Господи всемогущий, осени меня крылом своим: Щиц пропал!
Как его искать, где его искать… Я смотрела в лес. Сгущались сумерки.
Щиц не выходил из леса, не появлялся и со стороны жилых корпусов.
Холодало.
Почему-то я думала, что все будет просто. Я встану перед общагой, позову громко Щица по кличке, и он появится передо мной, как в сказках появляются волшебные горбатые кони. «Га-га-га, чего изволите?»
Он же обещал, если что, отозваться! Обманщик, проходимец и подлюга!
Я посадила голос, но никакого Щица не дозвалась. Зато проходившие мимо девчонки уже начали перехихикиваться. Я бы на их месте тоже с удовольствием похихикала, но я-то на своем! А тут почему-то плакать хочется.
– Эй! – подошла ко мне одна из них.
Ее я не узнала. Зато узнала ее ворону. По запаху. То ли я надышалась свежим воздухом и отвыкла от душного звериного запаха, то ли она начала вонять еще сильнее.
Я вспомнила нехитрый способ Щица знакомиться.
– Привет, э-э-э… – протянула я, старательно копируя его интонацию, – э-э-э…
– Боннельфина… – представилась девчонка и скромно потупилась.
Ну-ну, она такая же Боннельфина, как я – Арафья! Особенно если помнить, что настоящими именами здесь не принято разбрасываться. Вот ведь придумала себе имечко, не выговоришь. Я такие лет десять назад давала куклам…
Я лучезарно улыбнулась.
– А можно я буду звать тебя просто Бонни? А ты зови меня…
– Еленькой? Я тоже сокращу тогда. Эля?
Я немного подумала. Почему бы и нет? Коротко, лаконично. Звать удобно.
– Пойдет. Но откуда ты…
– Хвосткрючком рассказал, – и поспешно добавила: – Пес. Тот, у которого еще ошейник такой… погрызенный немного…
Кажется, у меня было очень глупое лицо. Бонни обреченно вздохнула и напомнила:
– Разговариваю с животными. А они – со мной. Никто еще не требовал себе человека, знаешь ли. Все были взволнованы. Они боятся стать ненужными, все… многие черепахи ждут своего дня уже больше десяти лет. Я не спрашивала специально, но они хотели с кем-то поделиться, а я не могла заткнуть уши.
А глаза у нее такие честные-честные… Да-да, не спрашивала. И ко мне подошла просто так, рядом постоять, а не узнать подробности из первых рук.
У Бонни был большой рот прирожденной сплетницы, длинный нос прирожденной сплетницы и даже дар прирожденной сплетницы. Любой физиогномист, завидев ее, замолчал бы навеки и никогда не открыл бы ни одного своего секрета даже на ушко любимой таксе.
Особенно любимой таксе.
– Может, возьмешь черепашку? – Бонни несмело тронула меня за рукав и достала из кармана какой-то камень. – Вот, не смотри, что маленькая: ей тридцать пять лет, и тридцать четыре из них она ждала тебя.
– Эта штука умеет гладить белье, чистить одежду, накрывать на стол, переносить вещи? – спросила я, стараясь не показывать своей неприязни: раз уж черепаха все понимает, стоит побыть вежливой. – Может, я смогу ее этому научить?
– Вряд ли, – вздохнула Бонни.
Она погладила черепашку по морщинистой голове и сунула обратно в карман. Всем своим видом Бонни выражала вселенскую скорбь, даже ворона на ее плече нахохлилась и склонила голову.
Я начинала думать, что ее ко мне подослали.
– Тогда мне нужен Щиц.
– Зачем тебе этот неудачник?
– Почему это неудачник? – я спросила только чтобы поддержать разговор, ответ был вполне очевиден.
Везунчики не попадают в рабство в королевстве, где это самое рабство уже два века как официально отменили.
– Как почему? Царапинка, – Бонни похлопала по карману, – говорит, что он попал в вечное рабство после того, как умудрился во время забега по главному корпусу споткнуться о какую-то очень древнюю и крайне ветхую прялку. Донце в одну сторону, лопасть в другую, веретено вообще растоптал случайно… И все это – перед приездом королевской комиссии! А прялка была королевской реликвией!
– Как он это сделал? – удивилась я. – Зачем?
