Недавно ко мне зашел мой приятель Еропегов и среди разговора вдруг, будто что-то вспомнив, всплеснул руками.
– Да! Чуть не забыл… С тобой очень хочет познакомиться Демкин.
– Какой Демкин?
– Демкин! Очень симпатичный парень. Я ему много о тебе говорил. Тебе с ним обязательно нужно познакомиться.
Я пожал плечами.
– Ему что-нибудь от меня нужно?
– Ну вот видишь, вот видишь, какой ты сухой, черствый человек. Сейчас – «нужно»! Просто он тобой очень интересуется – я ему так много рассказывал о тебе… Почему же вам не познакомиться?
Еропегов был известен мне за человека крайне порывистого, нелепо-суетливого и восторженного.
Поэтому я еще раз пожал плечами и спросил:
– Да он что же, по крайней мере, интересный человек?
– Он? Удивительный! Стихи пишет.
– Да что ж тут удивительного: и я пишу стихи.
– И ты удивительный человек. Я знаю, ты о себе преувеличенно скромного мнения, но… эх, брат! О чем там говорить. Так можно его привести к тебе? В нем, между прочим, есть еще одно драгоценное качество: незаменимо рассказывает анекдоты!
– Ну что ж – приводи.
– Очень тобой интересуется. А анекдоты – ты животики надорвешь.
На другой день, сидя в кабинете, я услышал звонок и потом шум какой-то борьбы в передней.
– Да пойдем! Чего ты, чудак, стесняешься? – слышался голос Еропегова.
– Уверяю же тебя, что неудобно. Ну как это так вдруг, ни с того ни с сего, явиться к незнакомому человеку знакомиться! – доносился до меня другой голос.
– Пустяки! Он тобой очень интересуется. Я так много рассказывал ему о тебе. Ты ему доставишь только удовольствие! Расскажешь два-три анекдота – посмеемся. Раздевайся! Тут запросто.
– Да почему ему так хотелось со мной познакомиться?
– Ну как же! Он тоже стихи пишет…
Дверь отворилась, и на пороге показался оживленный Еропегов, таща за руку конфузливо упиравшегося черного человека, с кривыми ногами и мрачным унылым взглядом впалых глаз.
– Вот он, проказник! Насилу приволок… Ффу!.. Познакомьтесь, господа!
Демкин застенчиво пожал мою руку и сел, скривив голову набок.
– Вот, брат, тот Демкин, о котором я говорил. Стихи пишет! Поэт.
Поэт сконфузился и занялся своими ногами: одну подвернул под кресло, а на носок другой стал пристально смотреть, будто не веря глазам, что он еще обладает этой частью тела.
Руки решительно затрудняли его: сначала он сложил их на коленях, непосредственно за тем перенес их на грудь и в конце концов подпер одной рукой бок, а другой стал обмахивать лицо, покрасневшее от уличного холода.
– Вы действительно пишете стихи? – спросил я, желая ободрить его.
– Пишу, – отвечал он надтреснутым голосом. – Только так, для себя…
Этот человек трогал меня до слез своим жалостным видом. Я решительно недоумевал: зачем Еропегов притащил его?
– Нет, ты, брат, расскажи лучше анекдотик какой-нибудь. Изумительно анекдоты рассказывает, – обратился ко мне оживленный, веселый Еропегов. – Право, расскажи!
Демкин потупил голову и гудящим, унылым голосом покорно начал:
– Один купец пришел в ресторан. Видит – висит клетка с соловьем. «Сколько, – говорит, – стоит». – «Триста рублей». – «Зажарьте».
– Этот анекдот мне известен, – сказал я. – Купец, когда зажарили, сказал: отрежьте на три копейки. Да?
– Да, да, – кивнул головой Демкин. – А то другой анекдот есть: армянин застал жену с приказчиком на диване. Они целовались, и он…
– Знаю! – перебил я. – Потом он еще диван продал.
Демкин тяжело вздохнул и замолчал.
– Ты расскажи о еврее, который пришел в театр, а потом ушел, не желая ждать, когда прочел в программе, что между вторым и третьим действием проходит полтора месяца, – подсказал Еропегов.
Мрачный Демкин покорно рассказал анекдот об еврее.
Анекдот был тоже мне знаком, но я сделал вид, что впервые услышал его, и поэтому насильственно смеялся.
Еропегов громко хохотал и одобрительно повторял:
– Этакий весельчак! Удивительно! Вот ему бы, – обратился он ко мне, – с Подскокиным познакомиться! Надо будет их познакомить. Да что, брат, там думать… Пойдемте сейчас все к Подскокиным. Они будут очень рады.
Я категорически отказался, ссылаясь на работу.
Демкин встал и стал прощаться со мной. Еропегов хлопал его по плечу, одобрительно говоря:
– Уморушка с тобой! То есть откуда у него берутся эти анекдоты?! Прямо удивительно!
