Я склонился над картой, разглядывая западный берег Африки. Чертовы голландцы опередили меня буквально ненамного и основали свой Капстад, который я знал, как Кейптаун. Хочу южную Африку, вот хочу. У каждого человека должна быть своя идефикс, и у меня вот эта. Там еще ни черта не нашли, да и не пытаются этого делать, такое вот проявление превосходства белого бваны над черными, населяющими этот непростой, но охренительно богатый континент. Капстад нужен голландцам в качестве базы для своих кораблей, мне, как отправная точка вглубь на северо-восток к несметным богатствам. И дело тут даже не в золоте и алмазах, хотя и в них тоже, но проще и безопаснее Сибирь разрабатывать, тем более, что я знаю совершенно точно, где и что находится, не зря же на нефтянке столько лет протрубил. Дело в других металлов, с которыми у России почти полный облом, а вот там его хоть жо… хм, хоть ложкой ешь. Ну и база для кораблей, конечно. И теперь передо мной стоит вопрос, как отжать Капстад у голландцев? Мне просто нечем их шантажировать. Просить, чтобы продали? Не продадут. И это дело принципа, а не какого-то сверхинтересного положения городишки, в который и денег-то особо не вкладывают. Так, стоянка, чтобы воды морякам в бочки налить, жратвой загрузить, да по бабам пустить, пока они друг на дружку полностью не переключились. Так даже нет верфей, и корабли, если и чинят, то силами команды. И принадлежит поселение даже не Голландии, а непосредственно Ост-Индийской компании.
– Чуть не забыл передать, – я оторвал взгляд от карты и посмотрел на сидящего напротив Румянцева.
– Который из них?
– Петр Иванович. Сказал, что почти разработал правовой проект, как лучше продовольственные склады на случай неурожая возвести и заставить людишек их заполнить. И теперь ему не терпится обсудить с вашим высочеством проект, прежде, чем показывать его ее величеству Елизавете Петровне.
– Это действительно очень важно, – я потер переносицу. – Как увидишь его, передай, что я сегодня буду.
– Хорошо, передам. «Гордость океана» вовремя не вернулась из поездки в Индию, – очень резко сменив тему разговора, сообщил Румянцев, откладывая в сторону листок голландской газеты, которую я заставил его изучать. Оказалось, что Петька знал голландский язык. И вообще он был очень эрудирован, еще бы дурака перестал включать по поводу и без, вообще бы цены ему не было. А еще, я узнал, что он помогает Саше Суворову разбираться в некоторых аспектах военной тактики, которая пока последнему не давалась, а вот Румянцев в ней разбирался. Просто ему было лень переключиться с увеселений и женщин на настоящие дела, вот и весь ответ на вопрос о его раздолбайстве, по причине которого этого недоросля выперли, по-моему, из каждого еще пока уважающего больше себя и свое честное имя, а не деньги, учебного заведения Европы. – Теперь у Оста-Индийской компании появился приличный долг перед акционерами, на деньги которых был оснащен корабль.
– Ну и что, – я отмахнулся от этой новости. – Это рядовое происшествие, и в стоимость товаров изначально заложена доля за подобные риски.
– Да не скажи, – Румянцев задумчиво посмотрел на листок, а затем расправил его рукой. – У хозяина корабля какие-то проблемы с владельцами Амстердамского банка и биржи оказались. Собственно, он и хотел бы вернуть людям потерянные деньги, человек он довольно богатый, но так получилось, что практически все средства вложены банком в оборот, а извлекать их или давать кредит они отказались. Предложили сами заплатить, а вот платежное обязательство собираются продать. Как будто оно кому-то нужно.
– Кто владелец затонувшего судна? – у меня аж руки вспотели, и я их вытер как можно незаметнее о штаны.
– Абрахам ван Рибек – младший. Прямой потомок основателя того самого Капстада, которую вы, ваше высочество, уже пять дней как разглядываете. В настоящее время находится как раз в той самой Капе, и никак не может повлиять на решение банка и биржи. Но это внутренние проблемы, как мне кажется. И, как здесь написано, это уже пятый по счету не вернувшийся корабль.
– Похоже, что Ост-Индийскую компанию решили немного прижать, – я задумчиво посмотрел на карту. – Слишком много начала на себя брать. Или республика решила попробовать провести рейдерский захват. Это ведь акционерное общество? – Румянцев неуверенно кивнул, для него все эти термины были пока незнакомы. – Значит, раз в газетах начали такую кампанию до дискредитации, то акции скоро поползут вниз. Вот что, где Криббе?
