Теперь, покинув гостеприимный «Шеш-Беш», они шли, просто прогуливаясь, по вечернему Садовому кольцу, а Велемир Радомирович вновь увлеченно рассказывал. За ними, на расстоянии трех шагов, следовал молчаливый, но глазастый, как бы с пчелиным фацетным круговым зрением телохранитель в черном костюме. И уж наверняка с наплечной кобурой под пиджаком. Марине такой эскорт нравился. А вот куда делся частный детектив? Она с юной непосредственностью и спросила об этом.
– Изучает обстановку и вникает в детали, как и положено, – туманно ответил их спутник. Вадим уже давно понял, что он любит подпускать дыма и огня, и то загорался, как фальшфейер в руках болельщика, то так же внезапно выгорал и потухал, становился молчаливым и равнодушным ко всему. «Очевидно, последствия личной драмы, – решил юрист. – Но когда же он перейдет к делу?» Тут-то клиент как раз и перешел:
– Вообще-то я по образованию филолог, семантик, историограф, языковед, отчасти нейролингвист, немного археолог и прочее. У меня много дипломов, но все мои интересы лежат в плоскости древних языков, исчезнувших цивилизаций. А последние двадцать лет я только тем и занимался, что искал Праязык человечества. Первый, единственный, ностратический моноязык, который изначально был на Земле у всех. А жена – химик, всю жизнь что-то химичила с реактивами, катализаторами. Превращала воду в вино. Вот только свинец в золото не умела. И преподавала в Университете, там же, где и я. Мы прожили вместе не так уж и мало – почти десять лет. И очень хорошо прожили. В любви и согласии.
– Как она умерла? Погибла, то есть, – подал голос Вадим, подпустив на лицо скорбной маски.
– Погодите, сейчас не об этом, – отрезал мужчина. – Вы согласны с тем, что в начале всего было Слово?
– Ну… да, – растерянно отозвался юрист, далекий от богословия и теологии. А Марина благоразумно промолчала, решив не дразнить гусей, в данном случае одного «гуся», вышагивающего рядом. Она вообще была атеисткой и со смехом относилась к «поповским сказкам».
– Поисками Праязыка занимались лучшие умы человечества, на протяжении практически всей его истории, – увлеченно продолжал Велемир Радомирович. – Да так и не нашли. Хотя версий и гипотез существует множество. А те, кто особенно глубоко погружался в эту тему, как правило, сходили с ума. Вот был в девятнадцатом веке такой ученый-самоучка, малороссийский помещик, друг Пушкина и Гоголя, Платон Акимович Лукашевич, который на расстояние шага приблизился к Праязыку. Так он окончил свою жизнь в «желтом доме». И многие другие тоже. Это очень опасные поиски. Тут вмешиваются инфернальные силы. А почему?
– Да, почему? – спросила на сей раз Марина. Все, что было связано с потусторонним миром, ее занимало. Притягивало. Вадим же подумал: «Вот ты и проговорился, сам признался, отчего крыша прохудилась и тараканы в доме завелись».
– А потому, – начал объяснять филолог-нейролингвист, – что в основе зарождения мира лежит духовное начало. Дух воздействует на материю, находящуюся в состоянии хаоса, и творит, упорядочивает ее формы. А Праязык, исходно данный людям Божественным Духом, служил основой для построения многочисленных языковых «деревьев», где он играл роль начальной части ствола. Подлинную историю мироздания можно реконструировать только через язык. И если «В начале было Слово», то и окончание мира также будет связано со Словом. Только с «черным словом», лживым, антихриста. Как известно, эсхатология – это учение о конце мира: эсхатос – конец, логос – слово…
– Ну да, проходили, – вяло поддакнул юрист.
– Язык – это основной инструмент управления человечеством, потому что только он позволяет создавать, разрушать и передавать смыслы безусловного. Все остальные орудия строительства и разрушения мира смыслов и материального, явного мира, подчинены также только Языку. Священное Писание прямо говорит нам: на всей земле был один язык и одно наречие. Адам и был живым языком, ходящим непосредственно пред Отцом Богом. И язык этот был целомудренным, ему подчинялись ум, тело и вся жизнь. Первородный грех расколол разум Адама, все вокруг раздвоилось. Стало два языка – два ума: душевный и плотский. А умирая, Адам предрек, что на том месте, где его похоронят, будет распято Слово. Это Голгофа. Здесь можно еще схематично добавить, что Змий искушал Еву, соблазняя ее своими речами – языком отца лжи. Забыв на миг Язык Бога, она прислушалась к искусительным речам Змия, перешла на чуждый для нее язык, по сути, «иностранный», ино-странный, ино-славный, который заглушил родной и стал управлять ее разумом.
– К покойной супружнице бы поближе, – с тоской проговорил Вадим. – А то мы этак никогда до дела не доберемся.
– Обождите, еще чуть-чуть, – отмахнулся исследователь. Речь его завораживала. Вадим прямо на ходу, продолжая двигаться, начинал подремывать, а вот Марина, напротив, слушала очень внимательно.
– Изучая древние языки, историографию, знакомясь с трудами выдающихся лингвистов прошлого и нашего времени, отечественных и зарубежных, причем даже тех, которые находятся за семью печатями запретности, а таких, поверьте, немало, я – да не только один! – пришел к неоднозначным выводам. Многие теории индоевропеистики, базирующие свои выводы не на славянских древних субстратах, а на иноязычных, подлежат переосмыслению и пересмотру. Что я и делаю, чем и занимаюсь всю свою сознательную жизнь.
– И вы один со всем этим справляетесь? – с изумлением спросила Марина.
– Ну, не в одиночку же, конечно, – отозвался он. – Мне мои студенты помогают, аспиранты, ученики. Соратники. Жена вот тоже оказывала огромную поддержку и помощь. Пока не погибла. Или, – добавил он, помолчав, – ее не убили намеренно. Но продолжу.
