Пока был жив отец, меня очень баловали. По всей видимости, я рос ребенком взбалмошным и беззаботным.
Думается, одной из причин послужило здесь то, что отец, работая в торговле, в такой организации, как «Райпотребсоюз», часто встречался с товарищами по работе – то в чайной, то приглашал коллег к нам домой, то сам отправлялся в гости. Естественно, и выпивали там, и песни пели… До сих пор помню его любимую «Ой, цветет калина…», которую он пел, посадив меня на колени. Конечно, в этих мужских разговорах мат был обычным делом, употреблялся, так сказать, «для связки слов». А поскольку отец часто брал меня с собой на подобные мероприятия, я быстро перенял такой стиль общения.
Более того, не имея возможности увидеть реальный, серьезный труд отца на службе, я начинал уже воспринимать всю жизнь как легкое увеселение.
Как-то дед рассказал о случае, который в моей памяти не сохранился. Мне было года четыре, когда он приехал с Урала к нам погостить. Все сели обедать, посадили за стол и нас с сестрой, и я незамедлительно начал лупить ложкой по супу – прямо по суповой глади, производя опасный шторм. Брызги летели во все стороны… Дед, человек, любящий порядок во всем, сделал замечание, но я, поглощенный своим развлечением, не обратил внимания. Он сделал замечание второй раз – никакого результата. Отец только посмеивался, глядя на меня, – он ведь души во мне не чаял. А деда очень покоробило, что родители взирали на мои бесчинства как благодарные зрители из кинозала. Но и на этом дело не закончилось: в ответ на третье замечание старшего члена семьи я разразился такой ненормативной тирадой, что… отец засмеялся, а дед в состоянии культурологического шока поднялся из-за стола и стал собираться в дорогу. Родители с трудом его уговорили остаться.
По этому случаю видно, что в малолетстве мне многое позволялось. Хорошо ли это было? Не знаю. Японцы, например, считают, что до семи лет ребенка надо баловать, а потом брать в ежовые рукавицы и муштровать, как новобранца на плацу.
Может, и мой отец следовал этой методе?.. Неизвестно, как он собирался воспитывать меня в отроческом возрасте, но если бы так дело пошло и дальше, не представляю, что бы из этого получилось.
После скоропостижной кончины отца дед ушел на пенсию и перебрался с бабушкой к нам, чтобы помочь дочери растить детей. Недорого купил какой-то старый деревянный дом, разобрал его, перевез и заново поставил, пристроив к нашему домишке. С того дня и началось мое воспитание в другом духе.
Каждое утро за завтраком дед давал задание (даже в летние каникулы!) произвести какие-то работы в огороде, наколоть дров, воды натаскать из колодца и тому подобное. Мотивация была простая – чем быстрее сделаешь, тем быстрей пойдешь на пруд купаться или в футбол с ребятами играть. И не было ни одного дня, чтобы я остался без работы.
Помню, как-то раз в каникулы проснулся – солнечное летнее утро… Думаю: ну вот сегодня точно делать нечего, вчера всё переделано, побегу прямо с утра с ребятами играть!.. Но после завтрака дед вывел меня в огород, подвел к куче полусгнивших досок и сказал:
Дед Петр Александрович и бабушка Капитолина Степановна Балыбердины. 1951
– Вот! Бери клещи, плоскогубцы или гвоздодер. В каждой доске гвоздей по 30 пропадает. Доставай их и в коробочку эту клади…
А гвозди были ржавые уже, загнутые на концах… Зачем они?
– Потом распилишь эти досочки, – говорит дед. – Аккуратно сложишь и можешь идти гулять.
Этой работы мне хватило на полдня. Потому что, когда вбитый ржавый гвоздь я начинал из доски выковыривать, он ломался.
Причем я понимал, что ни деду это было в общем-то не нужно, ни мне, никому. А просто считает он, по старости своей, что труд необходим для воспитания. А может, просто для того, чтобы мне меньше играть или с друзьями неизвестно где болтаться.
Только позже я понял, что дед готовил меня к жизни, учил преодолевать трудности. Он часто объяснял, как должен поступать настоящий хозяин, а как не должен.
Признаться, меня очень удивило, когда он впервые произнес это неупотребляемое в нашем доме слово «хозяин» – как будто оно залетело к нам откуда-то из другой жизни.
– Дед, а кто такой хозяин? – спросил я.
– Ну пошли, – произнес он в ответ.
Вышли мы во двор. Остановились у поленницы.
