Северная птица – 4

20-21 мая 1775 г. от Сошествия

Уэймар

– Леди Иона, я хочу поговорить о лорде Эрвине. Это смертельно важно для меня. Прошу, выслушайте терпеливо, постарайтесь понять. Вы киваете, по выражению лица вижу, что запаслись терпением. Благодарю вас, леди Иона. Мне так необходимо… Мой брат Сомерсет ненавидит вашего брата. Считает негодяем и мерзавцем, и презирает тем сильнее, чем выше взлетает лорд Эрвин. По мнению Сомерсета, Эрвин мог взять меня с собою на вершину и заслуживает презрения лишь потому, что не сделал этого. Наши почтенные родители смотрят не лучше, хотя мотивы их совершенно иные. Отец – граф Флейм, мать – урожденная леди Лайтхарт; их семьи понесли тяжкий урон от Шутовского заговора и возвышения Фарвеев. Мою связь с лордом Эрвином… не так, иначе: меня саму, мои лазурные глаза, красоту, воспитание они видели средством своего реванша. Они строили планы, что я вступлю в связь с ценным для них человеком и сумею (более того – захочу) оказывать на него нужное влияние. Это слова отца, я цитирую дословно: «Оказывать нужное влияние». Наперед не разъяснялось, какое влияние потребуется. И вот, я вступила в связь… омерзительные слова. Будто любовь, биение сердца и дыхание души не стоит ничего, а имеет вес лишь наличие доказуемой связи! Однако мать и отец ликовали, я вступила в связь с будущим герцогом Ориджином. Что от меня ожидалось? Я должна была тратить наши вечера и ночи на «оказания влияния»? Я делала лишь то, чего жаждала моя душа. Я была счастлива… Простите, леди Иона. Я ужасно, непозволительно многословна, но это единственный раз, простите мне его. Хочу передать главное, но тщусь подобрать слова. Я понимаю вашего брата – боги, как тускло звучит. Принимаю его – наглая снисходительность. Люблю – да, но не в этом суть. Видите ли, как только начался мятеж, я уже знала, что Эрвин потерян для меня. Выбор был лишь в способе, которым осуществится потеря: нас разделит смерть Эрвина либо его взлет. Конечно, я молилась о втором. Леди Иона, я знала, что в случае победы Эрвин женится на Минерве Стагфорт и наденет корону, и больше не разделит со мною ни одной ночи – но я молилась о его победе. Я пролила слезы радости, когда он подписал мир. Плакала от счастья в день коронации, увидев Эрвина более властным и блистающим, чем сама императрица. Но больше ни разу я не появлялась при дворе. Эрвин слал мне письма – я не нашла сил ответить хоть на одно. Эрвин отправил за мною своего кайра – я попросила Сомерсета спровадить его. И сменила дом, чтобы больше не читать писем, не отвечать вассалам Эрвина. Однако, леди Иона… Я по-прежнему люблю вашего брата. А через него – и всех Ориджинов, и весь Север. Я не могу видеть Эрвина, пока пламя не утихнет в моей душе. Но я его друг и ваш, и хочу, чтобы вы оба это знали.


Их беседа состоялась ночью, сразу по прибытии в замок. Иона не могла спать, увлеченная мыслями об узнике, Нексия – взволнованная встречею с Ионой. Гостья попросила ромашкового чаю, который успокаивает встревоженные души и помогает призвать богиню сна. Хозяйка ответила, что на Севере пьют ордж в случае бессонницы (а равно и в любом другом случае), но она с удовольствием опробует новое средство. Однако слуга доложил, что ромашкового чаю нет в наличии, потому не заварить ли дамам липового цвета? Нексия вежливо уточнила, помогает ли уснуть липовый цвет. Слуга заверил, что липовый цвет крайне полезен для желудка, а для крепкого сна есть другое средство: понюхать валерьяны. Нексия усомнилась: от валерьяны бесятся кошки, значит, и тревожным девицам она тоже противопоказана. Не лучше ли, – сказала Нексия, – съесть тыквенной каши? Ведь она такая… усыпляющая.

Иона выдала встречное предложение:

– Миледи, желаете «Историю дворянских родов» в шестнадцати томах?

Гостья возразила:

– Гораздо лучше было бы, миледи, послушать игру на арфе. В детстве я всегда засыпала от звуков арфы, даже если играла я сама.

– Большая жалость, – вздохнула Иона, – наш замок совершенно не обеспечен арфами. Даже не знаю, как справимся в случае осады… Но могу приказать часовым каждые полчаса делать перекличку во весь голос. Эрвину это помогало уснуть.

Нексия глянула не то с нежностью, не то с грустью:

– Леди Иона, вы так похожи…

И потом вдруг, без предисловия выплеснула свой громадный монолог.