– У Бестужева, – Румянцев поморщился. То ли он от меня заразился антипатией к вице-канцлеру, то ли сам его недолюбливал, но факт оставался фактом, Бестужева Петька не слишком жаловал. – Сказать, чтобы к вам зашел, когда вернется?
– Да, – я кивнул, прикидывая, хватит ли у нас денег на эту авантюру. Если мне память, которую я в последнее время напрягал до предела, не изменяет, всего было выпущено примерно две тысячи акций, и львиная доля находилась как раз в руках ван Рибеков.
Я так задумался, что даже не заметил, как Румянцев вышел из кабинета. Если у меня все получится, то я испорчу отношения с англичанами. Ну и хрен с ними. Было бы что сохранять, так это отношения с ними.
Криббе как обычно вошел без стука.
– Ваше высочество, вы хотели меня видеть? – мой учитель фехтования и на сегодняшний день единственный человек, которому я доверял, выглядел осунувшимся. Доклады Бестужеву всегда весьма дорого ему обходятся. Этот упырь высасывает из Гюнтера все соки.
– Да, – я кивнул, вышел из-за стола, и прошелся по комнате. – У тебя есть хорошие знакомы в Голландии?
– Найдется парочка, – Криббе нахмурился и посмотрел на меня с подозрением.
– Хорошо, – я развернулся и пошел в обратную сторону. Возле усевшегося за стол Криббе я остановился. – Ты не хочешь съездить к своим друзьям, чтобы проведать их? Заодно узнать, как можно потихоньку с помощью подставных лиц малыми партиями купить акции Ост-Индийской компании. Очень небольшими партиями, чтобы не привлечь ненужное внимание.
– И сколько вы хотите приобрести этих акций, ваше высочество? – Криббе продолжал сверлить меня тяжелым взглядом.
– Несколько. Сот. Несколько сот акций, – я улыбнулся, стараясь, чтобы моя улыбка не выглядела жалкой.
– Господи, зачем они вам нужны? – Криббе откинулся на спинку стула, хватаясь за голову. – Это как-то связано с Капстадом? Вы в курсе, что у них там людей не хватает, и они пригласили присоединиться к поселению всех гугенотов?
– Я знаю, Гюнтер, что Капстад не государственное образование. Его на ничейной, с точки зрения среднего европейца конечно, потому что местные жители там безусловно есть, построила Голландская Ост-Индийская компания под собственные нужды. Собственно, это что-то типа торговой фактории, и для чего она предназначена, вполне понятно. И пока это место принадлежит компании, мы можем его как-то забрать себе. Но под много о себе возомнивших олигархов начала планомерно копать республика. Поверь, Голландской Ост-Индейской компании недолго осталось. А когда ее имущество национализируют, будет гораздо сложнее посягнуть на него. Войны из-за меньшего случались. И меня никто не поймет, если я предложу повоевать за Капстад. Там по побережью полно бухт, где можно устроить форт и гавань для кораблей, если уж на то пошло.
– Тогда зачем вам нужна эта дыра? – Криббе запустил руку в свои длинные волосы и несильно дернул. За волосами он следил, следов вшей я у него не замечал, иначе лично побрил бы наголо, потому что от оспы мы все привились, а от тифа даже в моем времени прививки были редкостью.
Я давно подготовился к этому вопросу и был рад, что он прозвучал из уст Криббе. Можно было проверить ту сказку, которую я приготовил на нем. Если поверит Гюнтер, который знает меня как облупленного, значит, поверят все остальные. Я подошел к столу, открыл маленьким ключиком потайной ящик и вытащил мешочек, из которого достал сравнительно небольшой камень. Желтые алмазы были редкостью, пришлось повозиться, чтобы его найти и купить. Я просто положил его перед приоткрывшим рот Криббе. Необработанный камень был мало похож на сверкающих друзей всех поголовно девушек, и незнающий человек вполне мог его спутать с чем-то еще, с чем он у него больше ассоциировался. Тем более, что камни с различными оттенками встречались крайне редко.