– Царапинка не знает, – развела руками Бонни. – Говорит, возможно, в этот момент он был одержим гением разрушения и это был спонтанный забег. Вдохновенный… – она чуть понизила голос, – честно говоря, я не всегда понимаю, что она имеет в виду, черепахи настолько… другие. Лучше спроси у него самого, если дозовешься…
– Не могу. Зову, зову – не отзывается. – Я пожала плечами. – Начинаю думать, что ничего не получится. А ведь это возможность… – тут я сделала паузу.
Что я знала про Бонни?
Она любит животных и стащила черепаху из неволи. Возможно, я ошиблась в выводах, но попытка не пытка? Стала бы Бонни подходить ко мне, если бы не хотела помочь? На засланку она все-таки не похожа. Делая ставку на душещипательную историю, засланка притащила бы не морщинистую замшелую черепаху, а котеночка или щеночка с огромными глазами и пушистой шерстью. Черепаху же можно пожалеть только если ну очень любишь животных, а я уже наглядно доказала, что это не так.
– …Да-да! Единственная возможность для Щица выбраться из клетки! – сказала я вдохновенно, надеясь, что все-таки не ошиблась. – Я – его самое большое везение в жизни. Поэтому его обязательно надо найти и убедить! И для этого, – главное было не дать ей задуматься, поэтому я опасливо ткнула пальцем в ворону, – нам нужна она!
Ворона шарахнулась, расправив крылья… кульком свалилась с плеча Бонни и деревянно стукнулась о землю. Потом резковато встала и дерганно пошла.
Она походила скорее на заводную игрушку, чем на ворону. О господи, я ее что, убила? То есть… нет, она же двигается, но…
– Она же может нам помочь? – спросила я, удивительно четко понимая, что Бонни, кажется, не общалась со своей вороной.
Она ее постоянно гладила, весь день с ней нянькалась, но не болтала, как с черепахой. Не прислушивалась к ней. Не отвечала…
– Она вообще живая? – озвучила я свою догадку.
– Не-мертвая, – вздохнула Бонни. – Только не говори никому, ладно? Секрет… Да, я могу оживлять зверюшек. Но я не хочу заниматься некромантией, вот и… а ворону я случайно оживила. Ничего не могу поделать, она лежала, такая несчастная! И обратно никак… Жалко же… – Бонни всплеснула руками – эта ее манера активно жестикулировать делала ее саму похожей на большую паникующую птицу. – Если кто-нибудь из преподавателей поймет, что она не-мертвая, то у меня будут проблемы. Я думала отпустить, но если кто-нибудь из них ее найдет, то все… поднимать мне трупы по погостам всю оставшуюся жизнь.
Скорее, укладывать обратно. Да и что мешает закопать поглубже? Нет тела – нет улик. Но вслух я этого не сказала, вместо этого спросив:
– А если ты ее с собой везде таскать будешь, разве не больше шансов, что кто-нибудь заметит ее состояние? Как я…
– Я рассчитывала замаскировать эманации смерти меткой фамильяра. Тайе Гарьянски, которая накладывает метку, не очень-то внимательная… И ее будут отвлекать. А я еще хотела попросить встать завтра прямо перед тобой, чтобы ей уж точно не до Каркары было, – она снова потупилась, – извини…
Так вот почему она подошла! Теперь все ясно. Хотя я и не поняла, за что она извиняется. Я бы, наверное, на ее месте точно так же постаралась спрятаться и затеряться за кем-нибудь более ярким. К сожалению, мне эта тактика помочь не могла.
Но вот заключить взаимовыгодную сделку я способна… Особенно, когда мне ее чуть ли не на блюдечке с голубой каемочкой преподнесли.
– Ты же понимаешь, что если мы не найдем Щица, то и отвлечь никого не получится? – вкрадчиво спросила я.
Бонни кивнула. Взяла ворону на руки, пригладила ей перышки, почесала шейку… и подбросила в воздух. Каркара с видимым усилием взмахнула крыльями и неровно, иногда уходя в крутое пике, куда-то полетела.
– Пойдем в дом, – сказала Бонни, цепляя меня за рукав, – завтра она будет знать, где Щиц, а я буду знать, где она. У тебя большая комната?
Кажется, Бонни решила набиться ко мне в соседки. А то и в подружки.
