Похороны Кассандры Койл напоминали зону боевых действий.
Со своей скамьи в седьмом ряду церкви Святой Анны Джейн видела ядовитые взгляды, стрелами перелетавшие между двумя враждебными лагерями: прежней жены Мэтью Койла, Элейн, с одной стороны, и его нынешней жены Присциллы – с другой. На скамье за спиной у Джейн женщины сплетничали – и не так чтобы тихо – о второй жене:
– Посмотрите на нее – делает вид, будто переживает за бедную девочку.
– И что Мэтью в ней нашел?
– Ее деньги, конечно. Что же еще? Она сплошной пластик – от лица до банковской карточки.
– Бедняжка Элейн. Ей приходится в такой ужасный день сидеть в одной церкви с этой.
Джейн обернулась: две женщины под шестьдесят сидели, наклонив головы друг к дружке, соединенные неодобрением. Как и первая супруга Мэтью Койла, они несомненно принадлежали к сообществу дам, которые опасались и презирали женщин вроде Присциллы, уводивших таких слабовольных мужей у законных жен. Их группа заявилась сюда сегодня в полном составе, и кое-кто из них, не таясь, бросал недовольные взгляды на Присциллу, которая встала, чтобы обратиться к провожающим. Для этих похорон Присцилла не пожалела денег: гроб ее падчерицы был из красного дерева и щедро украшен белыми гладиолусами. Она прикоснулась к закрытому гробу и театрально замерла, отчего даже Джейн поморщилась, потом подошла к микрофону.
– Большинство из вас, вероятно, знает, что Мэтью сегодня не может быть с нами, – начала Присцилла. – Я знаю, он хотел быть здесь, но он в больнице, приходит в себя после страшной потери замечательной дочери. Поэтому я должна говорить от нас обоих. Мы потеряли – мир потерял – красивую и талантливую молодую женщину. И наши сердца разбиты.
За спиной у Джейн раздалось фырканье, достаточно громкое, чтобы его услышали по другую сторону прохода, где в команде скорбящих со стороны Присциллы сидел Фрост. Джейн увидела, как Фрост недоуменно качает головой, и подумала о том, какие комментарии он слышит от союзников Присциллы, которая мрачно уставилась на фыркнувшую женщину.
– Я познакомилась с Касси, когда ей было всего шесть лет. Застенчивая, худенькая девочка, одни только ноги и длинные волосы, – продолжила Присцилла.
Если она и слышала неодобрительный шумок, гуляющий по церкви, то стойко игнорировала его. И еще она избегала смотреть на переднюю скамью, где сидела ее соперница Элейн.
– Хотя мы еще не знали друг друга, Касси обняла меня тоненькими ручками и сказала: «Теперь у меня есть еще одна мамочка». Тогда-то я и поняла, что мы станем настоящей семьей.
– Вранье, – пробормотала женщина за спиной Джейн.
В гробу лежала молодая женщина, ее отец в критическом состоянии находился в больнице, а семья Койл скорбела вот так – с негодованием и яростью. Джейн и прежде сталкивалась с подобным на похоронах жертв. Убийства случаются без предупреждений, не давая возможности заключить перемирие в феодальной войне или попрощаться. Разговоры остаются незаконченными, и вот результат – семья, которая навсегда останется разделенной этой потерей.
Присцилла села, и произнести прощальное слово встала знакомая Джейн троица – коллеги Кассандры, умудрившиеся привести себя в более или менее божеский вид: на обоих мужчинах были темные костюмы и галстуки. Амбер облачилась в мрачное черное платье, золотое колечко у нее в носу эпатажно посверкивало в свете алтарных ламп. Они напоминали трех ошеломленных первопроходцев, которые каким-то образом забрели в это собрание и не вполне уверены, как себя вести.
Амбер была слишком расстроена, чтобы произнести хоть слово, а Бен просто смотрел на свои кроссовки. Наконец от имени всех троих заговорил Трэвис Чан, моргая в свете прожектора.
