«Днесь вот освящается естество…» – Викарный епископ Патриарха Московского и всея Руси Павел Третьяков освящал прорубь перед благодатным купанием. Все было подготовлено должным образом: оборудованы палатки для желающих искупаться с нагретыми печами и титанами ароматного чая. Установлены помосты для спуска в реку, да и погода дала благословение крепким морозом.
Автобусы нескончаемыми вереницами подвозили людей, жаждущих окунуть тело в освященную воду. Епископ был бледен, его саккос пропотел насквозь, ладони были влажными, будто над головой нещадно палило тропическое солнце.
Возле места, отведенного для проруби, толпились женщины и мужчины, дети радостно носились по берегу шумной вереницей. Атмосфера праздника приятно разливалась в воздухе радостным смехом и громкими разговорами. Но было в атмосфере веселья и беспечности одно невообразимое обстоятельство, которое вызвало безотчетный ужас в душе епископа: при температуре тридцать пять градусов ниже нуля река не замерзла!
Проруби не было, ясная гладь воды играла лучами солнца, разливавшимися по реке радужными бликами, словно в городе был не мороз, а солнечный весенний день.
Священник почувствовал головокружение и едва не упал, рука дрогнула и выпустила в разводы темной воды большой серебряный крест. Павел судорожно вздохнул и отер со лба холодный пот. Он перекрестился, с усилием поднял руку и сделал полицейскому знак, что обряд завершен. Народ с удовольствием возликовал в предвкушении священного ныряния.
Слышались возгласы «чудо!» и легкие звуки льющегося чая вперемешку с радостными причмокиваниями.
Недалеко от помоста пожилая женщина в белом шерстяном платке опустилась на колени и молилась о спасении. Ее колотила нервная дрожь, побелевшие губы исступленно шептали святые слова. Она увидела бледного, пробирающегося сквозь толпу епископа.
– Владыко! Отец родной! – Женщина вцепилась в полу его саккоса и принялась завывать. – Боже, спаси и сохрани, да что же это творится? – Она пыталась подняться со скользкой земли и заглянуть ему в лицо, но ей не удавалось унять дрожь в коленях, и она, обессилев, падала.
Шатающейся походкой епископ добрался до машины, ему надо было побыть наедине с собой и привести мысли в порядок. Рев двигателя приятно разрушил давящую тревожность морозного воздуха, и вроде бы мертвящее состояние паники начало отступать, как послышался крик. А потом еще и еще. Люди кричали во весь голос.
Детский визг и истошные вопли взрослых нарушили спокойствие морозного солнечного полдня. Женщина в белом платке обернулась к реке. То, что она увидела, остановило ей сердце, она упала на грязный снег, прижимая к груди затертую Библию.
Павел судорожно вздохнул и повернул ключ в замке зажигания.
«И дажа пиющим от нея, и приемлющим и кропящим ею рабом твоим, применение страстем, оставлением грехов, болезнем исцелением и освобождением от всякого зла, и утверждение же и освещение домом и очищение всякия скверны и навета диавольского отгнание…» – вертелось в голове острым буравчиком.
Болело в висках и тянуло в области желудка, нога сама нажала педаль газа. Священник не знал, куда едет, надо было подумать и избавиться от неприятного состояния оцепенения, за окном мелькали дома, машины, прохожие. Спустя четверть часа Павел припарковался и с усилием отнял от руля руку. «Вести города» разлились по салону приятным женским голосом: «По последним данным, число жертв достигло двух десятков человек, следственные органы уже сделали первое заявление. По их версии, виной всему стал некачественный алкоголь, который люди принесли с собой, невзирая на запрет мэра, что вызвало массовое отравление. По факту случившегося возбуждено уголовное дело. Мы будем держать вас в кур…»
Павел нервно отключил радио и остался в тишине с ноющей болью в голове. Мысли путались, ему так и не удалось привести их в порядок. Звонок мобильника заставил его вздрогнуть.
– Ты где? – Сестра с облегчением вздохнула, услышав родной голос. – Приезжай немедленно! – коротко сказала она, и громкие гудки отчаянно зазвенели в ушах.
