Никита
Лиза вся дрожит, почти не дышит. Выглядит полностью потерянной.
– Все хорошо, – веду носом по ее макушке.
Ты, Лавров, еще больший идиот, чем предполагалась.
Как Молохов нашел нас, ясно как божий день – звонок единственной взволнованной бабушке. А ты бы не через нее искал беглянку?
Так напортачить…
– Руки убрал, – слышу в телефоне приказным тоном. Бесится, сволочь. – Я тебе их сломаю, Лавров.
– Я так не думаю, Родислав Иванович. И вам такими обещаниями не по должности разбрасываться, вы же защитник.
– На хуй пошел!
– Как грубо.
– Не испытывай мое терпение. Верни Лизу!
– Я ее забираю, Родислав.
В трубке повисает натужное молчание.
– Видимо, ты еще не понял, с кем связался.
Ошибаешься, Молохов, тут я как раз хорошо все понял. Но Лизу ты обратно не получишь.
– Вали отсюда, – нажимаю отбой.
Вряд ли моя самоуверенность поможет от него избавиться, но не задеть этого придурка я не могу. Органически не переношу таких, как он. Иногда мне попадаются такие мужья пациенток и бесят, каждому хочется дать в морду. Они с женщинами, как с вещами обращаются.
Телефон настойчиво звонит снова.
– Дай Лизе трубку.
– Нет.
– Тогда передай, у нее пять долбанных дней, чтобы прийти самой. Адрес не изменился. А потом она знает, что будет.
В трубке раздаются частые гудки.
– О боже, – Лиза всхлипывает, – что теперь будет?
Она говорит так тихо, что я с трудом различаю слова. Лизин взгляд неотрывно наблюдает за Родиславом на капоте.
Он замахивается, швыряя через забор небольшой предмет. Три, два, один.
Все вокруг заливает неестественно ярким светом, глаза слепит. От громкого звука вздрагивают окна.
Эта сволочь бросила светошумовую гранату.
Я в армии учебку не прогуливал, в основных боеприпасах разбираюсь. Вреда на таком расстоянии для нас никакого, да и назначение у нее другое. Дезориентировать, вызвать у врага панику и страх. Соседи вообще решат, что у нас тут салют бахает.
Лиза обмякает. Подхватываю ее на руки и несу прочь от окон, по дороге щелкаю выключателем, гася свет.
– Никита, я не хочу, – бьется отчаянно в моих руках, еле на ступенях удерживаюсь, чтобы не упасть. До меня не сразу доходит смысл ее слов.
Дурочка.
Лиза, ну какая же ты маленькая дурочка.
Не отдам я ему тебя.
Никому не отдам.
– Лиза, послушай меня, – сажусь вместе с ней на нижней ступени, глажу по спине напряженное тело. Она, словно беспомощный запуганный зверек, в меня вцепилась и плачет. – Это была звукошумовая граната. Он просто пытался нас запугать, не больше.
– Он до меня доберется. Ты меня отдашь?
– Нет. Ты слышала, что я ему сказал? Лиза, ты слышала? Я тебя забираю.
– Я не понимаю. Зачем? – шепчет мне в шею.
Как минимум я нормальный мужик, не трус. За женщину всегда постою и подонку ее не отдам.
А как максимум у меня чувства.
Те самые, да…
Накрыли меня сильнее, чем светошумовая…
– Ты в судьбу веришь?
– Нет.
– А я да. Встрял у загса. Словно в бермудском треугольнике там потерялся. Минут тридцать стоял, пока не появилась ты. Такая красивая и печальная, ты дергала лепестки роз из букета и бросала их на ступеньки. Я сразу понял, что замуж ты не хочешь. И что ты обалденно красивая был уверен, даже лица не увидев.
– Сразу понял, что не хочу? А мне казалось, никто не понимает, не видит. Мне все улыбались.
– И ты же именно ко мне в машину села, когда убегала. Думаешь, это случайность?
– У тебя лицо такое было… доброе.
– Оу, а я безнадежно продолжаю верить в собственную сексуальную харизму.
– Никита, – маленький кулачок врезается мне в грудь.
– Что? Совсем не действует?
– Действует, – вздыхает чуть более спокойно.
– Я отнесу тебя в спальню, побудь там. Сейчас охрана приедет.
– Охрана, зачем?
– Дом под наблюдением. Они не могут не среагировать, – смотрю на наручные часы. – Минут десять-пятнадцать.
