Согласно летописям, одними из героев, которые спасали Рим от врагов, по праву считаются гуси. Те самые, что подняли гвалт, когда однажды армия галлов попыталась под покровом ночи перелезть через городскую стену. Для Новосибирска – а точнее, подавляющего большинства его жителей, – такими ангелами-хранителями стали крысы. Это их серые полчища высыпали на улицы незадолго до гибели города и спешно покинули его, словно наплевав на все ученые прогнозы, предрекающие долгие лета окруженному аномальным разломом Новосибирску. Если бы не крысы и вызванная ими паника, неизвестно, как долго тянул бы антикризисный Комитет с отдачей приказа об эвакуации. И сколько народу осталось бы в городе на тот злополучный день, когда его двухвековая история подошла к концу.
Остатки крысиных орд еще бежали по окраинам, а в Новосибирске уже вовсю кипела массовая истерия. Спрос на грузовые автоперевозки подскочил до такой степени, что не прошло и часа, как найти в городе свободный грузовик стало невозможно. Возле подъездов жилых многоэтажек выстраивались колонны автомобилей. Вытаскивающие из квартир мебель и прочие вещи горожане создавали давки у лифтов, на лестничных клетках и учиняли драки с нерасторопными соседями. Острая нехватка транспорта привела к повсеместным захватам автобусов, которые тут же переделывались в грузовики путем срезания крыш и выдирания сидений. Один паникер заражал своей нервозностью десятки сограждан. Причем даже тех, кто по долгу службы был обязан следить за недопущением подобных беспорядков.
Через два часа после исхода крыс вся инфраструктура города была парализована. Поняв, что хаос не остановить, власти наконец объявили о том, к чему их давно призывал академик Ефремов. Приведенная в полную боеготовность бригада Верниковского вмешалась в неорганизованное бегство горожан и понемногу урегулировала потоки рвущихся прочь из Новосибирска беженцев. В первую очередь было нормализовано движение на автомагистралях. Тех, кто в панике забывал о правилах и законах, без предупреждения удаляли из транспортного потока при помощи винтокрылого эвакуатора. Таким же способом устранялись дорожные пробки. Битва за грузовики, что вспыхнула в связи с их внезапным дефицитом, прекратилась после того, как в город были оперативно переброшены тысячи армейских и гражданских грузовых машин. Конечно, все эти поспешные меры не выправили ситуацию в целом, но, по крайней мере, предотвратили новые вспышки насилия, к которому прибегали наиболее отчаявшиеся беженцы, готовые расправиться со всеми, кто стоял у них на пути.
Спустя сутки процесс эвакуации обрел относительно цивилизованную форму – сказывалось присутствие повсюду вооруженных солдат и военных комендантов. Да и большинство новосибирцев успело свыкнуться с потрясением, взять себя в руки и без лишнего крика и суеты заняться спасением своих семей. Все внимательно следили за сводками, поступающими из района киностудии «Бомбей-Кольцово». Уничтожив павильонный городок, Тропа Горгоны взяла курс на север, в сторону Гусинобродского тракта, и начала мало-помалу отклоняться к западу. Этому уже никто не удивился. Ефремову и его коллегам настрого запретили разглашать информацию о том, что скорость образования разлома неуклонно возрастает. В помощь Верниковскому прибывали все новые и новые подкрепления, как сухопутные, так и авиационные. Поэтому генерал не сомневался, что эвакуация Новосибирска будет полностью завершена через трое суток.
Правда, было пока неясно, что делать с упрямцами, наотрез отказывающимися покидать свои дома, несмотря на слезные увещевания родственников. По закону, выдворить жителей из города силой комбриг мог лишь в случае явной угрозы их жизням. А таковой опасности Тропа Горгоны в данный момент не представляла даже несмотря на вызванную ее ростом панику. Идущая из-под земли непрерывная вибрация не тянула даже на слабенькое землетрясение и также не позволяла считать ее предвестником чего-то ужасного. Поэтому отвлекать бойцов на насильственное переселение строптивых новосибирцев Александр Игнатьевич не стал. По горло хватало забот с теми гражданами, кто желал выбраться из города добровольно.