Сестра Павла Наталья Третьякова работала в окружном отделении полиции следователем. Из-за службы и постоянных разъездов друзей у нее не было, из родных остался лишь брат. Павел окончил семинарию и принял постриг, после был удостоен сана викарного епископа Православной церкви. Брат и сестра были не слишком близки, но периодически встречались обсудить важные новости и события, когда находили для этого время. Последние годы это удавалось все реже. Наталья сразу набрала номер Павла, как услышала дневные новости.
Она знала, что брат освящал прорубь перед купанием на том ужасном помосте у реки. Территорию опечатали, и на место событий можно было не ехать, чтобы не терять время, все равно не пропустят без специального разрешения. А вот Павел мог многое прояснить. Случившееся уже начало обрастать слухами, будто люди заживо замерзли в воде… Чего только народ не придумает! Но нехорошее предчувствие не отпускало, не зря же опечатали место происшествия и выдвинули нелепую версию об отравлении алкоголем.
Епископ припарковался у дома сестры и вышел на морозный воздух. Ему полегчало. Казалось даже, что произошедшее всего лишь дурной сон, смутно отдающий в памяти страшными воспоминаниями. Павел положил на заднее сиденье митру, рядом аккуратно разложил омофор, саккос, рясу и подрясник, остался в светлых джинсах и сером джемпере из тонкой шерсти. Сильный мороз не волновал священника, тело не чувствовало холода.
Сестра выскочила из подъезда в смешной шапке и наброшенном на плечи старом пуховике, в кроссовках на босу ногу. Наталья достала из кармана фляжку и протянула Павлу. Он жадно сделал несколько глотков.
– Ты же не пьешь? – осторожно спросила Наталья, оттирая бумажной салфеткой плавленый сыр со свитера.
– А ты можешь есть? – Павел взглядом указал на желтые пятна, грязно облепившие мохеровые нитки.
– Да, я же циничная и бездушная сука. Забыл?
Епископ тяжело вздохнул. Вот такая она, его младшая сестра…
– Что за хрень произошла сегодня… Подожди. – Наталья прижала к уху мобильник, отодвинув плотную завесу черных волос. Волосы у нее на самом деле шикарные, как у мамы когда-то. – Третьяко… Да… Поняла, Петр. Еду!
Наталья тяжело вздохнула и непонимающе посмотрела на свои ноги. Совсем из ума выжила, разве можно в таком виде появляться на улице?
– Я в морг, Петр звонит, мертвяков привезли. Дождись меня здесь.
– Ну нет, поеду с тобой!
Оставаться в одиночестве Павлу не хотелось. Впервые за время службы Павел не мог собраться с мыслями и дать ответ самому себе о том, что произошло сегодняшним полднем, не считая гибели добропорядочных прихожан. С Натальей он узнает больше подробностей.
В коридоре морга их встретил Петр. Это был высокий угловатый парень, с лохматой рыжей шевелюрой, по виду не старше двадцати лет. На самом же деле Петру порядком перевалило за тридцать. Он отличался бросающейся в глаза худобой – по причине нервного темперамента, а возможно, характер обмена веществ не позволял ему набрать достаточной массы. Излишняя худоба Петра особо не беспокоила. Разве что в присутствии Третьяковой он впадал в состояние зыбкого дискомфорта.
Сегодняшней ситуацией он воспользовался, чтобы увидеть девушку, хотя официально получил запрет на разглашение любой информации, касающейся недавних событий. Час назад был звонок из ведомства, но, если поторопиться, она все успеет, и, если повезет, ему за это сильно не влетит.
Наталья была в коротком синем свитере, обтягивающих джинсах, заправленных в черные кожаные ботфорты на плоской подошве. Ему представилось, как он стягивает с нее одежду, и они предаются любви на песчаном пляже под звуки джаза и шум морского прибоя. Сильный толчок в плечо вернул Петра на землю.
– Патолог, что за чертовщина в твоей голове, мать твою! Я сюда летела для чего? Думаешь, у меня времени полно смотреть на твой дебильно-мечтательный вид?
Боже, как она выражалась! У Петра все переворачивалось внутри от ее лексики.
– Так я просто… Просто я впервые…
– Впервые у тебя было на Памелу Андерсон в туалете! Что с мертвяками?
