Я проснулась посреди ночи, захлёбываясь в слезах. Раздался душераздирающий крик, на который немедленно прибежали родители. Он потряс стены и, кажется, разбудил весь район. Ворвавшись в комнату, родителям довелось увидеть следующую картину: их дочь, подперев острые коленки, рыдала в подушку, со всей силы сжимая её в железных объятиях. Я почему-то была уверена, чем сильнее я к ней прижималась, тем скорее закончится истерика – эмоции били через край.
Мама, не теряя времени, подоспела ко мне и нежно обняла, оставляя на макушке беспорядочные утешительные поцелуи. Она всячески показывала свою поддержку, но важнее всего, она не стала засыпать меня расспросами, как обычно. Просто находилась рядом. Папа тоже поравнялся с ней, включив ночник, стал подозрительно изучать спальню.
Я пискнула «мне так страшно». Это вырвалось само по себе, я не осознавала, что происходило. Где реальность, где сон? Кто мне даст ответ?
Выпрямившись, я все ещё дрожала плечами и на могла выбросить из головы осознание, что меня пытались задушить. Я проснулась из-за нехватки кислорода. И, увы, на сей раз это не галлюцинация, потому что подушка, которая сейчас намокла, была на моей голове. Я чувствовала сквозь сон тяжесть чужих рук, чувствовала как на грудь ложился чей-то вес. Только хуже вышеперечисленного то, что убить меня пыталась я сама же. То, что живёт у меня в голове – другая Аманда.
Боже, не верится, сегодня могла быть моя последняя ночь. Я боюсь умереть. Я хочу жить, жить здоровой и полноценной жизнью. Галлюцинации хотят избавиться от меня, только вот зачем? А точнее, за что? Оказывается, всё очень серьезно, ведь я не знала, что подобное возможно.
– Тише, дорогая, мы здесь. Тише, – погладив по спине, чмокнула меня в лоб мама. – Что случилось? – она лёгким движением вытерла дорожки слёз с моего лица.
– Мне приснился кошмар, – соврала я и крепко обняла маму, чтобы спрятать выдававшие глаза. – Прошу, не оставляйте меня одну!
Я не видела, но чувствовала, что родители обменялись взглядами.
– Аманда, я думал, ты достаточно взрослая, чтобы бояться монстров из-под кровати, – пошутил папа, но мне было не до смеха.
Я боюсь вовсе не монстров под кроватью, я боюсь монстров в своей голове. Они куда реальнее.
– Все нормально, это всего лишь дурной сон. Хочешь, я сделаю тебе чай?
Отрицательно цыкнув, я обняла свои ноги и сглотнула, без конца потирая горло. Дышать до сих пор трудно, поэтому я старалась успокоиться и усмирить колотящееся сердце.
– Что тебе приснилось? – присел рядом папа.
– Можно я не буду рассказывать?
– Конечно, – с укором поглядела на отца мама, поправляя завиток моих волос за ухо. – Не нужно вспоминать дурное. Лучше попробуй снова заснуть.
Я послушалась совета мамы и укрылась одеялом, растворяясь в круговороте мыслей, вопросов, которые останутся без ответа и чувств. Интересно, они слышали стук моего сердца? Едва ли, ведь в таком случае мама бы точно настояла на ромашковом чае.
Разглядывая фотографирую в рамке у меня на тумбочке, папа предался ностальгии и тоскливо вздохнув, пожелав мне сладких снов. Я тоже люблю этот снимок. На нем мы все вместе: папа, с любовью обнимающий маму, и между ними я с улыбкой от уха до уха. Не помню, что меня в тот день так рассмешило, однако камера запечатлела даже мой кривой зубик, который спустя пару дней после фотосессии выпал. Хорошее было время – когда-то мы были по-настоящему счастливы. Грустно, что все хорошие моменты остались только на фотографиях.
– Спи, завтра будет новый день, – улыбнувшись, прошептала мама.
Нет, впервые мне не хотелось, чтобы родители оставляли меня одну. Мама выключила ночник, и я вздрогнула от волнения.
– Нет! Включи его скорее! – в панике потребовала я, на что родители, сами испугавшись, ахнули.
Свет в комнате вновь загорелся. Я в облегчении выдохнула.
– Спокойной ночи.