Может, этот самый Хвосттрубой и фамилию мою назвал. Тайе Дезовски, пишется так же, как и «конезаводы Дезовски», ага. А еще как колбасы Дезовски, молоко и сыры Дезовски, и даже как прядильная мануфактура Дезовски.
Могла бы и не спрашивать, и так же все знает. Тетенька об этом говорила? Комната побольше, местечко потеплее – для ее вороны в самый раз теплые места…
Не стоило разочаровывать Бонни, пока ее ворона ищет Щица. Поэтому я ответила беззаботно, с некоторым даже намеком:
– Немаленькая…
Врала, как дышала: комната была крохотной. По сравнению с моей комнатой дома – конура, да и только.
Но Бонни, как вошла, сразу же восхищенно ахнула:
– Ого, какое окно! С видом на парк?
И полезла открывать форточку, впуская в комнату холодный весенний ветер.
Не то чтобы окно раньше сильно ветру мешало, но теперь в комнату заползли звуки раскинувшегося под окнами леса: он вопил голосами незнакомых птиц, агрессивно трещал ветвями и вообще заставлял чувствовать себя неуютно.
Я девушка городская, меня вид на лесопарк нисколько не вдохновляет. Вот раньше у меня под окнами была церковь, школа и богадельня. Замечательное зрелище: утром школьники идут в школу, а я после бала отсыпаюсь; ближе к ночи старики тянутся в богадельню – а мне туда и не надо, и никогда не будет надо. И до церкви пять минут, а не как некоторым – полгорода на телеге трястись, а то и на своих двоих отшагать, чтобы потом воскресную службу отстоять.
И, главное, всем польза: мы же не просто так рядом со школой и богадельней живем, мы на них жертвуем. И на нужды церкви жертвуем, и немало.
Поэтому папенька на воскресные службы не ходит, некогда ему, и все равно числится одним из самых благочестивых прихожан… Только вот кто теперь будет представлять Дезовски на воскресных службах? Сколько себя помню, одна там стояла, ни тетенька не заглядывала, ни папенька.
А теперь и вовсе никого не будет, пустой ряд скамей останется… жалко.
Я любила это место: островок спокойствия в моей стремительной жизни. Там всегда можно было остановиться и подумать… А здесь все никак не удается остановиться.
Вчера надеялась, разберусь со всем перед сном, разложу по полочкам, и уснула, стоило голове коснуться подушки.
Целый день принимаю необдуманные решения, вот и идет все… наперекосяк. И Щиц пропал.
Бонни плюхнулась на кровать. Та протяжно скрипнула, отрывая меня от размышлений и заставляя прислушаться к ее бесконечному трепу.
– …Повезло тебе все-таки с фамилией.
– А?..
– Однофамилица таких людей! – Бонни развела руками широко-широко, как рыбак, повествующий о пойманной рыбе.
– Каких таких людей? – удивилась я.
Может, помянет мою бабку? Тетенька говорила, про нее тут пишут в учебниках. Знать бы еще что.
– Как же! Колбасы Дезовски, конезаводы Дезовски… Наверное, решили, что ты их родственница. Вот и не перечат.
– Ага, – мрачно сказала я, – родственница. Целая наследница!
Бонни расхохоталась.
– А я – принцесса шеньская тогда! – отсмеявшись, выдала она. – Ты на наследницу не похожа ну ни капельки!
– Если это из-за форменного платья… – растерялась я.
Я уже заметила, что без корсета выгляжу куда полнее, чем в корсете, да и серый цвет платья придает моему лицу зеленоватый оттенок, но не настолько же все плохо?
– Да нет же, я ее видела! – Бонни встала с кровати. – Она вся такая… блестящая, понимаешь? Сразу ясно, что не нашего полета птица…
– Это где ты ее видела? – удивилась я.
Я-то Бонни точно раньше не встречала.
– Мама у меня доярка, – сказала Бонни так просто, как будто мать-доярка это самое обычное де…
Холод! Конечно, самое обычное. Я в Академии ведовства и чародейства, а не на балу у градоначальника. Не удивлюсь, если тут таких, как Бонни, востроносых простушек – полнабора.
Я раньше как-то и не задумывалась об этом… но тетенька хороша: всю жизнь оберегать меня от общения с неподобающими моему статусу людьми, чтобы при первой же возможности запихнуть меня в академию, учиться бок о бок с дочерьми доярок и пастушек.