– Я если он их купит?
– Не всех можно купить, Лиза. Побудь здесь, ладно?
Оставляю девушку на лестнице, а сам возвращаюсь на третий этаж проверить. Родислава с его свитой больше нет у ворот. Сдуло перед приездом охраны, значит, светиться он не хочет.
– Да? – отвечаю на звонок.
– Что там у тебя происходит? – на той стороне тревожный Марк.
Все правильно. Дом его, поэтому оповестили сразу.
– Все серьезнее, чем я думал, – говорю спокойно, – тебе на территорию бросили светошумовую гранату.
– Что?!
– Я сам в шоке.
– Сейчас подъедет охрана, поговори с ними.
– Хорошо. Я перезвоню, Марк.
– Что там? – Лиза не выдержала и пошла следом за мной. Прижалась к спине, выглядывает в окно.
– Он уехал.
Спускаемся вниз. Усаживаю Лижу на диван, укутываю в плед. Несмотря на возражения, открываю для нее еще одну бутылку крепленого вина. Ставлю бокал на круглый столик.
– Возможно, придется вызывать полицию, – предупреждаю ее.
– Не надо, – Лиза обнимает себя, лбом упирается в коленки, – никакой полиции. Просто отвези меня на вокзал, дальше я сама.
Меня ее слова настораживают.
– Лиза, у тебя проблемы с полицией?
– Нет.
– Молохов дал тебе пять дней. Лиза, что у него на тебя?
– Я не могу тебе сказать, – качает головой, отворачивается.
Да твою мать!
Ладно, Толе я фото Лизиного паспорт сбросил, скоро все узнаю. Если что-то серьезное, от него и его следаков такое будет не спрятать.
Лиза, Лиза… Ты как шкатулка с сюрпризами, девочка.
Охрана приезжает быстро. Мы разговариваем в кабинете, где просматриваем видео с камер. Молохов не идиот, номера с машин сняты, сам в капюшоне. Его не прижать.
На предложение вызвать полицию отвечаю отказом, бессмысленно.
Придется разбираться через Толю, особенно если на Лизу у Молохова что-то есть.
Проводив охрану, не нахожу Лизу в гостиной. Бутылка с вином и бокал тоже исчезли.
Проверяю спальню, третий этаж, ванные комнаты. Сломя голову сбегаю вниз. На улицу она бы не пошла – холодно, до города час топать по выпавшему снегу.
Из кухни доносится звон посуды.
Точно, как можно было забыть про кухню?
Лавров, ну…
В кухне застаю милейшую картину.
Лиза в белом передничке. В руке бокал вина, на столе куча продуктов. Она морщит носик, шаря по многочисленным ящикам.
– Торт будешь?
– Буду.
Догадываюсь, что это у нее такой способ справиться со стрессом.
Ну а что, неплохо.
И руки, и голова заняты.
И я съем что-нибудь вкусное.
Опять Лиза не щадит ни себя, ни меня. Мужик он же на еду, как рыба на наживку, клюет. А на вкусную так вообще по самые жабры сядет.
Борщ, торт…
У нее нет шансов.
– И что за торт? – прохожу мимо, отмечая пустую половину бутылки.
– ..а хер, – доносится через металлическое позвякивание. Лиза собирает какую-то конструкцию из металлического кольца и круга.
– Прости, не услышал, – из недр холодильника вынимаю мясную нарезку, овощи. Торт – это хорошо, но к вину лучше бы что-то посущественнее.
– За хер!!! – Лиза поворачивается ко мне. Серьезная такая, в руках уже собранная штука. По виду похожа на круглую форму для заливки. Наверное, в ней будет печь.
На хер или за хер? Даже не знаю, куда лучше….
– Кхм, куда и за что я послан? Я вроде совершил очередной подвиг, Лизонька. Меня лучше благодарить, чем ругать. Знаешь, если к людям относиться хорошо и с благодарностью, то и в ответ…
– Господи, – она покачала головой, – торт «Захер» в одно слово.
– И кто назвал торт матерным словом и главное, за что?
– Его придумал шестнадцатилетний парнишка с такой фамилией.
– Тяжело ему в жизни пришлось, наверное.
– Он в Австрии жил в тысячу восемьсот каком-то году, так что конкретно фамилия была меньшей из его проблем, – Лиза отвлеклась на алкогольный бар, загремели бутылки. – Нашла, – в ее руке появилась пузатая бутылка коньяка, – из-за этого торта даже судились.