Они шли по Садовому кольцу к Цветному бульвару, просто получая удовольствие от неспешной прогулки. Но казалось, что двигаются в прошлое – к истокам человеческой истории. И все благодаря Велемиру Радомировичу.
– …Если взять всю Евразию, начиная от Великобритании и кончая даже Аляской, то весь этот север, действительно, в каменном веке был весь русским, – продолжал рассуждать он. – Складывается такое впечатление, что русский был тем самым единым языком, о котором в Библии написано, что был один язык до построения Вавилонской башни. Поэтому русская (и вообще славянская) лексическая современность вполне реально может оказаться славным прошлым древнелатинского до его деградационных изменений, а также праиранского языка и прасанскрита. И еще. Главное заключается в том, что в русском живом языке находятся в большом количестве трехбуквенные корни, способные в смысловом поле заполнить предметно и символьно все фонетические комбинации согласных. В других языках такого положения нет. Это – особая структурная организация нашего языка.
– Я уже на седьмом небе, – не скрывая насмешливости, произнес Вадим. А Марина толкнула его локтем в бок.
– А почему некоторые нации так стремятся к тому, чтобы попасть в одну из языковых индоевропейских групп и быть ближе к Праязыку? – спросил Велемир Радомирович. – Почему принадлежность к индоевропейской семье считается престижной и даже служит основанием для националистических идей исключительности и избранности? Ответ содержится в разделе языкознания, изучающем связь языка и мышления, а точнее, влияния языка на организацию процесса мышления. Это уже из области нейролингвистики.
Он улыбнулся, вспомнив что-то.
– Приведу такой пример из своей практики. Как-то мне довелось многократно принимать экзамен по исторической грамматике у студента одной из малых кавказских народностей. Сдав, наконец, после многих трудных попыток экзамен, он подошел к доске и сказал: «Велемир Радомирович, я хочу вам сделать один подарок». И начал писать на доске русскими буквами непонятные длинные слова. Он исписал половину доски, а потом повернулся и сказал: «Я написал на родном языке то, что произошло здесь сейчас и что можно выразить одним русским словом – «выкрутился». А чтобы понять и изложить историческую грамматику – сами понимаете. Когда я выучил ее на русском языке – мне стало значительно легче думать обо всем. Спасибо вам». И ушел.
– Действительно, ценный символический подарок, – улыбнулась Марина.
Вадим, в отличие от своей невесты, буквально засыпал на ходу. Слишком много съел и выпил за ужином. А Велемиру Радомировичу было все нипочем.
– Если представить, что в голове человека управляют одновременно два главных языка, то он сойдет с ума или тут же, как Иуда, повесится. Сказано ведь: не можете одновременно служить Богу и мамоне. Хотя мозг непрерывно плодит всякие вспомогательные языки на все случаи жизни и для любой ситуации. Но закон монархии одного языка давно доказан психологией, психолингвистикой и кибернетикой. Так что родной язык – царь в голове человека. И власть этого царя в голове свергнуть невозможно.
Остановившись и раскурив трубку, Велемир Радомирович с наслаждением затянулся ароматным табачком. Потом дополнил свою мысль:
– Американец Сперри в 1981 году получил нобелевскую премию за эпохальное «открытие» с расовым душком – функциональную ассиметрию полушарий головного мозга. Суть в следующем. Кто-то левополушарный, кто-то полушарный справа, ну и одни, стало быть, поумнее других. Всех, обладающих высокоразвитым левополушарным мышлением, сразу же объявили истинными носителями «общечеловеческих ценностей». Ими «почему-то» оказались люди, наиболее способные к знаковым наукам и занятиям в сферах экономики, математики, финансах, культуры, филологии. Информатики, разумеется, тоже. Как вы понимаете, это, в основном, жители городов, мегаполисов и «цивилизованных стран». А вот корневое сельское население по всему свету сразу стало неперспективным, поскольку оно «правое» – с неразвитым левым полушарием. Чуете, куда и откуда ветер дует? Это одна из самых древнейших матриц: «Каин – Авель».
– Подуйте еще, что-то я пока не врубилась, – попросила Марина.
– Человеческая история, – охотно пояснил Велемир Радомирович, – по сути, завершается той же сценой, с которой когда-то началась: высокоразвитый Каин-урбанист, построивший некогда первый город, добивает на поле Авеля. Логика подсказывает, что на роль Каина подходят именно англосаксы и иудейский народ, как первенец, а на роль Авеля – русский, как последний богоизбранный народ. Это метафизическое братоубийство мистическим образом соединяет начало с концом времен.
– Да что толковать о неизбежном и неотвратимом даже по Откровениям Тайнописца, – усмехнулся Вадим. – Чему быть, того не миновать.
– И вы так спокойно к этому относитесь? – удивился мужчина. – И вас не трогают за живое провидческие картины Босха, который изобразил евронароды чудовищными карликами и уродцами? А Брандту пришлось усадить их на «Корабль Дураков», чтоб с глаз долой, а Шпенглер показал им «Закат Европы». Дарвин «открыл», что все народы произошли от обезьяны Бога, и дал новую заповедь естественного отбора. Маркс подменил Благодать Божию деньгами и товаром. Ну а Фрейд лишил Отцовства и заменил разум либидо – сексуальной энергией…
– Валяйте дальше, – сказала Марина, поскольку Велемир Радомирович на некоторое время замолчал. Тут он словно бы очнулся от своих грустных мыслей:
– Теперь доламывают словесное существо. А для чего, как вы думаете, планета вся опутана электронно-информационными сетями? А человек стал подобно живому узлу связи всего со всем. Выдерни штепсель и посмотри – что станет с современным человеком? Весь его внутренний мир – этот первородный интернет – набит знаками, формами, формулами, а все родное и вечное в нем задавлено вездесущим хаосом. Истинные связи разорваны, а взамен их создаются, сплетаются чужие, поверхностные, временные.