– Работала на ферме, принадлежащей Дезовски…
Которые еще и работают на папеньку! Ну, тетенька, ну удружила! Чему я здесь научусь, скажите на милость? Коз доить?!
– …замечательное было время, – мечтательно продолжала Бонни, не замечая моего смятения, – там хорошо: платят аккуратно и столько, сколько обещано, мне разрешали вместо мамы выходить, когда она болела… или вместо сестер, у меня там две старшие сестры работали. И я на подхвате. Самая большая ферма была в округе! И однажды нас сам нэй Дезовски посетил, с тайе Дезовски вместе посещали…
А-а-а, помню! Давняя поездка, мне лет семь было… Папенька объезжал свои лучшие фермы, тетенька приболела, меня на нее оставить не получилось, вот меня тогда на руках и носили за папенькой. А иногда и сам папенька носил. До сих пор иногда эти бесконечные коровы в кошмарах снятся. То есть и Бонни что, тоже лет семь было? И с тех пор она это помнит?
– И тайе Дезовски была такая красивая! У нее платье было ну совсем как у принцессы крови! И ее на руках несли, представляешь? Ну куда ей было в ее туфельках и в нашу грязь… – в голосе Бонни мне слышалось искреннее восхищение, я даже было загордилась, но потом она как сказанула: – А ты, уж извини, ну никак не тянешь на принцессу крови. Посмотри в зеркало!
– Даже принцесса крови не будет похожа на принцессу крови, если напялить на не местную форму, – надулась я.
– Но принцесса крови не скажет «напялить», она скажет «одеть».
– Надеть, – машинально поправила я, – ты прямо моя тетенька. Не говори то, не говори се, а то никто и не поверит, что ты – это ты, а не доярка из-под сохи… Меня затащили в дурацкую академию против моей воли, чуть ли не из-под венца! Что хочу, то и говорю, ясно?
– Вот-вот, а у тайе Дезовски жениха не было, я точно знаю!
– Откуда? Она тебе что, докладывала? – эта идеальная тайе начинала меня не на шутку раздражать.
По описанию Бонни представлялась почему-то худющая как палка блондинка с воловьими голубыми глазами и губками бантиком, которая прикосновением пальца излечивала младенцев и увеличивала надои, мягким сиянием своего нимба освещая каждый загаженный уголок в том дурацком коровнике.
– В газетах ничего не писали, значит, нет, – пожала плечами Бонни. – В газетах про все пишут.
Я почему-то почувствовала жуткую усталость.
Теперь у меня даже моего собственного имени нет. Я могу рассказать Бонни, но зачем? Она видит, в каком я жалком состоянии, не поверит, даже предъяви я ей свое фамильное древо… которого у меня, кстати, и нет. Папенька все собирался купить, да так до сих пор и не собрался.
Папенька со мной не разговаривал с тех самых пор, как нэйе Улина… упала. Может, я теперь и не наследница вовсе, может, папенька от дочки-ведьмы отказался, отдал на откуп тетеньке и все… какие его годы – женится еще раз, будет у него сын.
Может, он всегда сына хотел, а я мешала. Иначе – позволил бы тетеньке вот так просто увезти… сюда?
– Ага, – я улыбнулась – это помогало мне не заплакать, – раскусила. Однофамилица. Только тс-с-с! А то комнату отнимут. У меня ж кроме этой фамилии и нет ничего…
…так, пара камешков на дне сундука. И их стоит перепрятать, а то знаю я, как тут вещи магическим образом берут – и исчезают. Особенно дорогие.
– А тебе не страшно? – спросила Бонни полушепотом.
– Что страшно?
– Что узнают…
– И что? Комната-то уже официально за мной закреплена.
– Подселят незнамо кого… Да и вообще, если все получится, фамильяру-то с тобой спать придется. А он человек. Парень.
Никогда не воспринимала слуг как парней. Но в чем-то Бонни была права: я безвозвратно загублю свою репутацию.
Меня бы это даже беспокоило, если бы я ее уже не загубила тем, что учусь в этой академии, будь она неладна!
– Ужас! – бесстрастно сказала я. – Какой ужас!
Сделаем шторку, выбьем еще комнату, тоже мне проблема.
– Вот-вот! – подхватила Бонни. – Но не волнуйся, я помогу.
И, не успела я возразить, вылетела из комнаты.