Дверь за мамой с папой захлопнулась, и тогда наступила зловещая тишина. Да, рядом никого и в тоже время со мной всегда рядом кто-то. Этот парадокс окончательно лишил меня сна.
* * *
Школьный коридор переполнен людьми. Их так много, что невозможно пройти в классы. С интересом обсуждая нашумевшую историю об ученице Беатрис Янг, покончившей жизнь самоубийством, ребята медленно толпятся в противоположные углы.
Если верить слухам, то Беатрис поступила столь опрометчиво из-за парня, который ушел к её сестре. Что ж… Представляю кем сейчас себя считает эта сестра. Каково быть причиной чужой смерти? Я бы на месте этой разлучницы полетела бы вслед за ней. А что насчёт слухов? Вы думаете, что кому-нибудь действительно жаль Беатрис Янг? Единственные, кто в самом деле горюет, так это её родители. Вот вам еще одна правда жизни: как при жизни никому невыгодно видеть вас счастливыми, так при смерти всем на вас плевать. Люди – неперерабатываемый пластик: от них одни проблемы, вы не замечали?
Я устаю глазеть на чёрную рамку с изображением покойницы. Особенно меня раздражала надпись: «Помним. Любим. Скорбим». Какая фальшь! В этой школе пропадают великие актеры. Здесь же всем абсолютно плевать друг на друга! К чему эти неубедительные попытки показаться хорошими?
– Она была приветливой, – заметит голос позади меня.
Обернувшись за спину, я застала в шаге от себя Майкла, в руках которого были две зеленые тетради.
– Считаешь, это какого-то волнует?
– Разве нет?
Я изогнула бровь, поражаясь его наивности.
– Нет. Всем плевать. Умерла и умерла. Дело в стадном чувстве: каждый делает то, что делают остальные, чтобы не выделяться из толпы и не стать изгоями.
Вежливо дослушав тираду до конца, Майкл откашлялся и протянул мне одну из тетрадей.
– Что это? – в недоумении нахмурилась я, принимаясь рассматривать записи. Физика…
– Ты думала, что я позволю тебе завалить предмет?
Вот как… Я улыбнулась. Несмотря на то, что я ему наговорила, он все равно помог мне. И честно говоря, я удивлена. Прежде ни один человек в этой школе не пытался хоть как-то меня выручить. Похоже, не все в этом мире полны безразличия к ближним. По крайней мере, Майкл Стивенс.
Туман образовался в глазах, и я бросилась в его объятия, внутри вопя во все горло: «спасибо, спасибо, спасибо». Это было неожиданно даже для самой себя, но я полагалась на свои ощущения, а когда Майк ответил мне взаимностью, я вовсе расслабилась. Обо мне, кроме родителей, некому заботиться и переживать, а тут столь приятный сюрприз. Конечно, он сумел растопить лёд в моем сердце.
– Ах, Хилл нашла себе дружка, только посмотрите! – раздался писклявый голос сбоку.
В моих глазах тотчас загорелся пожар, и я резко отодвинулась от Майкла. В коридоре никто иные, как Лара с Алисой и их «шестёрка» или же просто хвостик Маргарет. Лара деловито накручивала свои белокурые локоны на указательный палец, оценивающе хмыкая, а её подружка хихикала подобно крысе.
Противные девицы. Видимо, они пришли мстить за мой нехороший поступок в прошлом, но эти безмозглые куклы не знают, что во мне скрывается или, точнее, «кто».
– Найдите себе другое увлечение, ладно? – я еле держала себя в руках, лишь потому, что мы в школе. А проблемы мне ни к чему.
Лара ехидно фыркнула, не обратив внимания на сказанное.
– Ты ли будешь нам указывать, Аманда? Сделай одолжение и вернись в дыру, из которой вылезла, – прошипела, как змея Алиса, вот тогда я устремила на неё свой безумный взгляд.
Да, и как мы могли быть друзьями? Ума не приложу. Её фиолетовые от помады губы дернулись в усмешке на мою реакцию. Она наивно полагала, что сумела заткнуть меня.
– Расслабьтесь, девочки! – вмешался Майкл.
– А ты вообще заткнись, недомерок!