«Не надо было его тащить с собой в «Шеш-Беш», – подумал Вадим. – Ох, не надо. До добра это не доведет…»
– Состояние речи – это состояние мысли, – продолжал Велемир Радомирович. – Состояние мысли – это состояние сознания. А состояние сознания – это предпосылка поступков. Поступки же – сущность поведения людей, а сущность поведения людей – это судьба народа. И для жизни независимого государства, а таковым вроде бы пока еще является Россия, необходим высокий уровень владения языком его граждан. А каков этот уровень сейчас? Я даже не беру мигрантов-гастарбайтеров, дворников из Средней Азии или абреков с Кавказа. Включите телевизор, послушайте дикторов, загляните в «желтую» гламурную газету, откройте массовую беллетристику или просто выйдите на улицу и послушайте. Состояние удручающее.
– Да уж, – согласился Вадим. – Но что же с супругой-то приключилось?
Хорошо хоть погода стояла отменная, жара уступила место легкой прохладе, темнеть только начинало, все вокруг было тихо, спокойно и миролюбиво. Как в стародавние времена.
– Жена обождет, теперь уже ей спешить некуда, – осадил его Велемир Радомирович. Он остановился возле цветочного киоска, выбрал букет бордовых роз и преподнес Марине. И продолжил свою речь: – «Пастухи», чтобы стадо не разбежалось, а вело себя покорно, применяют сейчас информационное нейролингвистическое оружие. Мне эти методы хорошо знакомы, они существовали всегда, еще с добиблейских времен, только под разными названиями. Как появился первый язык – так и началось оболванивание. Племенные вожди, жрецы, маги, знахари – каждый использовал Слово к своей выгоде. Я выступал с лекциями об этом и в университетах России, и практически на всех континентах. Пока меня не «запретили». Но это уже после гибели Лены.
– А как она поги… – начала было Марина, но Велемир Радомирович не дал ей договорить.
– Психолингвистикой доказано, что только родной язык, как целостная смысловая система, настроен на внутренние струны души-ума человека. Активно же изучаемый иняз всегда является системой разделительной, что вносит в мышление бессмысленные цели, глушит и забивает, как сорняк, родные языковые корни. Запад, внедрив во все сферы нашей жизни невиданный, веками накопленный им моральный, да и физический разврат, нанес нам самый страшный в истории удар по русскому языку, по культуре, по образованию, по институтам семьи. А ведь семья – это колыбель народа. А язык – это сам народ и есть. Не случайно еще два века назад это были тождественные понятия.
Помолчав немного, он с горечью добавил:
– Вот меня и лишили семьи… Жены, которая была моим «народом», моим «языком»… Я занимаюсь цефалогенезом, антропологией, психологией, психолингвистикой, семиотикой, информатикой, много еще чем, и о многом могу рассказать. Науке давно известно, что в языке содержится больше исторической и культурной информации о носителе, чем в самом народе, если «вживую» изучать его нравы, традиции, обычаи. Исследуя любой древнейший язык, можно восстановить-оживить образ его носителя-народа, след которого давно исчез в веках. Вот почему языки позволительно считать «мертвыми» только в том смысле, что некому стало их озвучивать. Поскольку их «беушные» носители-народы когда-то предали Слово Бога, развратились и пропали в пучине мирской истории. Как древние греки и римляне, как десятки, а то и сотни цивилизаций. Что грозит и нам. Умирают лишь носители-народы, а не языки, когда Слово покидает их, как души – усопших. Ведь именно Дух пользует и вразумляет плоть, а не наоборот.
Телохранитель, шедший следом, прислушивался к его словам. Велемир Радомирович, надо признать, умел говорить и гипнотически завораживать слушателей, даром что нейролингвист. В вечерней летней тихой Москве, пока они шли по Садовому кольцу, чувствовалось благоухание цветов. И звучали слова их спутника. Велемир Радомирович остановился и повел рукой в сторону группы агрессивно настроенной молодежи, движущейся им навстречу. Они громко переговаривались, хохотали, толкали друг друга. Вадим поспешил утянуть Марину к краю тротуара, заблаговременно уступая дорогу еще не разыгравшемуся торнадо. А нейролингвист продолжал громко говорить, словно вызывая огонь на себя:
– Тела современных людей – это мировая свалка, помойка, геенна огненная, откуда квинтэссенция гниения и испарений поднимается в мозг, как в синтезатор-ассенизатор и воплотитель в жизнь главных идей и желаний плоти. Вот поглядите. Полюбуйтесь на них. Сытая жизнь для тела и бесконечных плотских удовольствий стала единственной целью и пределом мечтаний. Разве не так?
Отвязанная молодежь прошла мимо, не задев его. Очевидно, с помощью своих нейролингвистических фокусов он умел управлять и таким вот «торнадо». А может, просто на молодежь подействовали стальной блеск в глазах телохранителя и намеренно отодвинутая им пола пиджака, обнажившая наплечную кобуру с «пушкой».
– Что вы за рекламной тумбой прячетесь, идите сюда! – позвал Марину и Вадима Велемир Радомирович. – Суть этого нового неоязычества, о котором я говорю, заключается в том, что плоть человеческая обрела активный язык, который неудержимо тащит человека ко всякой твари вместо Творца. И современное неоязычество многократно усилило этот убийственный для человека язык всевозможными айподами и айфонами, иными техническими и электронно-информационными штучками. Несчастную молодежь уже превратили в последнее поколение живых динамиков и усилителей, чрез которые сам лукавый орет и прокачивает свою поп-механику. Это нововавилонское поколение. А неоязычество – это апокалиптическое торжество плоти, ее последний крик.
Они пошли дальше, и тут только Вадим тревожно спросил, чувствуя, что их против воли тянет вперед какая-то неведомая сила:
– А куда мы вообще идем-то?
– Да туда, куда выйдем! – с хитрой и даже, как показалось, коварной усмешкой ответил спутник, свалившийся на их головы черт знает зачем и откуда. Как посланник инфернального мира.
