Я (не) твоя рабыня - читать онлайн

Глава 1

Семь лет Вита обрывала все попытки мужчин сблизиться с ней. Даже когда Глеб случайно задевал ее руку или смотрел печальными глазами, казалось, что по коже проползло что-то мерзкое, оставившее скользкий тошнотворный след. Тоня говорила, что ей давно пора бросить блог и просто дать Глебу «хорошенько себя оттрахать». Виту раздражало и выражение, и непрошеные советы. Но Тоня – ее единственная подруга, поэтому она молча улыбалась, продолжая держать сердце скованным льдом, а колени крепко сжатыми.

Девушка выжала на мочалку гель для душа, взбила пену. Воздух наполнился ярким ароматом граната, а голова – нежеланными мыслями о крепких руках, ласкающих тело, поглаживающих бедра, осторожно проникающих в самые сокровенные уголки. Вита поморщилась, прогоняя фантазии. Двадцать пять – лучшее время для любви и страсти. Но им в ее жизни нет места.

Мысли сменились статьей про Филиппа Благополучного. Полгода деятельность генерального директора Группы компаний «Мульцибер» была основной темой блога, посвященного борьбе с преступностью, который вела Вита.

Состояние Благополучный сколотил в конце девяностых, с помощью скромного, но эффективного бизнеса по устранению доказательств убийств. За что в бандитских кругах его прозвали Хароном. Тела жертв и свидетелей находили вечный покой на свалках, где о них заботились кислота, негашёная известь и крысы. Со временем на двух из трех свалок подрядные фирмы возвели шикарные торговые центры.

Вита потратила неделю, лазая по еще не закрытой свалке в поисках каких-нибудь следов, но подручные Благополучного свое дело знали, кроме эффектных кадров с горами мусора, она получила джинсы, разорванные арматурой, и ржавый гвоздь, проткнувший подошву ботинка.

В начале двухтысячных Благополучный, как и большинство главарей ОПГ, решил оставить откровенный криминал и открыл строительную фирму «Мульцибер» (юмор Вита оценила и назвала серию статей «Архитектор Пандемониума»), разросшуюся за десять лет до огромного холдинга. Для широкой публики он стал респектабельным бизнесменом, но методов работы не поменял. Махинации с землей, взятки, пропавшие конкуренты, жильцы, которым вдруг «надоело» обитать на участках, понадобившихся под строительство элитных коттеджных поселков и жилищных комплексов. У Виты были десятки интервью, которые она выкладывала в сеть, добавляя к сведениям, раскопанным Глебом. Она надеялась, что рано или поздно статьи и видео привлекут внимание.

Вита раздумывала как подать интервью с одним из жильцов расселенной насильно пятиэтажки, когда сквозь шум воды послышалось, что закрылась входная дверь в квартиру. Вита убавила воду, прислушалась. Тишина. Показалось.

Ванная тонула в клубах пара, нежных ароматах шампуня и геля. Вита тщательно вытерлась, намазала кремом лицо, тело. Эротические фантазии вместе с мыльной водой стекли в водосток.

Расчесав влажные волосы, Вита закуталась в белоснежный банный халат и вышла в коридор. Странно, свет не горел, хотя она точно оставляла его. Нехорошее предчувствие кольнуло сердце, но Вита списала все на забывчивость, прошла в кухню, включила свет, налила воды в чайник, бросила пакетик чая в кружку. В коридоре скрипнула половица, Вита прислушалась. Тишина, только булькает закипающая вода. Квартиру она снимала в сталинской высотке, аренда стоила не по-христиански дорого, зато в самом центре столицы и до метро пять минут. Единственный недостаток – шумы, скрипящий паркет, трескавшаяся штукатурка. Время неумолимо напоминало, что всему приходит конец. Но все это компенсировали две просторные комнаты с высоченными потолками, украшенными пожелтевшей лепниной. В одной – кабинет, где как в кино стены занимали фотографии, стикеры с заметками и вырезки из газет. Во второй – спальня.

Налив чай, Вита замешкалась, возникло чувство, что в квартире она не одна. Коридор тонул в полумраке, как и кабинет, но из-под закрытой двери в спальню на пол просачивалась тонкая полоска света. Вита судорожно сглотнула, пытаясь вспомнить, где телефон. В спальне, конечно, она поставила его на зарядку и небрежно бросила на разобранную ко сну кровать.

Девушка подошла к двери, провернула ручку и открыла. Вздох облегчения оборвался на губах вместе с глупой улыбкой. В тот же миг, как Вита открыла дверь, сзади на нее кто-то набросился. Жесткая пятерня, пахнущая машинным маслом, зажала рот. Руки прижали к телу, так что Вита не могла пошевелиться. Ее втащили в спальню, а там в кресле у окна по-хозяйски развалился тот, чью жизнь Вита вытаскивала на свет последние полгода – Филипп Игоревич Благополучный, Харон. А у нее нет ни одной монетки, ему в уплату.

– Добрый вечер, Виталина Александровна, – улыбнулся Филипп Игоревич, с любопытством рассматривая ее ноги, в раскрывшемся до паха халате.

Вита попыталась закричать, но сквозь пальцы, крепко прижатые к губам, раздалось невнятное мычание.

– Брыкается, – с ноткой удивления произнес голос у нее над ухом, – Шеф, мож, того, перо в бок и в мешок.

– Эх, Толя, кто же таких красивых девушек в мешок, – Благополучный плотоядно ухмыльнулся, – фарш назад не провернешь, перо всегда успеем. Ну, тихо-тихо, – сказал он уже Вите.

Первоначальный шок прошел. Насколько позволяли удерживавшие руки, Вита осмотрелась. У кровати стоял еще один бандит, конечно, никакой кожанки, треников и морды кирпичом – дорогой дизайнерский костюм, прятал мускулистое тело мастера по каким-нибудь единоборствам, а лицо вполне могло принадлежать интеллигентному магистру МГУ. Светлые волосы стильно подстрижены и уложены, а за состоянием аккуратных усов и бородки наверняка следил персональный мастер из дорогого барбершопа. «Интеллигент» держал в руках ее телефон и судя по тому, что он активно водил пальцами по экрану, взломать пароль труда не составило. Третий бандит стоял рядом с окном, выглядывая на улицу. Этот больше походил на рэкетира из отечественных боевиков. Костюм на нем сидел, как на корове седло, короткий ежик открывал уши с перебитыми хрящами, из-под пиджака выглядывала кобура.

Сотни фотографий и видео, найденных в сети, не передавали ауры, окружавшей Филиппа Благополучного в жизни. Ему было сорок пять лет, но, казалось, что время в ужасе убегало прочь, стоило календарю напомнить о минувших годах. В волосах серебрилась благородная седина, на лице пролегало несколько морщин, но серые глаза горели вечно молодым пламенем, а черный элегантный, сшитый на заказ костюм, подчеркивал статную подтянутую фигуру. Шрамы свидетельствуют о бесстрашии воина, а отсутствие – о мастерстве. За годы в подпольном бизнесе Благополучный ни разу не отправился на нары, титул «вора в законе» ему был ни к чему, он царил над законом и правосудием. Отсутствие тюремных татуировок на его теле говорило больше, чем все «перстни», «купола» и «астры» вместе взятые.

Но за приятной внешностью Благополучного скрывалось гнилое нутро.

Вита столько о нем узнала за месяцы расследования, что паника нарастала, сменяясь чистым ужасом. Она никогда всерьез не задумывалась о том, что будет делать, если привлечет к себе его внимание. Казалось бы, где ее блоги и сферы интересов Благополучного? А Глеб предупреждал, советовал не лезть в пасть к монстру. Толку теперь от советов…

– Вы сделали огромную работу, Виталина Александровна. Слава, – Филипп кивком указал на «интеллигента» все еще исследовавшего ее телефон, – с интересом отслеживал публикации. Вы умудрились найти такое, о чем я и сам успел забыть. Вы очень упорная девушка, целеустремленная. Жаль, что целью для изысканий выбрали меня, – Благополучный снова улыбнулся, – для вас жаль.

От этой улыбки у Виты по спине пробежали мурашки, сколько людей видели эту улыбку и остались живы? Хоть кто-нибудь узнает, что с ней стало или ее тело исчезнет так же, как прочие, и даже Глеб ничего не заподозрит?

– Вы любите снимать и копать, а потом выкладывать все это в сеть, раскрывая грязные секреты, делая достоянием общественности то, что должно оставаться скрытым от посторонних, – улыбка не покидала тонкие губы, но в глазах владельца «Мульцибера» сверкал лед, – отлично! Признаюсь, я хотел по старинке, лесополоса, свалка…

Филипп сделал паузу, давая Вите осознать, прочувствовать, что значили его слова. Она тихо застонала, глаза обожгли слезы.

– Но я человек старой закалки, а времена меняются. Слава предложил вариант намного интереснее, – улыбка стала змеиной.

– Сейчас Толя вас отпустит, кричать не надо, в ваших изящных ручках столько костей, которые можно переломать, прежде чем кому-нибудь из соседей придет в голову вызвать полицию. Будете вести себя тихо?

Оценив перспективы, Вита моргнула. Филипп кивнул и рука, сжимавшая рот исчезла, хотя Толик все еще удерживал Виту, не давая пошевелиться. Девушка глубоко вдохнула, стараясь сдержать рыдания.

– Вот как мы поступим: сейчас вы разденетесь, ляжете на кровать, раздвинете ноги, и я вас трахну.

Вита подумала, что ослышалась. Все это мираж, она поскользнулась в ванной, упала, ударилась головой. Ей все это кажется. Но реальность говорила об обратном. Филипп встал с кресла и начал раздеваться, снял пиджак, расстегнул запонки, положил их на столик рядом с креслом, потянулся к верхней пуговице сорочки в тонкую голубую полоску.

– Если откажетесь, парни распнут вас прямо на полу, и произойдет то же самое, я вас трахну, но тогда трахну вас не только я, но и все они по очереди, – Филипп окинул взглядом подчиненных.

Вита забыла, как дышать, она почувствовала, как руки Толика прошлись по животу, вцепились в грудь, жадно проникли в вырез халата. Она забрыкалась, но вдруг Толик остановился и снова перехватил ее руки, чтобы она не вырвалась. Филипп расстегнул сорочку до живота, вытащил края из брюк и остановился, словно придумал развлечение получше, чем групповое изнасилование.

– Хотя, есть и третий вариант.

Вита перестала всхлипывать, стараясь подавить страх и расслышать такие важные слова, сквозь гул от крови в ушах.

– Расскажешь, кто твой заказчик и отделаешься легким испугом, – притворная сладость исчезла из голоса Благополучного, в нем звенела сталь.

Сердце пропустило удар, Вита перестала вырываться.

– Заказчик? – прошептала она. В горле пересохло, у нее не было ответа на этот вопрос, нет никакого заказчика, только глупая, наивная жажда справедливости, за которую Глеб ее прозвал Сейлор Мун. Затеплившаяся вдруг надежда погасла, не успев разгореться.

Благополучный посмотрел на нее, как удав на кролика:

– Заказчик, человек, который платит тебе за статейки. Или думаешь: я поверю, что полгода ты рыла под меня из обостренного чувства справедливости?

– Я не… – Вита не знала, что ответить, – у меня нет заказчика, – наконец, прошептала она.

– Хм, вот Толик считает, что все бабы – лживые твари, правда, Толик?

– Да, Шеф, – прогудел Толик над ухом Виты.

– Значит, первый вариант или второй? – ухмыльнулся Благополучный. – Думаю, что второй.

Он еще не закончил фразу, как Толик зашарил лапами по телу Виты, жадно стиснул грудь. Вита перестала сопротивляться, позволила Толику, исследовать тело, пока он не ослабил хватку, тогда Вита, завела руку за спину, нащупала его мошонку, над ухом раздалось удивленное хрюканье, сменившееся стоном, когда Вита со всей силой сжала и вывернула кулак.

– Падла, – застонал Толик, но Вита, не теряя времени, ящерицей вывернулась из захвата и бросилась в коридор.

Ей почти удалось добежать до двери, когда сзади ее схватили за шею и с силой впечатали в стену. Воздух вышибло из легких, голова закружилась. Вита начала тяжело сползать на пол, но ей не позволили упасть, за волосы потащили обратно в спальню. Она попыталась зацепиться за стены, взвыв от боли в сломанных ногтях.

– Тише, киска, царапаться будешь, когда я в тебя кончу, – прошипел «интеллигент», вволакивая Виту обратно в спальню.

Толик все еще стонал, баюкая в ладони мошонку.

– Падла, я тебя, я тебя… падла…

Виту бросили на пол к ногам Филиппа, скинувшего сорочку с невозмутимым видом. Девушка свернулась в позе зародыша, боясь пошевелиться и тихо всхлипывая.

– И что это такое было? – почти ласково спросил Благополучный.

– Пожалуйста, не надо, – голос срывался на рыдания, но Вита повторила, – не надо. Я сделаю все, что захотите. Больше не буду ничего писать, дам опровержение!

Она понимала: мольбы не помогут, единственный шанс на спасение она только что упустила, но уже не могла остановиться. Страх диктовал слова, и она их послушно повторяла.

– Пожалуйста, – едва слышно сказала Вита.

– Первый или второй? – спросил Филипп ледяным тоном.