Он произвел сильное впечатление. Яркость и противоречивость чувств леди Нексии, ее отчаянная искренность, ее счастье и горе, втиснутые в одну словесную вспышку – все вместе лишило Иону дара речи. После паузы, справившись с собою, Иона сказала:

– Мы очень много задолжали вам, миледи. Поскольку такие долги не отдаются ни деньгами, ни властью, то мы бессильны вернуть. Но прошу, не считайте нас черствыми и неблагодарными. Знайте, что я и Эрвин – ваши друзья и ваша поддержка в любую трудную минуту. Когда вам понадобится помощь, скажите одному из нас.

– Все, чего я хочу сейчас, – чувствовать ниточку, связывающую меня с ним. Мечтаю, что когда-нибудь позже, когда утихнут пожары, я смогу увидеть его без страха.

– Если пожелаете, я буду вашей нитью.

Нексия улыбнулась с детскою открытостью:

– Пожалуй, теперь смогу уснуть.

Иона спросила:

– Миледи, не поможете ли и вы мне в щекотливом деле?

– Почту это за счастье.

– Научите меня любить.

Нексия развела руками:

– Увы, боюсь, вы обратились не по адресу. Вы любимы более, чем я.

– Говорю не о том, как быть любимой, – это несложная наука. Как любить самой? Как стать хорошею супругой?

Нексия размышляла очень недолго:

– Просто нужно знать, что на свете никого нет лучше вашего избранника.

– Никого лучше… – повторила Иона, и тогда услышала во дворе голоса.


Иона знала множество признаков приближения схватки. Особый взгляд воинов – острый и невидящий, яркий и потухший; особая стойка – будто бы расслабленная, еще стремящаяся скрыть готовность; движение руки, отбросившей край плаща или куртки, убравшей препятствия на пути к эфесу… И, конечно, тембр голоса – такого не услышишь никогда, кроме минуты перед боем.

Иона выбежала на балкон, не разобрав ни слова, уловив лишь тональность. В сумрачном дворе две дюжины солдат Виттора окружали трех северян – двух верховых, одного пешего. Лошадь кайра Сеймура умирала, тихо хрипя простреленной глоткой. Сам Сеймур стоял с обнаженным мечом, у его ног лежал Джоакин Ив Ханна.

– Что происходит, господа?

– Миледи, пленник доставлен по вашему приказу. Солдаты графа пытаются его отнять.

Голос Сеймура звучал слишком холодно – даже для человека, чью лошадь убили. Она присмотрелась. Одежду кайра покрывали пятна крови – вне сомнений, свежие.

– Лейтенант Бласк, вы посмели атаковать моих людей?!

Офицер Виттора поклонился ей.

– Никак нет, миледи. По приказу милорда мы изымаем пленника, незаконно захваченного вашими воинами.

– Что означает – незаконно?

– Кайры устроили бойню в трактире и убили нескольких горожан. Многие ранены.

В глазах у Ионы потемнело.

– Сеймур, ко мне!

– Миледи, как быть с пленником?

– Оставьте его, и ко мне! Немедленно!

Деревянным голосом Иона попросила прощения у Нексии и ринулась в свой кабинет. Минуту спустя там оказался и Сеймур.

– Кайр, объяснитесь.

– Миледи, выполняя ваш приказ, я разыскал Джоакина Ив Ханну в трактире Одноглазого. Джоакин оказал сопротивление, его поддержали дружки из трактира. Я преодолел эту трудность. Не извольте беспокоиться.

– Преодолели трудность?.. – у нее пересохло горло. – Ск… сколько?

– Четырнадцать человек, считая самого Джоакина. Но грей сразу вывел его из строя, в бою участвовало только тринадцать. Было не сложно миледи.

Она поморгала, пытаясь понять, разобрать странную интонацию в голосе кайра.

– Было не сложно – что это значит?

– Мужичье, миледи. Вооружены чем попало: ножами, стульями, бутылками. Правда, за счет внезапности они оглушили грея, но все равно проблем не возникло. Я уложился в пару минут.

Иона поняла, что слышит: хвастовство! Сеймур доволен, что одолел тринадцать человек. Ждет похвалы от миледи. Холодная тьма!

– Сколько из них уцелело?..

– Один подлец убежал. Кстати, вы его знаете: Гарри Хог, цирюльник графа.

– Вы убили двенадцать человек?!

– Не знаю в точности, – повел плечами Сеймур. – Четверо мертвы наверняка, об остальных не уверен. Я не тратил времени, чтобы добить их. Главной целью был Джоакин.

Гнев и стыд сдавили ей горло. Долго Иона не могла вымолвить и слова, хотя мучительно пыталась. В ней кипело и бурлило, ее переполняло, ее разрывало на части. Сеймур пялился на нее, как баран. Он будто силился понять, чем недовольна миледи. От его тупости Иона вскипала еще сильнее. Наконец, ее прорвало:

– Тьма! Тьма сожри! Предельно осторожно! Я это сказала! Я приказывала: предельно осторожно! Как вы могли?!