– Может, лучше вино? От конька будет болеть голова.
С другой стороны, возможно под хорошими грузинскими каплями Лизонька будет намного более разговорчивой и поведает мне о компромате, который на нее бывший жених накопал.
– Это в торт. Пятьдесят грамм на пропитку надо, – но вместо маленькой рюмки в ее руках оказался гранёный стакан на двести. – Всегда хотела попробовать добавить побольше. У коньяка букет шикарный.
– Согласен.
– Торт совсем непростой, как может показаться сначала. Очень много тонкостей, – тонкий пальчик взмыл к потолку. Румянец на щечках подтвердил, что повар-кондитер слегка нетрезв.
– Вот, скушай, – передаю Лизе небольшой бутерброд из черного хлеба с краковской колбаской и огурчиком. Вино нужно дополнять едой, иначе торт рискует до конца не приготовиться.
– Спасибо, – она элегантно прихватила закуску и откусила.
– Так в чем сложности, Лиза? Я никогда не пек, но вдруг понадобится.
Нагло плюхаюсь задницей на столешницу рядом с ней, на коленях тарелка с закусками.
– Яйца, – она осматривает меня, задерживаясь на пахе, – должны быть комнатной температуры.
– Так и есть, Лиза. Тут все в порядке.
Забираю открытую бутылку коньяка, наливаю себе стопочку. Пальцы подрагивают, напоминая, что не только Лиза словила сегодня стресс.
– Пошляк.
Покрасневшая малышка сдула длинную светлую прядь волос и заправила ее за ухо. Осторожно вынула шесть яиц из миски с водой и положила на тарелку.
– Я их немного подогрела.
– А ты шаришь, – чокаюсь с ее бокалом на столе, – давай за нас, Лиза. Ты все рассказывай, вообще все, – проникновенно смотрю в ее светлые карие глаза, цвета топленого шоколада.
– Все значит, – она откашливается, – белки нужно ооочень аккуратно отделить от желтков, взбить до упругих пиков и только потом добавить сахар, чтобы взбить уже до очень упругих острых пиков.
Растягиваюсь в пошлой ухмылке, готовка, оказывается, очень эротичное занятие.
– А вот с желтками совсем другое дело, – она двигается ближе ко мне и почти шепчет, – сначала нужно взбить сливочное масло до пышности, потом сахарную пудру добавить и когда масса станет на вид как глянец, только тогда добавляем желтки по одному.
– Никому не расскажу. Это же секрет?
– Да, – Лиза кивает, указательный палец прислоняется к розовым губкам бантиком.
– Под пытками не выдам.
– Но это еще не все. Топленый шоколад вводим после. И не шоколад в желтки, а наоборот. Иначе будет катастрофа!
Она переключает свое внимание на торт, оставляя мне возможность следить за собой. В руках у Лизы все спорится. Кажется, готовить торт легче легкого. Там помешала, тут взбила, просеяла муку, снова смешала. Выпила глоток вина, потом торт в духовку поставила. Уже не возражает, когда я подкармливаю ее своими бутербродиками.
Из духовки потянуло манящим ароматом выпечки.
Лиза, как ответственная хозяюшка, за время выпекания привела кухню в порядок. Вымыла посуду, проигнорировав посудомойку, расставила все по местам.
Я тоже люблю на работе, когда все четко.
– Почему торты?
– Мы с мамой жили не очень хорошо. Она работала кассиром в продуктовом, был большой кредит на квартиру, тортики только на праздники. А мне хотелось, чтобы вся жизнь была праздником. Я мечтала в детстве, что научусь их печь и буду есть каждый день. Очень сладкое любила, – Лиза села на стул напротив меня.
– Твоя мечта сбылась.
– О да, к концу школы я поправилась на пятнадцать кило.
– Ох, – поднимаю бровь, пытаясь представить Лизу пышкой. Бедра, грудь, мягкий животик.
– Я как раз научилась печь. Пекла из тех продуктов, что приносили, и соседям, и подружкам на всякие вечеринки. Стала вести свой блог с фото. Много времени дома, мало движения. Мальчики совсем не обращали на меня внимания.
– Просто они еще не разбирались.
– Согласна.
– А похудела тогда почему?
– Мама умерла.
