Когда кто-то схватил ее за руку, Эмбер запротестовала: «Эй…» Подняв глаза, она увидела молодого мужчину в темно-синей униформе. Второй страж порядка удерживал старика. Тот растянул губы в улыбке, но в его глазах мелькнул страх.
Этот страх передался ей. Кровь Эмбер заледенела. Монеты из ее руки перекочевали к полицейским. После беглого, но внимательного осмотра и кивка одного из них монеты исчезли в небольшом пластиковом пакете.
Что за чертовщина тут происходит?
Полицейский что-то требовательно спросил у старика по-турецки. Тот тут же указал на Эмбер и быстро заговорил, проглатывая окончания слов.
– Это так? – обратился к ней полицейский. Он был суров, но, по крайней мере, задал вопрос по-английски. – Вы спрашивали у этого человека, где можно приобрести монеты, похожие на эти?
– Нет, я…
– Тогда зачем вы держали их в руке?
– Потому что он их уронил, а я подняла. Этот человек подошел ко мне и…
– Она врет! – вдруг выкрикнул старик, перебивая ее, и Эмбер с удивлением отметила, что в присутствии полицейских его английский претерпел значительные изменения в лучшую сторону.
Последовал стремительный монолог на турецком, сердитый и гневный. Полицейские переводили взгляд со старика на нее, все больше хмурясь.
Хотя Эмбер не понимала ни слова, но интонаций старика, его жестов и мимики было достаточно. Похоже, она вляпалась во что-то очень неприятное.
– Вы должны мне поверить, – взмолилась она, когда старик умолк, а вокруг них начала собираться толпа.
Один из полицейских попросил у нее паспорт. Эмбер стала рыться в сумке, сердце отчаянно колотилось. Наконец ей удалось расстегнуть молнию на кармашке, в котором лежал паспорт.
– Вы отдаете себе отчет в том, что иметь дело с антиквариатом без специального разрешения противозаконно? Это серьезное преступление, – говорил полицейский, изучая ее паспорт.
Противозаконно…
Антиквариат…
Серьезное преступление…
Она подняла монеты, потому что ей это было сделать легче, чем старику, опирающемуся на трость.
– Но это не мои вещи.
– Противозаконно не только владеть ими, но также продавать и покупать.
Неужели она в самом деле вляпалась? Эмбер почувствовала, как кровь отхлынула от лица.
Пока она пыталась подобрать слова, которые не усугубили бы ее положение, раздался еще один голос, перекрывший все остальные, – властный мужской голос.
Сердце Эмбер чуть не вырвалось из груди.
Он! Тот самый человек, который разглядывал ее на рынке.
Он положил руку ей на плечо, снова ослепив и оглушив. Она стояла, чувствуя тепло тяжелой руки, и на какое-то мгновение – безумное мгновение – у Эмбер мелькнула мысль, что он заявляет на нее права.
В какой-то момент старик перебил его. Незнакомец дал ему возможность выговориться, а затем вдруг сказал что-то, от чего старик сразу съежился, в его глазах заплескался страх, а полицейские нахмурились еще сильнее.
Несмотря на то, что сердце Эмбер стучало, как барабан, несмотря на зарождавшуюся панику, которую пока еще удавалось сдерживать, она не могла не заметить, что голос незнакомца идеально ему подходит. Это был глубокий, красивый, сильный голос человека, способного заставить повиноваться ему. Но, похоже, сам он не замечал свою значимость, как не замечал свое черное кашемировое пальто. И вряд ли догадывался, что от его прикосновения тело женщины стало покалывать, словно в него воткнули тысячи крошечных иголок.
Эмбер задрожала, но в этот раз не от холода, а от охватившего ее пламени, танцующие язычки которого обожгли все ее интимные местечки и заставили чаще биться пульс.
Шум вокруг постепенно стихал, толпа потеряла интерес и начала расходиться. Хотя она оказалась в затруднительном положении, Эмбер почему-то чувствовала, как ее охватывает странное спокойствие, вызванное присутствием этого мужчины – того самого, от пристального внимания которого она сбежала всего несколько минут назад. Страх, только что переполнявший ее, сменился разгорающимся желанием.
Наконец решение было принято. Полицейские вернули ей паспорт, кивнули им обоим и увели с собой старика.
– Нам нужно пройти в полицейский участок, – сказал незнакомец, убирая руку с ее плеча, доставая телефон и тем самым давая понять последним зевакам, что «концерт окончен». – Вы должны написать заявление.
– Что случилось? – спросила Эмбер, которой уже стало не хватать тепла его руки. – Что вы им сказали?