– Итак, – произнес он, – Человек и Вселенная имеют одно наречие, а вся Природа, Космос, логосно-словесна, то есть пронизана грамматическими структурами и человеческими свойствами. По антропному принципу. Воистину все сущее создано и расписано одним почерком Слова. Во Вселенной все со всем и со всеми общается и соединяется. Это как космическая литургия – песнь о всецелостности Мироздания. Ведь Мир – это большой Человек.
Сделав театральную паузу («Он еще и артист отменный», – подумал Вадим), Велемир Радомирович продолжил:
– Но сегодняшний хаос лжеинформации разрушает внутренний мир человека и поселяется там сам. Чтобы были не слышны из глубин естества праотцовские слова-корни. Чтобы все люди обменивались хаосом, потребляли друг друга и становились «гуманоедами» – последней популяцией людей.
– Ну, хорошо. А причем тут ваша жена? – вновь напомнил уже вовсю загрустивший Вадим, представив себе, что эта вечерняя прогулка никогда не закончится, а странный, но интересный субъект отныне будет идти с ними по жизни до гробовой доски. Той, которую когда-то «натянул» на себя Святогор, а теперь вот, похоже, и Велемир Радомирович.
– Сейчас отвечу, – пообещал «инфернальный посланник». Но говорить стал опять про другое: – Теперь слово «русский» заменено на «россиянин». Ну конечно, любой получивший гражданство России негр, несомненно, станет россиянином, но ведь это нисколько не свидетельствует о его истинной национальности. Национальность – это имя народа. Еще в начале двадцатого века русский этнопсихолог Овсянико-Куликовский говорил, что только слабоумные и идиоты лишены национальных признаков. Но верен и обратный силлогизм: человек, лишенный национальных признаков, попросту слабоумен и идиот. На Руси с давних времен, провожая родного человека в дальнюю дорогу, напутствовали: «Помни имя свое!» Имя народа – его священное наследие. Без имени – нет и именуемого. Вот и хотят превратить русских в недоделанных «россиян». Нам с преступным умыслом твердят, что русские люди всегда испокон веков были варварами, дикарями, колонизаторами, врывались в хутора, аулы, кишлаки, стойбища, сея коренным народам лишь смерть и разрушения.
– А разве не так? – наивно спросила Марина.
– А почему же тогда, замечу, они оставляли после себя школы, больницы, театры, музеи, университеты, фабрики и заводы? Русская литература служила и служит питательной средой многочисленных культур народов России. А русский язык выполнял и выполняет в многонациональной России объединительную роль, являясь важнейшим скрепом и залогом безопасности государства. Однако наши «управленцы» руководствуются своим примитивным взглядом на образование как на «сферу услуг», подчиняясь лишь командам «господина Доллара». Их принцип: для «кухаркиных детей» – минимум знаний. А дети элиты и сами не хотят получать никаких знаний. Куда ж придем?
– Да туда, куда выйдем! – словами самого же Велемира Радомировича ответил Вадим, тем самым «отомстив» ему за его «поводырство». Но тот лишь отмахнулся:
– Все, что происходит в последние два десятилетия, удивительным образом соответствует задачам, поставленным международной закулисой в двадцатом веке, прежде всего программой Стенфордского «Фонда Чарльза Кеттеринга» – «Изменение образа человека», под руководством Уиллиса Хармона. Я тщательно ознакомился с ней, когда читал лекции в Гарварде и копался там в архивах. Она официально принята правительством США. Ее цель – достичь изменения образа мыслей и представлений широких масс в нужном направлении.
– Что это еще за шняга такая? – спросила Марина. Велемир Радомирович охотно пояснил:
– Программа использует, прежде всего, «шоковое воздействие» на сознание народных масс, метод «потрясений». Допустим, появляется в эфире чудовищно безнравственная, цинически бесстыдная информация (а сейчас они почти все такие), нарушающая все традиционные представления о морали. Вслед за бурей протестов начинается «обсуждение ситуации», то есть спор о бесспорном. Это первый этап растления масс. Затем идут манипуляции с сознанием для снижения уровня стыдливости, с помощью ангажированных СМИ, рекламы и так далее. Программа Хармона доводит обывателя до помрачения информационными «вспышками», происходит «замешательство сознания», снижение уровня стыдливости, нравственности, культуры. И все это нацелено на резкое снижение духовных начал и коренных понятий, обеспечивающих нормальное развитие человека и народа в целом.
Видя, что молодые люди уже слегка утомились и начинают украдкой позевывать, он свернул тему:
– Расскажу для разнообразия один исторический анекдот. В конце XIX века командующий французскими войсками в Марокко и Алжире генерал Луи-Жубер Лиоте однажды решил пройтись пешком. Был полдень, нещадно палило солнце. Генерал приказал своим подчиненным обсадить дорогу деревьями, которые давали бы тень. «Но, Ваше превосходительство, деревья вырастут только через 50 лет», – заметил один из офицеров. «Именно поэтому, – прервал его генерал, – работу надо начать сегодня же…» К чему это я? А к тому, что этот забавный факт был приведен во введении к совершенно секретному документу британской разведки СИС. В котором в 1950-х годах, совместно с ЦРУ, были впервые сформулированы стратегические основы ведения психологической и нейролингвистической войны против «коммунистических» стран. И выбрано кодовое слово для этой операции – «Лиоте». Смысл его заключался в том, что, приступая к осуществлению своей программы, ее авторы намеревались получить результаты спустя десятилетия. Получили…
Выдержав еще одну паузу, достаточную для осмысления сказанного, Велемир Радомирович добавил:
– Однако русский народ оказался самым живучим и эластичным в мире. Лишь за последние сто лет он пережил монархию, тоталитаризм, идеократию, социализм, теперь вот переваривает демократию с уклоном в дикий капитализм. Накопленный нами веками опыт выживания в любых условиях принес, с одной стороны, неимоверные страдания, а с другой – дал тяжелый, а значит, тем более бесценный опыт.