Кайр… улыбнулся. Да, правда, он сделал именно это: растянул губы в ухмылку! Он понял, наконец, чем недовольна миледи, и просиял:

– Простите, что не пояснил сразу. С пленником я был крайне осторожен, как вы и приказали. Он бросился на меня с искровым кинжалом, однако я вложил меч в ножны и сразился голыми руками. Путевец не получил ни единой раны. Только пришлось ударить его по затылку – возможно, это привело к сотрясению. Три дня – и будет как новенький.

– Вы были осторожны… с путевцем? Только с ним?!

– Согласно приказу, миледи.

Иона подумала, что перед нею – не человек, а глухой камень. В тщетной попытке докричаться до его души, она повысила голос:

– Сеймур, вы убили моих подданных! Честные горожане, ни в чем не повинные, пали от вашего меча!

– Вот тут вы ошибаетесь, миледи. Они первыми напали: цирюльник вырубил грея, а другой мужик пырнул меня в спину ножом. К счастью, я успел уклониться.

– Вы сказали, что грей вывел из строя Джоакина. Значит, грей уложил путевца, и лишь потом цирюльник уложил грея!

– Да, это верно.

– Значит, первым атаковал грей! С вашего согласия, очевидно!

– Миледи, он не атаковал. Только ударил путевца рукой и ногой, чтобы тот стал сговорчивей. Разве это атака?

Иона отвернулась, не в силах видеть самодовольное лицо кайра. Вздохнула. Вздохнула. Вздохнула глубоко, пытаясь вернуться к равновесию. Не выходило. Никак. Она любит мужа. Она любит этот город. Она ненавидит жестокость! Двенадцать человек!..

– Кайр, дайте ваш кинжал.

Он выхватил оружие, лихо подбросил, поймал за острие, подал Ионе рукоятью вперед.

Она поймала окровавленный угол его плаща. Проткнула материю кинжалом, отхватила широкую полосу. Сунула в руки удивленному кайру.

– Вы более не капитан моей стражи. Передайте командование кайру Ирвингу, примите обязанности рядового. Если причините вред еще одному мирному человеку – не убьете, а просто причините вред! – вы лишитесь плаща. Пусть этот лоскут служит напоминанием.

Сеймур потемнел. Лицо вытянулось, челюсть отпала.

– Миледи, но вы же приказали…

В этот миг распахнулась дверь. Граф Виттор окинул кабинет коротким взглядом – и бросил Сеймуру:

– Вон.

– Милорд, вы не…

– Вон! – прошипела Иона.

Сеймур ушел прочь, багровый от обиды.

Виттор обошел кабинет медленными шагами, по кругу осматривая жену – будто выбирая, с какой стороны начать избиение. Иона уронила голову.

– Прости меня…

– Шшш, – он поднес палец к губам.

– Я хочу сказать…

– Шшш! Душенька, сейчас говорю я.

Она умолкла. Виттор остановился у нее за спиной, Иона не посмела обернуться. Он заговорил ей в затылок:

– Когда я полюбил тебя, когда звал тебя замуж, я предложил тебе кое-что. Помнишь? Я сказал, что увезу тебя в края, где нет места насилию и жестокости. Я сказал, что ты больше не услышишь звон железа и стоны умирающих, что смерть станет нежеланною гостьей, а не хозяйкой в твоем доме. Помнишь, как я обещал избавить тебя от ужасов Первой Зимы?

– Да…

Муж закричал так резко, что она съежилась от испуга:

– Тогда какого черта ты привезла всю эту дрянь с собой?! Как ты смеешь убивать моих людей?!

– Я… прости меня…

– Молчи! Молчи, сожри тебя тьма! Ты хоть понимаешь, как мерзко поступила?! Ты привела смерть и ужас в мой дом – наш дом!

– Я не хотела… должно было иначе…

– Я приказал тебе молчать! – он схватил ее за волосы, готовый рвать и причинять боль. Иона затихла и замерла, не смея даже вздохнуть. Откинув ее голову назад, Виттор зашептал прямо в ухо: – А ты еще смела упрекать Мартина. Он убивал с туманным рассудком, ведомый болезнью… Но ты отлично понимала, что делаешь!

Он оттолкнул ее, Иона с трудом удержалась на ногах.

– Я думал, что ты другая. Думал, отличаешься от прочих северян. Но ты – достойное дитя своего рода. Ты их гордость! С-северная Принцесса…

Вряд ли чем-нибудь – клинком или огнем – он смог бы ранить ее больнее, чем этими словами.

Обойдя спереди полуживую жертву, Виттор взял ее за подбородок, заглянул в глаза:

– Теперь позволяю говорить. Зачем тебе нужен Джоакин?