Глава 2

Филиппу начинала надоедать эта мелкая шлюха с пухлыми губками. Шило таких называл «рабочий ротик», растягивая гласные, отчего каждую букву словно обволакивали слюна и сперма. От воспоминания о бывшем главаре Антоновской ОПГ Филипп поморщился. Пожалуй, в этом настоящая причина: почему он сам решил разобраться с продажной шкурой, полгода маравшей его репутацию. Девчонка разбередила старые раны, плохо зажившие и не дававшие спать зимними морозными ночами. Может сейчас секс и стал для женщин разменной монетой, но с помощью секса все еще можно унизить сильнее всего, показать шлюхе ее место. Вита разрыдалась, но стоило скрипнуть паркету под тяжестью приближающихся шагов, как она отчаянно закричала:

– Первый! – сжавшись сильнее, в ожидании удара.

– Все вон, – тихо сказал Филипп, он с интересом рассматривал девушку, свернувшуюся у ног. Влажные волосы скрывали искаженное рыданиями лицо, наверняка ей страшно. Он почти верил, что дурочка и впрямь действовала по собственной воле и не стояли за статейками конкуренты, мечтавшие отобрать у него с таким трудом построенный бизнес. Но это неважно. Филипп выставил ей счет и возьмет оплату.

Филипп дождался, когда подчиненные удалятся, а девушка перестанет рыдать:

– Если ты позволишь себе такой фокус со мной, как с Толиком, то групповухой не отделаешься.

Вита услышала, как за хрупкой стеной из волос, упавших на лицо, щелкнула пряжка ремня. Она хотела выть, кричать, звать на помощь. Но вместо этого всхлипнула. Поднялась на колени, благодаря Бога, что волосы скрыли комнату. Она отчаянно старалась не подпускать воспоминание о ночи, которая лишила ее надежды на нормальную жизнь. Если она позволит демонам, скрывавшимся в темноте подсознания выползти наружу, то все повторится: кровь, ужас, боль, унижение. Сквозь когти страха, впившиеся в мысли, Вита видела, что главе «Мульцибера» от нее нужен вовсе не секс, а покорность. Ему доставляло удовольствие видеть, как пешка, посмевшая покусится на спокойствие короля, раздавленная валяется у ног.

Вытерев слезы дрожащими пальцами, все еще стоя на коленях, Вита развязала пояс. Одолеть узел получилось с третьей попытки. Ее всю трясло, но она скинула халат с плеч. Из-за завесы волос раздался удовлетворенный смешок. Вита инстинктивно прикрыла грудь скрещенными руками. Встала, склонив голову, забралась на кровать, легла на спину и согнула ноги, но силы на этом иссякли. Губы предательски задрожали в подступивших рыданиях. Колени она сжала крепче, а не раздвинула. Вита закрыла глаза и крепко зажмурилась, не сдерживая слезы. Всю оставшуюся волю сосредоточив на том, чтобы не закричать.

От горькой иронии уголки губ грозили разойтись в безумной неуместной улыбке: она хотела секса – Вселенная ее услышала.

Кровать застонала под тяжестью второго тела. Вита почувствовала, прикосновение к голени, почти ласковое.

– Убери руки, – приказал Филипп.

Что-то внутри сломалось, когда Вита подчинилась, отвела ладони от груди и вцепилась в простыни.

– Умница.

Вита зажмурилась крепче, когда почувствовала чужие ладони на коленях. Воля и гордость стирались в пыли, растворялись в океане унижения.

– Не ломайся, – Благополучный поглаживал ее колени, стараясь раскрыть, но Вита просто не могла себя заставить сделать это. Слишком живы воспоминания о другой ночи, когда она такая же беспомощная билась в жестких руках, а ее сопротивление ломали вместе с жизнью.

– Вот так, – Вита не видела лица Благополучного, но в его голосе слышалась довольная улыбка.

Она медленно ослабила сопротивление, Филипп перехватил ее икры, одним рывком раздвинул ноги и подтянул ближе к себе. Вита почувствовала прикосновение к самому сокровенному месту тела. Семь лет назад она поклялась, что ни один мужчина не увидит ее нагой и не прикоснется к ней, но теперь чувствовала чужие пальцы в своем сжавшемся от страха лоне. Силы воли едва хватало, чтобы не закричать.

– Ты узкая, – голос Филиппа стал хриплым, – люблю узких.

Вита услышала, как он сплюнул себе на ладонь, а потом почувствовала тяжесть его тела.

– Открой глаза.

Покидать построенный воображением домик не хотелось, но в нем рухнула еще одна стена. Преграда, возведенная между сознанием и окружающим миром. Вита подчинилась, лицо Филиппа находилось слишком близко. Она чувствовала запах рома и табака в его дыхании.

В серых глазах Харона не осталось льда, в них горело пламя.

– Люблю, когда женщина смотрит на меня, когда я в нее вхожу. Лоно обожгло болью, такой сильной, что Вита вскрикнула. Но Филипп надавил сильнее, проникнув до самой матки.

Вита задохнулась от боли.

– Ты девственница, – это был не вопрос, а утверждение, но открытие не заставило его отступить. Мальчишка, способный останавливаться умер в ночь, когда родился Харон. Сострадание – чувство, которому нет места в сердце мужчины, построившего империю на крови.

Филипп усилил напор, резкими толчками вдалбливая ее тело в кровать. Вита застонала от боли, как она и думала, все фильмы и книги лгали. Возможно, мужчины и получали удовольствие от секса, но точно не женщины. О каком удовольствии речь, если твое нутро рвут на части.

Когда все было кончено, Филипп вытерся краем простыни, встал, неторопливо оделся. Вита свернулась калачиком под скомканным одеялом, слезы высохли, страх растворился в мягких волнах апатии.

– Завтра в семь жду тебя по этому адресу, нам надо о многом поговорить, – Филипп положил визитку на прикроватный столик рядом с ее телефоном, – надень короткое сексуальное платье и никакого белья. Если не придешь, я очень расстроюсь, а тебе не захочется увидеть меня расстроенным. И, надеюсь, тебе не надо говорить, чтобы ты не обращалась в полицию. Это будет нашим маленьким секретом.

Он снова улыбнулся, но губы дрогнули, впервые за много лет сердце вдруг кольнуло забытое, чуждое чувство.

Жалость?

Филипп усмехнулся. Харон и жалость – вещи несовместимые. В любом случае девчонка ему еще нужна, у него на нее большие планы и состраданию в них нет места.

Глава 3

Филипп вышел из спальни.

– Ну как, Шеф, хороша телочка? Я бы с ней пососался, – судя по голосу, мошонка Толика перестала болеть.

– Может, позже, когда надоест, – ответил Благополучный, – уходим.

Паркет застонал под тяжелыми шагами, хлопнула входная дверь. Наверное, надо встать и запереть, но Вита не могла заставить себя пошевелиться. Тем более, замки не помешали Благополучному и его людям войти в квартиру. Дом оказался не крепостью, стоило волку дунуть, как кирпичи и дерево разлетелись на куски.

Лишь когда комнату наполнили серые предрассветные сумерки, Вита нашла в себе силы подняться с кровати. Подобрала с пола халат, накинула, вышла в коридор, полный враждебных теней. На бедрах трескалась засохшая кровь, между ног саднило. Она хотела принять душ, смыть кровь, пот и сперму, но вместо ванной побрела в кухню. На столе так и стояла кружка с остывшим чаем. Глаза и щеки снова обожгли слезы, чувствовала себя Вита, как Розмари из старого фильма Полански. Этой ночью ею тоже владел дьявол.

Когда оцепенение спало, Вита заметалась по квартире. В голове билась одна мысль: «Бежать!»

Она беспорядочно закидывала вещи в чемодан, просматривала приложения в поисках билетов куда-нибудь подальше от столицы. Ближе к обеду медитировала над мобильником, раздумывая: позвонить Глебу и рассказать о том, что произошло или нет. Благополучный не угрожал найти ее и убить, но это и не нужно. Собственное воображение все сделало за него, а фотографии и газетные вырезки на стене кабинета служили красноречивым напоминанием, если не явится на назначенную встречу, то следующий роскошный торговый центр возведут на ее костях. И все это время гнала прочь мысль, что она дала себя отыметь, как последняя шалава. Стоило подумать о том, как в тело проникает член Филиппа, как живот скручивало судорогой, а виски ломило от боли.

Чтобы взять себя в руки, уходили бесконечно долгие минуты. Минуты складывались в часы, а Вита так и не решила, что делать. В какой-то момент, когда она то ли беспорядочно швыряла одежду в чемодан, то ли вынимала обратно, взгляд зацепился за простыни с кровавыми пятнами. Вита безвольно опустилась на край кровати, положила руки на живот, осознание: «некуда бежать, не у кого просить помощи», – накрыло ледяной волной. Страх вытеснил все эмоции, выстудив изнутри, паника сменилась спокойствием беспросветного отчаяния.

Когда до назначенного времени оставалось меньше трех часов, из которых час сожрала бы дорога, Вита начала собираться. Минут двадцать рассматривала кружевные трусики, она даже дома не ходила без белья, о том, чтобы выйти на улицу без неглиже боялась и подумать. И вновь что-то сломалось в ней, когда, отложив трусики, Вита принялась натягивать чулки с широкими резинками. Затем выцепила из недр шкафа обтягивающее черное платье с пайетками. Его заставила купить Тоня года три назад, тогда подруга еще не оставила попыток привить Вите любовь к клубам и барам, чтобы найти парня если и не на долгую и счастливую жизнь, то на одну ночь.

Хорошо хоть стояла прохладная погода и легкий плащ скроет от окружающих постыдный секрет. И все равно на улице и в транспорте Вита чувствовала себя голой. Ей казалось: ни для кого не тайна, что на ней нет трусиков. Прохладный воздух поглаживал кожу между ног, заставляя щеки покрываться румянцем.

Небо, перламутровое, как бабушкин сервиз, нависало над столицей. До Москвы-Сити Вита доехала на метро, с трудом выбралась из толпы туристов, снимавших на мобильные небоскребы, обнятые солнечными лучами. Она чувствовала себя неуютно на этом островке, где недвижимость стоила сотни миллионов рублей, а из простых машин проезжали только такси.

Царство гиалуроновых губ, силиконовых грудей и костюмов от Тома Форда, Вите, провинциальной серой мышке, казалось враждебным. Но сегодня дело не только в атмосфере, окружавшей высотки. Дискомфорт вызывало и чувство собственной обнаженности. Ей казалось, что все встречные знают: у нее отобрали невинность вместе с гордостью, оставив стыд и слезы.

Мельком взглянув на экран мобильного, Вита стремительным шагом пошла к небоскребам, до назначенной встречи оставалось десять минут, а надо еще найти нужное здание. Окна сверкали в лучах вечернего солнца, по верхним этажам ползла реклама. Не придумав, как обойти «Афимолл», Вита прошла торговый центр насквозь и вышла к входу в нужный небоскреб. Она спешила, сердце билось в груди, как у загнанного кролика, пальцы заледенели, как и ноги в легких не по сезону туфлях на высоких каблуках, таких же непривычных, как и платье.

В просторном холле, залитом золотистым светом, Вита растерялась. На визитке, которую ей оставил Филипп, значился адрес и название фирмы, никаких указаний, как миновать охрану рядом с турникетами, снабженными пропускными устройствами. Вита почти решилась подойти к посту, когда к ней подошел вчерашний «интеллигент» из свиты Благополучного. Заныли ушибы, оставшиеся от удара о стену. Дыхание участилось, а беспокойство постепенно перерастало в страх. Вита замерла, не зная, как себя с ним вести, в конце концов, его босс трахал ее, пока подчиненные ждали в соседней комнате.

– Привет, – улыбнулся «интеллигент».

«Слава», – вспомнила Вита, она на приветствие не ответила.

– Ну, идем, Нэнси Дрю, – Слава сделал приглашающий жест и окинул Виту оценивающим взглядом, от чего на коже словно остались отпечатки сальной пятерни. Он наверняка знал, что на ней нет белья, слышал вчера приказ Благополучного. Вита задышала чаще, почувствовала, как щеки заливает румянец. Слава понял, что она угадала его мысли и нахально усмехнулся, ощупал взглядом ее грудь без тисков бюстгальтера. На подламывающихся ногах Вита подошла к турникету, в горле стоял ком, она задержала дыхание, стараясь унять, зародившуюся тошноту. От одной мысли, что мужчина рядом ее вожделеет, хотелось кричать от ужаса. Она боялась подумать, что скоро останется с ним наедине в тесной кабинке.

Миновав пост охраны, они подошли к лифтам. Слава рассматривал ее и продолжал улыбаться. Двери раскрылись бесшумно, выпустив клерков в деловых костюмах и до блеска начищенных оксфордах. Внутри Вита постаралась слиться с кабиной, но даже в сером плаще это получалось плохо. Двери бесшумно закрылись, оставив их наедине.

– Хорошо, что ты пришла, если бы сбежала было хуже.

Не придумав, что ответить, Вита промолчала. Но Славе это болтать не мешало.

– Шеф не любит, когда ему перечат, веди себя, как вчера. Раздвигай ноги, если он скажет, и все будет хорошо, – Слава ухмыльнулся, – ну, или не раздвигай и возможно мне с парнями тоже что-нибудь перепадет, – с этими словами он провел пальцем по прядке волос, выбившейся из ее прически.

Вита отшатнулась, отошла на пару шагов, но это не спасло от взгляда наглых голубых глаз. От быстрого подъема Виту замутило, уши заложило. От волнения она не заметила на каком этаже открылись двери, ей хотелось быстрее покинуть кабину.

