Я в свою ходил атаку… - читать онлайн

1941

22. VI

Война с Германией. Еду в Москву.

23. VI

В Союзе советских писателей СССР А.Т. оформляет документы для направления его в действующую армию. В Главное политическое управление Рабоче-Крестьянской Красной Армии (ГлавПУРККА) приходит за назначением на фронт.

Получает назначение на Юго-Западный фронт.

А.Т. – М.И. Москва – деревня Грязи (телеграмма)

Вечером будет машина выезжай без крупных вещей

24. VI

Интенданту 2-го ранга т. Твардовскому.

Командировочное предписание.

Приказом начальника Главного Управления политической пропаганды Красной Армии № 0045 от 24.VI.41 г. вы назначены литератором редакции газеты Киевского Особого военного округа «Красная Армия».

Срок выезда 24.VI.41 г.

Маршрут: Москва – Киев.

Корпусной комиссар Ф. Кузнецов[1].

М.И. вспоминает:

…Проводив его, я с детьми продолжала жить в этом доме, в этой деревне, хотя ни дом, ни местность мне не нравились…

Уехали мы с этой дачи после второго предупреждения о необходимости эвакуации, полученного из Союза писателей. Мы перебрались в Москву, а затем с очередной партией писательских домочадцев были направлены в Чистополь. Уже после окончания войны в одной из московских газет видела я фото: немцы в деревне Грязи. Чей-то труп на пороге избы.

Проводить А.Т. на фронт поехала я с Оленькой. Помню эту поездку. То стихавшие, то вдруг с новой силой возникавшие в вагонах рыдания. Тревожно-шумные остановки на маленьких станциях, где человеческая речь, гармошка и плач создавали звуковую волну горя, встречавшую и сопровождавшую поезд.

Проводы на фронт. Собрала белье, немного еды и положила в рюкзак маленькую подушечку – «думку»: не спать же в вагоне на собственном кулаке.

Потом упоминание об этой «думке» я читала в записках Андрея Малышки. Видно, ничего лучшего для подарка уходившему другу у Твардовского не нашлось, а так хотелось поддержать товарища, стихи которого ценил.

Провожать на вокзал он решительно запретил. Тогда я подумала, что не хотел он вызывать сочувствие товарищей видом женщины с младенцем на руках. Но уже после войны в записках Долматовского нашла иное объяснение: группа отъезжавших на Юго-Западный фронт сговорилась собраться на вокзале без сопровождающих.

25. VI

Отъезд из Москвы в Киев вместе с поэтами Е.А. Долматовским и Джеком Алтаузеном, получившими такое же назначени.

26. VI А.Т. – М.И. Станция Хутор Михайловский – деревня Грязи

…Выехали очень удачно – в мягком вагоне, так что и выспаться успели. Пишу тебе эту писульку на станции. Это уже близко к цели…

Р.Т. Из утраченных записей

…Поезд Москва – Киев остановился на станции, кажется, Хутор Михайловский. Выглянув в окно, я увидел нечто до того странное и ужасающее, что до сих пор не могу отстранить это впечатление. Я увидел поле, огромное поле, но был ли это луг, пар, озимый или яровой клин – понять было невозможно: поле все было покрыто лежавшими, сидевшими, копошившимися на нем людьми с узелками, котомками, чемоданами, детишками, тележками. Я никогда не видел такого количества чемоданов, узлов, всевозможного городского домашнего скарба, наспех прихваченного людьми в дорогу. На этом поле располагалось, может быть, десять тысяч людей. Здесь же был уже лагерь, вокзал, базар, привал, цыганская пестрота беженского бедствия. Поле гудело. И в этом гудении слышалась еще возбужденность, горячность недавнего потрясения и уже глубокая, тоскливая усталость, онемение, полусон, как раз как в зале забитого до отказа вокзала ночью на большой узловой. Поле поднялось, зашевелилось, тронулось к полотну дороги, к поезду, застучало в стены и окна вагонов, и казалось – оно в силах свалить состав с рельсов. Поезд тронулся…

27. VI А.Т. – М.И. Киев – деревня Грязи

…Прибыл в Киев, еду дальше к месту работы… По дороге картины, которые, конечно, легко представить. Но настроение у народа прекрасное…

Не знаю, налажена ли уже работа полевой почты, но не беспокойся, если в письмах будет перерыв.

Работать буду во фронтовой газете, как и было мне известно…

Город необычайно красив, древен и молод одновременно. Днепр – широчайший…

28. VI

А.Т. прибыл в Проскуров, где находилась редакция фронтовой газеты «Красная Армия». На совещании у полкового комиссара И. Мышанского, редактора газеты, А.Т. получает задание написать о Днепровской флотилии, защищавшей Канев.