Она выкашляла:

– Эрвин просил меня…

– Дай письмо.

Иона безропотно раскрыла ящик, подала мужу ленту. Он прочел.

– Ни о чем не волнуйся… Все сохраню в тайне… Что – в тайне?

Она не смогла солгать.

– Светлую Сферу… Я рассказала брату…

– Вот как.

Виттор скомкал письмо, взвесил на руке, будто собираясь бросить в лицо Ионе… Уронил на пол.

– Вот, значит, как.

– Я сказала, что это… моя вина. Сказала, ты ради меня…

– Благородненько, – с явным презрением выплюнул Виттор.

Развернулся и зашагал к двери.

Иона бросилась следом. Если он выйдет таким, с такими мыслями о ней… Не вообразить ничего хуже!

– Постой, – она вцепилась в него, – ну постой же! Прости меня, умоляю! Я не хотела… Я приказала: очень осторожно. Но должна была понять, подумать, как кайры… Должна была пойти сама… Я виновата, любимый! Я виновата ужасно, непростительно… Но я так не хотела!

Он долго смотрел ей в глаза.

– Знаешь, чего я жду? Слез. Если б ты верила себе, ты б заплакала.

– Я не умею… – выдавила Иона. – Прости меня…

– Ты – ледышка. Северная дрянь.

– Я – северная дрянь, – прошептала она. – Я люблю тебя. Прости, если можешь…

– А сама ты можешь себя простить?

Иона покачала головой:

– Не могу.

Виттор едва заметно кивнул:

– Ладно… Я постараюсь.

Он сделал движение – едва коснулся ее волос, будто думая погладить. Но и это было много. Очень много.

Прежде, чем уйти, Виттор сказал:

– Твои кайры вернутся в Первую Зиму. Сейчас у нас гости, при них не стоит раздувать скандалы. Но едва Флеймы уедут – уедут и кайры.

* * *

Встреча гостей с графом Шейландом состоялась утром и прошла в самых радушных тонах. Виконт Сомерсет тепло поблагодарил графа за приглашение и за возможность стать посредником в важной дипломатической миссии. Леди Нексия призналась, что путешествие развеяло ее печали и спасло от хандры – граф будто чувствовал, как помочь ей. Виттор же высоко оценил, что гости бросили столичные развлечения ради поездки в унылый туманный Уэймар. Если кто-то в этом городе и стоит такой жертвы, то только Северная Принцесса. Гости от всей души согласились.

Затем обменялись подарками. Леди Ионе достался удивительный медальон с ликом Светлой Агаты работы надеждинских ювелиров, графу Виттору – изысканный мужской парфюм, столичная диковинка, едва вошедшая в моду. Граф же подарил Сомерсету искровую шпагу, а Нексии – редкой красоты игреневую кобылу.

– Красавица! – восхитилась Нексия. – Богиня мечты могла бы ездить на такой!

После завтрака и утреннего кофе граф Виттор повел с гостями беседу о делах. Они обсудили брак приарха Альмера со внучкой Фарвеев и последствия, из него вытекающие. Коснулись первых заседаний Палаты, суда над Менсоном, отравления Леди-во-Тьме. Разговор велся непринужденно, со светскою легкостью. Собеседники сыпали остротами и ни во что не углублялись сверх меры, а лишь намечали свое отношение к событиям – чтобы ни в коем случае не создать повода для спора.

Иона слушала их будто сквозь толщу воды. Лежала на дне грязного озера, придавленная глубиною, не слыша голосов, почти не видя людей сквозь илистую муть. Она ощущала себя больной, изломанной, разрушенной. Все давалось с трудом: движения, слова, мысли, дыхание. Не хотелось ни выздороветь, ни утешиться, ни чего-либо иного. Желание требует душевных сил, а их не было.

Память представляла собою черную пропасть. Ступить мыслями в события минувшей ночи – означало рухнуть вниз и без конца падать, падать в чувство собственной ничтожности. Иона не могла перешагнуть эту пропасть и подумать о чем-то более раннем. Минувшая ночь будто отсекла от нее всю предыдущую жизнь. Те, прежние годы больше не принадлежали ей.

А Виттор все продолжал болтать с гостями. Они говорили теперь о каком-то предложении приарха, его суть не оглашалась – а может, Иона просто упустила смысл. Предложение обсуждали с таким же беглым остроумием, как и все прочие темы. Кажется, оно забавляло собеседников – особенно всех веселила мысль, что такой ортодокс, как Галлард, мог породить новую идею. Виттор беззаботно шутил об этом, Нексия смеялась, прикрыв рот ладонью.

Удивление – вот первое чувство, возникшее в душе Ионы после катастрофы. Это чувство было чуть светлее мрака и чуть теплее льда, потому выделилось из темноты. Как Виттор может шутить? Нексия и Сомерсет не знали, что случилось ночью, а если бы и знали – это мало касалось бы их. Но Виттор способен шутить и смеяться – как?.. Ему хватило нескольких часов сна, чтобы преодолеть все?..

