Заколов за краешек луны,
замотав на пяльцы нити,
холст для вышивки —
стихи
лягут гладью и крестом
по наитию.
Вышиваю то, что не дано забыть,
обозначу тонких ив просветы,
миражи в дороге,
ям узлы, пыль тревог,
пыл солнечного лета.
И на древко – перезвоны нот,
пересмешки вензелей
и формул. И от жизни
сгустки истин для тебя,
петлями канвы в основе формы.
Хлопья снега вскормлены метелями —
Матерями всех чудес на свете.
В плоскость неба с глобуса летели мы —
Белые апостольские дети.
И бросалось солнце вслед щеночком рыжим,
И от смеха в кровь рассекались губы.
Горизонт в морозной дымке, становясь всё ближе,
Отдалялся, как цветное фото жаркой Кубы.
В туристическом журнале… Так звезда вертепа
Вносит святки в будней серые шинели.
Статика сарматских баб как способ темпа
Космоса – от компаса шалела.
Хлопья снега вскормлены метелями —
Матерями всех чудес на свете.
В плоскость неба с глобуса летели мы —
Белые апостольские дети.
Душа – как скрипка: то в пыли она,
То вдруг страдает на высокой ноте.
Не думай о годах – ещё струна,
Влюбись в меня пронзительно в субботу.
Душа – как рифма: ищет дом и свет,
Век странствуя от строчек, строф – к поэмам.
Пусть хорошо, где нас с тобою нет, —
Влюбись в меня в Париже и Сан-Ремо!
Ты отдохни, как розу не сорву,
Ведь у меня лишь чуб от Одиссея…
Так хочется душе, как божеству,
Чтобы молились на неё и с нею.
Це просто – я.
Мій подих на землі,
Де вартість міряють і словом, і ділами.
Де рідну пісню стережуть джмелі
І небо святить долі поміж нами.
А сонце плине незбагненним вирієм.
Купає в літі води наших мрій.
Хай сіячі лани пшеничні вимріють.
Й хлібину свіжу замедовить рій.