Р.Т. Из утраченных записей

Еще была запись о Каневе, который был передним краем нашей обороны – еще за Днепром, – куда мы ездили уже из Киева, где выпускали свою фронтовую газету в помещении редакции одной киевской газеты. Еще был цел каневский мост железнодорожный, но по нему ходили машины. Помню тревожно-чистое голубое с легкой дымкой и золотистостью небо раннего полудня. Нытье моторов в пробке, образовавшейся у моста, невозможность куда-нибудь податься – взад или вперед – или выскочить в сторону: к мосту подводила насыпь, железнодорожная, разбитая машинами.

И ожидание, ожидание чего-то, что обязательно должно было произойти. Небо, решетки и переплетения моста, и внизу широкая, густая, отчасти стальная синева Днепра. О! – сказал кто-то коротко и, пожалуй, даже раньше, чем белый столб возник из синей воды и послышался тяжелый чох разорвавшегося в воде снаряда. Движение по мосту было медленное – по доскам, наскоро настеленным на балках и рельсах, – и уже совсем никуда нельзя было деться в случае чего с этого изнурительного конвейера. Перейдя мост, машины шли по правому срезу у насыпи, по такому узкому уступчику насыпи – как проехать одной машине. Это была сторона насыпи, обращенная туда, откуда бил немец. Мы уже были совсем близко от того места, где колонна заворачивала под котлован и люди начали разбегаться, в том числе и мы, ехавшие на грузовике целым отделением. Из наших тогда был легко ранен один человек. Это была по существу первая настоящая личная близость к войне, если не считать уже пережитых легких бомбежек.

Конец июня – начало июля

Встреча на пути в Днепровскую флотилию на берегу Трубежа с писателем Юрием Крымовым, где все попали под налет «юнкерса». Остановка в приднепровском селе Калиберда, откуда под непрерывной бомбежкой перебрались на корабли Днепровской флотилии.

М.И. вспоминает:

…Поездка в Канев имела непредвиденные последствия для А.Т.: он не привез материала «в номер». Со стороны редактора последовало замечание о невыполнении задания. Со стороны А.Т. – возражение, т. к. замечание было не в должной мере корректно. Этого конфликта слегка касается А.Т. в письме 26 августа.

Но о причинах, повлекших невыполнение задания, он не сообщает в письме… Посещение Днепровской флотилии, разгром которой совершился в дни боев под Каневом, тяжелейшее по впечатлениям, связалось в сознании с общим тяжелым положением на фронтах и с лично пережитым в поездке случаем под бомбежкой, когда лишь мгновенная реакция товарища спасла от неминуемой гибели…

6. VII

Первое выступление фронтового корреспондента А.Т. во фронтовой газете Юго-Западного фронта «Красная Армия» со стихами «Бей фашистские танки».

А.Т. – М.И. Киев – Москва

…Мы все время в движении. Здесь все совсем по-другому, это не Финляндия. Работать я еще толком не работал, т. к. редакция требует в первую очередь не стихов, а материала фактического, который дороже всего и труднее его добывать…

Из трудностей жизни самая главная – «недосып», то есть почти без сна. Но переношу все это довольно легко. Часок вздремнул, и свеж, как огурец… Очень радует одно: наши не боятся немца, презирают его и при малейших условиях необходимой организованности бьют его, как Сидорову козу. Не унывай, раздумывая о нашем отходе. Он будет, может быть, даже бо́льшим, чем ты представляешь, но это путь к победе. Родине нашей случалось и без Москвы оставаться на время, а не то что…

Р.Т. Из утраченных записей

…Еще впечатление природной красоты Украины, от самого своего западного края уходившей у нас из-под ног и колес в отступление. Я ее впервые увидел, Украину, если не считать двух-четырех концов пути в поездах Москва – Севастополь, Москва – Сочи. И увидел в такую медоцветущую пору – в последние дни июня. Как поразил меня запах в открытом поле, вдалеке от каких-либо садов или пчельников, густой, медовый запах, исподволь сдобренный еще чем-то вроде мяты. Я спросил у товарища украинца, чем это так пахнет, оказалось – пшеницей…

Еще запись…

Прошли с боями, с бедами отступления чуть не тысячу верст, воевали уже не один месяц, а расположившись на привал в холодеющей к вечеру степи, полной запахов поздней печальной страды (картофельник, свежая яровая солома), запели. Запели простую душевную русскую песню, в которой даже про войну не было ни слова. Зато были слова о жизни, любви, родной русской природе, деревенских милых радостях и печалях. И странно: казалось, что ничего этого нет – ни немцев, ни великого горя, а есть и будет жизнь, любовь, родина, песня. Мать обнимет сына. Воин подхватит на руки выросшего без него сынишку. (Записано было гораздо лучше.)