– Мы были четырьмя мушкетерами, и Касси была нашим д’Артаньяном, – сказал Трэвис. – Бойцом и лидером. Рассказчицей, которая могла сплести золотую пряжу из детской травмы. Такой была наша Кассандра. Мы четверо познакомились в кинематографическом классе Нью-Йоркского университета, где узнали, что самые сильные истории рождаются из самых болезненных эпизодов нашей жизни. Мы превращали одну из таких историй в кинофильм, когда потеряли Касси.
У Трэвиса сорвался голос, и он сделал паузу, чтобы овладеть собой, Амбер взяла его за руку, а Бен еще ниже опустил голову.
– Если то, что мы узнали на занятиях, правда, – продолжил Трэвис, – если боль и в самом деле рождает лучшие истории, то из этого получится самая адская из историй. Эта потеря принесла нам столько боли, что мы не знаем, что делать с ней. Но мы клянемся закончить то, что начала ты, Касс. Этот фильм – твоя история, твое дитя. Мы тебя не подведем.
Они сошли с подиума и сели на прежнее место.
Несколько секунд все оставались на своих местах.
И в этой затянувшейся тишине неожиданный скрип скамьи оказался подобен удару грома. Со своего места поднялась Элейн Койл. Сегодня мать Кассандры казалась гораздо более внушительной, чем четыре дня назад, когда Джейн и Фрост допрашивали ее и когда потрясение от потери дочери было таким сильным, что она почти не могла говорить – едва шептала. Теперь она с мрачной решимостью поднялась на подиум и замерла на несколько мгновений, оглядывая аудиторию. В отличие от Присциллы, чье лицо было выщипано и выглажено до лощеной, хотя и искусственной версии вечной молодости, Элейн не скрывала своего возраста, а потому производила более сильное впечатление. В ее неухоженных волосах виднелись белые пряди, лицо бороздили морщины, накопившиеся за пятьдесят восемь лет, но она излучала силу.
И горечь.
– Моя дочь не выносила глупцов, – сказала Элейн. – Она выбирала в друзья только тех, в кого верила, и тысячекратно возвращала их преданность. – Она посмотрела на трех молодых друзей. – Спасибо, Трэвис, Бен и Амбер, за то, что были друзьями моей дочери. Вы знаете о препятствиях, которые пришлось преодолевать Касси. Когда становилось трудно, вы приходили ей на помощь. В отличие от иных людей, которые лишены чувства преданности. Которые отказываются от своих обязанностей при первом же искушении.
Элейн перевела взгляд на Присциллу, и ее лицо посуровело.
За спиной у Джейн среди женщин из команды Элейн пронесся одобрительный шепот.
– Если бы Касси была здесь, она бы сказала вам, что такое настоящая любовь. Она бы сказала вам, что любить – это не отворачиваться от ребенка, которому всего шесть лет. Подобное предательство не загладить никакими деньгами и подарками. Ребенок всегда знает. Ребенок никогда не забывает.
– Господи, кто-нибудь может это остановить? – прошептал мужской голос.
Присцилла встала и вышла из церкви.
Ситуацию попытался выправить священник. Он взошел на подиум, и включенный микрофон транслировал их тихие переговоры:
– Будем переходить к следующему оратору, моя дорогая?
– Нет, мне еще есть что сказать, – возразила Элейн.
– Но возможно, для этого найдется лучшее время? Пожалуйста, позвольте мне проводить вас на место.
– Нет, я…
Элейн неожиданно пошатнулась. Лицо ее побледнело, и она попыталась вцепиться в кафедру.
– Помогите! Кто-нибудь может мне помочь? – воззвал священник, подхватывая ее под мышки.
Он продолжал держать ее, когда ноги Элейн подогнулись и она рухнула на пол.