От этих мыслей Ионе сделалось только хуже. Она понимала, что долг истинного лорда – именно таков: скрывать при гостях любую печаль, не терять остроумия и трезвости ума. Виттор вел себя безукоризненно, и на его фоне Иона казалась себе еще более ничтожной. Не в силах больше терпеть, она сослалась на головную боль и попросилась удалиться. Виттор одарил ее теплой улыбкой:

– Конечно, душенька! Не утомляй себя.

Она позорно сбежала и заперлась в спальне. Мучения лишь усилились. Покой и тишина, только что желанные, оказались новыми инструментами пытки. Иона привыкла думать и чувствовать, давать пищу уму и душе. Досужая болтовня гостей хоть как-то, хоть чем-то занимала ее. В уединении ум Ионы машинально искал себе применения – и неизбежно касался вчерашних событий. Так язык не может не трогать шаткий больной зуб.

Иона вновь и вновь казнила себя. За гибель невинных. За кровожадную тупость Сеймура. За чудовищный скандал с Виттором. А пуще прочего – за собственную ранимость. Отцу, Эрвину, Роберту – всем в ее семье – доводилось совершать ошибки. В том числе и такие, из-за которых гибли люди. Каждый из них находил мужество дальше командовать войском и принимать решения, ведь это – тоже долг лорда: устоять на ногах даже после катастрофы. Но Иона этого не могла. Вина полностью раздавила ее.

Она даже не сразу услышала стук. Леди Нексии пришлось постучать еще раз, лишь тогда Иона открыла дверь.

– Простите меня, леди Иона. Если право сбежать от скучных бесед – ваша привилегия, то я бесстыдно украла ее. Я пришла за разговором о чем-нибудь интересном.

Иона хотела намекнуть: мол, эта комната – моя спальня, а не приемная, и дверь отнюдь не случайно заперта изнутри. Как тут поняла: Нексия пришла помочь ей.

– Входите, миледи.

Нексия вошла и с неожиданным для нее нахальством уселась прямо на кровать.

– Леди Иона, вы знали, что шут Менсон – мужеложец?

– Простите?..

– Это вскрылось на суде – можете представить! Прямо на первом заседании. Судья Кантор вызвал свидетелей, чтобы оценить моральный облик Менсона. Один лакей возьми да и скажи!

– Что – скажи?

– Ну, это самое. Миледи, я не могу повторить такое. Разве что шепотом. Сядьте рядом со мною…

Иона подчинилась – села и выслушала. Как бы ни были сейчас ей безразличны дворцовые сплетни, но все-таки проснулось удивление.

– Вы полагаете, это правда?

– Конечно! Лакей-то мог и соврать, но его слова подтвердил Шаттэрхенд, гвардейский капитан! Лазурник ни за что не солжет на суде, еще и в присутствие владычицы!

– Но отчего Менсон выбрал лакея? Разве не мог найти кого-нибудь более…

– Кто-то другой мог и выдать его наклонности, а лакей из страха промолчал. Он бы и дальше молчал, если б не прямой допрос на суде… – Нексия мечтательно закатила глаза. – Знаете, миледи, я никогда прежде не видела мужеложца. По крайней мере, такого, о котором известно. Мне теперь даже хочется поговорить с ним, узнать получше. Конечно, в случае, если его не казнят – а это очень вероятно… Леди Иона, вы встречали мужеложцев?

Она ушла от ответа:

– Все же это странно. Менсона множество раз видели с девушками. У него и жена имеется… точнее, имелась.

Иона поздно поняла, что сказала бестактность. Жена Менсона, вероятно покойная, приходилась теткой леди Нексии.

– Прошу, простите меня!

– Ах, ничего страшного, я едва ее помню. К тому же, говорят, она не умерла, а была сослана куда-то. Должно быть, на Фольту или Тысячу Осколков. Возможно, даже снова вышла замуж… – Нексия усмехнулась: – То-то она удивится, когда прочтет в «Голосе Короны», что Менсон оказался мужеложцем!

– Это напечатали в «Голосе Короны»?

– Конечно!

– Такую грязь?!

– Это не грязь, а показания свидетеля. Суд должен быть прозрачным, разве нет?

Иона опустила взгляд и отметила:

– Мы сидим на моей постели.

– Я закрепляю успех. Прийти в чужую спальню и не посидеть на кровати – это было бы полумерой.

Иона ощутила тень улыбки на своих губах.

– Благодарю вас, леди Нексия.

– Нет! Нет-нет-нет! Неужели думаете, что отделаетесь так легко? У меня огромные планы на ваше нынешнее будущее. Будьте любезны, покажите мне город!