11. VII А.Т. – М.И. Киев – Чистополь (письмо первое)

…Живу, конечно, напряженнее, чем где-либо раньше. Все это легко представить даже по газетам. В быту одно неудобство (собственно, не одно, но более понятное) – это то, что я путешествую врозь со своим чемоданом. То он впереди, то – я. Вчера удалось помыться горячей водой, и рубашку крайне нужно было сменить – купил какой-то апаш…

Написал несколько стихов, но все еще очень плохо. Писать приходится бог весть в какой обстановке. Это тяжело, когда чувствуешь, что тут бы слова нужны такие, с которыми на смерть людям идти, а глядишь – стишки, какие мог бы написать и не я, и не выезжая из московской квартиры. Конечно, если буду жив, все возмещу – ничего не забуду, но особенно важно было теперь, теперь говорить сильно и волнующе…

Волею судеб работаю я со следующими товарищами: Безыменский, Вашенцев, М. Розенфельд, Савва Голованивский (Украина) и др. Очень не повезло с редактором, но что же – свое дело я так или иначе буду выполнять…

11. VII А.Т. – М.И. Киев – Чистополь (письмо второе)

…Вчера послал тебе письмецо более пространное. Выезжать последние дни – не выезжаю, но работы хватает и на месте.

Частенько приходится бегать «от воздуха», но все это сущие тыловые пустяки. Люди живут, работают, пьют, едят и даже спят. В отношении к Армии народа, детей, женщин, занятых на разных работах, – столько трогательного, что не рассказать. М.б., напишу что-нибудь и на эту тему…

1. VIII А.Т. Д/а – газета «Известия»

Вношу через посредство вашей газеты в фонд обороны Родины Сталинскую премию в размере 50 000 руб., присужденную мне в текущем году.

А. Твардовский

5. VIII

А.Т. вместе с поэтами А. Малышко, М. Бажаном и др. выступает по радио, читает свои военные стихи.

М.И. вспоминает:

…Стихотворение «Когда ты летишь» обязано поездке под Канев. Именно там увидел А.Т. малыша Миколку, угощавшего корреспондентов семечками; заслышав вражеский самолет, прятавшегося под лавку или укрывавшего голову подушкой. Трогательное упоминание об этом ребенке есть в письме А.Т. 12 октября. Обращает на себя внимание то, что А.Т. включал это стихотворение во все прижизненные издания, тогда как многие фронтовые стихи такого же и даже лучшего уровня он исключал из позднейших выпусков своих работ. Наверно, образ ребенка, встреченного в трагических обстоятельствах войны, особенно врезался в его память, и он, этот образ, восполнял несовершенство произведения, созданного в походных условиях первого военного года…

Конец августа

Встреча с Аркадием Петровичем Гайдаром, с которым Твардовский сблизился в 1940 г. А.Т. был одним из последних, кто видел Гайдара. В сентябре, отказавшись вылететь из окруженного Киева, военный корреспондент «Комсомольской правды» Гайдар остался в партизанском отряде. А 26 октября 1941 г. Гайдар погиб в бою под деревней Леплява Каневского района.

25. VIII А.Т. – М.И. (с оказией)

…Сейчас насчет переписки нужно подождать. Почта работает скверно, для этого есть тысячи причин… Но все же я должен тебя уведомить о главных моментах этой двухмесячной жизни. На первых порах у меня (не только у меня, но главным образом у меня) были тяжелые отношения с начальством. Редактор сильно хамил, а мне не повезло. В первой поездке я с непривычки (потому что ничего подобного не видел в Финляндии) немного опешил и вернулся без единой строчки материала. Ты, конечно, понимаешь, что раз я не нашел материала, значит, его действительно нельзя было собрать, но на языке военного это было невыполнение боевого задания. Сразу же я поехал в новую поездку и возвратился с богатым материалом. С тех пор езжу и пишу благополучно. А редактор, сильно нахамив, вдруг осекся и ведет себя по отношению ко мне излишне хорошо. Доходит до того, что я должен сам добиваться поездки на фронт. Кстати сказать, мы говорим «на фронт», хотя сами находимся на самом настоящем фронте. Под Киевом бои…