Комбриг сдержал данное им Комитету обещание. За трое бессонных суток идущие из города транспортные колонны с беженцами сократились до редких одиноких автомобилей. На них по большей части эвакуировались давешние упрямцы, что все-таки поддались на уговоры и воспользовались услугами курсирующих по Новосибирску команд эвакуаторов. Кое-кому из беженцев, отступающих в числе последних по Гусинобродскому тракту, пришлось спешно менять маршрут. Все больше отклоняющийся к западу разлом подобрался вплотную к одному из главных загородных шоссе и рассек надвое поселок Раздольное.
До образования объекта «Кальдера» оставалось чуть меньше двух дней…
Верниковский рассказывал, что впервые в жизни он видел столь грандиозную и одновременно удручающую картину, каким предстал пред ним Новосибирск, когда его в спешке покинуло девяносто пять процентов населения. Антикризисная бригада оберегала брошенный город от повальных погромов и грабежей. Поэтому, не беря в расчет единичные факты мародерства и поджогов, Новосибирск пережил Великий Исход почти без потерь. Если бы не груды оставленного беженцами мусора, можно было подумать, что горожане по какой-то причине просто загнали весь автотранспорт в гаражи и отсиживаются по домам. Лишь армейская техника передвигалась ныне по улицам. Порой на них показывались и редкие прохожие из числа оставшихся жителей. Опасаясь, как бы их не приняли за мародеров, они старались не встречаться с военными. Комитет распорядился развернуть в опустевшем городе для ярых строптивцев полевые медицинские пункты и кухни, а также раздать всем нуждающимся мини-электростанции. Гидрореакторы на всех ТЭЦ были остановлены, а автономные источники электричества имелись далеко не в каждом здании.
Весь мир пристально следил за разыгравшейся в Западной Сибири масштабной драмой. Делались прогнозы, что же случится, когда петля аномального разлома замкнется. Засекреченные в дни эвакуации сведения о росте Тропы Горгоны стали явными. Теперь ее рост составлял около десяти километров в сутки и продолжал ускоряться. Отныне никто даже не пытался скрыть такие подробности, да это больше и не требовалось. Наоборот, пуская ежечасно в эфир бюллетени о продвижении Тропы на северо-запад, Комитет не терял надежды, что ему удастся выманить из Новосибирска оставшихся там сограждан. Откликнулись лишь единицы. На прочих такие безыскусные методы уже не действовали. Они истово верили в свою правоту, полагая, что еще посмеются над малодушным большинством, которое запаниковало и сбежало вместе с крысами, испугавшись какого-то быстрорастущего оврага.
Обсмеянный поначалу за свои неординарные научные взгляды, теперь академик Ефремов стал центральной фигурой среди ученых, продолжающих исследовать Тропу Горгоны. При виде планомерно сбывающихся прогнозов Льва Карловича Комитет решил-таки назначить его на должность своего главного научного консультанта. На что мурманский геолог отнюдь не возражал, ибо злопамятство и гордыня были ему чужды. С тех пор они с Верниковским стали работать бок о бок, а объявленные прежде недостаточно убедительными ефремовские теории стали обретать немало сторонников.
Разумеется, комбриг не преминул ознакомиться поподробнее с изысканиями своего нового коллеги по службе. Александр Игнатьевич мало что вынес из той короткой лекции, какую академик читал Комитету по приезде в Новосибирск. Однако сегодня Верниковский был вынужден непременно вникнуть в суть проблемы, раз уж объясняющая ее версия Ефремова была признана официальной…
Первое знакомство Льва Карловича с Mantus sapiens состоялось, когда работавшие на Кольской Сверхглубокой скважине кибермодули-бурильщики вышли на глубину тридцати двух с половиной километров. После чего вдруг без очевидной причины все разом вышли из строя и застряли на дне главного ствола шахты. Только через сутки высланные им на подмогу роботы-ремонтники добрались до собратьев-первопроходцев. Однако в процессе их подъема на поверхность те вдруг столь же дружно воскресли и, согласно проведенной ими самодиагностике, готовы были продолжать бурение в обычном режиме.