– Ты не был первым, кого я встретил во время своего первого путешествия сюда в Петербург. Однажды в одной гостинице я столкнулся с голландским моряком. У него не было одной ноги, а так как его корабль затонул, то Ост-Индийская компания просто выбросила его на улицу, выделив какую-то мизерную пенсию, на которую тот едва сводил концы с концами. Скитаясь по Европе, он сумел, наконец, найти приют в этой гостинице, где помогал на кухне. Застав меня одного, это порой случалось, он предложил купить этот камень за пару десятков гульденов. Сам он принимал его за кварц и поэтому даже не совался к ювелирам. Вот он-то мне и рассказал, как нашел камень в реке неподалеку от Капстада. Как я уже сказал, он принял его за кварц и держал при себе, чтобы что-нибудь смастерить. Я пообещал отдать ему деньги утром, но, когда спустился вниз, то узнал, что его ночью зарезали в пьяной драке. Я взял названную сумму у Корфа, сказав тому, что хотел бы иметь при себе пару гульденов, чтобы не чувствовать себя совсем уж нищим. Гостиница была паршивая, благородные люди в ней останавливались редко, а тому же Корфу бедолага не посмел предложить камень. В мальчишке же он не увидел угрозы, и решил привлечь внимание, как ему казалось, безделушкой.
– Матерь Божья, ели кто-то об этом узнает, – Криббе помотал головой, с трудом отрывая взгляд от камня. Я купил его в Киле, точнее выменял на тот злополучный браслет, который едва не подарил Марии. В Варшаве взял денег у Гюнтера и пошел к ближайшему ювелиру, который в этот момент как раз получил несколько необработанных камней. Я, как только увидел желтоватый оттенок, сразу же стойку сделал. Про подарок, который обещал Марии, благополучно забыл, а потом пообещал, что засяду в Петербурге с ювелиром и он сделает под моим чутким руководством гарнитур, который я ей и вручу, поздравляя с Новым годом и прошедшим днем рождения. Тогда в парке она ушла с браслетом, но утром его притащил посыльный в гостиницу, откуда мы спешно собирались выехать, с запиской, что она возвращает то, что должно принадлежать другой женщине, и ждет нечто необычное.
– Вот поэтому я хочу, чтобы ты делал все в тайне. Мне больше некого послать в Голландию. Да и, кто знает, может тот моряк солгал, и прост ограбил какого-то бедолагу.
– Я понимаю, ваше высочество, – Криббе наморщил лоб. – Полагаю, что сэкономленных денег, также, как и прибыль, которую приносит ваш стеклянный завод должно хватить. В крайнем случае, я что-нибудь придумаю, нужно сначала узнать, есть ли акции вообще в продаже.
– Тогда собирайся, и, Гюнтер, это авантюра в чистом виде, я даже не знаю, сработает или нет, – я потер шею. Про рейдерские захваты здесь еще не слышали. Вот какой я молодец, не то что те попаданцы, про которых иногда читал, я на разную херню типа паровых машин не размениваюсь, только лучшее несу в этот мир – казино, захваты компаний. Давай, Петруха, жги напалмом. И что дальше, чем еще удивишь? – И нет, тебе не хватит того, что у нас имеется. По моим прикидкам нужно где-то три миллиона. Вот только, полагаю, что эти деньги не сразу все понадобятся. Действовать нужно будет крайне осторожно. Полагаю, что несколько лет эта наша задумка точно займет. А там что-нибудь придумаем. В крайнем случае, пойду к тетушке на поклон, не для себя же пытаюсь все это провернуть. – Я не стал говорить, что при поглощении вся компания переходит во владение нового собственника. А у Голландской Ост-Индийской компании далеко не одна фактория по миру разбросана. Ладно, поживем-увидим, как говориться. Нечего пока шкуру неубитого медведя пытаться распилить. По Криббе же видно, что он видом алмаза проникся, а вот за каким чертом мне понадобились сотни акций, он так и не понял, ну это ничего, поймет позже.
Криббе поднялся из-за стола и направился к двери, которая распахнулась прямо перед ним. Молоденький гвардеец уставился на него, и лишь спустя почти минуту додумался, что надо бы пропустить человека. Когда же Гюнтер вышел, он растерянно посмотрел на меня.
– Чего тебе? – я слегка наклонил голову набок, внимательно разглядывая бедолагу.
– Тут, ваше высочество, письмо из Швеции привезли, – наконец, гвардеец догадался, что нужно говорить, а не просто стоять и пялиться на меня.
– Кто привез? – мы стояли друг напротив друга, и я в это время пытался понять, кто из нас дурнее.
– Олсуфьев Адам Васильевич, – гвардеец пару раз моргнул и покраснел. Откуда его выкопали вообще?
– Ну, так пускай Олсуфьев Адам Васильевич заходит, коли письмо привез, да еще и из самой Швеции, – я решил подбодрить его, но, похоже, только еще больше испугал. Тем не менее, парень справился с волнением и подался назад, пытаясь закрыть за собой двери, чтобы уже через пару секунд снова их открыть.