Некоторое время они шли молча.
– Так что же с вашей женой приключилось? – выбрав удобный момент, в который раз спросил Вадим.
После этого вопроса их спутник стал как-то зримо затухать – огонь в фальшфейере иссяк.
– Да, жена… – пробормотал он. – Это ведь тоже своеобразные поиски, вроде поисков Праязыка. Языка пропавшей жены. Помните, у Блока: «О Русь моя, жена моя!..» Тут нечто подобное. Русь без языка, жена тоже.
– Чего-то я совсем запутался, – признался Вадим. – Русь, жена, Праязык… Каша какая-то. Метафизическая. Так пропала ваша супруга на самом деле или все это… аллегория?
– Нет. Пропала. Вместе с языком, – как-то невнятно отозвался мужчина.
– Расскажите о ней поподробнее, – попросила Марина.
– Что ж сказать? Больше всего на свете, кроме меня, смею надеяться, Лена любила свою химию, кино и горы. Вот горы-то ее и погубили. Ну, и кино тоже, поскольку в 2002-м году она увязалась за съемочной группой Бодрова-младшего в Кармадонское ущелье в Северной Осетии. А так каждое лето ездила то на Урал, то на Памир, то еще куда. Сам-то я не ходок, оставался в Москве.
– Искали Праязык человечества, – съязвив, подсказал Вадим. – Конечно, где ж ему быть, как не в Южном Бутово или в Бирюлево? Оттуда все и зародилось, все слова матерные.
Велемир Радомирович юмор не оценил, ответил так:
– Здесь, в архивах да библиотеках и копался. А кроме того, многое почерпнул из бесед с академиками и профессорами Троицким, Тюриным, Чудиновым, Гриневичем и другими умами. Так вот. Потянулась она, значит, за киношниками, звонила мне радостная из гостиницы во Владикавказе, говорила, что завтра, двадцатого сентября, идет в горы. А на следующий день, в двадцать часов пятнадцать минут с вершины двинулся ледник «Колка» – двести лет не трогался с места, а тут – на тебе! Да еще со скоростью триста метров в минуту.
– Как «Феррари»», – добавила Марина. Гоночные машины она также уважала.
– И всех разом накрыло. Все ущелье. Льдом, камнями… Высотой в несколько сот метров. Подсчитали, что погибло сто двадцать семь человек, через два года откопали тела лишь семнадцати. Лены среди них не было.
– Значит, официально она считается пропавшей без вести? – уточнил Вадим.
– Официально они все считаются погребенными под ледником, – ответил Велемир Радомирович. – Свидетельство о смерти мне не выдали, только справку. Тело-то не нашли. Но забыть Лену я не могу.
– А зачем вам вообще надо разводиться? – задала очередной вопрос Марина. – Да еще задним числом. Уж коли вы ее так любите. Любили, – поправилась она.
– И буду любить, и помнить до конца жизни. Но это ненормальная ситуация. Любить мертвую все же лучше, чем пропавшую в неизвестности. И это не какая-нибудь моя прихоть, с разводом. Она, Лена, как бы это потолковее объяснить?.. Она меня «не отпускает». Все время рядом, будто наблюдает за мной, следит. Мне, видите ли, порою становится просто страшно. Боюсь даже, что сойду с ума.
«Уже сошел, и не только от поисков Праязыка»», – подумал Вадим, но вслух спросил:
– Как это – «не отпускает»?
Помолчав, словно собираясь с силами, соломенный вдовец продолжил, вновь разгораясь, как фальшфейер:
– Сначала это были всего лишь метафизические, мистические ощущения ее присутствия. Но вот неделю назад я поехал в городок Юрьевец, на Волге, на родину Андрея Тарковского. Один языковед, доктор наук, старенький, сказал мне, что там можно обнаружить некие древние артефакты, следы Праязыка. И дал рекомендации к человеку, старожилу Юрьевца, который мог мне помочь. Место там тихое, спокойное, самый большой разлив Волги. Да и мы с Леной в прошлом иногда ездили туда отдыхать. Нравилась церквушка на холме. Родник с какой-то чуть ли не живительной влагой. Словом, решил туда прокатиться. Совместить полезное с приятными воспоминаниями.
– Ну и? – подстегнул его Вадим, поскольку мужчина опять замолчал, погрузившись в себя, как в подводную лодку. Только глаза-перископы уставились вперед. Велемир Радомирович очнулся.
– Приехал я вечером. Пустых номеров в гостинице, как всегда, навалом. Она у них двухэтажная и единственная. А можно и удобный домик или квартирку снять при желании. Но у меня-то такого желания не было. Я вообще человек неприхотливый, ношу, что есть, ем, что дадут, и живу, где сон сморит. Где кровать да лампа. А сплю вообще мало, два-три часа в сутки.
– Это заметно, – сказала Марина. – Пуговицу бы вам пришить не мешало. Заняться, что ли?
– А сумеешь? – съехидничал Вадим. – Никогда не видел, чтобы ты что-то руками делала, дщерь бога Гламура.
– А ты – офисный планктон, белый воротничок, пасынок Креатива, – тотчас откликнулась она.
– Не бранитесь, дети мои, – развел их Велемир Радомирович. – Успеете еще. И жениться, и развестись и снова жениться. Как Элизабет Тейлор с Ричардом Бартоном, не один раз. Так вот. В гостинице, как обычно, горячей воды не было. Мало того, холодной тоже. Зато возле нее, даже в холле и на этажах, много местных детей-попрошаек.
– Это везде так, по всей России, – согласился Вадим.
– Можно подумать, что ты много по стране ездишь, – возразила Марина. – Да ты дальше Садового кольца носа не кажешь. С Николиной горы на Смоленскую и обратно, вот и весь твой маршрут.
– А ты? Давно ли в своем Олонце была? Как приехала в столицу три года назад, так из фитнес-клубов да фотосессий и не вылазишь. Тебе ли знать, чем живет провинция?