Мужчина взглянул поверх ее головы, словно что-то выискивал.
– Только то, что я видел: старик подошел к вам, а затем вы наклонились и, насколько я понял, подняли монеты, которые он уронил.
– Он шел, опираясь на палку, – объяснила Эмбер. – Мне было проще поднять их, чем ему.
– Разумеется. Он намеренно поставил вас в такое положение. Вам трудно было бы доказать, что они не ваши или что вы не собирались их покупать.
– Я собиралась, – вздохнула Эмбер. – Я доставала кошелек, когда к нам подошли полицейские.
– Знаю, – отрывисто произнес мужчина. – А вот и моя машина, – сказал он, беря ее под руку. – Пойдемте.
Если бы это прозвучало как приглашение, а не как приказ… Если бы она знала, что он собирается взять ее под руку… Она приготовилась бы. Она сумела бы отказаться. Но он приказал и одновременно прикоснулся к ней своими длинными сильными пальцами, словно не только заявлял на нее права, но и утверждал свое доминирующее положение. Эмбер чувствовала: если она сядет с ним в машину, ее жизнь никогда не будет прежней. В ней что-то шевельнулось – смесь огня, желания, бунтарского духа… и страха. Она настолько забылась, что уронила пакет с хлебом.
Он остановился, взглянул на нее и вскинул брови:
– С вами все в порядке?
Ей вдруг стало тяжело дышать, грудь сдавил стальной обруч.
– Я… – начала она, пытаясь найти причину отказа. – Я даже не знаю, как вас зовут.
Незнакомец склонил голову:
– Приношу свои извинения. Похоже, мы пропустили кое-какие формальности. Меня зовут Кадар Сохейл Амирмоез. К вашим услугам.
Она моргнула, ее тело по-прежнему сотрясала дрожь.
– У меня отвратительная память на имена, – призналась Эмбер и тут же пожалела, что вообще открыла рот.
Этот… Кадар… как его там… уверен, что она глупая туристка. Зачем давать ему повод думать, что она совсем безнадежна?
Но вместо пренебрежения, к которому Эмбер была готова, на его лице появилась легкая улыбка. Канавки в углах его губ стали глубже, в темных глазах появился непонятный блеск. До этого момента она видела лишь его экзотическую красоту, а теперь он стал по-настоящему опасен. Сердце ее екнуло.
И все равно она была рада, что они встретились, пусть даже при таких обстоятельствах.
– Можете называть меня просто Кадар. А ваше имя?
– Эмбер. Обыкновенная Эмбер Джонс.
– Не могу согласиться с тем, что обыкновенная, – произнес он глубоким голосом. – Приятно познакомиться.
Кадар наклонился и подобрал хлеб, который выпал из ее пакета на мостовую, просыпав семена кунжута, на которые тут же нацелилась дюжина глазастых птиц.
– Вряд ли вы теперь будете его есть, – заметил он, разламывая хлеб на куски и кладя их у мусорной корзины. К ним тотчас с яростным гомоном слетелись птицы. – Пойдемте. После того как вы напишете заявление, я приглашаю вас на обед.
А после него?..
Куда он ее пригласит после обеда? Туда, где сможет сдержать обещание, которое она прочитала в его глазах?
А может, она оглушена последними событиями и ей мерещится то, чего на самом деле нет?
– Вам не обязательно это делать, – сказала Эмбер, испытывая его. – Я и так отняла у вас много времени.
– Из-за меня вы лишились хлеба, – парировал Кадар, ведя ее к машине. Он открыл заднюю дверцу и замер, ожидая, когда она сядет. – Самое меньшее, что я вам должен, это обед, Эмбер Джонс.
По мнению Эмбер, Кадар ничего ей не был должен, но она не собиралась спорить. И сбегать тоже не планировала.
Потому что в этот раз она была готова рискнуть.
Только через два часа они покинули полицейский участок. Ресторан, куда ее пригласил Кадар, был недалеко, они пошли пешком.
Трамваи грохотали и звенели, заглушая все звуки, а когда их не было, слышались крики морских птиц, парящих в небе, а также разговоры на самых разных языках. А затем прозвучал призыв муэдзина на молитву. Эмбер уже немного привыкла к этому. Стаи птиц взлетели с купола Голубой мечети и закружили в небе.
И в эту минуту Эмбер осенило – ей повезло, что она свободна и может всем этим любоваться.
– Они могли бы обвинить меня, – размышляла она вслух.
Эмбер думала, что заявление – это простая формальность, на которую уйдет пять минут, ведь полицейские позволили ей добраться до участка самостоятельно. Она ошиблась. Похоже, в Турции очень серьезно относятся к преступлениям в сфере антиквариата.