Теперь о работе. Я пишу довольно много. Стихи, очерки, юмор, лозунги и т. п. Работа, говорят, хороша. Попросту сказать, на редакционных совещаниях она неизменно получает лучшую оценку. Сам же скажу, что все это, конечно, газетное, иного и требовать сейчас от себя не приходится. В центральную печать редко передать удается что-нибудь… Я об этом не тосковал бы, но мне хотелось бы, чтоб ты хоть изредка могла видеть мое имя в печати, а значит, и знать обо мне, что я, как говорится, жив-здоров…

Ты, наверно, знаешь, что премию я отдал в фонд обороны. Я не мог с тобой переговорить предварительно, но я был абсолютно уверен, что ты это одобришь, и так как эти наши с тобой деньги, то вместе со мной и ты внесешь свою половинку. Дорогая, это – боевой самолет, а как они здесь нужны, я имел возможность убедиться…

М.И. вспоминает:

…Государственная премия, присужденная за поэму «Страна Муравия», неприкосновенным капиталом хранилась в сберкассе. С нею связывались планы улучшения жилья: покупки где-то под Москвой избы или иного недорогого строения. Сообщение в газете было первой вестью о Твардовском, полученной в Чистополе. Весть эту принес кто-то из знакомых. До этого был большой перерыв в переписке, то есть после выезда из Москвы я не имела от А.Т. никаких известий. Вокруг же было столько неизвестности, исчезновений и слухов, слухов.

Засидевшись в Грязях, я с детьми была устроена в очередную эвакуационную группу так поспешно, что выехала лишь с несколькими рублями. Я пыталась получить выдававшиеся тогда вкладчикам, кажется, двести рублей, но для этого нужно было выстоять огромную очередь, потратить 2–3 часа, которых у меня не было. Из Чистополя я послала заявление в Москву о переводе вклада. Сделать это я могла потому, что на текущем счете имелось распоряжение Твардовского о праве моем пользоваться вкладом. Из Москвы пришел ответ с просьбой указать новую сумму: за это время пришло какое-то денежное поступление. Пока происходила эта финансовая переписка, в Чистополе появилась «Правда» с сообщением о переводе премии в фонд обороны. Об этом решении я уведомила сберкассу со своей стороны.

Не могу не вспомнить о реакции М.В. Исаковского, знавшего условия нашей жизни и жившего в Чистополе тоже довольно стесненно. Негромко и раздумчиво он сказал: «Надо было перевести половину…» Как будто уже тогда он знал, что конец войны не близок.

А ведь уезжали мы под уговоры не брать с собой «ничего лишнего», под обещание: «Вы скоро вернетесь». Да и сами мы помнили лозунги о своей и чужой территории. Словом, тронулись налегке. Ни теплых вещей, ни продуктов, хотя бы на первое время…

И теперь, по прошествии уже стольких лет, вспоминается испытанное тогда чувство облегчения и радости: значит, жив! Значит, цел!.. Значит, слухи о плене, о гибели – вздор!

А потом надолго пришли раздумья: что же пришлось ему пережить, что испытать, увидеть такое страшное, что решил он взять эти деньги у собственных детей?

Это были первые проблески понимания того, что происходило за пределами нашего Чистополя… Теперь я чувствовала, что война надолго, мы приехали надолго, надо набраться терпения, смотреть за детьми, растить их. И писатель Александр Твардовский поступил правильно.

Сносно жить в Чистополе мы стали после получения от А.Т. аттестата. Особенно в начальные месяцы эвакуации. Потом, когда рынок поднимал и поднимал цены, а приезжих прибавлялось, жизнь подорожала. Но, как писал наш автор, находясь на фронте:

26. VIII А.Т. – М.И. (с оказией)

…Несмотря на продвижение противника, на сдачу городов ему нашими войсками, это истинная правда, что силы наши увеличиваются. И может быть, недалеки дни, которые будут идти под знаком более радостных для нас известий со всех фронтов… А кроме того, скажу тебе из личных наблюдений: наши люди перестали испытывать страх перед немецкой техникой и прочим. А самого немца просто презирают. Он храбр, покамест не встречает отпора, а то сразу превращается из волка в овечку… Я томлюсь иногда, что грозное величие происходящего не могу взять в соответствующие слова. А потом вижу, что фельетоны «прямой наводкой» такое полезное и реальное дело, такая нужная сегодня, сейчас вещь, что можно не считать себя бесплодным и в это время. Конечно, все потом будет написано заново. Копии стихов посылаю тебе.

…«Посылка» – посвящено тебе…

6. IX А.Т. – М.И. Киев – Чистополь