– Направо, – Слава вышел из лифта первым.

Вита оказалась в небольшом холле со стенами, отделанными темными зеркальными панелями. За черной стойкой со стилизованными готическими вензелями, сообщавшими посетителям, что они попали в офис ГК «Мульцибер», сидели две девушки, выглядевшие так словно их лица подправили в фотошопе. Отличались друг от друга они цветом волос, одна брюнетка, вторая блондинка. На Виту они не взглянули. И Вита поспешила за Славой, удалявшимся по коридору, залитому приглушенным светом.

За закрытыми черными дверями с номерами кабинетов кипела работа. Звонили телефоны, долетали обрывки разговоров, раздавался выверенный деловой смех.

Коридор заканчивался просторной приемной. Посередине размещался дубовый массивный стол для референта и кожаные диваны для посетителей. Пахло кофе и коньяком. Все говорило о серьезных деньгах и статусе владельца компании.

Из приемной вели две двери, одна – в переговорную, отделенную от помещения стеклянной стеной. Вторая – в кабинет Благополучного. Дверь отворилась, из кабинета выскользнула платиновая блондинка с идеальной внешностью фотомодели. Безупречный макияж, маникюр, изумрудное платье-футляр, обтягивающее точеную фигуру. Вита в плаще и платье из массмаркета почувствовала себя нищенкой, заглянувшей на королевский бал. Сумочка, казавшаяся безумно дорогой. Купленная за тридцать тысяч «Фурла», не выдерживала сравнения с «Гермесом», небрежно брошенным на тумбу, позади стола. Вита всегда была далека от моды и не понимала Тониной погони за брендами, но сейчас ей стало неловко за собственный вид.

Слава перехватил дверь, прежде чем референт успела ему помешать, сладко улыбнулся девушке и жестом пригласил Виту войти в кабинет, напоминая сочащегося похотью дворецкого.

После полумрака, царившего в приемной, свет, лившийся из окон в кабинете, ослеплял. Вите понадобилось несколько секунд, пока глаза привыкнут.

С двух сторон вместо стен – окна. Из них открывался потрясающий вид на столицу и реку.

В кабинете располагалось минимум мебели в стиле хай-тек. На стенах, обитых черной кожей ската, висели две картины с абстракциями. На стеклянном столе царил идеальный порядок, несколько тонких папок, писчий набор, ноутбук и чашка кофе.

Филипп стоял у окна, разговаривая по мобильному. Стоило Вите войти, он коротко попрощался и оборвал связь.

– Ты пришла.

– А у меня был выбор? – голос прозвучал безжизненно, словно и не ее собственный.

За спиной тихо закрылась дверь, Слава скрылся, доставив добычу в лапы тигра.

– Выбор есть всегда. Ты могла убежать, уехать. Сделать одну из глупостей, которые совершили бы сотни дур на твоем месте.

Вита пожала плечами: что сделано, то сделано. Она здесь.

– И чтобы ты со мной сделал, если бы я сбежала? – Вита не видела смысла в уважительном «вы», в конце концов, вчера Благополучный отнял у нее возможность быть собой и сломал защитный барьер, которым она отгораживалась от мира последние годы.

Усмешка, скользнувшая по тонким губам Филиппа, сказала больше, чем слова.

– Подойди.

Вита пересекла кабинет, положила сумочку на кресло для посетителей, стоявшее перед столом, и подошла к Филиппу, но не слишком близко. Встала так, чтобы он не смог до нее дотронуться.

– Ближе, – сказал Филипп тихо.

Вита сделала еще шаг. Филипп протянул ей телефон. На экране прокручивалось видео, звук стоял на минимуме, но, прежде чем поняла, на что смотрит, Вита услышала стоны и скрип. На записи Филипп занимался сексом. Его мускулистое тело ритмично двигалось, под смуглой кожей перекатывались канаты мышц. Вита не сразу поняла, что девушка на видео – она сама. С безвольно раскинутыми ногами и пальцами, судорожно вцепившимися в простыни.

Руки задрожали, и Филипп поспешил забрать у нее телефон, пока она его не выронила.

– Я не любитель домашнего порно, но мне показалось забавным, если ответить тебе взаимностью. Ты сливаешь в сеть видео про меня, а я…, ну, ты поняла. Думаешь твоим подписчикам понравится? Борец за добро и справедливость, трахается с… как там, ты, меня называла? Архитектором Пандемониума? А что, красиво звучит, я оценил!

Вита отпрянула от холодной ярости, сверкнувшей в глазах Филиппа.

– Настолько, что решил не доверять разборки с мелкой прошмандовкой парням, а заняться тобой лично. Признаюсь честно, ты меня зацепила, давно никто не смел переходить мне дорогу, менты прикормлены, журнашлюшки под присмотром, но сейчас каждый может стать писакой, достаточно ноутбука и телефона.

Филипп подошел вплотную к Вите, при безжалостном свете угасавшего дня он жадно рассматривал ее лицо, а она замерла как зверек перед гипнотизирующими глазами змея. Боялась дышать и отвести взгляд от серых холодных глаз.

– Я долго думал, что с тобой делать. Пока не решил, что вред, который ты нанесла моему имиджу ты же и исправишь. Снимай плащ и садись!

Глава 4

Пальцы плохо слушались, но Вита расстегнула пуговицы, сняла плащ и кинула его на спинку стула. Филипп довольно усмехнулся, заметив, как ее груди тяжело качнулись от резкого движения, а соски затвердели от соприкосновения с тканью и прохлады, царившей в кабинете. Она выполнила приказ, не надела белья.

Вита села на соседний стул. На самый краешек сиденья, словно готовясь вскочить и убежать.

Филипп прошел к бару, налил в два бокала алкоголь, вернулся к столу, присел на край, наклонившись над своей жертвой, один бокал поставил перед Витой, второй пригубил и оставил в руке.

– Выпей, иначе можешь плохо принять то, что я тебе скажу.

Он с ожиданием смотрел, как Вита взяла бокал, предательски звякнувший о столешницу, с жидкостью кофейного цвета и запахом корицы. Сделав глоток, Вита вернула бокал на стол. Филипп предпочитал кальвадос, однако Вита не почувствовала себя героиней романов Ремарка. Впереди ждала не любовь, а боль и грязь. Разве что финал будет, как в «Триумфальной арке» – печальным и смертельным.

– Ты писала про меня шесть месяцев, думаю, будет справедливо, если будешь писать еще год, но теперь то, что я скажу. Откажешься, и наше домашнее порно сольют в интернет. Думаю, мне не стоит расписывать сколько дерьма на тебя выльется, не говоря уже о том, что видео будет на каждом порносайте. Зато прославишься на всю страну, а не только среди подписчиков. Блогер, разоблачавшая преступления, оказалась любовницей олигарха, сделавшего состояние на крови, звучит?!

В горле застрял комок, Виту мутило, если бы слезы не иссякли еще днем, она наверняка разрыдалась. От такого не отмазаться. Сотни, тысячи комментариев и мемасики расползутся по сети в считаные мгновения.

– Твоя репутация тоже пострадает, – Вита попыталась защититься.

– Разве? Девочка, у нас все еще патриархальное общество, то, что женщину уничтожит, для мужчины станет рекламой, об этом позаботятся пиарщики компании, расставят акценты там, где надо. Подкинут бабок нескольким знаменитостям, которые настрочат гневные посты о твоей двуличности, как коварно ты меня соблазнила в погоне за деньгами. Пыталась шантажировать с помощью записи, сделанной, между прочим, в твоей квартире.

Он прав. Вита пыталась сопротивляться, но внутри смирилась с поражением. Ей этого не простят, ни ее подписчики, ни общество, жадное до грязи. Наверняка найдутся те, кто захочет отомстить, чьи секреты она вытащила наружу.

– Это еще не все, – Филипп отпил кальвадос и окинул ее оценивающим взглядом.

Вита постаралась натянуть юбку на бедра, жест не ускользнул от взгляда Филиппа. – Я буду иметь тебя, когда захочу, если вдруг решишь поиграть в целомудрие, запись утечет в сеть, а ты узнаешь сколько во мне осталось от бандита, о чьих преступлениях писала с таким вдохновением. Мог бы ограничиться чисто деловыми отношениями, но одной статьей ты задела меня за живое. – Процедил Филипп и склонился к ней.

Вита недоуменно посмотрела на Филиппа. Неужели в монстре осталось что-то от человека?

– Не помнишь, да? Своими маленькими, нежными пальчиками ты посмела копаться в гибели моей жены.

Вита судорожно втянула воздух. Статья была одной из первых. Мутное дело. Инга Благополучная убила себя и нерожденного ребенка. Это официальная версия. Неофициальная куда грязнее и страшнее, про нее Вите рассказала горничная, служившая тогда в доме. В неофициальной – Благополучный убил жену, заподозрив в измене и посчитав, что ребенок не от него.

И, конечно, Вита опубликовала в блоге неофициальную.

Филипп продолжил:

– Я не люблю презервативы, тебе придется позаботиться о противозачаточных таблетках, оставь сразу грезы о тайных детях олигарха. Этого не будет.

С этими словами, Филипп встал, обошел стол, открыл ящик, достал из него вязальную спицу и положил перед Витой.

– Знаешь, что это?

– Спица, – вопрос был настолько нелепым, что она засомневалась – отвечать ли, пытаясь угадать в чем подвох. В горле пересохло от волнения, и голос прозвучал хрипло, едва слышно.

– И для чего она?

– Чтобы вязать, – пробормотала Вита неуверенно, она не понимала к чему это все, мозг еще не справился с информацией о видео, и предстоящем сексуальном рабстве.

– А еще?

Вита отрицательно покачала головой.

– Я не знаю, – пролепетала она.

– Раньше спицы использовали для незаконных абортов.

В груди словно остановилось сердце, пальцы заледенели. Вита подняла взгляд на Филиппа. Все происходящее казалось дурным сном.

– Если ты забеременеешь от меня, не будет никаких клиник и докторов. Если в твоем животе заведется мой ублюдок, ты возьмешь вот эту самую спицу, вставишь в свою замечательную узкую щелку и выковыряешь его оттуда. Иначе это сделает Малюта. Знаешь про него? Наверняка.

Услышав, имя палача, которого боялись и самые отчаянные головорезы столицы, Вита забыла, как дышать. Малюта славился жестокостью и изобретательностью в пытках. За что и получил прозвище.

– Ты меня поняла?

Зря Вита думала, что слезы иссякли. Когда она кивнула, соглашаясь, соленые капли упали на колени. Глухое и беспросветное отчаяние сковало мысли и тело. Она не знала, чего боится больше: ночей, которые предстоит провести в постели убийцы, полных боли и унижения, или того, что сама убьет еще не зачатого ребенка.

– Положи спицу в сумку и всегда носи с собой. Я не хочу, чтобы между нами осталось недопонимание. – Продолжил Филипп, удовлетворенный ужасом, исказившим лицо Виты. – Ты моя подстилка, с которой я буду делать все, что захочу, а не любовница. Скажу: «раком». И ты встаешь на четвереньки, подставив зад. Велю: «соси». И ты на коленях заглатываешь мой член. Прикажу показать щелку, и ты задираешь юбку.

Вита не сразу поняла, что последние слова и были приказом. Филипп выжидательно смотрел на нее.

Чувствуя, как щеки обжигает краска стыда, Вита вцепилась в подол платья и медленно оттянула ткань к паху.

– Встань и покажи мне, насколько ты поняла все, что я тебе сказал, поиграй с собой.

Не позволяя платью сползти, Вита встала со стула, вышла из-за стола. Одной рукой задрав платье к животу, второй начала ласкать себя. Несколько невыносимо долгих, унизительных минут Филипп смотрел на нее. Затем допил кальвадос, поднялся, подошел к ней сзади. Обнял со спины, сжал грудь, поглаживая, пока под тонкой тканью затвердевали соски, одной рукой продолжая ласкать грудь. Второй провел по животу, перехватил продолжавшие ласку пальцы и отстранил, занявшись Витой сам. Несмотря на угнездившийся внутри страх и горечь, Вита почувствовала, что возбуждается под его прикосновениями. Горячее дыхание обжигало шею. Филипп не делал попыток ее поцеловать, лишь умело нащупывал точки, заставлявшие, ее лоно истекать влагой, доводя Виту до исступления. Когда она достигла пика наслаждения, изогнувшись раскаленной дугой в его руках, Филипп прошептал:

– Думаю, мы друг друга поняли.

Глава 5

Филипп вернулся из ванной комнаты, вытирая руки белоснежным полотенцем. Он оставил дверь открытой:

– Нам предстоит долгая ночь, прими душ, – сказал он, окинув Виту придирчивым взглядом, недовольно скривил губы.

Девушка стояла у окна, смотря на ночное небо, расцвеченное огнями Москвы. Слишком молодая, слишком глупая. Такая хрупкая на фоне огромного злого города. Она дрожала от плача.

Виталина…

Филипп мысленно посмаковал имя. От латинского «vitalis» – «полный жизни».

Полная жизни…

Не лучшая пара для Харона.

Одни женщины дрожали и рыдали, когда Филипп показывал истинное лицо. Другие злились, кричали, требовали. Не подозревая, что все человеческое в нем умерло ночью, когда он нашел Ингу во дворе их нового дома. Снег вокруг ее тела растаял от горячей крови. Она была еще жива, молча сцепила побледневшие губы и смотрела на него, торжествующими темными глазами Медеи, ведь их ребенок умирал в ее чреве.