Вокруг нас собралась небольшая толпа из людей подобных Алисе и её компании. Впрочем, семьдесят процентов из ста здесь задиры и бунтари. Они явно пересмотрели дурацкие фильмы с одним и тем же сюжетом. Нет, я бы не хотела вешать на людей ярлыки, они сами в этом деле преуспели. Я только констатирую факты.
Вдруг какой-то умник толкнул Майкла в плечо, отчего он врезался в меня с хорошей силой. Я шикнула от боли в ноге, поскольку Стивенс на меня наступил, и зло сжала кулаки. Ученики смеялись хором, глумились, не стесняясь в выражениях. В эту секунду я услышала женский голос в своей голове, он твердил: «Сделай это! Они заслужили».
Впервые согласившись со слуховыми галлюцинациями, мои руки полезли в карман джинсовых брюк и достали мятые зеленые купюры. На это и доллар потратить не жалко.
– Это того стоит, – приподняла уголки рта в многообещающей ухмылке я, остановившись у автомата с напитками.
Все ожидающе следили за моими замысловатыми действиями, предвкушая кульминацию и фантастический финал с элементами экшна. Сунув купюру в автомат, я достала газировку, открыла её, отчего многие услышали пшик и сделала непродолжительный глоток.
Мне нравится это чувство. Нравится, что они в ожидании моих шагов, нравится, что газировка охлаждает мой пищевод и пузырьки, лопающиеся у моего носа, тоже мне очень нравятся. Мне хорошо.
Решив, что демонстративная пауза затянулась, я вернулась обратно к Майклу и расцвела самой милой улыбкой, которую смогла из себя выдавить. Дальше – лучше. Ни один человек не ожидал того, что я обрызгаю злющих девчонок содержимым банки. Они завизжали так, будто упали в прорубь ледяного озера, и мне доставляло огромное удовольствие наблюдать за дорожкой их подтекшей туши.
Кругом мгновенная реакция подростков: она неоднозначная, потому что мало кто смеялся. В основном все торопились сделать фото и опубликовать в сеть. Даже, казалось бы, друзья Алисы.
– Освежитесь! – я бросила пустую банку в мусорную урну и гордо задрала подбородок.
Сегодня состоялась моя первая победа над злом. Гип-гип ура! Майкл, широко вытаращив глазёнки, усмехнулся над никчёмными попытками девочек поправить макияж с причёской. Он не растерялся и тоже, по-своему, вступил в борьбу со злодейками, послав их к черту средним пальцем. Полагаю, что для Стивенса это нечто большее, чем просто фак.
– Аманда Хилл, в мой кабинет, живо! – раздался неожиданно глухой крик.
Я оглянулась на громкий властный голос, заметив среди толпы нашего директора, который, судя по всему, стал свидетелем произошедшего. Все разом затихли и разбежались по сторонам, боясь примерить роль следующей жертвы директора. Майкл в сочувствии поджал губы, понимая, что меня ждёт впереди. Он, конечно же, мог остаться со мной и поддержать, только мы оба знали, что правило «берём численностью» в нашей школе не работает. Я велела ему не опаздывать на урок. Не хотелось, чтобы Майклу досталось из-за глупой, но весьма смешной выходки, о которой я пожалею, быть может, уже совсем скоро.
Моя шалость не удалась, и теперь я попалась в паутину злого паука – директора. Он, сидя за своим столом, раздраженно постукивал пальцами и временами бросал в мою сторону укоризненный взгляд. Представьте человека чопорного и без чувства юмора, пришита сюда занудство и привычку лизать задницы богачам, и у вас выйдет Мистер Гроув. Он из тех, кто считает, что всегда прав. Любой побывавший в его кабинете скажет, что он дьявол.
– Твоё сегодняшнее поведение лишено всякого оправдания, Аманда! – начал он, машинально дотронувшись до своей плеши.
– Это не так, – возразила я.
– Что?
– Девушки, которых я облила, унижали меня и моего друга. Я должна была терпеть их оскорбления?
Гроув не ожидал протеста с моей стороны, он не привык к тому, чтобы его слову перечили. Поэтому директор недовольно насупился, оскорбленным моим сопротивлением. Как бы он меня не выставил вон… Он помнит меня скромной, милой девочкой, которая не способна обидеть и мухи. Это объясняет его сконфуженный вид.
– Нельзя отвечать на насилие насилием!