В кабинет вошел молодой человек в дорожном плаще и зимней треуголке. Поклонившись, он молча протянул мне письмо, и остался стоят, ожидая, что я скажу. Я же вскрыл послание и тут же вернул его Олсуфьеву.
– Ваше высочество? – он недоуменно приподнял бровь. Парень был молод, лет двадцати, и было в нем что-то, весьма располагающее к себе. Скорее всего, дело было в открытом лице, на котором блуждала очень славная улыбка. Правда, эта улыбка сама сползла, как только я протянул ему письмо. – Вы не будете читать?
– Нет, – я покачал головой. – А не буду я читать по одной весьма простой причине, я не знаю шведского языка.
– Но, как же так, ведь письмо… – курьер явно растерялся, глядя то не меня, то на зажатое в руке письмо.
– Вот что, вы же знаете язык, на котором это письмо написано? – Олсуфьев, помедлив, кивнул. – Очень хорошо. Располагайтесь, – я указал ему на стул для посетителей у стола. Если хотите, то снимите плащ и треуголку, – мне до сих пор была не слишком понятно, почему для посланников и курьеров было вполне нормально вот так вот взять и ввалиться хоть даже к королю, про наследников вообще можно промолчать. А самый шик, чтобы с плаща вода капала прямо на ковер.
– Ваше высочество, я не понимаю… – он стянул треуголку, и я отметил, что парика он не носит. Хотя, может быть в дороге было неудобно, я впервые видел этого молодого офицера, и поэтому понятия не имел, что ему удобно, а что нет.
– Адам Васильевич, – я только что глаза не закатил, глядя на его переминание с ноги на ногу. – Вы шведский знаете?
– Да, конечно, я же приписан к Российскому посольству в Стокгольме, – он кивнул, явно обрадовавшись, что наконец-то может ответить хотя бы на один мой вопрос.
– Ну и отлично. В теперь садитесь и читайте, или вы предпочитаете делать это стоя?
– Я? Читать письмо, адресованное вам? – нет, ну что за тормоз, на меня накатило раздражение.
– Адам Васильевич, из нас двоих только вы знает шведский язык. А мне, чтобы узнать содержимое письма, хотя я догадываюсь, о чем оно, все равно нужно кого-то просить мне его прочитать. Зачем же мне тратить время и кого-то искать, если прямо передо мной стоите вы, знающий шведский?
– Но, вы не боитесь, ваше высочество, что содержимое может быть мною рассказано в каждом салоне, куда меня, дай Бог, пригласят в те дни, что я пробуду в Петербурге?
– Да кому надо, тот итак уже знает, что мне написал какой-то швед от лица своего короля, – я пожал плечами. – Уж во всяком случае, ее величеству точно доложили.
– И вы так спокойно к этому относитесь? – Адам покачал головой и принялся разворачивать письмо.
– А как мне еще к этому относиться, если я считаю такое положение дел вполне естественным и дюже важным. Более того, Андрей Иванович Ушаков по моей просьбе усилил эту службу, выделил специальное небольшое подразделение, которое уже начало заниматься исключительно чужой перепиской, включая расшифровку. Ну и знания языков у его сотрудников должно быть не уровне, естественно. Так же, как и способность не просто расшифровывать чужие шифры, но и разрабатывать свои. А вы удивляетесь, почему я к таким действиям отношусь нормально, – я не удержался и хмыкнул. – Так вы будете читать, или мне поискать другого полиглота?
Олсуфьев вздохнул, согнул руку, пристроил на сгибе свою треуголку и развернул, наконец-то письмо. На предложенный стул он так и не сел. Я тоже стоял, правда опиравшись на стол, внимательно слушая, как он читает. Получалось у Адама очень хорошо. Он прочитывал про себя, затем про себя переводил и выдавал мне уже переведенную версию. Он изначально взял определенный темп, и читал хоть и медленно, но создавалось впечатление, что он не занимается сложным переводом, а просто читает вслух написанное.
Если кратко, то после витиеватых приветствий на полстраницы, в письме было сказано, что Швеция принимает Георга в качестве наследника, и что уважает мой собственный выбор. Надеется дружить семьями… тьфу… надеется на добрососедские отношения и так далее и тому подобное. Ничего, о чем бы я не догадывался в письме не было, всего лишь положенная по протоколу отписка. Единственное, что немного выбивалось из колеи, это просьба сразу же сообщить в Стокгольм о рождении моего сына и наследника. Я с трудом удержался, чтобы не покрутить пальцем у виска. Они вообще соображают, что пятнадцатилетнему парню это написали? Почти пятнадцатилетнему. Потому что пятнадцать мне исполнится очень скоро, но пока не исполнилось. Ладно, скорее всего, писал секретарь по шаблону, и о таких нюансах даже не задумывался.
