– Слышь, гяур, – раздался голос Исмаила, – повезло тебе, шакал! Но ты все равно сдохнешь, собака!
Борис продолжал ходить, думая о своем.
– Ты же обещал, что никто не узнает, – скулил сидевший на стуле Кустов. – А меня теперь…
– Зачем пошел в камеру к блатным, – усмехнулся Седых. – Ты пойдешь по делу как соучастник. Я не смогу тебя отмазать. Но получишь минимум.
– Гад ты, кум! – Куст вскочил.
Седых рассмеялся:
– А тебе давно пора кукарекать, ты же, мразь, двух беременных изнасиловал! Как тебя, суку, еще в СИЗО не отодрали. Увести! И давай сюда Исмаилова, – приказал Седых контролеру.
– Значит, славы захотелось? – усмехнулся Бармин. – На вооруженного ножом бандита в чужом городе… Я, наверное, не решился бы. Но почему потерпевшая молчит?
– Она напугана, – ответил мужчина в штатском. – Сейчас она в Глазове и заявляет, что нападения не было. Но факт уже установлен. Правда, без заявления потерпевшей дела не будет. Так что у красноярцев появилась лишняя головная боль. Хотя после письма вашего врача многое стало понятно. Красноярцы очень благодарны Чепурных. Знаете, майор, не думал я, что в зонах такие женщины работают. Она совсем не подходит для работы в этих местах. Красива, умна и…
– Слишком принципиальна для этих мест, – недовольно заметил Заев. – И при первом удобном случае я с ней расстанусь. Значит, Чепурных отличилась! – Он рассмеялся – И снова Котов…
– Что? – не расслышал оперативник.
– Да так, – ответил Заев, – горжусь своей сотрудницей.
– Но только что вы говорили, что расстанетесь с ней. Как-то не вяжется одно с другим, – заметил оперативник.
– Да не складываются у нее отношения с коллективом. Одна против всех.
– Ну это как раз понятно. Она красивая, молодая, у нее высшее образование. Естественно, она на голову выше остальных. У нее есть будущее. Да и с мужем у нее тоже все в порядке. Я бы на вашем месте дорожил такими и с удовольствием забрал бы ее в Киров. Подучилась бы немного и стала криминалистом. Но она и слышать об этом не хочет.
– Героиня! – Полина ожгла взглядом проходившую мимо Веру. – Снова отличилась. Награду дадут, наверное, – усмехнулась она.
– Или нож в живот, – отозвалась рябая медсестра. – Сейчас такие герои долго не живут. К тому же с Котом еще не все ясно. Семья-то, видно, богатая и добиваться своего умеет. Так что не завидую я Верке.
– Что же вы за вороны такие, – проворчал Вячеслав Андреевич, – все вам неймется. Слушать ваше карканье противно. Конечно, понимаю я обиду вашу – от зэка такое услышать. Вам же обычно только комплименты выдают. Ну, если сорвутся, матом обложат. А тут… – Вспомнив слова Вулича, он рассмеялся.
– А ты-то, старый хрен, чего за нее заступаешься? – сердито спросила Полина.
– Хватит! – рявкнул он. – Работайте!
– Привет! – пожимая руку Виктору Чепурных, кивнул черноволосый молодой мужчина. – Вера снова на пике славы? – улыбнулся он. – Преступников помогла…
– Хватит! – перебил его Виктор. – Да, помогла девушке. И что теперь? Ты бы лучше прекратил разговоры насчет всего этого.
– А я, что ли, это придумываю? – хмыкнул черноволосый. – Ну ладно, если я еще раз от кого услышу, морду набью.
– Что у тебя? – вздохнул Виктор. – Если зашел просто поговорить, то у меня времени нет. Скоро комиссия, поэтому дел невпроворот.
– Да о ней уже месяц говорят, – усмехнулся тот.
– Пока! – Чепурных кивнул на дверь.
– Задаешься ты, капитан, – усмехнулся черноволосый, вышел и подчеркнуто аккуратно прикрыл дверь.
– Завтра поедете на Лесной, – сказала Вера.
– Может, лучше здесь? – вздохнул лежавший на койке пожилой мужчина. – Вы все-таки и словом лечите. А там, – он вяло махнул рукой, – все вроде как из Бухенвальда. Для вас мы больные, а там зэки позорные.
– На Лесном есть хорошие специалисты, – улыбнулась Вера. – Я не могу дольше держать вас здесь, а там вам окажут необходимую помощь. – Посмотрев на троих больных, она вздохнула: – До свидания! – и вышла.