Иона не успела оглянуться, как Нексия от ее имени призвала слуг, велела заложить карету, переодеть госпожу, усадить госпожу в карету и сообщить господину, что госпожа удалилась на весь день – исполнять мучительный долг перед гостьей.

Поначалу Ионе не хватало сил выдумывать маршрут. Нимало не смущаясь этим, Нексия приказала кучеру:

– Выбирайте красивые улицы и не останавливайтесь.

Карета мчалась по аллеям, площадям и набережным Уэймара, а Нексия болтала без умолку. Нельзя было не заметить ее мастерство. Есть говоруны унылые, без фантазии: выбрав предмет, топчутся на нем без конца, перетирают одно и то же. У других болтунов много тем в запасе, но все пустые: что увидел – о том и сказал. Леди Нексия гениально придумывала темы для беседы: что она скажет в следующую минуту – всегда неожиданность. Вот она описывала шиммерийского принца и его альтесс, с чуткостью художника подмечая занятные детали. Вдруг, без видимой связи, взяла и повела речь о чайном парфюме. Да-да, теперь очень популярен парфюм с оттенком зеленого чая. Но заметьте: именно зеленый чай всегда связывался с размышлениями – значит, начинается мода на умных женщин. Любопытно, отчего? Слава владычицы – причина этой моды или следствие? Как вы думаете, миледи? Иона не смогла придумать путного ответа, и Нексия легко порхнула к новой теме. А вот возьмем серебряную елену. Вам попадались елены старой чеканки, юлианиных времен? Они почти не потемнели. Там в серебре есть добавка платины, потому старая монета смотрится как новая. В народе говорят о старухах, которые молодятся: нашлась юлианина елена! Насмехаются, будто это – что-то плохое. А я подумала: ведь лучше следить за собой, подольше хранить красоту и привлекательность, чем раньше времени уложить себя в гроб. Бывают дамы, которые говорят: мне уже не к лицу, мне уже поздно, не в мои-то годы… Но Мириам Темноокая в девяносто лет крутила романы! Я бы хотела – как она. А вы, миледи?.. Кстати, о Мириам. Вы видели петушиные бои? На шхуне, которой мы плыли сюда, везли петухов-драчунов. Матросы на потеху устроили побоище. Говорят, что петухи дерутся за кур. Но на шхуне не было ни единой курицы, а бой все же легко состоялся! И вот что я подумала…

Незаметно для себя, Иона втянулась в беседу. Перескок с темы на тему отвлекал ее мысли, не давал свалиться в бездну тоски. Частые вопросы подталкивали говорить, обсуждать, даже спорить. Прошел час или два – и ее состояние настолько улучшилось, что сама Иона попробовала предложить тему:

– Леди Нексия, нынче утром много говорили о Галларде Альмера, будто он нечто особенное предложил. Признаться, я упустила суть: в чем была его идея?

– О, миледи, идея стара, ее не раз уже поднимали в Палате. Вряд ли Галлард смог бы выдумать что-то новое. Однако он понял, что новизна теперь в моде, и выдал сушеное яблочко за свежее.

– Так в чем же суть?

– Я бы сказала: в поисках баланса. Корона и Великие Дома – две чаши весов. У Короны сила оружия, у Домов – численность войск. У Короны научные новшества, у Домов – просторные земли. У Короны контроль над рельсами, у Домов – над морями. За Короной судебная власть, за Домами – законодательная. И так во всем, кроме одной асимметричной детали: тайной стражи. Протекция расследует преступления против Короны, но нет службы, что занималась бы злодеяниями против Великих Домов. Леди-во-Тьме отравлена, и расследование ведет протекция – подвластная не Леди-во-Тьме и не лордам Палаты, а Короне. Протекция может завести следствие в тупик, или даже вовсе бросить его – поскольку нет видимой угрозы для владычицы. Лордам не нравится, что следствие всегда идет в пользу Династии.

– Протекция теперь подчинена Эрвину, и я уверена, что отравитель будет найден.

– Конечно, я тоже в это верю. Но сам вопрос остается. Он даже обострился: ведь протекция так и не нашла похищенные Предметы! Тайная стража не может защитить даже собственность Короны. Лордам и подавно нечего ждать защиты.

– Что же предложил Галлард Альмера?

– Он назвал это священной стражей. Излишний пафос, не правда ли? Суть такова: создать монашеский орден, целиком занятый расследованием преступлений и подвластный Церкви, а не Короне. Орден будет иметь представительства во всех землях Полариса. Всякий, кто пострадал от злодеяния, сможет обратиться туда за правосудием. Даже лорд Великого Дома.

– Звучит странно, – отметила Иона.

– Еще бы. В таком виде приарх предложил задумку герцогу Фарвею, и тот раскритиковал ее. Вместе они создали план получше: пускай священная стража состоит из монахов и рыцарей, а подчиняется Церкви и Палате. Скажем, управлять ею будут четыре магистра – по два от Палаты и Церкви. Тогда стража будет непредвзята и сможет защитить любого жителя Полариса.

