Филипп подал ей руку, Вита приняла ее. Ладонь Харона была теплой и мягкой, не такой, как ожидаешь от проводника в царство мертвых.
– Memento mori, – прошептала Вита, боясь поддаться очарованию момента, может, он и владел ее телом, но сердце и душа останутся только ее.
Филипп нахмурился.
– Девушка, полная жизни, не должна думать о смерти, – Филипп нежно пожал ее пальцы и сделал шаг. Их тела соприкоснулись.
– Собственность Харона не должна о смерти забывать, – тихо ответила Вита, порыв ледяного ветра унес слова в небо, где снова начали собираться тучи. Она положила ладонь ему на грудь, привстала на цыпочки, словно хотела прикоснуться губами к его губам, но вместо поцелуя, прошептала, – не позволяй мне в тебя влюбляться, унижай, пользуй, как подстилку, но не веди себя со мной так. Утром ты угрожал изнасиловать меня в рот, а днем относишься, будто в тебе есть что-то человеческое. От монстра я приму боль, но не тепло.
Не дожидаясь ответа, Вита вырвала свою ладонь из руки Филиппа и быстро пошла прочь.
Несколько секунд Филипп смотрел ей вслед, под каплями ледяного дождя, хлынувшего с неба. Потом быстрым шагом догнал, схватил за предплечье, развернул к себе и горячо прошептал:
– Ты права, я был с тобой слишком мягок. Больше не буду. Завтра перекрасишь волосы, с такими локонами ты слишком похожа на невинную жертву, я же хочу трахать развратную шлюху. Думаю, пепельный подойдет. Хочешь монстра?!
– Я хочу, чтобы ты меня поцеловал, но кого волнует чужое горе! – выкрикнула Вита.
Филипп опешил от ее слов. Несколько мгновений пристально вглядывался в глаза Виты, будто старался понять, разгадать ее. Проникнуть в тайные уголки ее сознания. Затем притянул к себе, склонился низко. Его губы едва коснулись ее губ.
Вита замерла. Это был бы первый поцелуй в ее жизни. Она прижалась к Филиппу, готовая отдаться ему. От предвкушения внизу живота потеплело.
– Не сейчас, девочка моя, не здесь, – прошептал Филипп, а потом коротко поцеловал в лоб, как ребенка.
Глава 13
«Трудно поверить, я и сама не поверила бы, если прочитала где-нибудь о том, что видела, но Филипп Благополучный, беспринципный и безжалостный Архитектор Пандемониума устроил настоящий праздник для ребят из Детского дома № 15. Я не знаю, что связывает его с этим учреждением, не знаю причин, но факт остается фактом (хотя мне и самой непросто его принять) – радость в глазах ребят самая настоящая. Если верно, что дети чувствуют плохих людей, то, возможно, я поспешила с выводами насчет генерального директора «Мульцибер» и им движет не только алчность и жажда власти, но и добрым делам есть место в его сердце. С этого дня я постараюсь не только вытаскивать на свет темные дела, но и проливать свет на добрые».
Вита перечитала получившуюся статью, шестую за последний месяц, посвященную Благополучному в рамках их неблагополучного соглашения. Серия начиналась с фирмы, занимавшейся организацией похорон для неимущих. Вечерние фото, сделанные на кладбище, получились такими, как надо. Простые, но добротные памятники и ограды навевали печаль и напоминали о бренности бытия. Серые сумерки, окутавшие могилы добавляли нотку жути. Текст Вита постаралась сделать без лишнего пафоса, подав все, как внезапное открытие, мол, есть и у Харона намек на сердце. Подписчики приняли статью сдержанно, но обошлось без срача на несколько тысяч постов. И на том спасибо.
Несколько статей были посвящены благотворительным фондам и социальным стройкам «Мульцибер» (Вита думала, что это одна из схем по отмыванию денег). Приходилось лить розовую воду и надеяться, что подписчиков от нее не стошнит. Надежды оказались напрасными.
Месяц назад соцсети утонули в постах о том, как Благополучный купил квартиру для ветерана, которого обманули черные риелторы. На фотографиях, сделанных пиарщиками, сгорбленный старичок с грудью, увешанной орденами, пожимал руку Филиппу в деловом костюме от Бриони. Старик плакал, а Филипп сочувственно положил руку ему на плечо. Вита обсосала и этот набивший оскомину сюжет.
Дочитав заключение, Вита пожалела, что рядом нет тазика – от отвращения к себе хотелось блевать. Столько сиропа и патоки она не разливала ни в одном тексте. От розовых соплей можно было поскользнуться и увязнуть в болоте из откровенной лжи и недомолвок. Только часть про детдомовцев получилась искренней, как и фотографии детей. Выбрать подходящие оказалось сложнее, чем она думала.
Около двух часов Вита рассматривала фотографии. От одной, где Филипп нес на плечах щербатого мальчишку с перепачканной шоколадом мордочкой, Вита не могла оторваться несколько минут. Она увеличила изображение. Камера поймала совершенно другого человека. Не мог этот мужчина с теплыми лучиками морщинок в уголках глаз от озорной улыбки, быть тем бандитом, что вторгся в ее жизнь и заставил спать с ним.
Разве могли эти губы приказывать или унижать?
В него было так легко влюбиться, доверить жизнь и ответить «Да» на самый важный для девушки вопрос. И от этого противоречия в сердце Виты вместе с горечью и страхом росла невыразимая печаль. Он мог растопить лед, сковавший ее душу. Но был ночным кошмаром. Монстром из сказки про алый цветок. Однако в чудовище его превратила не злая колдунья. И расколдовать его никому не удастся, потому что нельзя снять заклятие, которого нет.