– Сочувствую, – спрыгиваю со столешницы и открываю для Лизы свои объятья. – Иди сюда, пожалею.
– Тебе хотя бы кто-то может сопротивляться?
– Нет.
Она поднимается и обнимает меня за талию. От Лизы вкусно пахнет выпечкой и уютом.
Внезапно повзрослевшая с потерей близкого человека девочка. По паспорту ей всего девятнадцать. Лиза неплохо справлялась в этом мире, пока на ее пути не встретился Молохов.
Чего она так боится? Какую тайну скрывает?
– Утром пропитаю абрикосовым джемом и коньяком, оболью глазурью, будет вкусный завтрак.
– Лиза, расскажи мне, – поднимаю ее за подбородок.
– Нет, – ладони упираются в мою грудь и тихонько отталкивают. Ничего, значит сделаю еще одну попытку узнать позже....
– Еще бутербродик?
– Давай.
У нас дуэль взглядов. Лизин пьяненький, но подозрительно сосредоточенный и мой невинный. Жуем бутерброды, пока духовка не звенит.
Лиза выдыхает, сбрасывая напряжение.
Идет заниматься своим тортиком дальше. Вынимает из формы, переворачивает на решетку и оставляет остывать.
– Можно идти спать.
– Пошли.
Ставлю алкоголь на место, посуду в посудомойку. Лизу провожаю до ее двери.
Прямо как в школе на первых свиданиях, честное слово.
– Спокойной ночи, – шепчет несмело.
– Спокойной. Если будет страшно, приходи.
– Уху.
Лиза скрывается в спальне.
Иду вниз, набирая Толю. Не терпится узнать, что он нарыл и поделиться новостями.
– И опять ты к ночи, – ворчит недовольно. На заднем плане детский плач.
– Толь…
– Ладно-ладно. Проверил я твою Лизоньку, чиста, как слеза младенца. Жила с матерью, пока та не умерла и не оставила ей квартиру. Лиза кредит практически погасила, остались крохи. Занимается изготовлением тортов на заказ, налоги платит. Год назад получила права. В связях с криминалом не замечена.
– Прям совсем ничего?
– По мелочи, – Толя зевает, – где-то полгода назад сбила мусорный бак и помяла столб у ресторана. Ее ночь продержали в полиции. Странно, конечно. Возможно, поцапалась с полицейскими, вот они ее и проучили.
– Не похожа Лиза на человека, который с полицией спорить будет.
– Факт есть факт. Ночь просидела в обезьяннике.
Полгода назад.
Она должна была быть знакома с Молоховым.
И если у нее был парень адвокат, то что? Он дал ей всю ночь в обезьяннике просидеть.
– Громко думаешь. Я думаю о том же, – Толя перебил мои мысли, – где Молохов был? Вообще-то они встречались. Я отследил его карты, с которых оплачивались цветы и подарки для Лизы. В отъезде он не был, делом никаким сложным разгружен тоже. Я сейчас проверяю, что за ресторан вообще. Если получится заполучить их журнал бронирования столиков, посмотрю записи. Что-то тут мутно....
– Давай… Толь, тут такое дело.
– Какое?
– Я накосячил.
– Не новость. Ты рядом с красивыми бабами всегда косячишь.
– Толь.
– Даже познакомиться нормально не можешь. Ну кто так делает? Невесту из загса крадет, а?
– Толь, ты на стюардессе женился, которую перед этим арестовал прямо в небе.
– Ошибся, бывает, но у меня это единичный случай. Я Алисе трех детей сделал, считай, извинился.
– Я тоже извинюсь… попозже. Толь, нас нашли.
– Как?
Признаваться не хочется, но надо.
– Я дал Лизе позвонить со своего телефона бабушке.
– Олень.
– Спасибо, в курсе.
– Не понимаю, я фотки Лизы видел. Обычная девчонка, а тебя мажет, как от мать ее Наоми Кембел. Соберись там, а!
– Уже собрался и взбодрился заодно. Молохов кинул в нас светошумовую гранату, думал, напугает.
– Твою мать, он совсем сдурел!
– По видео с камер не определить, что это он. Номеров на машинах не было.
– Умный… Ему Лиза позарез нужна, получается, – Толя замолкает, – только я не понимаю зачем.
– Хочет ее вернуть.
– Не понял. Невеста сбежала, уважающий себя жених в этом случае бухает, идет по блядям и блокирует все карточки бывшей возлюбленной, если они были. Еще можно насолить ей как-нибудь, конечно. Но возвращать зачем?