Элейн сидела в кабинете священника, прихлебывая очень сладкий чай. Бледность сошла с ее лица, и к ней вернулась твердость; она отказалась от «скорой» и решительно пресекла все разговоры о больнице. Женщина сидела с мрачным лицом и прямой спиной, пока священник суетливо спешил наполнить заварной чайник горячей водой. Позади Элейн высился книжный шкаф, набитый книгами о сострадании, вере и милосердии, но ничего этого не было в ее глазах.
– Уже неделя прошла, – сказала Элейн, глядя на Джейн и Фроста. – А вы так и не имеете представления о том, кто убил мою дочь?
– Мы разматываем все ниточки, мадам, – ответила Джейн.
– И что вы нашли?
– Мы нашли, что у вас очень непростые семейные отношения. – «И нет ничего хуже, чем видеть их во всей их жестокой красе». Джейн подтащила стул и села так, чтобы смотреть в глаза Элейн. – Должна сказать, вы были довольно неделикатны с Присциллой.
– Она этого заслуживает. Что еще можно сказать о женщине, которая крадет у вас мужа?
– Я бы напомнила, что известное отношение к этому имеет и ваш муж.
– Оба они хороши. Вы знаете, что случилось?
«Не уверена, что хочу знать».
– Мэтью был ее бухгалтером. Платил налоги, отслеживал состояние всех ее многочисленных счетов. Он знал, сколько она стоит. Знал, что она может обеспечить ему безбедную жизнь. Когда он начал летать в командировки, я понятия не имела, что он катается с ней. Я сидела дома с бедной маленькой Касси, и, оставаясь одни, мы чувствовали себя ужасно. По соседству недавно похитили маленькую девочку, все семьи пребывали в смятении, но ему было плевать. Он был занят тем, что обхаживал эту сучку.
Священник замер, держа исходящий паром чайник над заваркой. Он покраснел и отвернулся.
Элейн посмотрела на Джейн:
– Вы с ней разговаривали. Готова поклясться, что она выдала совсем другую версию этой истории.
– Она сказала, что ваш брак уже фактически распался, – ответила Джейн.
– Конечно, она так сказала. Разрушители семей всегда так говорят.
Джейн вздохнула:
– Мы не психотерапевты вашей семьи, мадам. Мы пытаемся найти убийцу вашей дочери. Как по-вашему, смерть Касси могла быть связана с различными конфликтами в вашей семье?
– Я знаю, что они друг друга ненавидели.
– Ваша дочь ненавидела Присциллу?
– Другая женщина налетает, как стервятник, и похищает вашего папочку. Попытайтесь представить, что Касси чувствовала. Вы бы на ее месте Присциллу не возненавидели?
Представить это было нетрудно. Джейн вспомнила, как ее собственный отец завел интрижку с женщиной, которую они теперь называли не иначе как «телка». Она подумала о том, что этот роман разбил сердце Анжелы. Теперь, когда увлечение прошло и Фрэнк вернулся домой, можно ли будет соединить осколки в прежнее целое?
– Если вы ищете подозреваемого, который ненавидел мою дочь, – сказала Элейн, – то вам следует присмотреться к Присцилле.
– Нет ли еще кого-то, к кому нам стоит присмотреться? – спросил Фрост. – На прощальную службу пришло много людей. Вы многих из них знаете?
– Почему вы спрашиваете?
– Потому что убийца иногда пытается провести собственное расследование. Он приходит на похороны понаблюдать, как убийство повлияло на семью жертвы. Он задает множество вопросов, стараясь понять, не вышла ли полиция на его след.
Священник уставился на Фроста:
– Вы думаете, что убийца, возможно, был здесь? В моей церкви?
– Такая вероятность всегда существует. Поэтому мы повесили при входе камеру наблюдения, чтобы записать лица всех, кто пришел в церковь. Если убийца приходил, он может оказаться на записи. – Фрост посмотрел на Элейн. – Вы не видели кого-то, кто показался вам не на месте? Кто был здесь чужим?