– Я-то хоть корнями к земле ближе, а ты – к асфальту!
– Иной асфальт чернозема стоит.
– Ах, так?
– Ричард, Лиз, хватит вам, – вновь остановил их «старший по званию». – Интересная у вас в скором времени семейная жизнь начнется. Не соскучитесь. Даже по-доброму завидую. У нас-то с Леной как-то все без особых ссор обходилось. Пресновато. Хотя конфликты случались. Ну, ладно, слушайте дальше. Тут-то самое главное и начинается.
– Наконец-то! – хмыкнул Вадим.
– Присядем? – предложил Велемир Радомирович, кивнув на уютную лавочку, спрятавшуюся среди кустарника на Цветном бульваре. Любопытно, что никто из них, ну, может быть, кроме одного, не задавался вопросом, куда и зачем они идут? Просто шли и шли, а теперь вот присели передохнуть. Чтобы продолжать слушать и говорить. А телохранитель устроился неподалеку.
– Итак, заселившись в гостиницу, я стал думать, как бы скоротать вечерок? Время было позднее, не до встреч с местным старожилом-артефактом, который наверняка спит лучшую часть светового дня. Отложил до утра. Честно говоря, я уже начинал слегка разочаровываться в своей поездке. Ну, какие следы Праязыка можно обнаружить в Юрьевце? Хотя как сказать… Как сказать, – повторил мужчина, задумавшись на короткое время. Потом увлеченно продолжил:
– Вот, скажем, еще в 1961 году в Трансильвании, на родине Дракулы, в маленьком румынском поселении Тэртерия археологи обнаружили сенсационную находку. Она поломала вековые устои в отношении Праязыка и имела поистине поворотное значение в лингвистике, в науке о языках. А случилось вот что. Археологи нашли три крохотные глиняные таблички с пиктографическими изображениями. И они оказались на тысячи лет древнее шумерских! А ведь многие ученые считали именно шумеров изобретателями всего на свете, в том числе и древнего первого языка. Оставалось только гадать: каким образом почти за семь тысяч лет, да еще далеко за пределами прославленных древневосточных цивилизаций, очутились вдруг древнейшие на сегодняшний день в истории человечества письмена, датируемые с помощью изотопных анализов четвертым тысячелетием до нашей эры? Ну-ка, кто из вас ответит?
– Никто, – обреченно отозвался Вадим, поняв, что Велемир Радомирович вновь оседлал своего любимого «конька» и остановить его нет никакой возможности. Но Марине нравилось все таинственное, поэтому она еще и пришпорила эту «лошадку», задав провокационный вопрос:
– Шумеры ведь, насколько я помню, были инопланетяне, прилетели к нам с какой-то планеты?
– С планеты Нибуру, – уточнил мужчина и улыбнулся: – Но вы не можете этого помнить, поскольку были тогда еще слишком малы.
– Ну не настолько, на тот момент уже двести с гаком исполнилось, – возразила Марина.
– Тогда да. Тогда вы должны помнить и две другие не менее загадочные цивилизации, возникшие чуть позднее. «Чуть», разумеется, по историческим меркам: каких-то семьсот-тысячу лет спустя. Древнеегипетскую – в долине Нила в 3100 году до нашей эры и древнеиндийскую – в долине Инда. И обе они, несомненно, испытали на себе сильнейшее влияние Шумера, удивительные достижения которого потрясают воображение современного человека до сих пор. Ведь шумеры стали первооткрывателями почти в сорока сферах человеческой деятельности. И это при том, что подобные знания не были нужны людям на заре цивилизации. Загадка? Еще какая. Более того, зародившаяся шесть тысяч лет назад цивилизация Шумера так же внезапно и таинственно исчезла.
– А может быть, они – действительно инопланетяне? – спросила Марина.
– Такая версия невольно всплывает у многих исследователей этой цивилизации. И это вполне естественно, поскольку подобное объяснение самое простое. Откуда у древнего народа были такие потрясающие знания? Между Марсом и Юпитером шумеры «видели» неизвестную большую планету. Они называли ее Нибуру, что означает «перетекающая». Нибуру якобы имела очень вытянутую и наклоненную орбиту и проходила между Марсом и Юпитером раз в 3600 лет. Именно с этой планеты, как прочли в шумерских текстах, на Землю пришли анунаки, «сошедшие с небес на Землю» примерно 445 тысяч лет назад. Причем, как утверждают шумерские письмена, «сходили» не один раз, а регулярно, каждые 3600 лет. Кстати, скоро опять «сойдут», поскольку цикл из этих очередных 3600 лет вот-вот закончится.
– И что же нас ждет? – поинтересовался Вадим.
– Ничего хорошего, – ответил Велемир Радомирович. – А может… Черт его знает! Я, право, не в курсе. Вопрос не ко мне. Но зачем же жители Нибуру высаживались на Землю? Оказывается, эта планета столкнулась с экологической проблемой. Для защиты своей атмосферы анунаки создали щит из золотых частиц. Точно такая же идея используется в современных космических кораблях для защиты космонавтов от радиации. Вот и анунакам было нужно золото. Его они обнаружили на седьмой планете нашей Вселенной, то есть на Земле, и отрядили на нее первую экспедицию. Сначала они безуспешно пытались добывать драгоценный металл из вод Персидского залива, а потом взялись за разработки шахт в Юго-Восточной Африке. Около 300 тысяч лет назад анунаки, работавшие на золотодобыче, устали от тяжелой работы и подняли мятеж. Тогда инопланетные ученые с помощью генетических манипуляций создали специальных работников – хомо сапиенс. То есть нас.
– Из обезьян слепили людей. Теория Дарвина полностью подтверждается, – торжественно заявил Вадим.