– Вот баба! – облизнулся плотный мужик.
– Врач хороший и человек, властью еще не испорченный, – заметил пожилой.
– Это точно, – согласился лысый мужик. – Не чета другим. Муж ее, Виктор Петрович, стал больше ментом, чем врачом. А Либертович вообще гестаповец, мать его!..
– Значит, Вулич ведет себя спокойно? – спросил Седых. – И никаких разговоров о побегах?
– Нет, – покачал головой мастер. – По крайней мере все мои стукачи ни о чем таком не слышали. Кстати, работал он тоже хорошо, ни одной приписки. Надеюсь, вы не для того все это начали, чтобы я его отстранил?
– Боже упаси! – усмехнулся Седых. – Здесь он на виду, и я этим доволен. И от блатных он все-таки в стороне. Значит, помочь ему никто не может. А никто не замечал, шитьем он не занимается?
– Каким шитьем? – удивился мастер.
– Ну, может, шьет что-то.
– Да никто ничего не говорил. Если что-то не так, я знать буду.
– Надеюсь, мы не прозеваем Вулича. Он ищет возможность побега, в этом я убежден. И нежелательно, чтоб у него это получилось. Даже если он просто попытается, у нас будут большие неприятности.
– Шакалы! – надрывно орал Исмаил, лежавший на бетонном полу с закованными руками. – Псы!
Дверь открылась.
– Выходи, – отступил в сторону контролер.
– Уже пятнадцать кончились? – удивился Вулич. – А я думал…
– Семь суток тебе скинули. Производство требует твоего присутствия на промзоне. Выходи.
– И свобода нас встретит радостно у входа, – провозгласил, выходя из камеры, Вулич.
– Ты скоро сдохнешь! – закричал Исмаилов.
– Ошибаешься, чех! – засмеялся Борис. – Сейчас у меня другие планы. На работу или в зону? – спросил он у контролера.
– В отряд иди, – кивнул тот.
– Придется ехать, – грустно проговорила Вера. – Но я быстро, туда и обратно. Надо увидеться с девушкой. Она говорит, что нападения не было.
– Дело ее, – пожал плечами Виктор. – Ну не хочет ворошить то дело, значит…
– Подожди, Витя, – остановила его Вера, – а как же я? Получается, что я все это придумала?
– Так подтвердилось же все.
– Я поеду и встречусь с этой Азовой.
– Ну и жена у меня! – засмеялся Виктор. – Супервумен, бросилась на бандита с ножом.
– Да какой там бандит, мальчишка. Он, кажется, больше меня испугался, – рассмеялась она.
– Я тебя, Вера, вот о чем попрошу – не ссорься ты больше с бабами. Они уже…
– Если не будут задевать, я первой никогда ничего не скажу, но в обиду себя не дам. Противно, когда шепчутся и считают, что я любовница Либертовича. Я его только за это ненавижу. Помнишь, как все началось?
– Все знают, что это неправда.
– Как раз это и обиднее всего.
– Подожди, – рассмеялся Виктор, – лучше было бы, если на самом деле…
– Витя!
– Извини, я действительно несу что-то не то.
– Привет! – Алин пожал руку Борису. – Сейчас перекуришь. – Он подошел к своей тумбочке. – Я тут тебе кое-что оставил. Посылку получил и в ларьке отоварился.
– Да я не очень-то голоден. Вот если пару пачек сигарет дашь, не откажусь.
– Конечно. – Алин достал сигареты. – Но и поешь заодно, все-таки семь суток на воде и хлебе. Тут консервы есть, паштет, хлеб.
– Надо потолковать с Афганом, – сказал один из пяти сидевших на койках мужчин. – А то, похоже, хрен нам, а не проценты. У меня на счету голяк, а хотел перегнать пару сотен.
– Чего толковать-то? – усмехнулся плотный мужчина. – Наехать, и все дела.
– Он тебе не мальчик для битья, – возразил первый, – канитель будет. Ментам только этого и надо. А у меня свиданка на подходе. Нужно перебазарить по-хорошему, поймет, наверное. Ну а если нет, то Баклану с его кодляком команду «фас» дадим.
– Как бы мужики не влезли, – проговорил коренастый мужчина. – Они запросто за Афгана впрягутся. Да и Бурлак, если узнает, разбор устроит.
– Бурлак сам себе проценты берет, – сказал первый. – И не полезет он против братвы.
– А вы заметили, – проговорил лысый толстяк, – мужики на общак стали меньше давать? Тут один из Сибири начал базар. Мол, даю на грев в изолятор, а сидел десять суток, и хоть бы бычок закинули. Надо с ним разобраться.