Филипп закрыл глаза, стараясь прогнать воспоминание. Девушка у окна разбередила старую рану, заставила вновь прочувствовать отчаяние и беспомощность, едва не сожравшие его тогда.

Шалава, выползшая из гнилого Мухосранска и решившая покорить Москву с помощью своего бложика. Всех блогеров Филипп искренне считал тупой плесенью. Его мир был бесконечно далек от возни, что происходила в социальных сетях. Чтобы следить за имиджем компании, у него есть люди, которым он платит. Когда Слава впервые рассказал ему о серии статей озаглавленных «Архитектор Пандемониума», Филипп отмахнулся: у него нет на это времени. Но потом он увидел статью про Ингу, и в сердце разгорелась злость. Он хотел отдать блогершу ребятам, те пустили бы ее по кругу, а затем избавились от тела. Но злость переросла в ярость, и она все еще кипела внутри, вырываясь наружу ядовитыми раскалёнными сполохами, требовавшими уничтожить причину, раздавить, растоптать. Он не будет торопиться. Если девчонка не лжет и статьи – глупая попытка восстановить попранную справедливость, а не заказ, то может быть, он отпустит ее, когда ярость утихнет. Даже оставит ей толику самоуважения, позволит уберечь частичку собственного «Я», не стирая, не уничтожая ее личность, превратив в послушную игрушку.

Но если она солгала…

Филипп нахмурился.

Если она солгала, то вчерашняя ночь ей покажется полной нежности и любви.

Филипп придирчиво осмотрел Виту. Правильные черты лица, пухлые губы, золотисто-русые волосы, ниспадающие на плечи мягкими волнами, высокая грудь, тонкая талия, чуть широкие бедра, округлая упругая задница. И серые, как у него глаза. Но если его – отливали оружейной сталью, то ее – напоминали готовое разразиться дождем небо.

Одета, как дешевка, с такой в свет не выйдешь.

Филипп нажал на кнопку селектора. Вита осторожно подошла к ванной комнате. Ее щеки вспыхнули, когда он попросил Алину раздобыть для своей новой шлюхи «что-нибудь приличное».

– Платье выкинь в урну, мои женщины не ходят в барахле с рынка, – бросил он Вите, до того как дверь закрылась.

– Сделаю все возможное, Филипп Игоревич. «Гермес»? – щебетала по громкоговорителю референт.

– Да, и не забудь про украшения, что-нибудь изящное, но неброское, как тогда Томе. Ей понравилось.

– Хорошо, Филипп Игоревич, занимаюсь.

Вита разглядывала стены огромной ванной комнаты, со стыдом думая, как недавно извивалась от наслаждения в руках архитектора Дьявола. Взгляд скользил по черному мрамору с белыми прожилкам. Следя за переплетением белых нитей в камне, Вита постепенно приходила в себя. Комната по роскоши не уступала термам императоров древнего Рима. В центре располагалось вмурованное в пол джакузи, размером с небольшой бассейн. Вдоль правой стены – тумба с тремя раковинами-чашами из слюдяного стекла, в левом углу – душевая кабина, в правом – унитаз и биде.

Расстегнув молнию на спине, Вита зябко поежилась. Хотя в ванной было тепло, холод сковал тело. Казалось бы, за минувшие сутки она вытерпела столько унижений, что такая мелочь, как критика платья не должна задеть. Но задела, а от воспоминания о спице, оставшейся лежать на столе, свело живот. У нее не было и тени сомнения, что слова Филиппа не просто угроза. Чего она и впрямь не понимала: почему он решил с ней позабавиться, а не убил сразу. Столько всего ему сошло с рук, что убийство блогерши растворится среди прочих преступлений и его никто не заметит. Подписчики найдут другие интересы, даже Глеб и Тоня перестанут искать ее со временем. Родителям на нее наплевать, для них она давно мертва.

Вита улыбнулась отражению в огромном зеркале над раковинами, в поисках поддержки. Улыбка выглядела жалко. Лицо бледное, под глазами синяки и мешки после ночи без сна, тушь растеклась от слез. Дешевка и трусиха. Стоило настоящим бедам постучаться в дверь, как все клятвы и обещания быть сильной и помогать другим пошли прахом.

Хватило небольшого нажима, и она сломалась. Рыдания скрутили пополам, Вита тяжело осела на пол. Какой дурой она была все это время, лезла в пекло, не думая о последствиях, и ради чего? Благополучного боялись даже криминальные авторитеты, а она такая смелая пыталась победить с помощью слов. Ночи за ноутбуком. Дни, когда она пряталась по закоулкам, пытаясь записать на камеру доказательства. И все для того, чтобы вчера раздвинуть перед ним ноги, сегодня задрать платье и ласкать себя у него на глазах, а потом извиваться как сучка в течке, когда он запустил руку ей между ног.

Острое, как осколок бутылки, чувство вины вспарывало вены, выпуская наружу горечь. Ненависть и презрение к себе вгрызались в сердце тупыми железными зубами и перемалывали то, что еще оставалось в ней от прежней Виталины Чеховой, доморощенного детектива в поисках справедливости. Данила Багров ошибался. В правде нет силы. Сильным всегда остается только зло.

Вся ее жизнь теперь казалась такой же убогой, как навязанное Тоней платье. Ненужная тряпка. Вита со злостью стала стягивать его с себя. Левый рукав застрял, и она дернула ткань, затрещали нитки. Наконец, высвободившись, Вита отбросила платье на пол. Поднялась на ноги, посмотрела в зеркало. Но в этот раз со злобой. Семь лет она подавляла чувство вины, ненависть к себе и страх. Боролась с кошмарами, а теперь попала в один из них. Но когда-то давно также стояла нагой перед зеркалом в спальне, пока на бедрах засыхала кровь, живот разрывало от боли, а разбитые в кровь губы саднили, она пообещала себе, что бы ни случилось, как бы жестока ни была жизнь, она останется верной себе. Себя она не предаст, ведь все остальные ее бросят. Восемнадцатилетняя девушка и двадцатипятилетняя женщина. Она придумает что-нибудь, обязательно найдет выход и выберется из лап Харона.

Подобрав платье, Вита выкинула его в мусорное ведро, стянула чулки и тоже выбросила, прошла в душевую кабину. Включила воду настолько горячую, какую могла вытерпеть. Тщательно вымылась, особенно долго намыливая промежность, смывая само воспоминание о руке Филиппа и постыдном удовольствии.

Когда она вышла из душа, заметила, что Филипп стоит в дверях с бокалом кальвадоса в руке и смотрит на нее. Внимательно изучая изгибы ее тела, словно он старался проникнуть в тайны, неизвестные ей самой. Взгляд задержался на груди и губы Филиппа изогнула удовлетворенная усмешка. Вита испугалась, что настал один из тех моментов, когда он прикажет сделать какую-нибудь гадость, но Филипп просто смотрел, как она вытиралась. Потом подошел к тумбе, выдвинул верхний ящик, там оказалось все, что могло потребоваться девушке, чтобы привести себя в порядок: косметика, крема, тоники, ватные диски – все в одноразовых упаковках или новых заводских. Только флаконы с парфюмом стояли початые. Похоже, женщины – частое развлечение для генерального директора «Мульцибера». Много женщин прошло через эту ванную и член Харона и скольким из них он давал спицу?

От этой мысли Вита поежилась, на коже выступили мурашки.

В дверь кабинета постучали, Филипп оставил Виту приводить себя в порядок. Когда она вышла из ванной, то не увидела на спинке кресла своего плаща. Филипп бесцеремонно рылся в ее сумочке, перекладывая из нее вещи в черный «Гермес». На диване ждали платье, пальто и коробка с туфлями. О марках, чьи названия Вита прочитала на снятых чехлах, Тоня говорила с придыханием и отдала бы за них обе почки, навязав селезенку в подарок. У Виты проснулись остатки растоптанной гордости.

– Я не могу это надеть.

Филипп проигнорировал ее слова, задумчиво достал из сумочки пудреницу, повертел в руках и бросил в мусорное ведро.

– Психологи говорят, что о женщине многое расскажут вещи, которые она носит с собой. Что о тебе говорят коробочка с тампонами, половина упаковки жевательной резинки, шариковая ручка, бумажные салфетки? – Он порылся в недрах сумки, извлек оторванный брелок с пластиковым енотом, отправившийся в мусорное ведро, следом Филипп достал мобильник, который, слава богу, присоединился к немногим вещам в новой сумке.

– И скучные духи, – прокомментировал Филипп следующую находку.

Духи не были скучными, по крайней мере, ей такими не казались. Обычный «Lancôme», с другой стороны, они не шли ни в какое сравнение с теми, что Вита нанесла на кожу, выбрав маленький черный флакон «Black Phantom» by Kilian из десятка других нишевых ароматов. Ей показалась символичной надпись на нем: «Memento mori».

В основе лежали ром, кофе и… цианид.

Нотка смерти.

Идеальный парфюм для рабыни Харона.

– В твоей сумке нет презервативов, а в контактах только пара друзей, нет номеров родных. У тебя совсем нет личных фотографий. Только те, что делала для блога. Ты одинока, замкнута, не любишь людей и не доверяешь им, не хочешь ни с кем сближаться. И несмотря на то, что у тебя такое шикарное тело, в двадцать пять лет ты все еще была девственницей. Не верю, что тот следак, который сливает тебе информацию, не делал попыток тебя поиметь.

– Глеб здесь ни при чем, не трогай его!

Вита испугалась собственной вспышки, но упоминание друга заставило забыть об осторожности и страхе.

Филипп проигнорировал ее выкрик:

– Не трону, если сам не станет искать меч-кладенец и спасать царевну, а ты не наделаешь глупостей, попросив его о помощи.

– Не попрошу, – пролепетала Вита, крепче вцепившись в край полотенца, словно оно могло защитить ее от опасности, как защищало от взгляда Филиппа.

– Не прерывай меня больше. Так вот, не верю, что тот следак не пытался залезть к тебе в трусы, только слепой бы не разглядел под безобразными шмотками, которые на себя напяливаешь, твое тело. Ты его отвадила, провела между вами черту. Думаю: в прошлом с тобой произошло что-то очень страшное, сначала я решил, что тебя изнасиловали, но ты была девственницей, так что…

Филипп замолчал, дожидаясь ответа.

Вита вся сжалась, неужели он прикажет ей рассказать о том, что произошло. Она не сможет, никому не рассказывала, даже Тоне, а тем более Глебу. Одна мысль о том, чтобы раскрыться перед Филиппом скрутила живот болью, а по телу прошла волна дрожи. Вита сильнее вцепилась в полотенце. Если он заставит ее признаться – это будет в тысячу раз хуже изнасилования прошлой ночью или того, что он заставил ее испытать удовольствие сегодня. Она было открыла рот, собираясь умолять, чтобы он не спрашивал. Но Филипп ее опередил:

– Когда-нибудь ты мне все расскажешь, но не сейчас. Одевайся, нам пора выезжать. И, да, никакого белья, – он задумчиво допил кальвадос, – пожалуй, вообще больше никакого белья, когда я тебя вызываю. И ты будешь носить то, что я тебе прикажу. Это для связи со мной, – Благополучный кинул в сумочку последний айфон, – там мой номер. Надеюсь, тебе не надо говорить, чтобы телефон всегда носила с собой, не ответишь… —Филипп хищно ухмыльнулся, – впрочем, не буду портить сюрприз.

Он взял со стола спицу, задумчиво посмотрел на острый кончик, и убрал в сумочку.

Последний штрих.

Глава 6

Роллс-ройс остановился у престижного и бесстыдно дорогого рыбного ресторана на 1-ой Тверской – Ямской, в новой одежде Вита чувствовала себя неуютно, одергивала юбку и поправляла пальто. За двадцать четыре часа жизнь изменилась настолько, что теперь Виту подташнивало от головокружения, как на русских горках, когда кабинка делает мертвую петлю. Но на аттракционе все занимает несколько секунд, а ее мир висел вверх ногами уже сутки. Чужая одежда, обувь, сама жизнь с чужого плеча. Все столичные развлечения, которые так любила Тоня, обтекали Виту, как деревце, выросшее на крошечном острове посреди бурной реки, а теперь не покидало ощущение, что течение, наконец, добралось до корней, размыло почву и грозит унести туда, где в кипящей воде ждут острые черные камни.

Пафосные рестораны, вроде «Кафе ДанилВиНил», где десерт стоил больше, чем в регионах зарабатывали за день, Вита обходила стороной. Это жизнь, которую она не хотела и не принимала. Зачем платить за торт шесть тысяч в элитном супермаркете, если в соседнем за шестьсот купишь ничуть не хуже. В мире Филиппа понты значили больше человеческой жизни и достоинства, а ценность всего и вся измерялась в нулях после первой цифры на счете в банке.

В ресторане играла ненавязчивая музыка, интерьер располагал к приятному времяпрепровождению. Филипп сделал заказ на двоих, мнение живой куклы для секса его не интересовало. Холодное плато, рыба с непроизносимым названием, вино с послевкусием жимолости. Но такие мелочи позволяли отвлечься от мыслей о спице в новой неприлично дорогой сумке и предстоящей ночи, обещавшей новые унижения и слезы.