За окном царила глубокая темнота. Вита закончила редактировать и вычитывать текст, убрав излишнюю сопливость и канцелярщину. Часы в углу монитора показывали половину третьего утра, когда Вита скинула готовую статью девушке из маркетингового отдела «Мульцибера», поставив Филиппа в копию.
Вита публиковала статьи после того, как ножницы цензора вырезали все, что могло повредить имиджу компании. Иногда возвращалось настоящее решето, в другой раз – простыня с одами Благополучному. Вита не знала, что хуже. Реакция подписчиков на решето была сдержанная, а вот за одами следовали отписки с характерными комментариями. В самых мягких ее называли «проституткой» и «продажной шкурой», в самом жестком предположили, что язык у нее коричневый, так глубоко она им залезла в зад Благополучного. Почти угадали, ошиблись только в том, что язык у нее белый от его спермы. И возразить нечего, она и впрямь стала проституткой.
Вита потянулась, распрямляя закаменевшие мышцы. В доме царила тишина. Девушка вздрогнула от неожиданности, когда покой вдруг разорвал телефонный звонок. Филипп.
Наверняка увидел сообщение, притворяться спящей бесполезно. Вита провела по экрану, принимая вызов.
– Когда ты поливала меня грязью, твои статьи были лучше, – не поздоровавшись сказал Филипп.
– Их я писала от души, – Вита прикусила язык, снова дерзость, будто мало она расплачивается за прошлую.
– Вдохновения нет? – спросил Филипп.
Вроде без злобы, Вита с облегчением вздохнула. Рано.
– Я могу приехать и помочь с этим. Может, твоя муза расправит крылья, стоит ей вкусить даров Эроса?
– Я уже почти в объятиях Морфея. К тому же разве у Харона не другое предназначение?
Ну зачем она опять дразнит его? Вита прикусила губу, стараясь сдержать истерический смешок, настолько нелепой казалась ей ситуация.
– Мне бы не хотелось переправлять твою душу на скорбные поля Элизиума, я еще не натешился с твоей плотью.
Показалось или в голосе не было угрозы, скорее вызов? Вита, немного помедлила, стараясь понять – стоит ли его принимать или лучше отступить?
– Три часа не лучшее время для утех, это время темных дел, – Вита включилась в игру, – говорят, что тешить плоть лучше по утрам.
– Самые интересные дела творятся под покровом тьмы. Ночь молода и пьянит неизвестностью. Я тебе это еще покажу, моя Дафна.
– Уже нет, Дафна сумела сохранить целомудрие, – игра закончилась, не начавшись, сердце снова наполнила печаль, Вита хотела закончить разговор. Филипп не мальчишка-подросток с кем она могла болтать, прячась от родителей на холодной кухне, пока все спят.
Он преступник, она его жертва.
Она не должна об этом забывать.
– Ценой жизни, – напомнил Филипп, – ты оказалась мудрее.
– Скорее трусливей, – Вита подошла к окну.
Филипп лгал. Ночь – злобная завистливая старуха, искусно прячущая под черными покровами седые патлы и дряблую кожу.
– Трусиха не бросила бы мне вызов, но жизнь всегда уступает смерти, помнишь?
Вита не знала, что ответить, несколько секунд она просто молчала, слушая его дыхание.
– Ты все еще там? – не выдержал молчания Филипп.
– Да, – тихо ответила Вита, закрыла глаза, представив фотографию Филиппа и мальчика, – но ты не прав. Из смерти рождается жизнь.
Яркой вспышкой, заставившей лоно болезненно и сладостно сжаться, пришло воспоминание о ночи на кладбище, и предчувствии расцвета, в котором трепетала природа.
– Ночь. Блогер засыпает. Просыпается философ, – усмехнулся Филипп, – ты полна сюрпризов, Виталина.
– Зато мафия никогда не спит, – ответила Вита.
– Если мафия уснет, то может уже не проснуться, – Филипп стал серьезным. –Пожалуй, Морфей и правда пришел к тебе в гости, отдыхай, утром пришлю свои мысли по поводу статьи, кое-что нужно поправить, – Вита уже подумала, что Филипп отключился, когда он добавил, – пусть тебе сегодня приснится что-нибудь хорошее.
Экран погас.
Вита легла в кровать, холодную и пустую. Впервые в жизни она так остро ощутила свое одиночество, что готова была позвонить Филиппу и попросить приехать. Между ног было горячо и скользко. Ее тело тоже расцветало этой жестокой весной и требовало ласки. Даже общество врага казалось лучше, чем серый холод в темный предрассветный час. Еще не понимая, что делает, Вита снова взяла айфон, который дал ей Филипп, где единственным номером был его, и нажала на «Вызов». Филипп ответил мгновенно, будто ждал ее звонка.
– Я… – Вита запнулась, не зная, что сказать, – я…
Она зарабатывала на жизнь словами, но внезапно не смогла подобрать ни одного.
– Спи, – ответил Филипп спустя вечность.
Но сон не шел. Вита беспокойно ворочалась в коконе простыней, пытаясь разобраться в своих чувствах. Отделить страх от зарождавшейся теплой искорки. Вита боялась признаться самой себе, что начинала испытывать к Филиппу не только ужас, но и симпатию. Для этого чувства даже есть название – Стокгольмский синдром, когда заложник влюбляется в похитителя.