– Я в его любовь тоже не верю. Дело темное, Толя. Рой глубже, там точно тебе на новые погоны должно хватить.
– Умеешь мотивировать, – усмехается, – сама Лиза сказала что-нибудь новое?
– Толь, мы же друзья?
– Так!!! После таких вопросов обычно всякая херь следует. Никита, бля.
– Близкие. Я тебя со школы знаю, служили вместе.
– Ну ты сука, мастер аргументов.
– Я у тебя Любушку крестил.
– Плацдарм ты подготовил, – сдается, – жги, давай.
– У него есть на Лизу что-то, чем он ее шантажирует. Молохов ей пять дней на раздумья дал, что будет дальше, не обозначил. Но Лиза до чертиков перепугана и молчит. Толь, как узнаешь в чем дело, сначала мне скажи, никаких твоих оперативно-розыскных действий с ней. Лиза молоденькая, вся жизнь впереди.
– Ладно.... Интрига, блядь. Что может быть у погрязшего в криминале адвоката на вчерашнюю школьницу? Плохие оценки в аттестате?
– Не смешно.
– И мне. Ей девятнадцать, где ж она накосячить успела? Если собой приторговывала так, что я не нашел, так только в элитном блядушнике. Так за это, кроме папки, которого у нее нет, никто по заднице а-та-та не сделает. Мы тем более. Что тут скрываться?
Меня аж передернуло. Ангелочек, пекущий тортики, никак не вяжется с высокооплачиваемой элитной проституткой. Ну, нет. Да малышка от меня шарахается, словно девственница.
– Не из таких она.
– Ну не лям* же Лизонька твоя из воровской казны сперла? Ладно, буду работать. И с вами надо что-то решать, конспирация пошла по хую… Надо ж было так облажаться, Лавруша. Такой форт Нокс прое…
– Толь, я прямо голос своего старика слышу, – закатываю глаза, – хватит нотации читать.
– Сорян, – друг сбавляет обороты, выдыхает, – это меня от стресса колбасит. Трое детей, Никита, – в командирском голосе прорезаются нотки отчаяния. – Как я на такое подписался, а? Чем думал? Я ж не сплю теперь вообще. Что такое секс, не помню. Мне кажется, я до новых погон не дотяну.
– Соберитесь, товарищ подполковник.
– Собираюсь. Так, найду вам что-нибудь до завтра.
– Толь, Толь, подожди, – торможу мягко. Знаю я его конспиративные квартиры где-нибудь на окраине. Казенщина без уюта. Я туда Лизу не повезу, там никакой романтики. – У меня же дом снят. Глушь непроходимая, телефон не ловит, оплачен не с моей карты.
– А вообще неплохой вариант и государству платить не придется. Вас только вывезти надо грамотно, а то пасет сученыш сто процентов. Вообще кто его знает, еще решится на штурм. Вот тогда будет не смешно.
Я тоже так думаю.
– А так, вы свалите, Молохов нервничать начнет. А кто нервничает, тот ошибки совершает.
– Завтра?
– Да, маршрут я пришлю. Пересадим вас на какой-нибудь парковке, вывезем. Все будет хорошо, Никита. Не переживай, родина за тобой бдит.
– Спасибо ей.
Вешаю трубку, разваливаюсь на диване под телевизор. Он бубнит про политику и я вырубаюсь. Сквозь сон чувствую тепло и мягкое облачко под боком.
Приоткрываю глаз. Лиза гусеничкой завернулась в одеяло и приклеилась к моему боку. Не удерживаюсь, заглядываю в кокон. Так и есть, в одном белье своем сногсшибательном.
Надо бы ей из запасов Марка выдать пару маек.
Поднимаю кокон на руки и несу на второй этаж. Сначала не могу определиться, в которую спальню идти, а потом останавливаюсь на своей. Ко мне же пришла, сладкая булочка моя ванильная. Учитывая профессию и недавние эксперименты с тестом на моих глазах, только так ее называть и хочется.
В постель укладываю, на пару минут забегаю в душ, потом к Лизе. Во избежание казусов обнимаю через одеяло. Член даже через него готов об упругие ягодицы тереться. Приходится себя остановить. Ну я же не маньяк, в самом деле. Или маньяк?
____
*миллион (имеется в виду в долларах)