Спала немного, но при этом выспалась – восстанавливающее зелье все-таки делает свое дело.
Кот сообщил, что утром леший приходил к избе и что-то принёс. Выглянула – так и есть: меч в ножнах, ремень, кистень. Значит права была: леший одурманил и стянул… Но, зачем? Вопросы вернулись.
Пока стирала и развешивала перепачканную болотной грязью одежду, готовила еду, Йегиня не переставала думать почему Водней и Алесий без видимого удовольствия пошли на черное дело. Именно, на черное. Загубить светлую душу – усилить зло. А этот не просто светлый. Еще ночью осматривая его ведунья почувствовала не просто силу – мощь. И это несмотря не то, что почти выпили его.
Водяной и леший не за добро и не за зло, в принципе, как и Йега. Но когда чернь наползает, она губит всё кругом и не щадит никого. Даже нежити не быть…
За этими размышлениями ведунья надевала на себя образ.
Годами оттачивала она его, и вот уже больше сотни лет как довела до ума: древняя согбенная старуха, с густыми седыми бровями над водянистыми глазками. Тысячи мелких морщин испещряли её лицо и скрюченные от старости руки. Оттопыренная нижняя губа, почти открывала наполовину беззубый рот.
Но, самая большая гордость Йеги – это нос. Не нос – а загляденье! Крупный, ноздреватый, загибающийся к верхней губе наподобие крючка. Его она создавала с особым удовольствием и тщательностью. Люди первым делом смотрели на нос, почти глаз оторвать не могли. А оно и надо – меньше по сторонам глядеть будут.
Единственное, что Йега не любила – это грязь. Поэтому старушка, несмотря на свой отталкивающий вид была довольно-таки опрятной. Чистая не броская одежонка, седые волосы убраны в пучок под плат, лапоточки аккуратные.
А вот грязные длинные ногти, костяную ногу, огромный горб и бородавку люди уже сами додумали. У страха глаза велики. Ну, и ладушки, значит действительно дальше носа ничего не видят.
Для создания образа требовалось время и внимание. Обычно она это делала пока Ярв выводил заблудшего к поляне. А без надобности она его не надевала.
Образ был защитой и оберегом от тех же самых людей. Пришла она к нему не сразу.
На заре своего хранительства, Йега появлялась к людям как есть. Так те повадились нарочно в лес ходить, искать заветную поляну. Дети – к доброй лесной ведунье, девки – за приворотом, бабы – за травкой или советом, а мужики… Чтоб их!
Поначалу тех, кто по-доброму привечала, угощала, помогала. Но деревни разрастались, людей все прибывало, сказ о доброй лесной ведьме переходил из уст в уста. И с каждым годом просителей становилось все больше.
Когда Йега поняла, что уже не остается дел на хранительство и на себя, они с Алесием заколдовали соседнюю поляну. Сделали её копией той, на которой стоит изба Йеги, а тропинка меж полянами открывалась только им двоим – лешему и Йеге. Свою поляну она заколдовала от чужих глаз.
Люди, привыкшие навещать ведунью бродили всё кругами, искали избушку, да найти не могли. Ох и намаялась она с ними…
Тогда Йега решила сделать так, чтобы отбить у людей охотку возвращаться, а то и совсем искать избу. Костей навешивать, как они сейчас в сказках своих рассказывают, не стала, конечно, – ей же самой жить на поляне, смотреть на всё это. Зачарованные чудища получались уж больно страшными и не управляемыми – потеряшки бежали без оглядки и ещё больше терялись. Так и решила сделать себя наиболее отталкивающей, чтобы человек не хотел задерживаться более чем надобно.
А как в образе выходить стала, так у людей охотка задерживаться, а тем более возвращаться-то и сбилась. Бегом за клубком бежали, не оглядываясь.
Ведьма улыбнулась своим мыслям, нанося последние штрихи, как вдруг, что-то тяжелое сбило ее с ног и придавило к полу.