– Ну, для кого как, – ответил Велемир Радомирович. – Есть же еще и божественная история. Она мне как-то ближе. А по этой теории инопланетяне наделили «новоделов» своими знаниями и умениями. Постепенно произошло слияние двух цивилизаций – земной и инопланетной, у хомо сапиенс и анунаков появились общие дети. Это всего лишь уфологическая версия, весьма, надо признать, любопытная. Но вот что странно. Современные археологические исследования подтвердили, что в Южной Африке в период каменного века действительно велись горнодобывающие работы. Археологи открыли обширные золотодобывающие шахты глубиной до 20 метров и определили возраст шахт – от 80 до 100 тысяч лет! Кстати, легенды племени зулу гласят, что в этих шахтах работали рабы из плоти и крови, искусственно созданные «первыми людьми».
– Типа таджиков-дворников, – совсем не толерантно вырвалось у Марины.
Вадим погрозил ей пальцем, а Велемир Радомирович продолжил:
– Но меня, как нейролингвиста, интересует, прежде всего, вопрос: являлись ли шумеры создателями письменности? То есть, были ли они и тут первыми? Можно ли считать их родину – местом искомого Праязыка?
Вадим вновь заскучал, его от всей этой «лишней» информации коробило. А Марине нравилось. Она словно бы восполняла недостаток знаний, полученных в двух университетах. Хотя, по правде говоря, дипломы о высшем образовании попросту купила, как это теперь делали многие, да практически все.
– Шумеры создали уникальную форму письменности – клинопись. Шумерские письмена позволили ученым проследить сложный путь превращения знаков-рисунков в фонетические знаки, в знаки подлинного письма, передающего звуковую речь. Но это не то. Не Праязык человечества.
– А в чем проблема-то? – устало спросил Вадим.
– Сейчас там, в долине Тигра и Евфрата, звучит арабская речь. Но это совсем не та речь, на которой разговаривали шумеры. Две тысячи лет назад тут говорили по-арамейски. А если «отсчитать» еще две тысячи лет от нашей эры, то «столкнемся» здесь уже с аккадской речью. Процесс можно еще больше «углу́бить», как говорил один наш политический вредитель, колорадский жук, взглянуть на шесть тысячелетий назад. И вот тогда только в Двуречье мы услышим шумерскую речь. Жители этой местности не только говорили по-шумерски, но и писали на этом языке. До нас дошло большое число «глиняных книг», обожженных табличек, покрытых рисуночными письменами. А исследования последних лет – археологические, лингвистические, антропологические – показали, что не шумеры были аборигенами Двуречья. Таким образом, цивилизация в Двуречье – дело рук не шумеров, а их предшественников «протошумеров».
– Это еще что за птицы?
Голос, как ни странно, принадлежал телохранителю, который стоял возле лавочки. О нем они все как-то и позабыли. Но безъязыкое «существо» тоже вдруг оказалось живым человеком.
– Да ты присаживайся, – пригласил Велемир Радомирович и начал охотно объяснять: – Обычно приставка «прото» употребляется в смысле «первые», «ранние», «самые первые». Однако предшественники шумеров говорили не по-шумерски, их язык был иным. Поэтому в науке принято другое наименование творцов древнейшей цивилизации Двуречья. По времени возникновения она до недавних пор являлась самой ранней цивилизацией на нашей планете. По имени холма, где впервые эта цивилизация была обнаружена и который по-арабски называется Эль-Убайд, их называют убаидцами. Происхождение убаидцев до сих пор остается загадочным. Дело в том, что «люди убаидской культуры» как-то сразу и внезапно осваивают плодородные земли низовьев Тигра и Евфрата, основывают здесь первые поселки, которые позднее вырастут в знаменитые шумерские города. Эти пришельцы предстают перед нами с самого начала как носители высокоразвитой культуры.
– Кто же они? – спросил любопытный телохранитель.
Получив пополнение аудитории, нейролингвист словно бы обрел «второе дыхание»:
– Поскольку первыми создателями цивилизации Двуречья были убаидцы, можно употребить термин «убаидская», говоря о древнейшей системе письма, существовавшей в Двуречье еще до появления там шумеров. Восприняв ее, шумеры создали свое письмо – протошумерское – на основе убаидского. Подобно тому, как они восприняли и развили другие достижения убаидцев в области материальной и духовной культуры. Но ведь и убаидцы также являются пришлыми в долине Тигра и Евфрата. Вот ведь в чем загвоздка! До них тут существовала иная очень примитивная культура. Стало быть, не в Двуречье, а в ином месте надо искать истоки «убаидского письма», некое еще более древнее «протописьмо»…
– Это как матрешка в матрешке, – заметил телохранитель.
– Да, пожалуй. Есть такой нейролингвистический прием, чтобы запутать, – согласился Велемир Радомирович. – От этого «протописьма» отделилось письмо убаидцев, когда они пришли из некоего Центра Х на юг Двуречья. Вторая ветвь дала начало протоиндийскому письму, а третья – протоэламскому. Помимо трех самых известных цивилизаций Древнего Востока – Двуречья, Египта и Индостана – существовала еще одна, не менее древняя, но гораздо менее известная – эламская. Об Эламе знают удивительно мало, а между тем здесь, в горных областях Ирана, были раскопаны древнейшие города, шедевры изобразительного искусства, обнаружены загадочные письмена, которые до сих пока еще не расшифрованы.
Тут терпение Вадима наконец-то лопнуло. Не выдержав более, он в сердцах бросил:
– Может, хватит уже о шумерах, убаидцах и прочей лабуде? Вы уж определитесь, что ищете: Центр Х, Праязык или свою жену?
– И то, и другое, и третье, все имеет для меня огромное значение, – невнятно отозвался Велемир Радомирович, ничуть, впрочем, не обидевшись. И добавил: – Но вы правы. Прибьемся течением времени вновь к Юрьевцу. Итак, заселившись в гостиницу, я решил, чтобы не скучать в одиночестве, скоротать вечерок в обществе шуйской водки. Кстати, очень неплохая. Рекомендую, ежели будете в тех краях.
– Я текилу предпочитаю, – заявила Марина.