– Если не считать этого жуткого стада Присциллы? – Элейн отрицательно покачала головой. – Большинство я знаю. Однокашники Касси. Несколько старых друзей из Бруклайна, где она росла. Многие любили ее и пришли отдать дань уважения. – Она с отвращением взглянула на свой остывший чай. – Слава богу, его не пришлось увидеть.
– Кого?
– Мэтью. Говорят, он в коме и прогноз для него неблагоприятный. – Она с торжествующим стуком поставила чашку. – Если он умрет, то я на его похороны не приду.
– Нет ничего чудеснее, чем большая счастливая семья, слышишь, Фрост? – сказала Джейн, пока они ехали обратно в Бостонское управление полиции, причем Джейн сидела за рулем. – Ее дочь убили, бывший муж при смерти, а ей все не дает покоя ненависть к дрянной второй жене. Я думала, что Присцилла – та еще штучка, но ты посмотри на эту даму.
– Да, чудовищно. Как можно так долго ненавидеть бывшего мужа? Я говорю, это ведь когда было-то? Девятнадцать лет прошло со времени развода.
Джейн остановилась на красный свет и взглянула на Фроста, который прошел через собственный мучительный развод, но никогда не испытывал ненависти к бывшей жене. Теперь он снова смотрел с ней кинофильмы и ел пиццу. Если у кого и отсутствовал ген, ответственный за злопамятство, так это у Фроста, чье легендарное дружелюбие только выставляло Джейн в дурном свете. Проблема с дружелюбием состояла в том, что люди начинают вытирать о тебя ноги. Джейн росла с двумя братьями, и это научило ее тому, что молниеносный пинок в голень обычно действует куда лучше, чем «очень тебя прошу».
– И ты даже ничуть не злишься на Элис? – спросила она.
– Почему это мы снова заговорили об Элис?
– Потому что мы затронули тему злопамятных бывших.
– Ну, я злюсь, – признался он. – Немного.
– Немного?
– А какая польза от того, что всю жизнь ходишь злым? Это вредит здоровью. Нужно прощать и жить дальше, как твоя мать. Она взялась за ум, верно?
– Ага. Проблема только в том, что папа тоже взялся за ум. И вернулся в ее жизнь.
– Разве плохо, что они снова вместе?
– Приходи на рождественский обед к Риццоли. Увидишь своими глазами, что из этого получается.
– Как мне это воспринимать – как угрозу или как приглашение?
– Моя мать постоянно спрашивает, когда ты снова придешь на обед. Ты для нее как хороший сын, какого у нее никогда не было, и она всегда к тебе неровно дышит, после того как ты поменял ей спущенную покрышку. Так что вполне можешь прийти – еды будет много. Я имею в виду – до безумия много.
– Ой, я бы пришел, но у меня уже есть планы на рождественский вечер.
– Не говори, я сама догадаюсь. – Она посмотрела на него. – Элис?
– Да.
Джейн вздохнула:
– Ладно. Полагаю, ты можешь прийти с ней.
– Ну ты видишь? Вот почему я не могу прийти с Элис. Она очень остро чувствует твою неприязнь.
– Моя неприязнь объясняется тем, как она поступила с тобой. Я ненавижу, когда тебе делают больно. И если она сделает это еще раз, я приду и дам ей поджопника.
– Вот поэтому я и не приду с ней на обед. Но матушке своей передай от меня привет. Она милая дама.
Джейн заехала на полицейскую парковку и заглушила двигатель.
– Жаль, я не могу придумать предлог, чтобы не приходить. Судя по тому, как развиваются отношения между матерью и отцом, от этого вечера не приходится ждать ничего хорошего.
– Ну, у тебя нет выбора. Это твоя семья, и это рождественский вечер.
– Да. – Джейн фыркнула. – О-хо-хо.