– Вот видишь, – говорит мне дед, – валяются поленья на траве. А настоящий хозяин никогда не позволит лежать им и гнить. Подними и аккуратно положи их корой вверх, чтобы высохли, это будет по-хозяйски. Вот так, теперь идем дальше…
Тогда ни плитки, ничего такого для дорожек не было, по садам и огородам вели только вытоптанные в траве земляные тропинки. А ночью дождь прошел, поэтому наш путь преградила серьезная лужа – ее надо было либо перепрыгивать, либо крайне осторожно обходить по краю, по грязи.
– Вот видишь, – говорит дед, – лужа. Так у настоящего хозяина не может быть.
– А что же делать?
– Бери лопату, копай канавку вправо – под уклон.
Прокопал я канавку, вода вытекла, и тропинка через полчаса просохла.
А незадолго до того момента у меня появился велосипед. Чтобы его ремонтировать, были нужны инструменты. Я брал их у деда – он же мастеровой был, и всю жизнь собирал инструменты (это сейчас их можно купить где угодно). Особенно ценились немецкие трофейные гаечные ключи, там и сталь другая, им износа нет.
Как-то, взяв у него ящик с инструментами, я повозился с велосипедом – где-то спицу подтянул, что-то подкрутил – и поехал кататься, забыв, что несколько дедовых ключей так и остались валяться в траве.
– Последний раз я тебе даю инструмент! – сказал тогда дед. – Или всё будет на месте, или будешь голыми руками чинить!
В любых серьезных трудах он всегда вставал рядом, несмотря на то что ему было уже много лет. Каждую грядку на огороде мы копали – половина на половину. И попробуй за ним не успеть!.. До сих пор я благодарен деду, Петру Александровичу Балыбердину, за такое воспитание. Смолоду он был стахановцем, имел множество рабочих специальностей высшего разряда – токарь, слесарь, электрик, жестянщик, кузнец…
И сейчас, оглядываясь на прожитые годы, отчетливо понимаю: это дедово, казалось бы, довольно суровое, а на деле стратегически верное воспитание не раз выручало меня в течение жизни.
Помню, летом собираемся с дедом на речку, солнцепек, – и мать, и сестра предлагают мне надеть на голову панамку. Надеваю, а дед сердится:
– Вот еще не хватало! Мужик ты или не мужик?! Мне за шестьдесят, а я хожу без всякой шляпы!
Когда дед к нам приехал, старшей сестре Валентине было 12 лет, мне – 10. На тот момент в нашем доме было всего две комнаты: одна побольше, родительская, вторая – детская, совсем маленькая, да кухня 2 на 2. Наши обязанности были так распределены, что раз в неделю, в субботу, сестра должна была помыть большую комнату, протереть там этажерку и так далее, а мне выпадало приводить в порядок маленькую комнату и кухню. Суббота была рабочим днем, так что мама в это время находилась на работе, и мы старались, чтобы к ее приходу уже всё было чисто.
Но вот приехал дед. И в первый же день, когда он увидел, что я мою полы, сказал матери:
– Вы что это удумали? Вам не известно, что мытье полов – бабья работа? – И мне: – А ну пошли со мной.
Во дворе он поручил «нормальную мужскую работу». Больше я полы не мыл. Зато колол дрова, решал все ежедневные задачи на огороде и ремонтировал всё, что нуждалось в ремонте… А ведь даже наколоть дров – дело не самое простое. Необходимы сноровка, умение. Нам привозили бревна, их надо было сперва распилить, а потом расколоть на поленья. Многие бревна – с сучками, которые скрепляют почти намертво их изнутри. Причем березу и елку колоть надо по-разному… Все эти премудрости я узнавал от деда, проходя трудную школу его воспитания. Зато к 15–16 годам физическая работа на воздухе настолько меня закалила, что я стал крепче и выносливее почти всех ровесников. Теперь с пилой, топором и лопатой я работал уже без рукавиц, настолько жесткие мозоли были на ладонях.
Эта закалка серьезно пригодилась, когда после техникума меня направили в Коми АССР, и там я попал в бригаду, которая меняла столбы линии связи вдоль 20-километрового участка железной дороги.
А это ведь только одно испытание в жизни… Очень помогло, что дед воспитал во мне необходимый навык – не расслабляться и не хныкать в самых сложных обстоятельствах. Заслужить от него похвалу или какой-то знак уважения было для меня большим удовольствием.