– О Боже, простите меня, мистер Гроув, но в наше время только так и общаются. Вы не знаете ничего о своих учениках и о том, что происходит в стенах этого учреждения. Говоря языком учебника истории, здесь творится междоусобная война! Одной рукой люди пожимают вашу ладонь, а другой вонзают нож в спину. Вот она правда, мистер Гроув.
Выпалив на одном дыхании истинные мысли, я спрятала глаза вниз и умолкла. Директор просто сверлился с часами слева от нас и глубоко вздохнул. Он нарочно растягивает мою «инквизицию», мешкал, игрался.
– Это ничего не меняет. Ты поступила жестоко, потому, Аманда, ты отстранена от занятий на два дня!
– Что?! Мистер Гроув…
– Нет, не делай хуже. Собери свои вещи и покинь это школу на назначенный срок. Родителям сообщат о твоем проступке!
Я сощурила веки и еле сдерживала слёзы несправедливости. Почему некоторым дозволено всё, а другим – ничего? Ненавижу несправедливость! То, что меня не будет два дня в этой колонии очень даже радует, но когда об этом узнают родители… Двумя словами: мне конец! Как же мне хочется сейчас оказаться в глухом лесу, где есть только я и моя собачка Догги, в своем маленьком домике, сидеть в мягком кресле у камина и пить вкусное какао, перечитывая легкий роман. Вот бы сбежать отсюда в другой мир.
* * *
Наступили сумерки. В домах напротив горел тёплый желтый свет. Глядя на это, я испытываю умиротворение, потому что вечерами наша улица полна уюта и меланхоличностью. Если бы ещё на фоне играла Лана Дель рей… Порой у меня не получается думать, в буквальном смысле этого слова. Пустота в голове, я ты сказала, прозрачна, словно я только что появившийся на свет младенец. Иногда мне это нравится – не думать. Если не думаешь, значит, не переживаешь.
Спустившись с подоконника, я повернулась к двери, ручка которой дёрнулась. Пришла мама. Я знала, о чем пойдет речь, и была полностью к этому готова. Тем более мне незачем умалчивать правду, виновной я себя не считала. Я только дала сдачу.
Пристально пройдясь по мне взглядом, мама медленно подошла к кровати и присела. Она не выглядела рассерженной или разочарованной, скорее уставшей. Да, я очень проблемный ребёнок. Мне кажется, она тоже так думает, но не может сказать вслух.
Молчание затянулось. Наверное, ей требовалось обдумать свои слова и действия. Мама очень терпеливый человек. Каждая мать заботлива, но моя превосходит в этом плане всех. Она понимающая и сердце её полно сострадания. Жаль, ей не повезло в одном – со мной.
– Тебе уже все рассказали? – с какой-то тоской поинтересовалась я, взглянув через окно на потемневшее небо.
– Хочу услышать твою версию. Что произошло? – она ответила вопросом на вопрос, но этого было достаточно, чтобы всё понять.
– Ничего, просто Алиса и её подружки оскорбили нас с Майклом. Я дала сдачу. Драма, – с насмешкой объяснила я и опустила голову в пол.
Мама закивала головой, будто поддерживала мой проступок. На самом же деле, это всего-то привычка.
– Директор сказал, что ты облила их соком?
«Молодец, молодец!», – мелькнуло, словно вспышка, перед носом, и я растерянно похлопала ресницами.
– Мне кажется, у тебя сейчас сложный период в жизни. Экзамены, выпускной класс – все это на тебя влияет. Правда же?
«Нет».
– Надеюсь, скоро это пройдет, – мама улыбнулась так, как свойственно ей одной: с необъятной любовью.
Она не стала орать, она постаралась понять меня.
– Спасибо, мам… Я редко это говорю, но спасибо!
И я позволила обнять себя. Эти редкие, однако драгоценные мгновения я запираю в своём сердце. Возможно, сейчас самое время рассказать ей правду? Может, так мне будет лучше? Едва ли они упекут меня в психушку… Скорее попытаются исправить сбавившийся механизм в моей голове. Остаётся лишь гадать – и ничего больше. Потому что я не смогла признаться.
Расстроившись, я бросилась на кровать и подумала, что хотела бы вернуть в детство.