Слава Богу, Филипп был занят и на нее не обращал внимания, он то писал в телефоне, то здоровался со знакомыми, не представляя Виту, а они деликатно ее не замечали. Среди посетителей мелькали звезды шоу-бизнеса, политики, бизнесмены. На нее никто не обращал внимания, шлюха на одну ночь не вызывала интереса, и Вита ковырялась в тарелке, делая вид, что ужинает. Рыба напоминала треску, морепродукты не лезли в горло. Единственное, что по-настоящему понравилось – это вино. Послевкусия жимолости она не почувствовала, зато от алкоголя неприятности стали как будто дальше. Она, как Скарлетт О’Хара, пообещала себе, что подумает о них завтра.

Москва никогда не спит, но Виту от алкоголя начало клонить в сон к концу ужина. Ночь только вступала в свои права, а у самой Виты не осталось права распоряжаться собственной жизнью.

– Идем, – коротко бросил ей Филипп, расплатившись по счету и набирая сообщение на мобильном.

Стоило расставить все точки над i, как он словно забыл про нее, погрузившись в работу. Еще в кабинете, пока она натягивала откровенное черное платье из невесомого кружева и туфельки на прозрачных, казавшиеся хрустальными, шпильках, Филипп уже не обращал на нее внимания. Она стала вещью, частью интерьера, которую он возьмет, когда понадобиться и не раньше.

Пока автомобиль стоял в пробке у Кремля, Слава беззастенчиво рассматривал Виту в зеркале заднего вида. В голубых глазах читалась насмешка и любопытство. Девушка едва удерживалась от того, чтобы одернуть слишком короткое платье.

– В смысле какая-то тупая овца из администрации просто сняла с кадастрового учета мои участки, потому что депутат попросил? – Филипп не удержался от смешка. – Обожаю эту страну!

Он откинулся на спинку сиденья, продолжая разговор по мобильному, начатый в ресторане.

Вита то вслушивалась, стараясь уловить смысл; то отвлекалась, вспоминая о спице в сумочке, лежавшей у нее на коленях. Мысли бились ранеными птицами, беспорядочно сменяя друг друга.

– Мне по хрен как, просто уладь это, – Филипп отключился, продолжая усмехаться. – С-у-у-у-ка, – протянул он с чувством и рассмеялся.

Телефон пикнул. Пришло очередное сообщение, Филипп прочитал его и затухавший было смех, разгорелся с новой силой.

– Слав, – позвал Филипп, едва приступ смеха прошел, – давай в «Крапиву». Раф хочет встретиться. Эта хитрая жопа, словно мои мысли прочитала, – Филипп посмотрел на Виту, впервые с того момента, как они покинули офис «Мульцибера», – а может, одна маленькая блогерша не удержалась и поспешила написать хозяину, что ее сцапали на горячем…

Вита приоткрыла рот, но сделав над собой усилие, проглотила оправдания, готовые сорваться с губ. Все равно он ей не поверит, так к чему лишнее унижение. Филипп рассматривал ее хитро прищурившись, его глаза лучились мальчишеским задором. Ей стоило огромного труда выдержать этот взгляд и не отвести глаз.

«Крапива» – один из тех пафосных ночных клубов, куда Тоня и не мечтала попасть. В нем тусовалась элита. Охранники у входа пропускали гостей только по приглашениям.

Вита ненавидела ночные клубы, слишком громко, слишком людно. То же метро, но с музыкой, алкоголем и наркотиками. В VIP-кабинке, куда Виту и Филиппа проводила официантка, стены заменяли зеркала-шпионы, позволявшие наблюдать за танцполом, оставаясь невидимыми. Тела извивались в беззвучном танце, такие странные, когда не слышно музыки. Мягкий диван, обшитый сливовым вельветом, полукругом тянулся вдоль стены в темно-сиреневых узорах. На столике из черного стекла стояли запотевшее ведерко с бутылкой «Кристалла» и бокалы в форме женской груди. Филипп опустился на диван, Вита послушно села рядом, он положил руку ей на бедро и погладил, отчего по телу пробежала горячая волна. Вита едва сохраняла спокойствие, мужчину, ждавшего их в клубе, она узнала сразу.

Рафаэль Акчурин устроился в кресле напротив столика, спиной к зеркальной стене. Прошлым летом ему исполнилось пятьдесят пять, но выглядел он моложе. Подтянутый и жилистый. Суровый лоб пересекали морщины, а тяжелые веки нависали над голубыми льдистыми глазами. У его ног на полу сидели две девушки, Вита подозревала, что им едва исполнилось восемнадцать, их одежда не столько скрывала наготу, сколько подчеркивала. Девушки напоминали двух мелких собачек, ожидавших подачки от хозяина.

– Филипп, – приветственно кивнул Акчурин, стоило им устроиться на диване.

– Здравствуй, Раф.

Рука Филиппа скользнула под юбку Виты, задрав платье достаточно, чтобы у Акчурина, проследившего за его движением, на лбу выступила испарина.

За стеклом золотые детки платиновых папаш угашивались белой пылью, чтобы потом обдолбанными в хлам устраивать погони по Садовому Кольцу на гелендвагенах. Вита боялась пошевелиться. Год назад она готовила статью про Акчурина. Он держал бордель для извращенцев и торговал снафф-порно. Акчурин убил девушку, информатора Виты, и угрожал Глебу. А теперь спокойно потягивал шампанское. Вита боялась, что он узнает ее, но, похоже, она была слишком незначительна, чтобы он запомнил ее лицо.

– Зачем звал? – спросил Филипп.

– Тим нарывается на неприятности, образумь его или это сделаю я, – ответил Акчурин и тяжело посмотрел на Благополучного.

Вита почувствовала, как дрогнула рука Филиппа на бедре, но он не остановил движения, его пальцы продолжили скользить по ее коже от колена к паху и обратно.

– И что же он сделал? – голос Филиппа оставался спокойным, но Вита почувствовала, как напряглось его тело.

– Твой брат украл у меня самого любимого щеночка, – Акчурин опустил руку на голову одной из девушек и погладил по волосам.

– Вы с Тимом сделку заключили, он тебе склады на Ярославке, ты ему девчонку. Как по мне, обмен так себе. Но молодежь… действуют сердцем, а не мозгами. И насколько я знаю, свою часть сделки Тим выполнил, склады тебе отписал.

– Разве можно любовь обменять на сарай? – осклабился Акчурин и потрепал девушку за ушком.

– Ты же обменял.

– Не придуривайся, Филипп. Мы оба знаем, что ценность тех складов в лаборатории, которую татуированный рэпер оборудовал. Лаборатории, которая дизайнерский мэт в промышленных масштабах производила. Какого же мое удивление было, когда вместо лаборатории там пустые помещения оказались.

Филипп усмехнулся:

– Этот рэпер на меня работает и лаборатория принадлежит мне. Ты же с Тимом о складах договаривался… вот их и получил. Если у тебя все, то я пойду.

Благополучный сделал паузу.

– Нарываешься, Харон, сам знаешь, что так дела не делаются. Смотри, как бы суденышка своего ни лишился.

Вита боялась пошевелиться. Вселенная ее определенно слышала, но просьбы исполняла вовсе не так, как хотелось. Вот они доказательства, которые так нужны были ей для блога. И что с ними теперь делать?

– Раф, ты с щеночками своими так заигрался, что себя молодым и борзым псом почувствовал? Угрожать мне вздумал? А если я тебя завалить решу и блядушник твой прикрыть, думаешь, мне кто-нибудь помешает?

– В мой блядушник уважаемые люди ходят, те люди, которые сами любого прикроют.

– Любая проблема найдет решение.

Раф хихикнул, прищурился, отчего веки опустились так низко, что почти скрыли глаза:

– Да неужели Харон опустится до того, что девок письками торговать заставит?

Вита задержала дыхание, в воздухе повисла угроза.

– Осторожней, Раф, по тонкому льду сейчас идешь, как бы не треснул.

Акчурин поднял руки в знак примирения:

– Ладно, погорячились и хватит. Передай мне лабораторию и химика, и пусть твой брат с моими объедками забавляется, если нет, то я хочу обратно забрать моего щеночка, а склады завтра же верну Тиму.

В кабинке повисла тяжелая тишина.

– Хрен с тобой, – Филипп достал мобильник, набрал номер.

– Толик, завтра лабораторию надо вернуть на Ярославку, – Филипп выслушал ответ, – да, завтра, ты не ослышался и Лешего предупреди, что он теперь на Рафаэля Акчурина работает.

Филипп дал отбой:

– Это все? – спросил Благополучный у Акчурина.

– Да, мне всегда нравилось вести с тобой дела, Харон. Знаю, ты меня презираешь за мои предпочтения, ой, не хмурься, но мужик ты правильный.

Филипп собрался встать и уйти, но Акчурин добавил:

– А правильным людям и помочь можно, тот депутат, что тебе палки в колеса со стройкой на Саввинке вставляет, с моими щеночкам любит играть и так уж случилось: в комнате, где он это делает, камера стоит.

Филипп откинулся на спинку дивана.

– Может, с этого и надо было начать разговор? – спросил Благополучный.

– Может, и надо было, – Акчурин снова прищурился и отпил шампанского, – как только лаборатория и химик вернуться к родным пенатам, я скину тебе запись. А теперь хватит о делах, представь мне свою очаровательную спутницу, которая не любит носить трусики.

– Виталина Александровна, блогер, детектив-любитель, – спокойно ответил Филипп.

– Необычное имя, Виталина, – проговорил Акчурин, так словно просмаковал каждое слово, – в честь батюшки?

Вита не знала, можно ли отвечать, но Филипп как раз убрал руку с ее бедра, взял со стола бокал с шампанским и пригубил, казалось, его дальнейший разговор не волнует.

– Родители хотели мальчика, имя выбрали Виталий, а родилась я, – все же ответила Вита.

– Как интересно, – Акчурин достал из внутреннего кармана пиджака носовой платок и промокнул рот, – и что это значит: детектив-любитель?

– Я веду блог, где пишу о преступлениях, которые пытаются замять.

– Ох, Филипп, да ты привел шпионку, Мату Хари.

Вита посмотрела на Филиппа, это то самое, о чем он говорил. То, о чем она должна писать теперь в своем блоге? Закапывать конкурентов. Не успела она ответить, как Акчурин продолжил.

– Спермоотстойник с телефоном ты, а не Мата Хари, раком тебя поставить и отодрать хорошенько. Думаешь, я тебя не узнал?!

Глава 7

Надо было смолчать, в конце концов, именно из-за слов Вита оказалась в чертовом ночном клубе, но второй раз за вечер ее грозили поставить «раком» и отодрать, и вместо того, чтобы проглотить оскорбление Вита выпалила:

– На меня у тебя не встанет, я слишком старая для любителя нимфеток!

Акчурин усмехнулся:

– Филипп, тебе нужно сучку выдрессировать и на рот надеть намордник, а то больно кусачая.

– Со своей сучкой я разберусь, как и с ее ртом.

Акчурин погрозил Филиппу пальцем, усмехнулся, поднялся с дивана:

– Хорошо, что у меня сегодня благодушное настроение, не то я мог сейчас и передумать, забыть про лабораторию. Ребят своих к Тиму отправить и щеночка силой забрать, но… – Акчурин подождал пока его спутницы, покачиваясь на высоченных каблуках, поднимутся на ноги, и продолжил, – но плохой мир лучше доброй ссоры, да, Харон?

– Разумеется, – ответил Филипп, – до встречи, Рафаэль.

Акчурин, не прощаясь, покинул кабинку, девушки выскользнули за ним. В раскрытые двери ворвалась музыка, одна из тех мелодий, где непонятно то ли плачет кошка, то ли пьяница поет, набрав в рот дерьма. Когда дверь закрыться, отрезав звук, кабинка утонула в оглушающей тишине. Вита замерла, ожидая расправы, не заставившей себя долго ждать.

– И что это сейчас такое было? – спросил Филипп.

– Он торгует снаффом, – защита так себе, но другой у Виты нет.

– Да, он мерзкий извращенец, но твоя выходка едва не стоила жизни моему младшему брату, а мне – стройки на несколько миллиардов. Очевидно, ты не поняла свое место. Ты моя собственность, вещь, а вещи не разговаривают. Будешь открывать рот, когда тебя об этом попросят и больше никогда, слышишь?! Никогда не станешь гавкать на моих партнеров, даже если они маньяки, педофилы или злогребучие сатанисты, поняла?! – В голосе Филиппа звенела сталь.

Вита кивнула:

– Поняла.

– Если так хочется воспользоваться ртом, то можешь мне отсосать.

Вита боялась обернуться и посмотреть на Филиппа, глупо надеясь, что ослышалась, неужели он правда хочет, чтобы она сделала ему минет посреди ночного клуба, пока за тонким стеклом веселятся все эти люди.

– Ты глухая?!

– Нет, – прошептала Вита, спустилась на пол, встала на колени перед Филиппом, а дальше растерялась, она понятия не имела, как делают минет.

– Я жду, – Филипп склонился к девушке, зажал ее подбородок между двумя пальцами, с силой надавил и приблизил лицо Виты к своему, – забыла с кем имеешь дело? Ну так я тебе напомню.

Вита попыталась вырваться, но хватка Филиппа стала сильнее.

Деловой лощеный бизнесмен исчез. Она осталась наедине с Хароном, жутким перевозчиком душ в царство мертвых.

– Малюта любит таких сладких девочек, как ты. Он с ними развлекается неделями, чтобы не сдохли сразу. Постепенно подкрадываясь к сокровенным местам, порез за порезом, кусочек за кусочком, косточку за косточкой, – Филипп говорил тихо, но каждое слово отдавалось набатом в мыслях Виты, – видела торсы Венер?