– Я испугалась, что меня арестуют.
– Мне кажется или вы действительно разочарованы тем, что вам не предъявили обвинение? – Кадар поднял брови, бросив на нее быстрый взгляд.
Разочарована? Вот уж нет! Эмбер испытывала несказанное облегчение. Хотя следует признать, что она была несколько озадачена.
– Я не совсем понимаю, почему, когда вы вмешались, кстати, еще раз огромное спасибо, по реакции полицейских я поняла, что они склонны мне поверить. Но тем не менее в участке меня потрясли основательно.
Кадар пожал плечами:
– То, что вы совершили, иначе как глупостью не назовешь. Вам просто хотели внушить, что вы могли стать соучастницей серьезного преступления.
Эмбер не хотела, чтобы он считал ее глупышкой.
Лучше – желанной или сексуальной, какой она ощутила себя там, на рынке, когда их взгляды встретились.
– Я не знала, что существует запрет на покупку и продажу старинных монет.
– Мне кажется, любой турист должен сначала ознакомиться с законами, обычаями и культурными особенностями страны, в которой он хочет побывать.
– Но ведь монеты вполне могли оказаться подделкой!
– А вы готовы тратить деньги на подделку?
Эмбер фыркнула. Главным образом, потому, что ей нечего было возразить. И ей не нравилось, что она вынуждена оправдываться. И Кадар ей тоже вдруг разонравился. Потому что был прав.
В обычной ситуации, будь у нее до отъезда несколько месяцев, она действительно поступила бы так, как он говорил. Но идея побывать в Турции возникла у Эмбер спонтанно, меньше двух недель назад. Запланированный отдых на Бали накрылся, и ей пришлось решать: либо остаться дома, либо потратить компенсацию за неиспользованную путевку на поездку сюда.
Вообще-то мысль о Турции не возникла из ниоткуда. Эмбер наткнулась на дневник своей прапрапрабабушки лет десять назад, когда помогала матери разбирать вещи в старом доме бабушки и деда в Англии. Та с волнением писала о предстоящей поездке в Константинополь. Кроме того, Эмбер обнаружила симпатичный браслет, завернутый в ткань и спрятанный на дне сундука на пыльном чердаке. Часть страниц в дневнике отсутствовала, поэтому Эмбер не знала, как на самом деле прошло ее путешествие, а что осталось, с трудом можно было разобрать. Но одно пожелание молодой женщины, жившей в далеком прошлом, выведенное чернилами на первой странице, – следуй зову сердца – запало ей в душу.
Либо потому, что ее звали так же, как прапрапрабабушку, либо потому, что энтузиазм Эмбер Брейтуэйт оказался заразительным, желание побывать в экзотической столице росло.
Камерон решил, что она сошла с ума.
– Зачем тебе туда ехать? – не понял он. – До Бали и ближе и дешевле.
– Никто не ездит на Бали в январе, – возразила она. – В это время там слишком влажно.
– Верь мне, – сказал он, и к своему стыду она не только отсрочила исполнение своей мечты, но и верила ему. До того момента, пока, вернувшись с работы пораньше, не обнаружила его в постели со своей так называемой лучшей подругой.
Так называемая лучшая подруга умоляла простить ее, клялась, что больше это не повторится, потому что Камерон в постели не так уж хорош.
Что ж, спасибо.
Эмбер поняла: настало время следовать зову сердца. Но она не должна ничего объяснять этому мужчине.
– Может, у меня не было времени, – улыбнулась она, отказываясь вспоминать, как сильно была задета этим двойным предательством.
Неделя ушла на то, чтобы шок и жалость к себе сменились гневом, поэтому поездка в Стамбул, куда Камерон, возможно, никогда не решился бы отправиться, стала для нее вполне естественным шагом.
Вот почему у нее не было времени изучить, что нужно опасаться туристу в Турции и к чему быть готовым.
Для нее было достаточно, что она, наконец, осуществила свою мечту побывать в стране, покорившей сердце ее прапрапрабабушки.
– К тому же, мои мысли могли быть заняты другим, – добавила она.
– Могли, – согласился Кадар.
Однако по его тону чувствовалось, что он подозревает одно из двух: либо она не дала себе труда подумать, либо ей вообще все равно, какие законы она может нарушить в чужой стране ради достижения своей цели.
Эмбер стиснула зубы. Когда именно желание, которое она до этого ясно видела в его глазах, пропало? В шумном и жарком полицейском участке? Или когда призналась, что была готова купить монеты? Но разве так уж важно, что он о ней думает? Вероятно, она его больше никогда не увидит. Так почему это должно ее волновать?