– Минерва не допустит этого. По сути, это же вторая судебная власть, и более сильная, чем верховный суд Короны.

– Согласие владычицы не обязательно, достаточно лишь набрать большинство в Палате.

– Откуда взяться большинству? Кто поддержит эту странную идею, кроме Галларда с Фарвеем?

Тут Нексия удивленно воззрилась на Иону.

– Миледи, вы не знаете?.. Думалось, вы ставили лишь вопросы, чтобы поддержать беседу. Дали мне возможность поболтать о важных материях – было очень приятно.

– Я рада доставить вам умственное удовольствие, однако действительно не понимаю кое-чего. Идея звучит как-то чудно, да и вы с Виттором смеялись над нею. Но приарх Галлард не из тех, кто станет строить комичные планы.

– Нас веселила попытка Галларда представить старую чужую идею – своею и новой. Но план отнюдь не провален. Его поддерживают уважаемые лорды: герцог Фарвей, ваш отец, ваш муж…

– Простите?.. Мой отец? Мой муж?!

– Боги! Вас держат в неведении? Как жестоко с их стороны! Впрочем, все решилось недавно. Быть может, просто не успели посвятить вас. Графу Виттору предложат место одного из магистров священной стражи потому, что он ухитрился сохранить нейтралитет в последней войне, и потому, что его сеть банков – хорошая опора для стражи, не хуже монашеского ордена. Полагаю, он согласится. А ваш лорд-отец – мудрый человек, и видит, что владычица еще слишком юна для всей полноты власти. Ее молодость – хорошее время, чтобы сдвинуть чашу весов в пользу Великих Домов. Пожалуй, скоро это поймут и остальные лорды.

Иона была еще слишком подавлена для серьезных размышлений. Она просто запомнила сказанное, не обдумывая, и ответила леди Нексии:

– Вы очень хороши в политике. Герцог Фарвей не зря выбрал вас своею посланницей.

Взгляд синих глаз затуманился грустью.

– Я старалась не для него, а для вашего брата. Три года назад я ничего в политике не смыслила, но Эрвин хотел говорить о ней. Я изучила все, что смогла.

– Извините меня. Я очень неуклюжа сегодня. И, вероятно, совсем утомила вас.

– Пустое, миледи.

– Вовсе нет. Я весьма благодарна, вы не только заметили мою печаль, но и смогли развеять ее. Позвольте чем-нибудь отплатить.

Нексия не задумалась ни на секунду:

– Покажите мне что-нибудь красивое. Кучер, кажется, знает лишь один приятный маршрут, и я уже помню на нем каждое дерево.

Иона легко сделала выбор. Через четверть часа они вышли из кареты перед церковью Праматери Вивиан.


Канон велит, чтобы всякий праматеринский храм должен отражал черты своей покровительницы. Янмэйские соборы подавляют величием и пафосом, агатовские церкви тянутся к небу утонченными шпилями, софиевские пестрят пухлыми мраморными младенцами. Храмы Глории богаты скульптурными группами и живыми сценами на фресках, поскольку Заступница много общалась с людьми. Церкви Елены-Путешественницы украшают картины дальних краев и бушующих морей…

Когда девушки вошли в церковь, Нексия затаила дыхание, не веря глазам. Алтарь заменял собою мраморный фонтан. Праматерь Вивиан держала в руках две амфоры, из которых струилась вода. Она наполняла одну за другою восемь чаш, расположенных ступенями, а из нижних текла ручейком в круглый бассейн по центру нефа. Блеск и журчание воды наполняли храм жизнью, а дополняли впечатление витражные окна. Они делили солнечный свет на яркие пучки лучей, окрашенных во все цвета радуги. Разноцветные пятна плясали по мозаичному полу, беломраморным стенам, искристой воде бассейна.

– Какая красота! – воскликнула Нексия, выйдя в центр зала.

Она закружилась, чтобы рассмотреть все узоры света. Мозаика лучей укрыла и фигуру самой девушки, будто сделав ее частью храма.

– Праматерь Вивиан – покровительница праздника, – сказала Иона. – Ее храмы созданы, чтобы дарить радость.

Нексия прошлась вокруг зала, рассматривая скульптуры. Все они изображали веселье: танцующих людей, объятия влюбленных, музыкантов с лирами и свирелями, играющих детишек. Тут и там сверкали серебристые цветы, золоченые радостные солнца. Даже Иона, несмотря на тоску, не сдержала улыбки. А Нексия почти смеялась, кружась в радужных лучах, как вдруг помрачнела от мысли:

– Почему храмов Вивиан так мало? В Фаунтерре я не знаю ни одного…

Ей ответил священник, появившийся из бокового нефа:

– Дворяне склонны жертвовать на храмы своих Праматерей. А род Вивиан не слишком состоятелен.