Вита задышала чаще. Воображение живо нарисовало мраморные статуи без рук и ног. От мысли, что с ней палач Филиппа сотворит то же самое, оставит кровоточащий, агонизирующий обрубок, ее затошнило.

– Я все сделаю, – прошептала Вита, стараясь не разрыдаться.

На лице Филиппа мелькнула презрительная усмешка.

– Но… – Вита запнулась.

Филипп сильнее сжал ее подбородок, в глазах сверкнула злость.

– Я не знаю как, я ни разу… – Вита запнулась.

– Разберешься, у вас, шлюх, это в крови, – Филипп отпустил ее подбородок, откинулся на спинку дивана в ожидании.

Вита боялась поднять на него взгляд. От угроз знаний не прибавилось. Одно дело смотреть в кино или читать, и совсем другое применять теорию к практике.

Стараясь унять дрожь в пальцах, Вита расстегнула молнию на брюках Филиппа, замешкалась, думая, стоит ли расстёгивать ремень, все-таки решила расстегнуть, затем пуговицу. Подступила тошнота, вспомнилось вдруг, что если в горло засунуть что-то слишком глубоко, то можно вызвать рвотный рефлекс. Вряд ли облеванные брюки избавят ее от лап палача. Вита придвинулась, склонилась ниже, стянула трусы, высвободив начавший затвердевать член. Она ни разу не видела мужской орган так близко. Неловко провела языком по пересохшим губам, склонила голову ниже.

Все это кончится, скоро она будет дома, свернется калачиком в любимой кровати и забудет этот вечер, как страшный сон.

Одной рукой Вита перехватила член у основания, пальцы скользнули по мягким курчавым волосам, покрывавшим лобок. Орган был таким большим, что Вита испугалась: она просто не сможет открыть рот так широко. Вчера она боялась на него взглянуть, но сегодня не осталось выбора. Преодолевая тошноту и отвращение, Вита склонилась еще ниже и взяла самый кончик в рот, языком провела по горячей нежной коже. Орган в руке становился все тверже, Вита начала посасывать головку, надеясь, что все делает правильно. Проталкивая плоть все глубже, как в детстве пальцами запихивала в рот еду норовившую вывалиться, если откушенный кусок был слишком велик. Повторяя движения, которые видела в кино. Удовлетворенный стон подсказал, что Вита все делает правильно. Когда рот заполнило соленое горячее семя, Вита едва не отпрянула, сдерживая рвотный позыв. Она отстранилась, прижав пальцы ко рту, больше всего ей хотелось выплюнуть содержимое, но сделав над собой невероятное усилие, она проглотила сперму Филиппа. Это был акт принятия, смирения с неизбежностью. Теперь это ее жизнь. Акчурин прав: она всего лишь спермоотстойник.

Вита подняла взгляд на Филиппа, в его ледяных глазах блуждали задорные огоньки:

– Пожалуй, сделаем это традицией, каждую встречу будем начинать с минета.

– Мне нужно в туалет, – Вита ненавидела себя за просящие нотки в голосе.

– Нужно, так иди, – Филипп не спешил убирать член, возможно, ждал, когда она этим займется, или хотел трахнуть ее. Вита слишком устала и перенервничала, чтобы разгадывать эту головоломку. Она поднялась и на непослушных ногах вышла в зал не оглядываясь.

Сквозь веселящуюся толпу пробиралась, потирая рот, боялась, что заметят размазанную помаду и слюну или предательские капельки спермы в уголках губ.

Невыносимый стыд глодал сердце, среди веселящейся в наркотическом угаре толпы Вита чувствовала себя моряком, брошенным на необитаемом острове. Она хотела позвонить Глебу, довериться, все рассказать. Но чувствовала: возможность упущена. Еще сегодня утром надо было написать ему, попросить о встрече, но не теперь… У нее не хватит сил рассказать ему о том, что произошло в офисе или сейчас. С головой накрыло ощущение невозврата, непоправимости. Проглотив семя Филиппа, она заключила договор с демоном. Мульцибер – архитектор ада, и в этом аду есть пыточная камера, построенная лично для нее.

Вита едва дождалась, когда освободиться кабинка. Захлопнув тонкую дверку, бросилась к унитазу. Ее болезненно вырвало. Спазмы не прекращались несколько минут, когда в желудке ничего не осталось, вывернуло желчью. В кабинке справа кто-то трахался, в другой втягивал кокаин. Москва тонула в сладострастном пороке, не замечая агонии и страха.

Дождавшись, когда спазмы окончательно стихнут, Вита вышла из кабинки.

– Подруга, ну тебя и драло, – у раковин стояла, покачиваясь смазливая девица с блестками на высоких скулах и растрепанной платиновой копной волос, – ты в порядке?

– Да, спасибо, – Вита поправила задравшееся платье и подошла к раковинам.

– Ну ладно, писать хочется, – сообщив эту важную новость, девица скрылась в кабинке.

Вита тщательно прополоскала рот, промокнула пот, выступивший на висках.

– Если тебя так калит от мужика, пошли его на хрен, – блондинка вернулась, поправляя юбку.

– Не могу, – ответила Вита, улыбнулась в отражении блондинке и вышла из туалета.

Когда она вернулась в кабинку, Филиппа внутри уже не было, у входа ее ждал Слава, прокричавший, стараясь переорать музыку, что Шефу она сегодня больше не нужна.

Вита выдохнула с облегчением, все заканчивается, даже плохое, закончился и этот невыносимо долгий день.

Глава 8

Вита чувствовала, как заледенели пальцы в тонких демисезонных перчатках, хотя в салоне автомобиля было тепло. Холод ледяными когтями прошелся по спине. Она старалась дышать ровнее и глубже, пытаясь успокоиться, но получалось плохо. Еще немного и начнет звать на помощь, умолять не трогать, обещать исполнить любые приказы. В вечерних сумерках черный роллс-ройс, шелестя шинами по влажному асфальту, ехал по неровной дороге, пересекавшей старое кладбище. Фары выхватывали из сероватого морока покосившиеся кресты и черные памятники с выцветшими фотографиями.

Филипп приказал Вите днем заехать в офис, зайти к пиарщикам компании, проработать стратегию развития блога. И все шло хорошо, пока она не сделала очередную глупость.

Восстанавливая теперь в голове цепь событий, Вита не могла удержаться и не обозвать себя последней дурой. Ну, зачем она снова распустила свой неугомонный язык?

А теперь роскошный автомобиль, один из тех, что они с Тоней в шутку называли «катафалками», вез ее на кладбище, и за рулем сидел Харон.

Забавно, до ломоты в костях.

Вита изредка бросала на Филиппа робкие взгляды, не осмеливаясь попросить прощения за сказанные сгоряча слова. К ошейнику она не привыкла, и все еще пыталась сопротивляться, но каждый из бунтов обходился все дороже.

Машина остановилась у серого каменного склепа начала прошлого века.

– Выходи, – бросил ей Филипп, отключил зажигание и выбрался из салона. Помедлив, Вита открыла дверцу и неуверенно вылезла из машины.

Давящую тишину разорвал вороний грай. На кладбище не было ни души, слишком рано для церковных праздников, когда родственники приезжают навестить могилы. Снег еще не сошел, грязные подтаявшие сугробы, лежали между оградами, прятались за покосившимися памятниками.

Филипп, не говоря ни слова, захлопнул дверцу и направился к узкой тропинке между надгробиями, поняв, что Вита стоит у машины, обернулся и выжидательно посмотрел на нее. Поежившись в легком пальто, обняв себя за плечи, чтобы унять дрожь, Вита последовала за Хароном. Здесь прозвище владельца «Мульцибера» стало зловещим, наполнилось новыми оттенками и смыслами. Светлое пальто из верблюжьей шерсти, небрежно распахнутое на груди Филиппа, казалось черным саваном.

Надо было просто вовремя заткнуться!

Но уже не заткнулась, уже напоролась на неприятности. Поздно теперь.

Одеваясь днем на встречу, Вита не думала, что окажется ночью на кладбище. Узкая юбка-карандаш, блузка с туго натянутыми на груди пуговицами. Подбирать нужный размер она так и не научилась, сорок шестой велик в плечах и талии, а сорок четвертый мал в груди. Открытые ботильоны на высоком каблуке и пальто цвета стылой розы (что бы это ни значило). Не лучшая одежда для прогулок по талым сугробам и весенней грязи. Вита почти скучала по ночи в «Крапиве», в клубе убить и спрятать тело сложнее. Среди деревьев хрустнула ветка, Вита испуганно обернулась на звук, сердце забилось чаще, она не заметила, как наступила на талый лед. Нога заскользила, и девушка начала падать.

– Осторожнее, – Филипп успел схватить ее за предплечье, – «скорой» сюда ехать минут сорок, не лучшее место для переломов.

– Спасибо, – выдохнула Вита.

Филипп окинул ее презрительным взглядом, отвернулся и пошел вперед. Сумерки сгущались, окутывая кладбище сероватой мглой.

Что ж, если он говорит о «скорой», то возможно убивать не будет. Пока что…

Вита собрала остатки мужества и, внимательней смотря под ноги, пошла за Филиппом.

Спустя пять минут они вышли к ряду могил с одинаковыми памятниками и оградами. Филипп остановился, дожидаясь, пока Вита справится с увязшим в жидкой грязи каблуком.

– Это будет твой первый репортаж, – Филипп кивнул на памятники, – снимай.

Вита, недоуменно, рассматривала надгробия, на некоторых не было ничего кроме дат смерти. Ни имен, ни фамилий, ни дат рождения. На других – только имена и фамилии, без лет жизни. Лишь на некоторых полная информация о покойных. Вита достала телефон, камеру она не брала, думала, что в планах Филиппа засадить ей по самые гланды, а не давать материал для статьи. Но она сама виновата. Смысл теперь злиться?

Свет таял. Вита включила вспышку и начала фотографировать. Сделала десяток панорамных фото, затем принялась снимать отдельные надгробия: имена и даты, черноту гранита и мрамора. Свежий весенний ветер принес сладковатый запах дыма, Филипп сел на скамейку у одной из могил и закурил. В отличие от остальных захоронений на кладбище, здесь не было искусственных цветов и венков. За ними ухаживали, не торчали из снега сухие стебли сорняков, не возвышались кучки гнилой прошлогодней листвы, но, судя по всему, никто не навещал покойных.

– Закончила?

Вита кивнула.

Ночь опускалась на кладбище ледяным саваном.

– Кто здесь похоронен? – спросила Вита, подходя к Филиппу. Огонек его сигареты тлел в темноте.

Вместо того чтобы ответить на вопрос Филипп, усмехнулся и сказал:

– Ты мне расскажи.

Вита поморщилась, вспомнив, с чего все началось.

– Я не хотела, – она попробовала попросить прощения.

Филипп только выпустил ей в лицо клуб ароматного дыма, темнота вокруг становилась гуще. Если бы Вита так сильно не боялась Филиппа, то ужас зародился бы от самого этого места. В голову полезли нехорошие мысли о некрофилах, призраках, заложных покойниках. Она хотела убраться отсюда как можно быстрее, но Филипп явно никуда не спешил.

Ну чего стоило ей просто промолчать? Не заикаться, что под плащом Харона скрывается Приап. Одна неосторожная фраза и вот результат.

– Я не знаю, – сказала Вита.

– Плохо выучила уроки? Ай-ай-ай, – Филипп погрозил ей пальцем, того и гляди перекинет через колено и отшлепает.

– Ты начинал с того, что помогал избавляться от трупов убитых на «стрелках» братков, еще в девяностые, – Вита твердо посмотрела на Филиппа, собрав все оставшееся мужество (помирать так с музыкой) и продолжила, – эти могилы – один из способов. Подозреваю, что изначально в них хоронили каких-нибудь бомжей, а под гробами – тела твоих врагов или свидетелей, или конкурентов, или… да кого угодно! – Резко оборвала догадку Вита и так выговорила себе место в одной из могил.

Филипп хитро прищурился, а затем рассмеялся. Звонкий искренний смех разорвал кладбищенскую тишину, заставив раскаркаться притихших ворон.

– Тебе надо детективные романы писать, а не блоги, – сказал он, отсмеявшись, – я сильно тебя расстрою, если скажу, что сигара, – Филипп бросил недокуренную сигарету в грязный снег, – всего лишь сигара? Но ты права: в могилах и впрямь похоронены те, о ком больше некому позаботиться. Не только бомжи, кстати, старики и просто одинокие люди, у которых не осталось близких. Ты же обратила внимание, что на каких-то памятниках нет дат?

Вита кивнула, она начинала чувствовать себя полной дурой.

– Там похоронены те, кто умер в одиночестве дома и годами ждал погребения.

– «Мульцибер» занимается и этим? – спросила Вита.

– Нет, конечно. Для этого есть «Харон».

– Но… как же? – Вита запнулась, поняв вдруг, что хочет спросить: как Филипп избавляется от тел?

По его губам скользнула усмешка:

– Если ты это узнаешь, то мне придется тебя убить. Дня хватит, чтобы написать статью? – Филипп встал.

Вита кивнула.

– Тогда в среду скинь пиарщикам, меня поставишь в копию, не хочу сюрпризов. Материалы по деятельности фирмы и подробности тебе завтра пришлют на почту.