Но почему-то волновало.
– Удивлена, что вы рискнули пригласить меня на обед, точнее рискнули показаться вместе со мной, учитывая мою склонность делать глупости.
У Кадара хватило наглости рассмеяться:
– О, я знаю, больше вы не совершите ничего предосудительного.
– Почему вы в этом уверены? Вы совсем меня не знаете. И даже не представляете, на что я могу решиться в следующий момент.
– Учтите, вас отпустили из участка не просто так.
– Что это означает?
– Я слышал их разговор. Они обсуждали, не попробовать ли на вашем примере отвадить других туристов от подобных сделок. Симпатичная молодая туристка, обвиненная в торговых сделках с предметами старины, – это должно привлечь внимание мировой прессы.
Эмбер задохнулась. До того момента она пребывала в блаженном неведении, не подозревая, какая серьезная опасность ей угрожала.
– И что же заставило их отказаться от этой мысли?
– Завтра вы должны поехать на экскурсию по стране?
– Да. Вы же слышали, как я говорила об этом полицейским.
– Я сказал, что до отъезда гарантирую ваше безукоризненное поведение. И пообещал также, что у полиции больше не появится к вам претензий, потому что я отвечаю за вас.
Он отвечает? Эмбер остановилась.
– Вы так им сказали? А кто вы такой? К вашему сведению, я способна сама отвечать за себя. Мне не требуется нянька, тем более если это мужчина, с которым я только что познакомилась!
Кадар спокойно выслушал ее тираду.
– Неужели вы предпочитаете быть обвиненной в преступлении и изнывать в турецкой каталажке?
Он взял ее за руку, так что Эмбер даже запротестовать не успела – вообще ничего не успела сделать, – и буквально потащил за собой по оживленной улице.
Она ненавидела его – за самоуверенность.
Ненавидела – и не могла справиться с волнением из-за того, что оказалась близко к нему.
Слишком близко…
Эмбер чувствовала близость Кадара всем телом – от плеч и до бедер. Каждый шаг усиливал это ощущение, заставляя одежду потрескивать, словно между ними пробегал электрический разряд, а охвативший женщину огонь разгорался все ярче.
Возбуждение боролось в ней с негодованием.
– Значит, вы собираетесь обедать со мной, повинуясь долгу?
Кадар подошел к краю тротуара, остановился и повернул ее лицом к себе.
– Я серьезно отношусь к своим обещаниям. Я сказал, что позабочусь о том, чтобы вы больше не влипли в неприятность, пока находитесь в Стамбуле, и сдержу слово. – Его тон заставил Эмбер снова ощутить исходящую от него опасность. Не сводя с нее пристального взгляда, Кадар вдруг поднял руку, дотронулся до ее щеки и провел по ней пальцами. Неожиданная ласка была столь же нежной, сколь и электризующей. – Но кто сказал, что за долги нельзя расплатиться удовольствием? Подозреваю, что наше совместное времяпрепровождение может доставить наслаждение нам обоим, если вы того захотите.
Дрожь, зародившаяся в скулах, которые ласкали его пальцы, охватила все тело Эмбер, добравшись до кончиков пальцев ног. Окатившая ее жаркая волна не оставляла сомнений, о каком удовольствии идет речь.
Неожиданно Кадар пожал плечами и убрал руку.
– Но если вас не заинтересовало это предложение, моя обязанность будет заключаться лишь в том, чтобы не дать вам угодить в неприятную ситуацию, до тех пор пока вы не присоединитесь к своей туристической группе. Преследовать вас я не собираюсь, потому что соблазнять женщин, которые не хотят того же, что и я, не входит в мои привычки.
Эмбер наконец очнулась. Щеку покалывало от прикосновения Кадара, который предлагал ей то, чего еще никогда и никто не предлагал.
– Так как, Эмбер Джонс? – ворвался в ее смятенные мысли его голос. – Что вы решили? Долг или удовольствие?
Всю жизнь Эмбер делала то, что считалось правильным, была благоразумна и избегала риска, как огня. Всю жизнь она была сознательной и ответственной.
И чем все закончилось?
Она стала встречаться с Камероном, поскольку рассудила, что это безопасный вариант, а что в итоге?
Кровь ее закипела от перспективы, которую предлагал этот мужчина. А если быть честной, она кипела с того самого момента, когда на рынке специй Эмбер обнаружила, что он наблюдает за ней.
