косил я в тот раз дяде Мише. Вот, значит, лежу и думаю, что-то он с обедом запаздывает. И тут вижу – едет. Подъехал к самой березке и остановился. Вылез, посмотрел на меня, потом на покос и говорит:
– Я, слышь, чё, говорю-то – хорошо косишь. Смотри, че, привез-то, – доставая трехлитровую банку с медовухой и улыбаясь во весь рот, похвастал дядя Миша, – у старухи своей выпросил, говорю ей, дай винца-то, человек ведь сутра уже старается!
Ну, значит, пообедали мы с дядей Мишей. Особенно пирожки с капустой вкусные были, до сих пор помню. Выпили по кружечке и закусили этими пирожками. Потом еще выпили. В общем, так мы всю банку допили и спать, значит, оба завалились – крепкая медовуха оказалась.
Проснулся я часов в пять вечера. Разбудил дядю Мишу, отправил домой, а сам опять косить начал. Круга два еще сделал и слышу, что-то в косилку попало. Вылез я из трактора, оглядел косилку, а на ней кровь и клочки шерсти. В общем, молодого зайца-бедняжку подкосил. Ну, раз уж убил, думаю, так возьму домой – бабка на ужин приготовит.
Весь день я и прокосил там. Уже вечереть начало, а мне еще один круг оставался. Все, думаю, надо домой собираться, и тут, как назло, трактор заглох. Заводил, заводил – бесполезно. Ну, значит, пока я с ним провозился, уже совсем стемнело. Решил я тогда заночевать там, утром все равно меня хватятся, и кто-нибудь приедет.
Натаскал я дров, банку из-под медовухи наполнил водой из родника и решил зайца зажарить. Содрал шкуру с него, выпотрошил, надел на вертел и подвесил на рогатулины, которые с обеих сторон костра в землю воткнул. От обеда еще остались соленые огурцы, пара пирогов, вареная картошка и соль. Ну, думаю, поем сейчас и спать лягу, настелил себе травы скошенной, которая уже за день подсохла и, устроившись на ней поудобней, начал зайца над костром вертеть. Ночка выдалась теплая, и без ветра. Небо звездное-звездное и тишина кругом, только изредка где-нибудь лось затрубит, да птички поют. Деревья в стороне чуть колышутся, словно убаюкивают меня. А искры от огня, влетая ввысь, взрываются на тысячи маленьких огоньков-звездочек и разлетаются по небу, снова потухая.
Пока я наслаждался всей этой красотой, заяц чуть было не подгорел, хорошо я вовремя спохватился. Заяц поджарился до румяной корочки, которая звонко похрустывала на зубах. А о запахе уже говорить нечего. Наевшись досыта, я прилег на мою травяную постель и решил попытаться заснуть. Но голова была перегружена разными мыслями. И как я ни старался, уснуть все равно не смог. Так, отгоняя надоедливых ночных мошек и комаров, я пролежал примерно с час, а потом все же уснул. Сон мой был беспокойным и страшным. Проснулся я часа в три ночи в холодном поту. Но наяву меня ожидало, можно сказать, продолжение моего сна. В нескольких метрах от меня, напротив леса, копошился Михаил Потапыч и пристально смотрел на меня, по-видимому, боясь подойти из-за рубиновых огоньков горячих углей.
– Так, только этого мне и не хватало, – подумал я, – до леса мне точно не добежать, так что лучше, наверно, на трактор залезть. Около костра ножик есть, надо его с собой прихватить, – продолжал размышлять я.
И тут мне в голову пришла другая идея: "А может, лучше переждать все, притворившись спящим, или хворосту в костер накидать, может, медведь испугается". Но мишка вовсе и не думал пугаться. Угли уже почти все потухли, и он, словно подслушав мои мысли, и почувствовав страх, сделала еще один шаг в мою сторону. Это подтолкнуло меня к действиям. Я резко встал и, подскочив к костру, накидал в него хвороста. Затем подобрал нож и, приготовившись к бою, встал напротив медведя. Но это ничуть не смутило его, и он твердым, уверенным шагом направился ко мне, принимая вызов. "Да, таким ножом как этот, только сало резать, – подумал я, – надо убегать, пока не задрал". Но убегать было некуда, оставалось только залезть на крышу трактора и ждать, что будет. Так я и сделал. Мишка медленно, ступая осторожно, мягко переставляя лапы, обошел вокруг моего видавшего виды "Белоруса". Его шерсть переливалась под светом луны. На лапах были видны мощные и длинные кривоватые когти. Жир и мускулы, сотрясаясь от движений, напоминали о силе медведя, а две маленькие черные горошины на морде злобно сверкали в темноте. Вдруг он остановился, встал на задние лапы и злобно, пронзительно заорал. Тут я вспомнил, что медведи любят слушать песни, и решил спеть что-нибудь, чтобы успокоить эту ходячую тушу. Я запел то единственное, что пришло мне в голову:
Союз нерушимый республик свободных
Сплотила навеки Великая Русь…
Медведь оторопел и сел на землю. Чуткие коричневые ушки навострились, а глаза проявляли уже интерес ко мне, а не злобу. Тогда я еще громче продолжил:
Да здравствует созданный волей народов
Единый, могучий Советский Союз!..
Допев гимн до конца, я начал "В лесу родилась елочка…". Так с каждой песней мишка расслаблялся все больше и больше. Теперь он уже лежал, положив огромную морду между лап. Казалось, что он уже спит, но стоило мне прекратить петь, как он снова поднимался и вопросительно глядел на меня.
Так я пел ему песни до самого утра, а потом он просто встал и ушел, и я остался один. Часа через два приехали мужики на " ЗИЛах" и с трактором-стогометом. Мы быстро нашли причину неисправности моего трактора, и я уехал домой отдыхать и отсыпаться. В историю мою с медведем мало кто поверил. Но зато сам я с этих пор медведей не боюсь. Ведь они почти как люди – скажи им доброе слово, и можно считать – подружились.
Тут он заканчивает свой рассказ и пристально смотрит в мои сонные глаза, а затем отсылает меня спать. А мне потом всю ночь снятся добрые и вежливые медведи, которые охраняют меня и поют:
Союз нерушимый республик свободных…
1999г.