Олсуфьев закончил и вопросительно посмотрел на меня. Я даже сначала не понял, что он хочет этим своим взглядом мне сказать.
– Все? Постскриптумы все прочли? – я решил уточнить, что же он хочет от меня.
– Да, ваше высочество, – кивнув, теперь уже я вопросительно посмотрел на него.
– Прекрасно, можете быть свободны.
– Но, вы не будете писать ответ? – он снова удивленно уставился на меня, я же вздохнул.
– Конечно, нет. Вот когда наследником обзаведусь, то сразу же восторженным эпосом разрожусь, листа на три не меньше. А пока мне нечего сказать его величеству.
На этот раз Олсуфьев не стал ничего переспрашивать. Он аккуратно положил письмо на стол, поклонился и направился к выходу. Дверь за ним закрылась, и я потер шею и негромко рассмеялся. Бывают же такие кадры. Мне сегодня везет. То недотепа охранник у дверей, но очень старательный, то вот этот посланник из Стокгольма. Рутинное, на самом деле ничего не значащее происшествие.
Тут за дверями раздался какой-то плохо дифференцированный шум. Я невольно прислушался.
– А я настаиваю, чтобы его высочество принял меня незамедлительно! – О, кажется, я знаю, кто это визжит, как боров недокастрированный. Лесток приперся отношения выяснять. Ну пусть попробует войти, я ему махом парик плоским сделаю, вот, например, эта штуковина прекрасно подойдет. Я поднял со стола небольшой, но вполне тяжелый пресс, и приготовился встречать бывшего лейб-медика императрицы.
– Я никак не могу пропустить вас к его высочеству, – от удивления у меня брови поползли вверх, потому что отвечал Лестоку сейчас тот самый Олсуфьев. Отвечал предельно вежливо и не менее твердо. – Если бы его высочество назначил вам встречу, то наверняка предупредил бы этого бравого гвардейца.
– Но я жажду увидеться с его высочеством! – Лесток продолжал визжать, а его акцент усилился. Я так и не понял акцент у него больше немецкий или все-таки французский.
– Милостивый государь, я вот, например, жажду увидеть дочь китайского императора. Но, вы же понимаете, что, это наши желания, и они тихо умрут в нас, так никогда и не исполнившись. Поэтому, прошу вас уйти, иначе я вынужден буду с помощью гвардии, ежели один не справлюсь, выкинуть вас отсюда, а это не придаст чести ни мне, ни вам.
По мере того, как он говорил, его голос становился тише, словно в этот момент он удалялся от двери, ведущей в мой кабинет. Когда ни Олсуфьева, ни Лестока не стало слышно, я поставил пресс на стол и сам выглянул из кабинета. У дверей стоял только тот самый гвардеец, который не сумел пару слов связать. На стоящем неподалеку столике я заметил оставленную треуголку. Видимо, бешенный француз немецкого происхождения прервал процесс сборов восвояси, которые и проводил посланник из Швеции.
– Вы все слышали, ваше высочество? – Олсуфьев появился быстрее, чем я думал.
– Да, слышал. Почему вам пришло в голову выставить вон господина Лестока?
– Господин Лесток находился в чрезвычайно возбужденном состоянии и мог наделать или наговорить много такого, за что потом долго бы раскаивался. А что на него могло повлиять?
– Я слишком обеспокоен состоянием здоровья ее величества, и однажды мне показалось, что все старания господина Лестока не приносят ощутимого улучшения самочувствия Елизаветы Петровны. Поэтому я настоятельно рекомендовал ей воспользоваться услугами моего личного врача. Методы господина Флемма очень сильно отличаются от методов господина Лестока и в целом пришлись ее величеству по душе. А теперь господин Лесток склонен обвинять меня за то, что впал в немилость и что это из-за меня ему порекомендовали вернуться на родину, весьма щедро одарив при этом, к слову.
– С одной стороны его можно понять, но с другой, это недопустимо, так себя вести, – покачал головой Олсуфьев. Я же внимательно смотрел на него, затем медленно проговорил.
– Вы же не заняты вечером, Адам Васильевич? Видите ли, мой друг и наставник Гюнтер фон Криббе срочно уезжает по делам, а на сегодняшний вечер у меня запланирован весьма важный ужин. Не хотите составить мне компанию? – надо у тетушки поинтересоваться, Олсуфьев ей очень сильно нужен, или посольство в Швеции переживет, если я его к себе перетащу, потому что мне нужен секретарь, просто позарез нужен.