Помню, в одиннадцать лет, он отправил меня в соседний поселок – купить там в магазине леску и крючки для рыбалки. Была пора летних каникул. В качестве напутствия дед мне сказал:
– Даю денег и на дорогу, и на покупку. Но смотри: сосед твой Женька на два года тебя старше, а до сих пор ездит, как малолетний, бесплатно. Просто говорит контролеру, что ему меньше десяти лет. И ты попробуй! – шутя, предложил дед. – Ты же младше Женьки, чего не проехать? Короче, если доедешь бесплатно – молодец, а не сможешь, ж… будешь.
Взял я деньги и поехал. Сел в маршрутный автобус на заднее сиденье. Когда проехали уже километра три, кондукторша дошла и до меня.
Говорю ей:
– Мне нет десяти. Платить не должен.
Она так и взвилась:
– Да что ты говоришь?! Не видно, думаешь, что тебе больше? Или плати, или мы тебя высадим!
Стою на своем:
– Нет, и всё!
Меня и высадили. Что же делать? Пошел пешком. А километров 8 еще оставалось… По обочине прошел, наверно, километра 3–4, духота, жарища… По этой дороге машины тогда редко ходили. Но вот едет грузовик с цистерной молока (тогда мы такие машины «молоканами» называли), я махнул рукой. Водитель тормознул:
– Куда тебе, мальчик?
– В Нудоль, в универмаг.
– Ну садись. Только я в самый центр поселка не поеду, буду сворачивать. Но там тебе уже будет рядом.
По дороге водитель поинтересовался, почему я путешествую пешком. Пришлось рассказать ему историю с кондукторшей, он посмеялся…
В итоге рыболовные снасти я купил, двинулся в обратный путь. Прошел километров 6–7. Иногда сходил с дороги отдохнуть, посидеть в тени, погрызть кислых яблок с дикой яблони… Когда оставалось километра 3, слышу – сзади тормозит машина. Оглядываюсь, тот же «молокан». Водитель дверь открывает:
– Ну, – говорит, – безбилетник, закупил что надо?
И подвез меня аж до самого дома. Прибежал я к деду, отдал покупку, вернул сэкономленные деньги. А когда он мне сказал: «Молодец!», подумал: знал бы ты, какой я молодец!
Вспоминаю еще, что деда, привычного к патриархальному укладу жизни, первое время раздражало то, что мы с сестрой, перебегая из комнаты в комнату, не выключали за собой свет. Здесь, конечно, деду пришлось приложить серьезные усилия, чтобы нас приучить к экономии электроэнергии.
Впрочем, объяснялось это просто: дед рано вышел на пенсию, стажа было немного, и пенсия получилась маленькая, 60 рублей, а бабушке и вовсе платили 5 руб- лей, так как не работала официально. На эти деньги прожить было сложно. Поэтому деду пришлось проявить в полной мере еще одно свое мастерство – экономить буквально на всем. Вот и нас он приучал к бережливости. До сих пор у меня сохранилась привычка – переходя из комнаты в комнату, выключать свет.
Конечно, экономией дедовский метод хозяйствования отнюдь не ограничивался. На Урале, откуда он приехал, в ту пору из-за сурового климата садов почти не было. А у нас, в Подмосковье, дед сразу же с азартом начал заниматься садоводством. Высаживал яблони, вишни, смородину, даже цветник развел с розами, не на продажу, а просто для бабушки. Наш сад в итоге так развился, что мы с дедом смородину ведрами носили в магазин, обменивали там на сахар, варили на весь год варенье. Позже он развел пчел и даже стал приторговывать медом. Да еще и работал на фабрике.
В нашей сложной ситуации это очень поддержало.
Мама когда-то отучилась два года в финансовом техникуме. Дед отправился в тот город, поговорил там с директором техникума – в итоге нашлись мамины документы, она сумела завершить образование и получить диплом. Именно поэтому мама смогла на новой фабрике, созданной в те годы, получить должность главного бухгалтера.
Когда я стал повзрослей, бегал на танцы и даже выпивал перед танцами с друзьями портвейн, дед, воспитывая меня по-прежнему в строгости, делал это уже с учетом новых особенностей моего возраста. Помню, в выходные разбудит меня рано, часов в 6 утра, словами: «Что ж ты спишь? Соседи-то уже копают!» – и до завтрака мы орудуем лопатами. В конце работы он доставал из поленницы бутылочку, спрятанную между дровами. Как правило, это было дешевое вино, «плодово-выгодное» (так мы его называли), и предлагал: «Ну, давай выпьем с устатку».
– Как? – в первый раз я даже опешил. – Из горла, дедушка?
А он-то 55 лет вообще не пил. Кормил семью, отбывал срок в лагере, после на всем экономил, в общем, не употреблял. А в 70-е, как видно, решил, что можно и расслабиться.