Филипп включил фонарик в мобильном, подал Вите руку. Она помедлила несколько секунд, опасаясь, что за джентльменским жестом скрывается ловушка, но Филипп лишь поддерживал ее на обратном пути. Идти в темноте по рыхлому снегу, когда единственный луч света озарял узкую кривую тропку и впрямь было опасно. Но она бы не призналась самой себе, что прикосновение его теплой, живой руки среди царства смерти, успокаивало. Странно, но человек вызывавший чистый ужас, в этот конкретный миг казался таким близким, что стоило ему бросить ее одну посреди темноты, как она начала бы звать его, повторяя ненавистное и страшное имя – Филипп.

– Филипп, – выдохнула Вита, когда нога вдруг провалилась в яму рядом с покосившейся оградой. Снег просел и с тихим хрустом, оглушительным в царящей вокруг тишине, начал проваливаться куда-то в черную дыру. Вита вскрикнула, отпрянула от провала, почти упав на грудь Харона. Паника живо нарисовала в воображении картину: из земли высовывается рука в обрывках разложившейся плоти. Вита судорожно вцепилась в полы пальто Филиппа, в поисках опоры. Она боялась оторвать взгляд от провала и одновременно с тем – посмотреть на Филиппа. Не в силах понять, что страшнее: выдуманный ужас или вполне осязаемый, с сильным бьющимся сердцем прямо под ее ладонями.

– Все в порядке, просто почва осела, – в голосе Филиппа звучали привычные презрительные нотки, но все же он направил луч фонаря на яму. Из провала не лезли мертвецы, лишь тянуло холодом и поблескивала на склонах влажная земля.

– Прости, – прошептала Вита, сердце все еще быстро билось в груди, а руки дрожали.

Филипп дал ей минуту прийти в себя не отстраняясь. Вита крепче сжала его ладонь, когда они снова пошли вперед.

Впереди пискнула сигнализация и дорогу озарил свет фар. Машина ожила, как «Кристина» из романа Стивена Кинга, послушная техническому прогрессу, а не мистике, хотя на долю секунды Вита успела в этом усомниться. Подойдя к ролс-ройсу, Вита выдохнула, обрадовавшись скорому возвращению в город.

Рано.

Филипп резко притянул ее к себе.

Его горячее дыхание обожгло шею, заставив затрепетать.

– Значит, Приап под плащом Харона? – спросил Филипп.

Вита замерла, не зная, что ответить.

– Не думал, что у меня настолько большой, но как скажешь, – Филипп провел кончиками пальцев по ее волосам, убирая с лица непослушные локоны.

– Я не хотела, – пролепетала Вита, от одной мысли, что он заставит сделать ему минет посреди кладбища, внутри все сжалась, – пожалуйста, не надо, – сказала она едва слышно.

Но что значат мольбы в царстве Харона…

Глава 9

Филипп прижал Виту к капоту урчащей машины, стараясь уклониться от его прикосновений, она отшатнулась и вскрикнула. Фея на капоте болезненно «клюнула» ее в спину. В глазах Филиппа вспыхнули задорные искорки. Вита судорожно втянула холодный воздух, не хочет же он трахнуть ее на кладбище?.. Но именно этого Филипп и хотел. Не тратя время, он рванул ее пальто, отлетевшие пуговицы глухо запрыгали по асфальту. Дыхание Филиппа стало тяжелее, но в глазах так и плясали веселые огоньки. Но Вита не могла разделить его горячность. Она осмотрелась по сторонам. Спасения ждать неоткуда. Кресты и памятники вдоль дороги скрыла густая чернота. Виту одновременно терзали страх и стыд. Покойники на черно-белых фотографиях смотрели на нее с осуждением. Секс на кладбище – это что-то запретное и противоестественное. Вита предприняла последнюю попытку остановить Филиппа:

– Не надо, пожалуйста, – прошептала она сухими горячими губами, – не здесь.

– Полная жизни боится смерти? – глухо прошептал Филипп.

– Так нельзя, это… – но Вита не нашла слов.

Что «это»? Грех? Правонарушение? Оскорбление памяти мертвых? Для Филиппа все это только обострит удовольствие, усилит желание.

У нее нет достаточно сильного аргумента, способного охладить пыл Харона. Разве что?..

Вита глубоко вдохнула, прежде чем открыть рот, возможно, в последний раз:

– Сейчас ты и впрямь похож на мерзкого волосатого Приапа, а не Харона!

Но вместо того, чтобы разозлиться Филипп рассмеялся, прижавшись к Вите всем телом, давая почувствовать свое возбуждение и горячо зашептал в самое ухо:

– Молись, чтобы это было не так. Ты знаешь, что изображение Приапа использовали в древности для дефлорации невесты, а первенца потом приносили в жертву божеству?

Горячее дыхание обожгло кожу, Вита попыталась высвободиться из плена теплых рук. Филипп не позволил, продолжил:

– Надеюсь, ты не забыла противозачаточные, потому что я собираюсь отыметь тебя прямо на этом мрачном, грязном кладбище, – Филипп ухмыльнулся, лизнул ее шею, отчего по коже пробежали мурашки, а сердце забилось чаще, – и ты будешь послушной, как овечка под ножом, ведь жизнь всегда уступает смерти. Посмотри вокруг, они не дадут соврать, – Филипп кивнул в сторону могил.

Не дав Вите произнести и слова, Филипп отстранился и разорвал ее блузку, оголив грудь. Соски затвердели от холода. Ледяной ветер погладил кожу. Вита попыталась прикрыться, но Филипп приказал:

– Не смей!

Вита безвольно опустила руки. Он прав, она покорилась, уступив страху. Филипп облизнул кончики указательного и большого пальцев и дотронулся сначала до одного соска, затем до другого.

Влага сделала соски твердыми как камень, а прикосновения к ним болезненными. Вита застонала. Она приоткрыла рот, но сама не была уверена, чего хочет – умолять, чтобы он остановился или продолжал. Может жизнь и покорялась смерти, но лишь затем, чтобы рождалась новая жизнь. Даже на кладбище деревья, трава и цветы прорастали сквозь скорбь и слезы. На голых ветвях покачивались пустые гнезда в ожидании птиц. Уже сейчас неумолимо пахло весной и пробуждающейся природой. Вита подалась чуть вперед, подставляя грудь под дразнящие болезненные и сладостные прикосновения. По лицу Филиппа скользнуло удивление.

Собственный порыв испугал Виту сильнее, чем все запреты, которые они нарушали. Сильнее, чем сама смерть, притаившаяся за ржавыми оградами и покосившимися крестами. Но Филипп прав в том, что она полна жизни. Вита выгнула спину и сделала то, чего сама от себя не ожидала, перехватила его ладони, направляя и удерживая там, где это доставляло наибольшее удовольствие. Филипп ласкал груди, поглаживая, пощипывая, внимательно вглядываясь в ее лицо, вслушиваясь в учащенное дыхание. В какой-то момент он высвободил ладони и поднес пальцы к ее губам. Вита послушно облизала самые кончики, а потом болезненно застонала, когда он дотронулся до сосков, и подалась вперед под терзающие ласки. Увидев ее порыв, вместо того, чтобы продолжить, Филипп ухмыльнулся, коротко бросил:

– Нет, – резко развернул ее и заставил склониться к капоту. Задрал полы пальто и юбку, так что холод погладил обнаженную полоску кожи над чулками и ягодицы.

– Шире!

Вита подчинилась, расставив ноги. Холод острым язычком лизнул ее лоно. Филипп перехватил шею Виты рукой и склонил еще ниже, пока она не уперлась грудью в потеплевший черный металл.

Холод обжигал ее обнаженную кожу, но низ живота наливался жаром и становился тяжелее. Вита замерла в ожидании, она не думала о том, что собирается отдаться человеку, который взял ее силой, унижал и шантажировал. Тело жило собственной неправильной жизнью. Отзываясь на прикосновения умелых мужских рук, поглаживающих бедра; пальцев, проникающих в лоно, истекавшее соком. Жизнь и смерть перестали иметь значение. Вита так долго лишала себя этого, что теперь природа заставляла разум расплачиваться за годы, проведенные в одиночестве.

Филипп не спешил, бесконечно долго слышался звук расстегиваемой молнии и ремня. Когда звякнула пряжка, Вита почувствовала, как в груди разгорается страх, она вся сжалась в ожидании боли. Поднесла ладонь ко рту и закусила костяшки, чтобы не закричать.

– Хм, знал бы, что тебя возбуждают покойники, давно бы трахал в морге, – усмехнулся Филипп.

Когда он вошел в нее, боли не было, только ощущение заполненности. Филипп не спешил, двигался медленно. Вита застонала, она бы ни за что не призналась себе, но это был стон удовольствия, как теми полными горечи и отчаяния ночами, когда тело требовало ласки и она касалась себя между ног, подчиняясь настойчивым призывам. А потом сгорала со стыда и обещала себе, что больше не подастся порыву. Опасаясь, что однажды не выдержит и отдастся первому встречному, забыв про клятвы и обещания. В каком-то смысле так и случилось. Мозг все еще бунтовал, но тело перестало подчиняться, сладостные судороги сводили низ живота, ее словно качало на волнах. Так нельзя, это неправильно.

Филипп брал ее силой!

Но Виты, скромной девушки, с искалеченной судьбой больше не было. Вместо нее появлялась какая-то незнакомка, самковатая и бесстыдная.

Вита закричала, когда удовольствие стало непереносимым. Обмякла.

Филипп с глухим стоном излился внутрь нее.

Он застегивал брюки, поправлял одежду. Вита с трудом поднялась с капота, требовалось слишком много сил, чтобы просто двигаться, хотелось лежать так вечность, забыв обо всем на свете.

Харон притянул ее к себе, погладил шею, обнял и прошептал: – Вот что значит быть с мужчиной. Я приучу тебя к своему члену, как непослушную лошадку приучают к кнуту. Будешь себя хорошо вести и больно больше не будет, наоборот… – Филипп поцеловал Виту в шею, снова начал поглаживать грудь.

Почувствовав, что Вита подается ласке, он оттолкнул ее.

– На сегодня с тебя хватит.

– Что ты со мной сделал? – спросила Вита, когда они сели в машину.

– Ничего такого, чего ты сама не хотела, – ответил Филипп.

– Я не хотела получать удовольствие от близости с тобой, – Вита почувствовала, как по щеке скользит слеза.

– Не хотела бы, не получила.

– Пожалуйста, не делай так больше, – голос звучал тихо, так тихо, что Вита сама себе не слышала.

– Не доставлять тебе удовольствие во время секса? – Филипп невозмутимо разворачивал машину на свободном от оград пятачке.

– Да.

– Нет.

Вита посмотрела на него. Она пыталась свести на груди блузку и пальто, но с оторванными пуговицами ткань все норовила разойтись, снова оставив ее обнаженной.

– Мне не стоило называть тебя Приапом, – сказала Вита и опустила голову, боясь взглянуть на Филиппа, ей было невыносимо стыдно за собственную слабость; за грех, пропитавший кожу и мысли. За семя, у нее внутри, которому не суждено взойти.

– Не стоило, но это неважно. – Сказал Филипп. – Мне просто нравится, когда женщина подо мной кончает, особенно если она этого не хочет.

Роллс-ройс вырвался на трассу, влился в поток машин, мчавшихся сквозь ночь к сердцу страны.

Вита всплеснула руками, позволив полам пальто и блузки разойтись. Она ничего не могла удержать, хоть и пыталась изо всех сил.

– У меня не было заказчика, я просто хотела, чтобы в мире было немного меньше зла, – тихо проговорила Вита.

– Я знаю, – ответил Филипп, – но это тоже неважно.

Он окинул ее грудь быстрым взглядом и снова посмотрел на дорогу.

– Теперь ты часть моего плана, нравится тебе это или нет. И в каком-то смысле я тебе нужен. Рафаэль Акчурин не прощает обид, и он захочет, чтобы ты расплатилась сполна за свои слова. И поверь, его не удовлетворит пара перепихонов и минет.

– А тебя? – спросила Вита устало.

Вопрос повис в салоне без ответа.

Глава 10

«Машина будет через пятнадцать минут. Оденься поудобней, не как шлюха. И я разрешаю надеть белье», – Вита еще выкарабкивалась из сна, когда пришло сообщение. Часы на мобильнике показывали семь утра, восьмого мая. Завтра вся страна будет праздновать День Победы.

«Возьми камеру», – звякнул телефон секундой позже.

Теперь это ее жизнь. Вернее, уже не ее, а Филиппа Благополучного, Харона. Вита стала марионеткой в его руках. Стоит ему потянуть за ниточку, как она послушно раздвигает ноги или встает на четвереньки, или…

Ниточка натянулась, и Вита поднялась с кровати, быстро умылась, но выбор одежды занял непозволительно много времени. Что значит «поудобней»? Куда они едут так рано? Она привыкла не задавать вопросов и делать то, что ей говорят. Странно, но это оказалось проще, чем она думала. После ночи на кладбище Вита держала язык за зубами, боясь лишний раз, посмотреть в глаза Филиппу. Едва он дотрагивался до нее, как возвращалось ядовитое, обжигающее чувство стыда. Хуже всего: он видел, как ее тело, изголодавшееся по ласке, отвечает на прикосновения.