«Сумасшедшая баба», – грустно подумал Павел и устало опустился на деревянную скамью. Он не переставал удивляться, каким образом в такой хрупкой маленькой женщине умещается столько грубых слов. Будто она сапожник или подзаборный пьяница.
Петр тяжело вздохнул:
– Я даже не знаю, с чего начать…
Наталья усмехнулась:
– Не надо, принцесса, не напрягай свой нежный мозг, просто показывай тела, которые потравились от водки.
Петр протянул Наталье грубый, пропахший хлоркой халат и грустно пропустил ее перед собой. Он думал о том, что в этой хрупкой изящной женщине с жуткой лексикой заключена невероятная сила и храбрость.
Мужчина выдвигал холодные металлические ящики с телами, один за другим, Третьякова молчала и смотрела на то, что осталось от бедных людей. Термин «кожа и кости» вспомнился, как только она увидела первый труп. Было ощущение, что люди высохли от дистрофии. Это точно не токсикологическое отравление…
– Такое впечатление, будто они обезвожены…
Петр испуганно кивнул:
– Они заживо замерзли в воде, Наташ… Понимаешь, когда они ныряли, вода стала превращаться в лед, и…
Наталья внутренне сжалась, представляя мужчин, женщин, детей в ту роковую секунду. Вот тебе и благословение свыше!
Мужчина тяжело вздохнул. Он сам еще не оправился от шока, только, в отличие от Натальи, не хотел выстраивать разные версии. Ничего, кроме инопланетного вторжения, в голову не приходило. Но он решил оставить свои мысли при себе.
– Все двадцать девять тел, которые мне привезли на экспертизу, потеряли в весе более половины своей предполагаемой массы! Народ вошел в воду, и она стала замерзать, отсюда многочисленные трещины на коже, люди заживо замерзли в воде, получается, в течение нескольких минут! Когда полиция извлекла тела, используя пилы, они были уже в таком виде… – Петр шумно глотнул воздуха и шепотом закончил: – Я думаю, что вся кровь вытекла из них полностью, оттого и трупы такие…
– Не пори чушь!
Наталья злилась, потому что ей было страшно и никаких логичных объяснений произошедшему пока не находилось. Как может кровь полностью вытечь из тела, даже если оно все в порезах?
Павел подошел к сестре, схватил ее за запястье и прошептал:
– Мне надо в храм.
Его пальцы были ледяными, лицо стало совершенно белым, стоило ему увидеть тело. Наталья кивнула, сняла на ходу халат, бросила Петру и махнула на прощание рукой.
– Как будут результаты вскрытия, дай знать.
– Рад был увидеться, Третьякова…
Патологоанатом грустно проводил девушку взглядом и тяжело вздохнул. И зачем с ней сегодня Павел…
У выхода из морга судебной экспертизы Наталью и Павла остановили двое мужчин в черных шерстяных пальто и темных очках, полностью скрывающих глаза. У одного из незнакомцев был нос с большой горбинкой, видимо в прошлом не раз сломанный.
– Наталья Третьякова?
– Я.
– Вас здесь сегодня не было.
Павлу все это очень не нравилось, взвинченная сестра совсем не следила за словами. Третьякова дернулась всем телом и едва сдержалась, чтобы не вывалить на мужчин свой богатый и выразительный словарный запас.
– Ух ты! Джентльмены, а такая волшебная штука у вас есть, чтобы посветить мне в глаза, мать вашу, и я сразу все забыла?
Мужчина в недоумении посмотрел на девушку, Павел лишь пожал плечами.
– Ну, вы же типа «Люди в черном», смотрю, одежда точно как у них?
Человек в пальто с усталой миной достал из внутреннего кармана удостоверение, медленно приблизил его к переносице девушки и так же медленно вернул на место.
– О последствиях я говорить не буду. Третьякова.
Она сделала брату знак рукой, а мужчины прошли по коридору в сторону морга судебной экспертизы. Следующая фраза сестры вызвала у Павла глубокий вздох.
– Вот ведь мудаки правительственные, конечно, сразу взяла и забыла! Завезу тебя в храм, а потом поеду в суши-бар, я есть хочу.