Я едва подавила порыв запереться и больше никогда не подпускать Бонни на расстояние вытянутой руки. Эта девчонка оказалась на диво предприимчива.
Ну и что? Сама же вечно жаловалась на то, что дочки градоначальника, да и все остальные мои ровесницы, скучные и ничего в жизни не смыслят. А как встретила кого-то оборотистого, так сразу и испугалась? Да и вообще. Что Щиц говорил? Мне нужна подружка. Бонни сообразительная, быстро схватывает, знает о местных порядках куда больше меня и, что самое главное, обладает такой информацией, которой больше никто не обладает.
А папенька всегда говорил: информация – это полдела.
Ради информации и надежного союзника можно и поступиться отсутствием комфорта. Эта комната тесна для меня одной, но Бонни, наверное, кажется дворцом.
Если я останусь одна, то у меня будет достаточно времени на размышления о том, как я несчастна. Ну нет: чем рыдать в одиночестве, лучше уж дать почувствовать дочери доярки, каково это – быть принцессой крови в настоящем однокомнатном дворце с учтивой соседкой.
Только ворона будет за окном ночевать, ага.
А если с Щицем не выгорит, будет кому заниматься стиркой. Как ни посмотри – сплошные плюсы.
Поэтому, когда на пороге возникла Бонни и три огромных баула с вещами, вместо того, чтобы быстренько захлопнуть дверь и забаррикадироваться, я улыбнулась – и шагнула в сторону, освобождая путь.
Когда в окно мокрым кулем влетела Каркара, мы как раз втаскивали в комнату выделенную Бонни раскладушку. Это чудовище громыхало и сопротивлялось, даже прищемило Бонни палец, и я бы давно бросила эту дурную затею, если бы не видела предыдущую комнату Бонни. Я, вообще-то, не привыкла сочувствовать полузнакомым людям, но теперь я отлично понимала ее стремление вырваться оттуда как можно скорее.
Бонни тоже рассмотрела свою старую комнату во всех подробностях, у нее было побольше времени, чем у меня, она там, о Холод, спала! И даже познакомилась со своими пятью соседками, поэтому у железного чудища не было никаких шансов.
Даже потеряй Бонни ногу, она бы вспомнила пузырящиеся обои, прелый запах полусгнившего пола, дружелюбных тараканов и ту огромную мокрицу, явно удушившую в своей жизни не одного младенца, и продолжила бы толкать железяку так же стоически и молча.
И мы бы справились, если бы не ворона, Холод ее забери!
Каркара плюхнулась хозяйке на плечо, и Бонни взвизгнула. Еще бы, ей за шиворот вылилось с полведра холодной дождевой воды. К несчастью, она еще и уронила свою половину раскладушки, та кровожадно клацнула об пол, и тут уже я не удержала эту гадину: она завалилась на бок и намертво застряла поперек дверного проема. Хорошо хоть второго, которым заканчивался короткий коридорчик прихожей, а входную дверь мы благополучно миновали и закрыли, иначе бы мы оказались очень, даже слишком знамениты среди местных обитательниц.
– Х-хорошие новости, – сказала Бонни, усадив ворону на раскладушку и пытаясь оттереть грязные потеки с шеи носовым платком. – Она нашла Щица. Такой… горбатый?
– Ага. – Я пнула раскладушку, но та стояла неколебимо. – Плохая – она застряла.
– Давай комендантшу на помощь позовем. Она такая… мощная… – несмело предложила Бонни, неосознанно убаюкивая прищемленный палец.
– Ага, – согласилась я, – и суровая.
Огромная бабища в летах. Я на нее смотрела и понимала: сказки о троллях – это не сказки. Это народная мудрость, передаваемая из уст в уста. Так и хотелось взять мешочек с маковым семенем, бросить оземь и бежать опрометью, пока она его пересчитывает.
Или это против вампиров работает?
– А у нас есть выбор? – Бонни пожала плечами. – Хочешь опять своего Щица позвать? Мы вроде уже поняли – он так просто не появляется. Нужен волшебный порошок, палочка-выручалочка или… – она погладила Каркару по мокрой голове, – хотя бы дохлая ворона. Без обид, Каркарочка, ты молодец.
– Он не мой, – нахмурилась я.
– Ты решила сделать из человека фамильяра, – фыркнула Бонни. – Возможно, прозвучит и жестоко, но фактически ты хочешь получить права на владение этим человеком. И ты даже нашла лазейку в правилах. Я помогла тебе ее найти, и это… – она отвела глаза.