– Точно, – кивнул первый, – базарит много. А сам кто по жизни-то? Был бесконвойником, в шнырях. Так что на место его пора поставить.
– Слышь, Афган, – четверо мужиков подошли к Вуличу, – мы тут собрали кое-что. Ну, курева трохи, чайку и похавать немного. Не в долг.
– Благодарю, – улыбнулся Борис. – Как дела-то?
– Нормально все, – усаживаясь, кивнул мужчина лет сорока. – Я тут мужикам про изолятор говорил. Мы постоянно на грев давали, а я оттянул червонец, и хоть бы хрен.
– Мне тоже только мент дал, – сказал Борис. – А блатота курит. Греть надо. Мужикам пусть редко, но перепадает. А ты зря базар начал, точно предъявят тебе.
– Да я понимаю, – хмуро согласился мужчина. – Но хочу поскорее выйти. У меня мать больная и жена с тремя оболтусами. Совсем без отца распустились. А тут все-таки скинули два года, осталось три месяца, и я на воле. Во, – кивнул он на подошедшего с литровой банкой чифира заключенного, – отметим твой выход.
– Ну и дыра! – хмыкнул худой загорелый мужчина. – Но гостиница есть. Надеюсь, помните, кто мы есть? – подмигнул он двум парням. – Те рассмеялись. – Надо узнать, где эта Чепурных живет и с кем.
– Так с мужем, – напомнил один. – Он начальник медчасти в зоне, а она…
– Может, кто еще приехал, – перебил его худощавый. – В общем, осторожно узнайте об этой шкуре все.
– Ништяк, – кивнул второй. – А сколько за нее получим?
– Хватит, – усмехнулся худой. – И сразу на отдых, пару месяцев для себя поживем.
– Если кипиш будет, нам не уйти, – сказал второй парень, – положат сразу. В этих местах прокурор медведь. А хозяин вообще мразь, Заев его фамилия. Тварь голимая. Бабки есть – значит, волю купишь, а так… – Он махнул рукой. – Менты под его…
– Уйдем мы тихо и спокойно. Начальника медчасти, ее мужика, дернут по вызову. Один кент в зоне себе кишки вскроет, – сообщил худой, – и мужа вызовут. А мы к жене занырнем, и все дела. В километре отсюда будет санитарный вертолет, там мужик под трактор попадет. В общем, все путем.
– Запомни, – обратился Граф к невысокому парню, – в двенадцать пузо вскрываешь.
– И с долгом расчет? – спросил тот.
– Сколько раз об этом базарить? – недовольно отозвался Граф. – Главное – сделай все путем.
– Спасибо тебе, – кивнул парень. – Значит, в этом доме? Спасибо, – наливая водки невысокому бородачу, повторил он.
– Это тебе спасибо, – опрокинув в рот водку, выдохнул тот. – Жбан раскалывается, а на опохмелку ни черта нет, вчера все уделал.
– Подожди, – остановил Вулича Алин, – зачем тебе это надо?
– Уйти хочу, – пристально глядя ему в глаза, ответил Борис. – А помочь можешь только ты. Ясно?
– Да, но что-то я не пойму, зачем надо варить четыре штыря. Точнее, наваривать на них изгиб.
– Не наваривать, – Вулич взял карандаш и стал рисовать, – а изогнуть. Концы с резьбой остаются. А сразу после входа соединения внутрь по стенке барабана с двух сторон каждый из четырех штырей поднимется вверх на сорок сантиметров, и там они снова соединятся, то есть увеличится размер перешейка, соединяющего колеса барабана. По соединенным вверху штырям набьем полоски для шеи барабана, а на нее до конца намотаем провод. Ты же видел такие?
– Брак, – кивнул Алин. – А дальше-то что?
– Делаю дверцу в одном круге, залезаю в барабан. И все, я внутри. Барабан вместе с остальными грузится, и я выезжаю. Собаки меня не учуют.
– Во блин! Ты, в натуре, на такое пойдешь?
– Конечно. Сидеть еще семнадцать лет нет желания. Да и не просижу я. Сейчас у меня появилась цель. А просто мотать срок я не могу. Ну что, сваришь штыри?
– Выйдешь на работу, покажешь, как и что. Но надо еще провода намотать.
– А ты сможешь?
– Нет. Но есть один знакомый, он работает на намотке. Мужик нормальный и вопросов задавать не будет. Я ему скажу, что просто хочу побольше втюхать, и все. Поймет.