Я вернулся из Крыма! Загар ещё свеж,
И к московскому гомону слух не привык.
А в глазах только горы и море – хоть режь! —
Тянут, словно гонимого жаждой родник.
Я привез кучу фоток на зависть друзьям:
Ни на Кипре, ни в Турции им не видать,
Как полынные степи ползут по горам,
Принимая смиренно жары благодать,
Как оливковым маслом густой синевы
Море дремлет у ног, ожидая восход,
Как волнуется, словно оно, а не вы
Возвращается в каменный город на год.
Где ещё ежевика сладка, словно мёд?
Где так ярок муската янтарного вкус?
Где прохладный инжир так и просится в рот
И, разрезанный, пахнет малиной арбуз?
Это – Крым! Это солнцем пропитанный край,
Он любовью наполнен, как чаша вином.
Это Богом заботливо созданный рай,
Обустроенный долгим и тяжким трудом.
Поезжайте туда налегке, с рюкзачком,
Побродяжить, пожить дикарем – не лежать!
Плавать в синей воде, понимая с трудом
Тех, кто море додумался Чёрным назвать.
Я вернулся, я рад, я скучал по Москве,
Но ещё на пароме всерьёз загадал:
Мы увидимся, Крым! Не одну и не две
Я монеты в кипящие волны бросал…
Хвалят люди Канары, Париж, Сенегал,
Кто в Австралию рвётся, а кто в Таиланд.
Я же камень с прожилкой у Крыма украл,
Не сменяю его даже на бриллиант!
Я сижу под огромным тополем,
Рядом с ним я так худ и мал,
Мои ноги полдня все топали,
Он стоит, как сто лет стоял.
В его грубой шершавой корости
Столько мудрости, столько сил!
Столько жизней без всякой корысти
На себе он всю жизнь носил!
Я смотрю снизу вверх, и мнится мне —
Тополь тоже глядит в упор,
Говорит (или это снится?):
«Кто ты? Друг, проходимец, вор?»
Понимаю, что как-то должен бы
Объяснить: «Я хороший, свой,
Что хотел бы обильным дождиком
Напоить всех вас тут водой,
Смыть всю пыль, напитать все корни,
Снова сесть и услышать вдруг
Шёпоток по листве покорной,
Еле слышно: «Спасибо, друг…»
Маленькая степная колючка,
Как же ты хороша!
Тонкие острые лучики
Глажу, едва дыша.
Ты ведь не роза-красавица,
Что мне в тебе, скажи?
Только и знаю – нравится!
Сердце моё держи.
Наколи его на иголки,
Как инжирину, подсуши
И храни его втихомолку,
Чтоб я помнил тебя всю жизнь.
Вы думаете, я их там мыл? Какое там!
Пока от рынка домой доходил,
Съедал половину поедом.
Ведь они, подлецы, такие тёплые, сладкие,
Как будто фрукты, а не овощи с грядки.
К тому ж продавал их симпатичный дяденька,
Такой же круглый, упругий, гладенький,
Не то, чтобы дёшево очень,
Но и не дорого, впрочем.
Да ведь оно того стоит!
В общем, крымский розовый помидор
Турецким персикам нос утёр!
А о крымских разговор особый:
Не разговаривать – пробовать.
Махаон – это явленье
Типа Христа народу,
Оцепененье, остолбененье
Перед игрой природы.
Всегда нежданно, внезапно, вдруг —
Жёлто-чёрная молния,
Сверкнёт и сядет у самых рук,
Как будто молвит: вот он я!
На жухлой траве и серых камнях
Цвета так волшебны и ярки,
Что слов, кроме «Ох…» и «Ах!»,
Нет за такие подарки.
Хоть ты уже грушу откусил,
Но даже жевать страшно.
Держать этот миг из последних сил,
Как будто сон вчерашний!
И пусть зачехлён фотоаппарат,
Смотри, впечатывай в душу —
Богаче станешь во сто крат!
Потом уже съешь грушу…
Кому шелковица, а мне – тутовник,
Резные листья, сквозная тень.
За ним не ухаживал садовник,
А щиплет всякий, кому не лень.
Весь низ оборван, ветки смяты,
Коль хочешь ягод – надо лезть.
Хватаю сук обратным хватом,
Подтягиваюсь, умудряюсь сесть.
А дальше всё легко и просто,
Ведь я же когда-то мальчишкой был.
Теперь даже легче – прибавил росту,
Чуть больше веса, но больше сил.
Поставить ногу, сказать чуть слышно:
«Пожалуйста, ветка, не обломись!»
Рукой вцепиться, рвануться выше,
И даже взгляда не бросить вниз.
Смотреть на крыши, на тополь рядом,
И только вниз нельзя смотреть.
Рука задрожит – и вслед за взглядом
Сорвёшься сам, а это – смерть.
И – вот они, ягоды! Них же ради
Рискуешь, лезешь, футболку рвёшь,
Чёрные капли медовой слади,
Не торопясь, на язык кладешь.
Сок – по нёбу, взгляд – по небу,
А от земли отвести глаза.
Ну что, последнюю? Где бы… где бы…
Пожалуй, хватит – пора слезать.
Но вниз, как всегда, стократ труднее!