Являясь не только руководителем геологоразведочной экспедиции, но и полноправным владельцем скважины, Ефремов был волен менять график работ по своему усмотрению. Поэтому Лев Карлович приказал остановить бурение и доставить роботов наверх, дабы выяснить, что конкретно послужило причиной странной остановки их механизмов. Встроенные видеокамеры зафиксировали погружение кибермодулей в непрозрачный газ, заполнивший придонную часть скважины. Из этого же газа ремонтники, сами в него не погружавшиеся, и извлекли застрявших роботов.
Появление подобной субстанции на глубине, где температура недр и атмосферное давление достигали чудовищных величин, не являлось чем-то из ряда вон выходящим. Так что поначалу Ефремов не связал самоустранившуюся поломку кибермодулей с этим газом. Во-первых, глубинные бурильщики были надежно защищены от воздействия агрессивных сред. А во-вторых, даже если бы газ прорвался сквозь герметичный корпус и повредил электронную начинку роботов, вряд ли после такой поломки они бы снова заработали. Некоторые – еще возможно. Но чтобы все до единого?.. В подобное участники ефремовской экспедиции попросту отказывались верить.
Дальнейшие действия озадаченного Льва Карловича почти один в один повторяли действия его коллег в первые дни образования новосибирского разлома. Разве только академик по вполне понятным причинам не проводил опыты на животных. Зато отправленная в скважину команда киберразведчиков мало того, что тоже вышла из строя, так еще и не смогла взять образцы неизвестного глубинного газа. Короче говоря, в тот год хозяин Кольской Сверхглубокой столкнулся с тем же рядом проблем, какие спустя пятнадцать лет поставили в тупик исследователей Тропы Горгоны.
А затем стряслось такое, с чем новосибирские ученые не сталкивались. Неведомо, сколько еще группа Ефремова ломала бы головы над тайной глубинной отметки «32,5», если бы растревоженные бурильщиками недра вдруг не заговорили. Хотя «заговорили» – это, конечно, слегка утрированное или, если угодно, поэтизированное определение. Но тем не менее, в отличие от новосибирцев, Льву Карловичу действительно посчастливилось услышать глас Души Антея.
Все началось с того, что в один ничем не знаменательный день закрывавший скважину металлический кожух начал издавать нескончаемый звон. Жестко закрепленная и весившая почти тонну крышка вибрировала сама по себе, наполняя колоннообразное здание буровой гулкими переливами, похожими на игру варгана – щипкового музыкального инструмента с тонкой железной пластинкой в качестве источника звука. Дребезжание кожуха длилось до тех пор, пока ошарашенные «полтергейстом» геологи не сдвинули поющий кожух в сторону.
Лучше бы они этого не делали. Едва жерло скважины оказалось открытым, как здание загудело на все лады, а находившиеся в нем исследователи ощутили себя словно внутри гигантского контрабаса. Самые слабонервные выскочили на улицу, полагая, что стометровая башня буровой вот-вот обрушится. Стены ее дрожали так, что к ним нельзя было притронуться. Но не сдрейфившие ефремовцы живо смекнули, что натворили, и поспешно водрузили кожух на место. Помогло. Тот опять завел свое заунывное варганное бренчание, но оно, по крайней мере, не угрожало ни зданию, ни барабанным перепонкам бурильщиков.
Причина загадочного дребезжания кожуха и башни крылась в шахте. В этом никто из геологов, включая Ефремова, не сомневался. Предположив, что они столкнулись с неким неизвестным прежде глубинным эффектом, от которого можно ожидать чего угодно, Лев Карлович на всякий случай наложил на буровую карантин и все дальнейшие работы на ней стал проводить в режиме повышенной осторожности. Как выяснилось, решение академика было весьма своевременным и мудрым. Исследовав кожух, хозяин Сверхглубокой обнаружил, что сердцевина крышки превратилась в сверхтвердый монолит, в то время, как ее края не претерпели никаких изменений. Тогда ошеломленный внезапной догадкой ученый не поленился облазить здание и нашел-таки то, что хотел. Такой же монолитный пятачок отыскался и в верхушке башни – там, куда после открытия кожуха угодил идущий из скважины поток необъяснимой энергии, заставляющей вещи «петь» в полном смысле слова.