Однажды на мое седьмое Рождество папа сказал, что Санта Клаус – мой дедушка. Этой большой-маленькой ложью он сделал меня самым счастливым ребенком на планете. Представьте, что ваш дедушка Санта. Это ведь умереть как круто!
Когда мне было интересно, почему я его ни разу не видела, папа отвечал: «Он ведь Санта – занятой человек». Глупышка Аманда верила и хвасталась перед всеми, что её дед – сам Санта Клаус. Папа любил меня удивлять. Сколько выдуманных историй рассказывал он: где только не бывал мистер Ди – выдуманный супергерой отца. Мистер Ди бывал в Гималаях, в Бермудском треугольнике, где поборол большого сверхъестественного осьминога; на Альпах, на корабле злого пирата. Сколько воспоминаний, которые теперь всего-то картинки в голове. Родители всегда радовали меня. Не скупались и дарили самые лучшие игрушки. А что взамен получили они? Дочь – шизофреничку!
Мои воспоминания развеял шум, исходивший из улицы. Отогнав мысли прочь, я с любопытством выглянула во двор и с неожиданностью для себя заметила карабкающегося к моему окну Сэма. Мне давалось чуть меньше минуты на то, чтобы понять, рада ли я его появлению или мне пора вызывать полицию? Но стоило ему поднять голову вверх и улыбнуться, как я почувствовала заряд тока. Удивительно, он ведь мне совсем чужой, случайный знакомый, и тем не менее, при виде него мне трудно дышать.
Пока никто из соседей не заметил нас, я распахнула окно и помогла Сэму пролезть внутрь. Под впечатлением происходящего, он засмеялся. Его смех… такой красивый и жизнерадостный. Приставив к своим губам палец и прошипев «тс-с-с», я задёрнула шторы, понадеявшись, что мама ничего не слышала.
Сэм стянул с себя куртку.
– Здравствуй, Аманда, – улыбнулся он немного иначе и вновь, как в первый день нашего знакомства, прыгнул на кровать.
Убедившись, что мама ни о чем не подозревала, заперла дверь на замок и со спокойной душой обернулась к брюнету. От него пахло корицей, моей любимой!
– Нет, всё-таки у тебя какие-то проблемы. Ты не дружишь с дверями? – притворно возмутилась я, хотя сама рада, что Сэм не стал звонить в парадную дверь.
– Я подумал, что так будет проще.
– Ты странный.
– Ну, это как посмотреть. Классные носки, кстати, – кивнул он на мои ноги.
Я проследила за его взглядом и с ужасом для себя поняла, что стояла в разных парах.
– Спасибо, – проигнорировала его насмешку, сделав вид, будто так и задумано. – Зачем ты пришёл?
– К тебе.
Его ответ меня застал врасплох, ведь я спросила его о другом. Он наладил со мной зрительный контакт. Сколько же в нем уверенности…
– Точно, – пытаясь разорвать это странное магнитное поле, я перевела всё в шутку, – я и забыла, что ты сталкер.
Сэм тихо засмеялся, чуть наклонив голову назад. Я заметила у него родинку прямо на подбородке. Тяжело не пялиться на человека, когда он безумно красив, как Сэм. У него даже ресницы гуще и длиннее, чем у любой модели.
– Ладно, – шумно сглотнула я, и Сэм вопросительно дернул бровью.
– Что?
– Я дам тебе шанс узнать меня поближе.
Брюнет растянул уголки губ в довольной улыбке. Он вдруг перестал быть самоуверенным и смущённо отвёл взор в сторону, кажется, собираясь с мыслями. Неужели Сэм не ожидал подобного ответа? Или я повела себя легкомысленно?
Я испугалась, что испортила впечатление о себе и нервно поправила волосы за плечи, а тот в свою очередь потянулся к башенке коробок из-под дисков.
– Любишь смотреть фильмы? – внимательно изучая каждый, спросил Сэм.
– Скорее люблю пересматривать то, что уже видела.
– Правда? И тебе не надоедает?
В отрицании я покачала головой.
– Что ж, давай пересмотрим что-нибудь вместе?
Ни один мускул на его лице не дрогнул, он говорил со всей серьёзностью. Это странно, учитывая, что фильмы я смотрю только в одном жанре – мелодрамы.
– Ты пожалеешь об этом.