– Отрава, – тотчас же возразил Вадим.
– Сам ты «отрава», – последовало в ответ.
– Зато не паленка, как некоторые.
– Ах, так?!
– Слышала бы ваши ссоры Лена! – с какой-то грустью вмешался в их разговор Велемир Радомирович.
Жениху с невестой стало немного стыдно: тут о святых воспоминаниях, а они – про некачественный алкоголь.
– Продолжайте, – кашлянул Вадим.
– Продолжаю. Администраторша в гостинице намекнула мне, когда я заполнял листок, что можно скрасить одиночество и «другим способом». Ну, вы меня понимаете.
– Интим-услуги с широким выбором мулаток и мулатов? – спросила Марина.
– Вот именно. Работы-то как таковой ни у кого нет, особенно, у женского пола. Мужики пьют, женщины… Ну, словом, я отправился в магазин за продуктами. Ресторанов или кафе там тоже мало. Вернее, есть что-то несуразное, но и оно закрывается очень рано. Народу на улице почти никого. Больше собак. Да и те какие-то сонные, квелые от постоянного безделья, даже не тявкают.
– Итак, вы остались наедине с шуйской водкой.
– Почти так. Я вернулся с продуктами в свой номер, стал резать хлеб и колбасу. И тут вдруг обнаружил на столе записку. Послание. Когда я уходил, его не было. Значит, появилось только что. Листок бумаги, сложенный пополам. Я развернул. И, поверьте, едва не упал со стула. Мне буквально кровь бросилась в глаза.
– Что же там было написано? – задала вопрос Марина.
Велемир Радомирович полез в карман, порылся и вытащил на свет листок бумаги, вырванный, судя по всему, из блокнота.
– Вот, сами смотрите.
Марина взяла листок двумя пальчиками, как ядовитую гадюку, и зачитала вслух:
– «Я ищу тебя! Где ты? Твоя жена Лена».
– Это ее почерк, – добавил Велемир Радомирович.
– Точно? – спросил Вадим.
– Я сличал потом с другими ее письмами.
– Все равно нужна графологическая почерковедческая экспертиза.
– Уже делается. Но суть-то в другом. Даже если это высококлассная подделка, то кому и зачем понадобилось так страшно шутить? А если не подделка, то… еще страшнее.
Теперь уже Вадим начал исследовать записку со всех сторон, даже зачем-то обнюхал ее, чуть ли не попробовал на зуб, и вернул владельцу.
– Да, действительно очень странно, – сказал юрист, переглянувшись со своей невестой. Та согласно пожала плечиками.
– А что, если это посланьице предназначалось вовсе и не вам? – предположила она. – Ну, давайте рассуждать так. Приехала в Юрьевец какая-то Лена, не ваша. Ждет мужа. Номером ошиблась. Почерк у нее похож. Все женщины пишут почти одинаково аккуратно и старательно. Не дождалась – уехала. Вот вам и вся разгадка.
Велемир Радомирович недовольно хмыкнул.
– Если бы так! Я сверялся у администраторши. В гостинице, кроме меня, за последние сутки останавливались только несколько человек. Одна громадная тетка с выводком детей из Самары. Ивановская пожилая чета, почти безъязыкая. И пара бездельников с Чебоксар, транзитных. Никаких Лен не было и в помине.
– Что же было потом? – спросил Вадим. – Ведь на этом, как я понимаю, история не закончилась? Выпили вы, в конце концов, шуйскую водку или нет?
– А что мне оставалось? – мужчина усмехнулся. – Но уже не один.
– Как это? – вырвалось у обоих.
– Не в том смысле, что пил… с Леной. Понимаете, после того, как я прочитал записку, мне уже повсюду стала мерещиться она. Подойду к окну, отдерну занавеску – на улице стоит женская фигура… А это просто фонарный столб. Слышу шаги в коридоре. Открываю дверь – никого. Кто-то тихо постукивает за стенкой. Иду к администраторше, требую открыть соседний номер. Он пуст. Словом, начиналось какое-то тихое помешательство. Нервы совсем разболтались от всей этой чертовщины.
– Представляю, – сочувственно произнесла Марина. – Я бы, наверное, просто сбежала.
– А я бы просто напился, – предложил свое решение данной проблемы Вадим.
– Я сделал и то, и другое, – ответил Велемир Радомирович. – Сначала я крепко принял на грудь, а потом, пообщавшись с местной публикой, пустился в затяжные бега. Но все это было потом. Пока же я собирал вещи и чего-то ждал. Надо было уходить, я понимал это, но продолжал сидеть в номере. Порывался вскочить, а ноги делались как ватные. Я мысленно прокручивал в голове всю свою жизнь с Леной. Мне думалось, что это действительно она написала записку. Явилась с того света. Но с какой целью?
– Ну, это вы… слишком, – неуверенно возразил Вадим.
– Я ведь мистик. Но что-то мы тут, друзья мои, засиделись. Встали – пошли.
И они продолжили путь к Трубной площади. Марине смертельно хотелось дослушать сказки «новой Шахерезады» до конца. А Вадим нервничал все больше и больше. Но времени впереди было еще много. Особо торопиться некуда. Так, по крайней мере, казалось и Вадиму, и Марине. Они не знали и не могли знать, что все только начинается. Что остаться наедине удастся уже не скоро. Что они уже втянуты в некий раскручивающийся маховик событий. И события эти коснутся не только каждого из них или Велемира Радомировича, возникшего на безоблачном горизонте, как челябинский метеорит возмездия, но многих и многих, близких и совсем чужих.
– А дальше? – потребовала Марина.
– Дверь в номер открылась, в проеме обрисовалась женская фигура, силуэтом напоминающая Лену, и я потерял сознание, шмякнувшись лицом об пол. «Мордой», как выразились потом.
Некоторое время они шли молча. Обдумывали сказанное каждый по-своему.
– Пришли, – произнес вдруг «посланник с Нибуру», останавливаясь у дома с башенками.