Суши-бар был пустой, официанты вяло ходили по залу, поправляя накрахмаленные скатерти, переставляли стулья и изредка позвякивали бокалами. Наталья решила предаться чревоугодию и основательно подумать, еда всегда помогала ей сосредоточиться. Она заказала порцию лапши и дюжину суши.
От трапезы с водорослями и морепродуктами Третьякову отвлек высокий мужчина приятнейшей наружности с лицом, на котором не отражалось никаких эмоций. Зато глаза были живые, глубокого серого цвета, окруженные лучиками множества морщинок. Он был одет в джинсы и короткую дубленку приятного цвета кофе с молоком, на шее – шерстяной шарф со скандинавским орнаментом. Он уверенным шагом направлялся к ней. В какой-то момент Третьякова почувствовала, что заливается румянцем, настолько мужчина был хорош собой.
– Вы не возражаете?
Мужчина с удовольствием наблюдал за Натальей, и ее ответ его нисколько не удивил:
– Возражаю.
Он громко рассмеялся и отодвинул стул, чтобы сесть.
– И без вашего позволения все же присяду.
Наталья разглядывала мужчину, не понимая, какое из чувств возьмет верх: то ли искреннее восхищение, то ли злость от того, что интуитивно она понимала, кто перед ней и для чего. Предчувствие ее не обмануло. Оно никогда не обманывало.
– Меня зовут Сергей Адовцев, специальный агент. Будем знакомы.
– Ну конечно, – вздохнула Наталья. – Кто бы сомневался. Будете мне мозг выносить?
Сергей улыбнулся, и лучики разбежались вокруг его красивых серых глаз.
– Нет, я в этом не профессионал. Наталья, ваш друг из морга несколько поторопился с выводами и зря позвонил вам без согласования с нашим ведомством. Я здесь, чтобы просто попросить вас по-хорошему… – он запнулся, – оставить это и заняться своей работой. Я думаю, масса интересных дел с нетерпением вас ждет.
Наталья почувствовала, как накатывает волна злости, – ее внутренний дракон проснулся еще утром и все рвался наружу. Она с силой отшвырнула от себя палочки.
– Вот ведь хрень какая, я не сую нос в секретные материалы правительства, просто делаю свою работу, тут появляетесь вы и начинаете мне угрожать!
Сергей налил из стоящего на столе глиняного чайника дымящуюся светлую жидкость в пиалу, покрутил пиалу несколько секунд, открыл глиняный чайник и вылил жидкость обратно.
– Это называется «вертушка», чай заваривается быстрее… Я вам не угрожаю, лишь вежливо прошу. К тому же ваш начальник Котов, а от него, как нам известно, вы никаких заданий по этому делу не получали.
Он наполнил пиалу ароматной жидкостью и с удовольствием сделал несколько маленьких глотков.
– Ваш брат был с вами в морге, куда он потом поехал?
Наталья никак не могла заставить себя успокоиться и быть более сдержанной в словах и поведении. Котов на самом деле ей никаких заданий по этому делу не давал, более того, если он узнает, что Наталья была в морге без согласования с ним, как следует отчитает. Только вот завеса стремительной секретности, которым обрастало дело, не давала ей покоя. Конечно, этого и следовало ожидать, аномальное состояние воды в реке привело к массовым жертвам, а это уже похоже на теракт или…
Мысли об инопланетном вторжении Наталья от себя отгоняла. Зеленые человечки хороши для устрашения детей, нет, здесь все гораздо сложнее…
Она наморщила лоб и посмотрела Сергею в глаза. Наталья знала, что она очень хорошенькая: миловидное личико, пухлые губы и большие глаза с пушистыми ресницами. Косметикой она не пользовалась, да и не нуждалась в этом, разве что не мешало бы привести в порядок брови и больше внимания уделять прическе.
Отчего-то задумалась над тем, как давно она была в салоне красоты. Ответ нашелся быстро – «никогда». Мужчина, который сидел напротив и пил чай, заставлял Наталью чувствовать себя неуютно. Он старался быть дружелюбным, но было в нем что-то неприятное, и внутренний голос шептал, что надо срочно уходить. Третьякова никак не могла разобрать, то ли она испугалась красивого мужчины, то ли профессиональная интуиция давала ценный совет. От путаницы в голове Третьякова начала злиться еще сильнее.