Сэм ухмыльнулся, оставив мой комментарий без внимания, и подошёл к компьютеру.
– Как насчёт этого? – протянул мне коробку в руку брюнет.
Его выбор потряс меня ещё больше.
– Но… почему именно «Приведение»? – искренне не понимала я.
Может, ему нравится Деми Мур?
– А что, хочешь что-нибудь другое?
– Нет, – остановила его я, коснувшись тёплой ладони. Сэм застыл, не отрывая глаз с наших рук. – Просто это мой любимый фильм.
Это не могло быть совпадением или случайностью. Как он мог выбрать именно его?
– Теперь и мой тоже, – сказал Сэм интонацией, из-за которой я вся покрылась мурашками.
Он совсем близко, настолько, что его дыхание обжигало мои губы.
«Наверное, сегодня он меня поцелует», – наваждением кружилась в мыслях. Я вдруг осознала, что сама бы этого хотела. Интересно, что я почувствую в тот момент?
Но Сэм внезапно отдалился, и мне стало пусто на душе. Это совсем не то, что я себе представляла. Почувствовав себя дурой, я села на изножье кровати и молча ждала, пока парень загрузит фильм.
– Забавно, что ты, мальчик, собираешься смотреть сопливую мелодраму.
– А что, по-вашему, мы не люди? Нам тоже иногда хочется посмотреть что-то без кишков и сальных шуток, – вскинул брови тот, и я задумалась.
Любопытно, все парни мыслят, как Сэм или он такой один? А Майкл стал бы смотреть мелодраму, попроси я его? Ну, впрочем, Майк на вид мягкосердечный, а вот за других парней из нашей школы я не поручаюсь. Они с удовольствием сходят на «Ходячих мертвецов».
– Что-нибудь принести поесть? – поинтересовалась я.
Сэм отказался от закусок, поэтому мы приступили к фильму Расстояние между нашими руками не больше десяти сантиметров. Брюнет успел подметить, что главного героя тоже зовут Сэм, после чего мы обменялись улыбками. Как и должно было быть, в конце фильма я разревелась. Сэм позволил себе приобнять меня и даже протереть слезу со щеки. И почему я ничего ему не сказала, не возразила?..
– Ты в порядке?
Мне так часто задают этот вопрос, что готовый ответ висит на кончике языка, однако сейчас, рядом с этим человеком, я впервые хотела сказать правду. Дело не только в фильме. Я заплакала, потому что устала притворяться.
– Я боюсь, – прошептала я, опустив подбородок в пол.
– Боишься чего? Приведений?
– Я боюсь тебе доверять. То, что я хочу сказать, очень важно для меня, Сэм. Тебе можно верить?
– Да, – его игривость тут же спала.
Есть вероятность, что я совершаю ошибку, но как же мне не терпелось открыться ему. Прошло много времени прежде, чем я смогла набраться храбрости для откровенности.
– Я больна… У меня шизофрения.
– Что?
– Сейчас я не шучу. Сегодня ночью я чуть было не умерла, представляешь? Меня хотели задушить! – поддавшись эмоциям, я задрожала голосом и спрятала лицо в ладонях, вновь заливаясь слезами.
Каждое мною выговоренное слово, как кинжал в сердце.
– Кто? Кто это хотел сделать? – мне мерещится или он вправду переживал?..
– Галлюцинация! Сэм, мне чертовски страшно! Сегодня я действительно могла умереть!
Парень взял меня за руку, крепко сжав её, как бы говоря, что он рядом. Не в физическом плане. Он разговаривал со мной без слов, я видела разные чувства в его глазах. А время застыло.
– Твои родители знают? – спросил тот, но я промолчала. Он догадался, что нет. – Почему ты не расскажешь им об этом? Это ведь не шутки!
– Не хочу пугать их, – убрала руку я, понимая, что вновь раздражаюсь.
Меньше всего на свете мне хотелось навредить ему. Трепет потихоньку исчезал, и на замену пришла угрюмость.
– Хочешь знать, что я об этом думаю? Ты обязана сказать все своим родителям, какая бы реакция после этого бы не последовала. Аманда, ты погубишь себя молчанием.
Осознавая его правоту, мне хотелось разреветься, однако я пересилила себя.