– Здравия вам, святой отец! Простите, что…

– Не заметили меня? Так и задумано, – священник усмехнулся, разведя руками. В своих белых одеяниях он напоминал мраморную скульптуру, каких много вокруг. – Служитель Вивиан не должен смущать прихожан своим видом.

Иона поприветствовала его. Нексия призналась, что впервые попала сюда, и священник стал показывать ей церковь. Под его руководством дамы обошли все нефы, любуясь красотами. Иные священники склонны много говорить, нахваливая свою Праматерь в сравнении с остальными. Этот был не таков. Он рассказал лишь, что храм построен недавно, на деньги графа Винсента Шейланда, и теперь Уэймар может похвастаться крупнейшим храмом Вивиан во всех северных землях.

От обилия света и пляшущих фигур Иона все больше улыбалась, и вдруг ощутила смущение.

– Простите, святой отец, мне лучше покинуть вас. Храм навевает веселье, с моей стороны было бы кощунственно поддаться ему. Прошлым вечером случилась трагедия.

Священник одарил ее внимательным взглядом. Иона подумала: сейчас он из вежливости спросит: «Какая трагедия?» – и тем самым допустит огромную бестактность. Но святой отец понял ее состояние и сказал иное:

– Миледи, не смею задерживать вас, если желаете уйти. Но должен заметить, что вы неправы. Нет кощунства в том, чтобы пережить минуту радости в день трагедии. Напротив: радость для того и дана богами, чтобы освещать самые темные дни.

– Разве можно смеяться, когда другого постигло несчастье или смерть?

– Нельзя не смеяться, миледи. Душа человека завяла бы от непрерывного горя, потому лучи веселья то и дело прорываются сквозь печаль, как бы мы ни старались хранить траурный вид.

Иона хотела поспорить, казалось важным оградить свою печаль от нападок, не дать никому развеять ее. Однако пришлось признать, что священник прав. Иона вспомнила многочисленные похороны, какие повидала: на каждых непременно случалась минута, когда все смеялись. Само собою так выходило, будто боги нарочно веселили людей. Кошка задела свечку, и ее хвост задымился, вдова уселась на блюдо с окороком, важный гость начал речь, но забыл, как звали покойника…

– И все же, я бы не хотела, чтобы после моей смерти все веселились до упаду.

– А я бы хотела, – возразила Нексия. – Это лучше, чем плакать навзрыд. Если б можно было умереть как-нибудь так, чтобы всем стало весело – я бы выбрала этот способ.

Иона вспомнила двух всадников графа Майна, которые выехали на ристалище в туман и столкнулись не копьями, а лбами. Против воли она издала смешок, но быстро овладела собою. Сказала строго:

– Святой отец, этот храм выстроен на деньги графа Винсента. Неужели день смерти графа хоть чем-нибудь вас порадовал?

Священник повел бровью:

– Леди Иона, я не хочу прогневить вас своим ответом.

– Однако в этих словах уже половина ответа, так скажите же остальное.

– Ровно в час смерти графа Винсента его сын и ваш муж, лорд Виттор, находился здесь, со мною. Я хорошо это помню: позже адъютант графа примчался прямо сюда, чтобы сообщить о беде. Лорд Виттор вел со мною долгую беседу, и мне памятно ее содержание. Неделею раньше из темницы сбежал кто-то, по всему городу рыскали солдаты в поисках беглеца. Это весьма тревожило добрых горожан: они видели мечи и думали, что грядет война. Я поделился этим с лордом Виттором, а он рассмеялся: «Глупые мещане!» Я ответил милорду: нельзя высмеивать людей за страх перед войною. А он сказал: «Смеюсь не над страхом, а над верой, будто война случается сама собой, внезапно, как гроза». Но прошлая Война за Предметы именно так и случилась, – возразил я. Для нее была лишь одна причина – воля богов. И ваш муж ответил: «Поверьте, волю богов понять несложно».

– Что же радостного во всем этом?

– То, миледи, что ваш муж оказался прав. В тот вечер я не придал веры его словам. Но он стал графом, и мы вот уже пять лет наблюдаем его успехи. Граф Виттор утвердил мир со всеми соседями, достиг огромных высот в банковском деле, добился процветания для Уэймара и всего графства, сделался советником владыки и вашим мужем. Теперь я знаю, что нами правит человек, который истинно понимает волю богов и потому получает их помощь. Может ли быть более радостное открытие для священника?

Иона не нашла, что возразить. Полюбовавшись еще красотами храма, девушки вернулись в экипаж, и Нексия сказала:

– Странно, что вам требуются уроки любви. Должно быть легко любить вашего мужа, он прекрасный человек.

Северная дрянь, – всплыло в памяти Ионы.

– Он прекрасен, быть может. Но не я.

Загрузка...