Потом я слышал, как Еропегов говорил Демкину в передней:
– Ты, брат, к нему запросто приходи! Он очень будет рад. Ну, как он тебе понравился? Не правда ли – душа человек?.. А сейчас мы к Подскокиным.
– Да я ж с ними незнаком!
– Пустое! Они очень будут рады.
На днях я собирался ехать в Москву. Услышав об этом, Еропегов всплеснул руками и спросил меня:
– Ты где же думаешь остановиться?
– В гостинице. Мне на два дня.
– Ну не чудак ли?.. Я всегда говорил, что ты – форменный чудак! Поезжай прямо к Коле Полтусову и остановись у него.
– К какому Коле Полтусову?
– Ты не знаешь Кольку? Он не знает Кольку! Тебе стоит только явиться к нему и сказать: «Привез вам поклон от Алеши!» Он тебя в объятиях задушит.
Глаза его увлажнились слезами.
– Да… – прошептал он, будто охваченный потоком нахлынувших воспоминаний. – Коля Полтусов… Сколько у меня связано с этим именем… Наши кутежи, попойки… Милый, непосредственный Коля… Нет, брат! Ты его обидишь, если не придешь прямо к нему. У него ты великолепно устроишься на эти два дня.
– Но как же мне поехать к незнакомому человеку? Ведь это ты с ним друг. А мне он незнаком.
– Колька незнаком?! Николай Полтусов незнаком? – вскричал Еропегов. – Ну, ты, милый, меня уморить хочешь. Вас через час водой не разольешь! Прямо скажи – поклон от Алеши! Ну согласись… ведь ко мне ты бы поехал? Почему же к нему не хочешь? Ты скажи только – я друг Алеши! И довольно. И довольно!!
Я спорил с Еропеговым около часа, и наконец он победил меня своей стремительностью, взяв торжественное слово, что я по приезде в Москву направлюсь прямо к Полтусову.
– Но ведь не могу же я ему сказать: «Приютите меня». Это неудобно!
– Этого и не надо. Он сам в тебя вцепится. Да… Коля Полтусов… Что-то ты сейчас делаешь там, в своей Москве?! – растроганно прошептал Еропегов.
Приехав в Москву, я прямо с вокзала поехал по данному мне адресу и действительно увидел подъезд с металлической дощечкой на дверях:
«Николай Карпович Полтусов, присяжный поверенный».
Меня впустили и через минуту ввели в кабинет Полтусова, высокого пожилого господина, недоумевающе поднявшегося мне навстречу.
– Здравствуйте, – сказал я, отрекомендовавшись. – Привез вам поклон от Алеши.
– От какого Алеши? – спросил он.
– От Алексея Петровича Еропегова, вашего друга.
– Алексея… Агапеньева?.. Что-то… такого я не знаю, – задумчиво сказал Полтусов.
– Не Агапеньева, а Еропегова.
– Еропегова?.. Гм… Да он какой из себя?
– Высокий такой, костлявый. Вечно суетится.
Полтусов потер лоб.
– Не припомню… Что за странность!..
– Да вы Полтусов? Ваше имя Николай?!
– Да.
– Ну как же вы его не помните?! Он еще вспоминал о ваших попойках, о каком-то кутеже в «Славянском базаре»…
Полтусов задумался.
– Он не брюнет ли такой, с размашистыми движениями?.. Еще всех знакомить любит?..
– Он! – вскричал я. – Конечно, Еропегов!
– Теперь я припоминаю. Мы с компанией однажды сидели в «Славянском базаре» за столиком, а этот господин, сидя рядом, со своим знакомым подошел потом к нам и сам представился. Помню, помню. Он еще предлагал мне выпить на брудершафт, да я отказался… Ну что за смысл пить с почти незнакомым человеком… Не правда ли?
Я встал, пробормотал несколько слов извинения и, опрокинув стул, поспешно ушел от Полтусова, боясь оглянуться, чтобы не встретиться с его глазами.
– Ну что? – спросил Еропегов, радостно приветствуя меня по возвращении из Москвы. – Как Коля?
– Ничего. Просил тебе кланяться, – усмехнулся я.
– Вот видишь! Ты, конечно, у него остановился?
– О да. Он меня принял как родного. Одно твое имя раскрыло передо мной все двери.
– Ну вот видишь! Я всегда говорю, что человеческие отношения должны быть самыми простыми и задушевными.
Он посмотрел на меня, помолчал и потом, подумав немного, сказал:
– Тебе нужно отдохнуть среди природы. Тебе нужно поехать в Новоузенский уезд.
– Почему именно в Новоузенский?
– Там живет семья помещика Козулевича. Прекрасные люди! Право, поезжай. Они тебя как родного примут. Чего, в самом деле.
– Ты хорошо знаком с ними? – усмехнулся я.
– Я не знаком, но мне Демкин много говорил о них. Славные такие люди! Они будут тебе бесконечно рады…