– Я скажу, только не сейчас…
– Если ты ищешь подходящий момент, то знай, он никогда не наступит. Это только оправдание.
– Тебе не понять моих страхов, – поджала губы в невидимую полосу я. – Ты не знаешь, какого жить с галлюцинациями. Я будто сижу на пороховой бочке. И ты не понимаешь, как тяжело оставаться нормальной, если в самом деле всё наоборот. От меня все отвернутся, Сэм. Отправят в психушку.
– Неправда. Тебе помогут, выпишут лекарства и ты добьёшься ремиссии, – Сэм звучал чересчур оптимистично. Я не разделяла его мыслей.
– Говорю тебе, они упекут меня в стационар, где я проведу всю оставшуюся жизнь в четырёх стенах!
Сэм хотел было в очередной раз протестовать, увы ему помешали приближавшиеся голоса. Черт, это мама с папой, и кажется, они шли сюда.
С каждым шагом они ближе и ближе. В груди что-то кольнуло, скорее всего страх, после чего я схватила парня за плечи, ведя его к окну. Слава Богу, тот не сопротивлялся.
– Снова прогоняешь меня? – цокнул он, закатив глаза.
Я бросила ему куртку и открыла окно, не реагируя на брошенную реплику.
– Это для твоего же блага, верь мне!
– Ты очень милая, поэтому я тебя прощаю.
Он только что сделал мне комплимент?
– Сэм, помнишь? – на миг посерьёзнела я, оперевшись руками о подоконник. – Никто не должен знать о моей болячке.
– Я же обещал, – зарекся он, с осторожностью спускаясь вниз.
– Спасибо.
– Сэм Гилмор к вашим услугам!
Я улыбнулась напоследок и собиралась было отойти от окна, как вдруг Сэм сорвался вниз и шлёпнулся на сухой бордюр. Я аж зажмурилась в испуге, осознавая, что сердце ушло в пятки. Судя по ужасному грохоту, ему хорошенько досталось.
– Сэм! Ты жив?! – заволновавшись, крикнула я, пытаясь разглядеть парня в полумраке.
Несколько секунд молчания были длиною в вечность.
– Жив… – послышался севший его голос, и я облегченно вздохнула.
Думаю, с ним все будет в порядке.
Ко мне постучались. Я подбежала к двери, впустив в комнату недоуменный родителей. Шоу начинается.
– В чем дело? Почему ты заперлась? – требовательно спросил папа, осматривая комнату, разыскивая что-то или кого-то.
Но он опоздал лишь на шестьдесят секунд.
– Уже ничего. Что не так? Зачем вы пришли? Что-то случилось?
Мама виновато нахмурилась, пока папа играл в Шерлока Холмса. Мое шестое чувство подсказывало, что сейчас я заработаю новые проблемы. Наверняка папа узнал о моем отстранении.
– Нам нужно поговорить с тобой, Аманда, – отец сел на край кровати.
– Мы хотим отправить тебя к тёте Эмме, – добавила мама, перебив отца.
Я в ступоре раскрыла рот.
– Зачем? Мне и здесь хорошо!
– Так будет лучше для тебя, дорогая…
– Лучше для меня или для вас?! Если я вам надоела, так скажите мне это прямо, а не высылайте к тете, как ненужную мебель!
– Что ты такое говоришь? Мы тебя любим и всегда будем любить! – обиделась мама.
Они в ожидании моей реакции замолчали. А чего они хотели от меня? Они думали, в честь этой новости я запущу фейерверки? Мне просто больно, что они отправляют меня в другой город. Зачем? Эти родственники не смогут вытерпеть меня, они спятят. Я всем только мешаю! Это лишний раз доказывает, что расскажи я им правду о своём диагнозе, меня сошлют.
– Вы сможете меня отправить туда только через мой труп!
Я в слезах выбежала из комнаты, сгорая от злости. Моя голова гудела от метавшихся в разные стороны, подобно летучим мышам, мыслей. Неожиданно меня сбила с ног глухая боль в затылке. Словно кто-то замахнулся деревянной дубинкой. Картинка перед глазами поплыла, а колени подкосились.
– Аманда! – эхом донеслось до моих ушей.
Последнее, что я видела, это подбежавших ко мне родителей. А затем удар. Падение. Темнота.