– Дедушка, – спрашиваю. – Ну, как же мы без за-куски?
Он мне:
– Да вот яблоко! Чем не закуска тебе?!
И мы распивали с ним эту бутылочку.
– Только бабушке не говори, – предупреждал дед.
Впрочем, бабушке он сам всё рассказывал за завтраком.
Дожил дедушка до 91 года, множество испытаний выпало на его долю. Как-то за год до кончины я приехал к маме в квартиру. В это время дед жил у нее. Здоровье у него уже было подорвано инсультом, он даже иногда заговаривался. Помог ему добраться в ванную, помыл, потер мочалкой спину, и он, не поворачиваясь ко мне, вдруг говорит: «Как хорошо! Вот когда, внучек, в столько-то лет ты помрешь (цифры специально не называю, понятно почему), я тебя там встречу и так же помою». Признаться, мне стало немного не по себе, но я не придал этому значения, мало ли что деду в больную голову придет. Тем не менее запомнилось предсказание. Пока не обращаю на него внимания, чтобы не настроить себя на конкретную дату. С годами пришла уверенность в том, что каждому человеку предначертано свыше, как жить и когда уходить в мир иной.
А все-таки любопытно…
Только относительно недавно я смог ознакомиться с протоколами НКВД за 1937 год по делу деда и в полной мере осознал, как же ему досталось. Боже мой, все протоколы сводились к показаниям какой-то полуграмотной тетки. Дед с семьей у нее квартировали поначалу, он строил рядом дом. Потом они переехали, у тетки – по всей видимости – осталась какая-то обида. На что? Ниоткуда не явствует. Скорей всего, потеря приработка. Тетка эта показала, что мой дед в разговоре с приятелями высказал мнение о недостаточной мощи и боеспособности Красной армии. Второе показание тетки, послужившее основанием для ареста деда, рисовало случай, произошедший в лавке, где рабочие депо получали по талонам привозной хлеб. Деду полагалось две буханки. Он их получил, хлеб вскоре кончился, и стоявший в очереди сзади знакомый деда по работе попросил:
Младшая сестра Лидия, дед Петр Александрович, автор и мама Лидия Петровна
– Куда тебе две-то буханки? Дай мне одну.
Думается, отношения их давно были натянутыми, потому что дед ответил:
– Да я лучше собаке отдам, чем тебе.
Вот и все обвинения. За это деду дали 10 лет. «Враг народа». 58-я статья.
Поэтому, когда я слышу сегодня позитивные мнения «экспертов» и «историков» о сталинских временах, думаю: ребята, вашей бы семье такие испытания. Подумайте сами, живут люди нормально, честно работают, ничего не замышляют, ну иногда понервничают (как, в сущности, всем людям свойственно), иногда честно выскажутся о том, что у них перед глазами… Хвать и в кутузку. Всем остальным членам семьи уже нормальной жизни не видать.
Так, бабушке после ареста деда предстояло в 24 часа выселиться из дома и покинуть город. Все эти годы, пока дед сидел, она работала уборщицей в школе. При этом подняла троих детей. Какие она находила возможности? Откуда черпала силы? Как подумаешь об этом, тихий ужас, да и только. Запомнились ее скупые рассказы о тех годах. Особенно о том, как соседка иногда приносила ей очистки от картофеля – «покормить козу». Бабушка соскребала с них мякоть, лепила котлетки, обжаривала – кормила детей…
Дед рассказывал, что, когда его с первой партией осужденных доставили «на точку», там уже были выстроены бараки, на склад завезены бочки с селедкой, мешки с мукой и всё прочее. То есть, по ощущениям деда, к прибытию больших партий новых «врагов» было всё отлично подготовлено. Видимо, это была массовая акция по формированию бесплатной рабочей силы. Планировалась она руководством заранее.
Из 120 человек, работавших с дедом в депо, 80 забрали сразу. В одночасье они оказались «врагами народа». До последнего момента, пока их везли на пересылку в областной центр, не могли поверить в случившееся. «Ну, разберутся же, – думали, – глупость же какая-то!» Пели бодрые советские песни. Ждали, вот-вот их отпустят, во всем разберутся… Разобрались.
В 2017 году, на столетие Октябрьской революции, у меня появились такие стихи:
Вот уже скоро красное знамя
Заменит собой триколор.
Сталин Иосиф скоро над нами
Будет вершить приговор.
Скоро в ночи, когда сонно и тихо,
Громко у двери раздастся звонок.
Скомандуют жестко: «С вещами на выход,
Проследуйте в наш «воронок».
Лжепатриоты работают споро,