– При каком лешем здесь мой брат? В храм он свой поехал!
Сергей улыбнулся:
– Наталья! Все гораздо сложнее, чем может показаться на первый взгляд, вам все это совсем не нужно, поверьте мне.
Он вытащил из кармана гелевую черную ручку и написал на салфетке телефон.
– Мне сдается, правда, что вы не примете всерьез мою просьбу, поэтому, если что найдете, звоните. – Сергей поднялся и наклонился к ее уху, парфюм приятно защекотал нос запахами корицы и мускуса. – Только никаких официальных отчетов и никаких резких движений. Я вас прошу.
Сергей прошел несколько шагов и обернулся:
– А еще… за чай платите вы!
Третьякова смотрела на его спину и думала, что все это плод ее больного воображения. Или какой-то странный сон. Надо бы поесть еще, плохое предчувствие становилось все сильнее и разливалось по телу неприятной волной.
Павел приехал к сестре из храма далеко за полночь. Наталья открыла дверь в шерстяной мужской рубашке и вязаных розовых гетрах, натянутых по колено. В ответ на улыбку брата, обронила:
– Когда я думаю, мне холодно. Кофе будешь?
Павел решительно кивнул.
Девушка пригласила Павла на маленькую кухоньку, заваленную грязной посудой и обертками от шоколадных конфет. За чистотой она особо не следила, собственно, как и за своей внешностью. Она налила в две чашки густого дымящегося напитка и одну протянула Павлу. Павел с удовольствием проглотил обжигающий свежесваренный кофе. Сестре не терпелось получить объяснения.
– Что ты делал в храме?
Павел знал, что расспросов не избежать, но и не появиться у сестры он не мог, ему самому надо было во всем разобраться, а пытливый ум сестры станет в этом хорошим помощником.
– Как думаешь, что я мог делать в храме? Столько людей, столько горя…
– Но должны же быть какие-то долбаные объяснения! Что ты там вообще освящал, мать твою, и крест утопил… Руки дрожали?
Павел вздрогнул и едва не выронил чашку.
– Крест достали из реки?
– Ни хрена его не достали, мне Петр сказал, какой там достали, замерзло все! Это же бред, бред! Вообще странно, что вода никого не испугала, и эти… покойники. – Она шумно хлебнула из большой чашки. – Семьи же у всех, сколько детей погибло, в жизни бы не поперлась в воду, которая, мать ее, не замерзла при такой температуре! Что ты молчишь?
Девушка поставила на стол вазочку с ржаными сухариками, взять еду навынос она забыла. Точнее, ее новый знакомый оказался настолько хорош собой, что ни о какой еде она и не думала, пока не наступила полночь и желудок не начал требовательно урчать. Третьякова уже и не помнила, когда испытывала подобный трепет перед мужчиной, и это не давало ей покоя.
Павел не знал, с чего начать.
– Я размышлял о том, что случилось, сестра. Обряд крещения существует для того, чтобы все окрещенные после смерти попали в Царствие Божие. «Начало мира – вода, и начало Евангелия – Иордан. От воды воссиял свет чувственный, ибо Дух Божий носился верху́ воды и повелел из тьмы воссиять свету. От Иордана воссиял свет Святого Евангелия, как раз со времени Крещения, Иисус после омовения водами Иордана начал проповедовать и говорить: „Покайтесь, ибо приблизилось Царствие Небесное“».
Наталья подавилась сухариком и громко закашлялась, Павел устало улыбнулся.
– Хорошо. Объясню все доступно. При окунании во время крещения в воду с людей смывается так называемый первородный грех. Святая вода – это вода, которую святит Церковь два раза в год. Один из них как раз под Крещение. «Кто не примет водного омовения в день Крещения Господня, да будет отлучен от святых таин на сорок дней. Если же кто будет увлекать за собой других, да будет извержен из Церкви, пока не принесет покаяние. Ибо отказывающиеся воспоминать благодатное Крещение Господа, обновиться в святых и честных водах, в которых пребывал сам Господь, освятив их Своим естеством, суть еретики, отрицающие и Церковь, и Крещение»…
– Обещал же, доступно!