Бог мой, ведь она в Стамбуле, полном контрастов, экзотическом Стамбуле, и от старой жизни ее отделяют тысячи миль! Но все равно, разве не безрассудно принять его предложение? Провести ночь с незнакомцем в чужой далекой стране – чистейшей воды авантюра.
Но, может, иногда стоит позволить себе побыть другой, более смелой? Она всего лишь рискует лишиться душевного покоя и остаться с разбитым сердцем. Но разве это возможно после одной-единственной встречи? Ее прапрапрабабушка была отчаянной особой, если отправилась в такую поездку, да еще в те времена. Сердце женщины забилось чаще. Разве не в ее жилах течет кровь той Эмбер?
Она взглянула на мужчину с золотисто-коричневой кожей и темными, знойными, как жаркая летняя ночь, глазами и ощутила какое-то непонятное томление в груди. Если она снова проявит благоразумие, то всю оставшуюся жизнь будет сожалеть о том, что побоялась рискнуть.
Ее ответ прозвучал раньше, чем она успела взвесить все еще раз:
– С удовольствием.
Его глаза опалили ее темным огнем, губы растянулись в одобрительной улыбке. Кадар сжал ее руку:
– Так тому и быть.
Кадар улыбался про себя, ведя Эмбер к ресторану.
Пугливая зайчишка оказалась не такой уж пугливой. Из двух предложенных вариантов Эмбер выбрала наслаждение. Он не прогадал, решив потратить на нее усилия и время.
Впрочем, это не означает, что он ей верит. По ее словам, она ничего не знает об обычаях и традициях страны, в которую приехала, не говоря уже о законах. Но какой иностранец, пойманный с поличным, признается, что шел на преступление с открытыми глазами? Хотя… какая разница: верить ей или нет? Все, что ему нужно, это выполнить взятое на себя обязательство и не позволить ей нарушить закон до завтра. Засим – до свидания.
Кстати, удерживать ее подальше от уличных торговцев будет совсем нетрудно, если учесть, что у него на уме.
Ее светлые локоны завораживающе подпрыгивали и танцевали на ветру, кожаная куртка задевала рукав его пальто, а слегка повернув голову, Кадар уловил легкий цветочный аромат духов Эмбер. Вообще-то раньше он такие ароматы не жаловал, предпочитая горьковатые, мускусные, пряные запахи, присущие искушенным женщинам, которые хотели получить от секса то же, что и он. Однако Кадар был вынужден признать, что он ей подходит – аромат невинности с намеком на чувственность. Как обещание тому, кто сумеет его распознать.
Да, ему определенно нравится это сочетание.
Кадар улыбнулся. Если бы друзья могли видеть его сейчас, они посмеялись бы. Они предупреждали, что следует быть осторожнее и не испытывать судьбу. Он вспомнил, когда они в последний раз собрались все вместе на свадьбе Бахира. «Ну и кто следующий? – посмеиваясь, спросили Золтан и Бахир. – Кто следующий станет жертвой? Кадар или Рашид?»
Тогда Кадар и Рашид одновременно указали друг на друга и расхохотались.
Не верилось, что оба этих закоренелых холостяка когда-нибудь последуют этой настораживающей традиции. Золтан женился на принцессе Аише, чтобы обеспечить безопасность своему королевству Аль-Джирад, а Бахир помирился с сестрой Аиши и своей прежней возлюбленной Мариной. Оба брака были неизбежны, хотя прежде невозможно было и представить, что они не станут откладывать женитьбу в долгий ящик.
Что ж, прошло три долгих года после свадьбы Бахира. Кадар не знал, как обстоят дела у Рашида, но сам даже в мыслях от брака далек был как никогда. И не видел причины, почему должно быть иначе.
Четверо мужчин были больше, чем кровные братья. Они познакомились, когда учились в университете в Штатах и, включая Мехмета, стали для Кадара настоящей семьей. Другая ему была не нужна.
Кадар не испытывал потребность следовать примеру друзей, обменявших свободу на брачные цепи. Брак – для людей, которые созрели для этого. Для тех, кто хочет создать свою семью. Но он был одинок с шести лет и пока вполне доволен своей жизнью. Едва ли что-то в ближайшем будущем заставит его изменить свое мнение, тем более женщин, с которыми Кадар встречался, вполне устраивало, что он им предлагал. Друзья могут думать все, что им заблагорассудится, но если кто и соберется жениться, это точно будет не он.
Женитьба в планы Кадара не входила, и уж тем более на женщине, которую он спас от полиции.
Вряд ли он искушает судьбу, собираясь провести с ней ночь.
Она просто хорошенькая туристка, мимолетная гостья Стамбула.
Лучше и быть не может.