– Ты…
– Не осуждаю. Но очень надеюсь, что это обдуманное решение, и ты понимаешь, что делаешь. Иначе… я еще не вернула Царапинку, она будет рада.
– Не стоит.
– Одного не понимаю: если Щиц согласился, то почему он так старательно прячется? – продолжила Бонни. – Давно должен был появиться.
– Каркара ведь нашла…
– Каркара нашла, но не факт, что он все еще там.
Мне стало не по себе. Очень уж серьезно Бонни отнеслась к моей затее. Я как-то не особо задумывалась о том, как ее может воспринять человек посторонний. Не то чтобы мнение Бонни мне было важно, но…
– Я не собиралась им владеть, знаешь ли. Не думаю, что все настолько серьезно…
– То есть ты с ним ничего не обсуждала… – вздохнула Бонни. – Ладненько. Не мне осуждать.
Ну да, не девчонке, отчаянно пытающейся скрыть свою дохлую ворону за чужим, куда более скандальным дельцем. Да и вообще: я играю по правилам, которые установила академия. Если правила такие дурацкие, разве я виновата, что ими пользуюсь?
Не думаю.
Любой бы на моем месте постарался выжать из ситуации максимум.
Любой.
Это выгодно не только мне, но и Щицу.
– Хватит стоять с таким кислым выражением лица, – вдруг улыбнулась Бонни, – а то как будто ругаемся. Пошли, чаю выпьем, а то надоело стоять и обтекать в коридоре.
– А… – я указала на раскорячившуюся на весь дверной проем железяку.
– Щиц обещал прийти вечером, после работы. Он знает, что ты его звала, просто занят был. – Еще шире улыбнулась Бонни. – Каркаре он понравился. Так что подождем его, авось разберется с этой штукой. Да и предлог будет спросить так, как будто тебя вообще интересует его мнение. Я почему-то так и подумала, что вряд ли ты успела у него хоть что-то спросить… Белки видели вас вместе один-единственный раз, догадаться было несложно. Поэтому я просто пригласила его на новоселье.
Какая она все-таки лиса. И как мне повезло, что эта лиса на моей стороне.
– А ему никто не мог рассказать? – спросила я на всякий случай.
– Думаешь, почему я на стипендии?
Бонни посмотрела на меня так, как будто ответ был очевиднее некуда. А я даже и не знала, что она на стипендии. Наверное, надо ее поспрашивать о жизни, а то все время какие-то удивительные открытия…
Бонни успела пролезть под раскладушкой и поставить чайник на скромно стоявший в уголке кусок железа, который здесь заменял плиту. В отличие от меня, она умела им пользоваться – то есть разогревать железку с помощью магии, демонов, не знаю чего, Холод ее разберет.
Так и не дождавшись от меня внятного ответа, Бонни пояснила:
– Редкий у меня дар, поэтому решено было выделить мне стипендию. Не от академии – от соседнего города. Говорят, сам нэй Дезовски выделил какую-то сумму… Мне нужно будет отработать у него на фермах пять лет после окончания обучения, но я не против…
Бонни болтала беззаботно, и слова ее звучали искренне. Конечно, то, что ее обучение частично оплачивал папенька, было подозрительно. Но если бы она привязалась ко мне из-за этого, то она бы никогда мне не рассказала. И… это я с ней первая заговорила.
Иногда случайности – просто случайности.
Я решила, что буду думать так. Совершенно не хотелось все время подозревать собственную соседку: только трепать нервы и себе, и ей. Даже если ее и подослали – и что? Кто бы отказался от такого шанса? Я? Будь я дочерью доярки? Трижды «ха»!
– …И, в общем, никто кроме меня в этой академии с животными говорить не может. А еще одна очень старенькая преподавательница, к которой я должна буду ходить на индивидуальные занятия. А больше никак и не подслушать: кабинет-то изолированный, да и шумно…
Неудивительно, что папенька отвалил за Бонни круглую сумму. Он всегда любил полезные диковинки.
Наверное, я все-таки в него пошла. Нашла же с Бонни общий язык.
Сейчас еще и получу себе единственного в своем роде фамильяра, и заживем!
Кажется, эта академия все-таки не станет пустой тратой времени…