– Извини, я продолжу, с твоего позволения. Воду освящают с целью возвращения чистоты и святости, которая ушла после первородного грехопадения человечества, именно молитва возвращает свойства, способные исцелять и очищать грехи у людей, кто верует. Тебе же не надо объяснять, что есть первородный грех?
– Я в курсе, Ева сожрала яблоко, которое ей впарил змей, и попал Адам, с тех пор все бабы типа дуры, а мужики жертвы. Только ни хрена никто не вспоминает, что первая женщина была создана из ребра этого драного Адама, и именно долбаная продажная мужская натура виной всей истории!
– Зачем ты так?!
– Ой, да ладно тебе. Все равно не понимаю, к чему ведешь. Вода – это смерть, как ты говоришь. Люди, входя в прорубь, якобы умирают духовно, они окунаются трижды с твоими молитвами, после чего ты их поливаешь святой водой…
– Окропляю, сестра. И ты все перепутала.
– Перестань так меня называть, я тебе не монахиня, черт возьми!
– Но сестра?
Наталья чувствовала, как между ними нарастает раздражение. Она прекрасно представляла, какая паника творится в высших кругах церкви и среди православных прихожан, на епископе большая ответственность, и последствия будут явно не радужными.
– Не закипай, объясни, в чем суть? Почему вода не замерзла при таком морозе – раз и почему она стала замерзать после твоего освящения – два?
Павел устало потер глаза:
– Крест, как тебе известно, я уронил и не закончил. Не закончил обряд…
Девушка на секунду замолчала, широко раскрыв рот, а потом громко воскликнула:
– Охренеть!!! Это ж надо, так вот почему столько мертвяков в итоге, и ведь мысль на поверхности просто!
Возмущение захлестнуло Павла, он поднялся и серьезно сказал:
– Сестра, прошу тебя следить за своим языком, если у тебя есть хоть капля уважения ко мне.
– Ладно, извини…
Наталья виновато улыбнулась и подошла к старому серванту, который достался от бабушки. За стеклянной дверцей стояла батарея бутылок, она выбрала одну с коньяком и, зубами вытащив пробку, сделала большой глоток. Тепло стремительной волной пробежало по горлу, груди и приятно опустилось в районе живота.
– Мир? – Она протянула коньяк брату.
Павел тяжело вздохнул и отрицательно покачал головой.
В свете одинокой лампочки Третьякова разглядела на лице брата множество глубоких морщин и темные синяки под глазами, будто епископ не спал несколько ночей подряд. Наталья выплеснула остатки коньяка в чашку с недопитым кофе.
– Ко мне сегодня опять эти, в темных очках, приставали, Павел.
Епископ осторожно посмотрел на сестру:
– И о чем был разговор?
– Сказали, чтобы я не лезла в это дело. Не нравится мне все это, пытаются прикрыть какую-то жуткую хрень, как пить дать!
Павел понимающе кивнул, поднялся и обнял сестру за шею. Проявления нежности между ними случались редко. Наталья с удовольствием обняла брата, просунув руку ему под локоть, ей захотелось снова стать маленькой.
– Наташа, я думаю, что тебе стоит прислушаться к совету оставить все это. Уже поздно. Ложись спать, я поеду к себе.
– Ни хрена ты никуда не поедешь, ненавижу, когда говорят «а» и не говорят «б»!
– Завтра. – Третьяков нежно поцеловал сестру в щеку.
Наталья поняла, что спорить бесполезно, и грустно посмотрела на пустую бутылку: сейчас спать она уж точно не будет. Девушка достала из серванта пачку сигарет, она курила иногда в одиночестве, когда охватывало дурное состояние беспомощности, усугубляемое бессонницей. Под пачкой лежала старая записная книжка.
Третьякова пролистала желтые листы и остановила палец на одной из страниц. Раз уж надо выяснить про аномальные свойства воды, она знает, кто поможет. Рука потянулась к телефону, но тут взгляд упал на циферблат экрана. Да, уже поздно даже для неприлично позднего звонка, а рано еще не наступило.
Наталья закурила, злясь на Павла за то, что оставил ее с кучей вопросов.