Вита старалась сдерживать крики и стоны, но не могла скрыть дрожь, пробежавшую по телу или удовольствие искажавшее лицо во время пика наслаждения. Она не должна получать удовольствие от близости с Филиппом, ведь резиновая кукла не бьется в экстазе, когда в нее кончают. Беда в том, что она не кукла. Ее кожа не из латекса. А рот, хоть и принимал форму буквы "О", когда Вита сосала член Филиппа, принадлежал живой женщине, начавшей открывать для себя мир плотских наслаждений. Иногда она мучительно, невыносимо хотела ощутить вкус губ Филиппа. Но он никогда не целовал ее в губы. Лишь покрывал покусывающими, жалящими поцелуями шею и грудь, пробуждая внутри яростный огонь, испепелявший гордость, самоуважение, душу. И это было еще одним унижением. Порезом, боль от которого приходилось скрывать. Она не любовница, она рабыня, шлюха, а шлюх и рабынь не целуют в губы. Ее рот предназначался для того, чтобы делать минет и отвечать на вопросы, если Филипп вдруг из прихоти хотел узнать ее мнение.

Телефон нетерпеливо звякнул: «ты где?»

Времени на раздумья не осталось. Вита быстро натянула простые хлопковые трусики, спортивный бюстгальтер, широкие джинсы, объемный мятный худи, ветровку и кроссовки. Это вполне отвечало «поудобней и не как шлюха». Вышла из квартиры, чуть не забыв фотоаппарат, в последнюю минуту вернулась в кабинет и схватила камеру со стола, задев ноутбук. Замешкалась, соображая, куда положить, сумка была слишком маленькой.

Телефон раздраженно пищал: «Ты заставляешь меня ждать».

Но несколько минут потребовалось, чтобы переложить вещи в рюкзак: ключи, мобильный, косметичка, влажные салфетки. И… спица, разумеется. Вита кинула ее в рюкзак, словно ядовитую змею и выбежала из квартиры.

Черный Роллс-ройс у подъезда, напоминал катафалк в ожидании покойника. Девушка поморщилась, вспомнив, как Филипп отодрал ее на этом самом капоте. С той ночи прошло две недели, а, казалось, что вечность.

Мысленно поблагодарив Бога за то, что в предпраздничный выходной соседи еще спали, Вита села в машину. Салон привычно окутал запахами дорогой кожи, сигарет и едва уловимым ароматом кальвадоса.

От самой Виты пахло смертью. Ром, кофе, цианид. «Black Phantom» стал частью новой жизни, как и сумка «Гермес» с острой спицей на дне.

Memento mori

И Вита помнила, каждую минуту.

За рулем сидел Слава, он коротко глянул на нее в зеркало заднего вида, будто испачкал в чем-то липком.

Филипп, против обыкновения, одетый в джинсы, голубой пуловер и кожаную куртку, бросил на не недовольный взгляд. Вита могла поклясться, что вещи на нем из самого обыкновенного магазина, никаких Армани и Дольче.

– Ничего не забыла?

– Доброе утро, – неуверенно сказала Вита, но Филипп явно ждал не этого.

Когда она поняла, чего он от нее хочет, тело прошило раскаленной иглой. Она неуверенно посмотрела на Славу, невозмутимо управлявшего автомобилем.

С минета начиналась каждая встреча в офисе, это стало своего рода ритуалом. Но одно дело, ублажать господина за закрытыми дверями и совсем другое на глазах у слуги, пока за стеклом проносится Москва, скованная утренней дремой.

Филипп все еще смотрел на нее с ожиданием. Почувствовав, как на щеках вспыхивает румянец, Вита сняла с колен рюкзак и поставила в ноги, снова посмотрела на Славу, но для него, казалось, существовала только дорога. Вита протянула руку и положила на промежность Филиппа, начала неуверенно поглаживать и сжимать, ожидая, когда суровая ткань под пальцами начнет топорщиться. Надеясь, что чем больше поработает рукой, тем меньше предстоит – ртом.

Проглотив сперму вместе с гордостью, Вита отстранилась от Филиппа, отодвинулась к боковой дверце, стараясь слиться с дорогой шелковистой кожей сиденья. Она просто часть салона, и соленый привкус во рту вовсе не от члена.

– Останови у какого-нибудь кафе, нашей принцессе надо прополоскать рот и выпить кофе.

– Есть, Шеф, – подал признаки жизни Слава.

Кофе горчил. Вита сидела напротив Филиппа и маленькими глотками пила обжигающий напиток, стараясь избавиться от привкуса унижения во рту.

– Пожалуйста, – жизнерадостная официантка принесла завтрак. Яйца с беконом для Славы и Филиппа, блинчики со сливочным соусом – Вите. Заказ для нее сделал Филипп, резиновая кукла не имеет права голоса, верно?

В зале не было никого, кроме них, кафе открылось за десять минут до их прихода, шипение кофемашины и позвякивание тарелок раздавалось в оглушительной тишине, телевизоры еще не работали. Тихая музыка заиграла только, когда Вита вернулась из туалета, где ее вырвало желчью.

Завтраки с игристым были фишкой заведения. Вместе с едой миловидная официантка с губками бантиком и черными кудряшками, оставила запотевшее ведерко со льдом и бутылкой просекко. Слава налил напиток в два бокала. Филипп на свой даже не взглянул, а Вита выпила почти залпом, поперхнувшись и закашлявшись. Когда тепло побежало по телу, она немного пришла в себя.

Обидно, но блинчики были вкусными.

Филипп глянул на часы, золотой Ролекс, разумеется:

– Пора.

Слава запихнул в рот последний кусок яичницы, запил кофе и встал из-за стола, доставая, ключи.

Филипп подозвал официантку, попросил счет.

– Мне же не нужно тебя предупреждать, чтобы вела себя прилично? Сегодняшняя встреча важна для меня, и я хочу, чтобы ты написала про нее в блоге. Аналитики считают: бизнесу пойдет на пользу, если название «Мульцибер» будет связано не только с элитками в центре. – Филипп придирчиво осмотрел одежду Виты. Не отпустил язвительную шутку, и это было в некотором роде одобрение.

Вита хрипло спросила:

– О чем писать?

– Увидишь.

Странно, но обычно Филипп не выпускал из рук телефон или планшет. Бизнес требовал пристального внимания круглые сутки. Но этим утром ни одного гаджета в руках Филиппа Вита не заметила. Если дела могли подождать, предстоящая встреча, похоже, и впрямь важна. Вита почувствовала, что начинает нервничать, не понимая, чего ждать. Но пока все внимание Филипп посвящал ей. Внимательно рассматривал, будто решал, не сделал ли ошибку, взяв с собой. От его взгляда нельзя было скрыться, он находил ее, как глаза с портрета. В какой бы точке комнаты ты ни находился, всегда кажется, что нарисованные люди следят именно за тобой. Чтобы сбежать от этого взгляда, Вита сделала еще глоток шампанского, и чуть не поперхнулась заметив, как лицо Филиппа исказила презрительная усмешка, словно она не сдала какой-то очень важный тест, который решит ее судьбу. Вита почувствовала себя виноватой. Поставила бокал и посмотрела на грязную тарелку с остатками сливочного соуса. Белая субстанция напомнила сперму, и Виту затошнило.

Молчание становилось невыносимым, как и насмешливый взгляд Филиппа.

Вернулась официантка с терминалом для оплаты картой.

Филипп допил кофе, расплатился, улыбнулся официантке. Вита и не думала, что его губы могут улыбаться так приветливо, она готова была поклясться, что у девушки стало мокро между ног от взгляда серых глаз Филиппа. От искры, пробежавшей между ними, Вите стало неловко. Она быстро встала, задев столик, отчего приборы зазвенели и зашатались, а недопитый кофе расплескался по белоснежной скатерти.

– Ничего страшного, – официантка поспешила промокнуть расползавшееся пятно салфеткой.

Вита схватила с пола рюкзак и поспешила к выходу, в дверях ее перехватил Филипп:

– Ты всегда такая неуклюжая или только, когда напьешься?

– Я не пьяна! – огрызнулась Вита, громче, чем хотела.

Филипп больно схватил ее за предплечье:

– Не смей повышать на меня голос, – процедил он, открывая перед ней дверь.

Вита потупилась, как побитая собачонка. Она ему солгала, шампанское ударило в голову, отчего мысли скакали как шальные и она могла сделать или сказать еще какую-нибудь глупость.

– Прости, я не хотела, – пролепетала Вита.

Филипп остановился посреди пустой парковки, притянул Виту к себе, взял за подбородок двумя пальцами и приблизил ее лицо к своему. Со стороны могло показаться, что они пара влюбленных за секунду до страстного поцелуя.

Несколько мгновений он вглядывался в ее глаза, словно искал в них раскаяние. Вита боялась опустить веки, сказать или сделать что-нибудь не так. Ей стало невыносимо горько оттого, что девушка в кафе, которую Филипп больше и не встретит никогда, получила от него улыбку. Наверняка она сейчас шепчется с подружками о привлекательном клиенте, оставившим щедрые чаевые. В уголках глаз затрепетали слезы, от осознания: монстр способен давать тепло. Но для нее у него были только боль, унижение и оковы. Вита покорно ждала новых оскорблений, готовая проглотить их, как каждый раз глотала его сперму. Но Филипп так ничего и не сказал, вытер слезы в уголках ее глаз и пошел к тихо урчавшей машине. Вита на непослушных ватных ногах поплелась за ним.

Филипп открыл перед Витой заднюю дверцу, словно она была принцессой, а не спермоотстойником, как ее назвал Акчурин. От воспоминания о Рафе Виту передернуло, а во рту снова появился гадкий привкус унижения. Не заставившего себя долго ждать.

– Если еще раз так со мной заговоришь, я изнасилую твой поганый рот, – процедил Филипп сквозь зубы.

Глава 11

Пасмурное небо низко нависало над столицей, день обещал быть дождливым и мерзким. В сером свете все казалось смазанным, вылинявшим. Всю радость стерли с города грязной тряпкой, оставив хмурые пятиэтажки и скрыв от глаз пряничную красоту соборов и шик новостроек.

Москва замерла в ожидании главного праздника страны после Нового года.

Роллс-ройс пересек МКАД, миновал Сколково. Сквозь утреннюю хмарь автомобиль мчал в область. В салоне висела непривычная тишина, Филипп так и не достал ни одного гаджета, задумчиво смотрел в окно. Вита изредка бросала на него робкие взгляды, пытаясь по выражению лица угадать, что ждет впереди. Слава попробовал включить радио, но едва жизнерадостный возглас ведущего ворвался в салон, как Филипп недовольно дернул головой. Слава выключил приемник, больше не предпринимая попыток разогнать гнетущую тишину.

Внезапно солнце вырвалось из облаков и яркий луч, пробив тучи, ударил огненным копьем в золотые крыши показавшегося впереди замка.

Несколько месяцев назад Вита читала про глобальную стройку. Новый парк аттракционов, возводимый подрядной фирмой для «Мульцибера». Открытие запланировано этим летом. Вита удивленно вдохнула, стараясь рассмотреть получше замок, белоснежный, как перо лебедя, боясь, что он вот-вот скроется из виду, когда автомобиль пронесется мимо, но Роллс-ройс свернул на пустую парковку перед парком аттракционов. За стилизованным средневековым забором виднелись «русские горки», колесо обозрения, «свободное падение». На крыше замка развевались золотистые флаги, а вывеска над воротами сообщала, что гостям предстоит посещение: «Королевство Радости».

Слава припарковался поближе к воротам.

Филипп вытащил из кармана мобильный, нашел номер в справочнике:

– Доброе утро, Мария Павловна! Мы на парковке. Да, еще не входили. Конечно, вместе. Ждем.

Он отключился.

Ждали минут двадцать, пока на парковку не въехал бордовый MAN, грузно припарковавшийся в нескольких метрах от роллс-ройса. Когда двери открылись, из автобуса разноцветным и шумным горохом посыпались дети разных возрастов, совсем крохи, вертевшие радостными мордашками во все стороны, и подростки со скучающими минами.

Филипп и Слава вышли из машины, направились к детям, утренний воздух разорвал гром приветственных возгласов.

Вита тоже выбралась из роллс-ройса, прихватив рюкзак.

– Ну, привет, привет!

– Филипп Игоревич, а мы раменских под ноль разделали! – Кричал паренек лет четырнадцати с щелью между передних зубов.

– Молодцы! – ответил глава «Мульцибера», сам заулыбавшийся как мальчишка.

– Спасибо за форму, бутсы – огонь! – Воскликнул десятилетний парнишка с белокурыми вихрами.

– Спасибо, Филипп Игоревич, если бы не вы, я бы не участвовала в той выставке.

– Лида, у тебя огромный талант, тебе спасибо, что нарисовала для меня ребят. Я это очень ценю.

Девушка с тугими косами, как в советских фильмах, засмущалась и расцвела.

Вита сделала фото, поймав ее улыбку. Она держалась в стороне и фотографировала. Такого она не ожидала, думала, что предстоит поездка в закрытый клуб, где сначала она сфотографирует Благополучного на фоне природы, а потом Филипп ее поимеет на капоте машины, пока Слава деликатно курит в стороне. Но к встрече с детдомовцами (Вита успела прочитать табличку в окне автобуса) не была готова.

– Здравствуйте, Филипп Игоревич, спасибо, что вытащили ребят, а то сидят в этих своих телефонах, ничем не интересуются.

– Зря вы так, Мария Павловна, у вас будущие Роналду с Леонардо да Винчи растут.

– Это хорошо, что спортом занимаются, но телефоны… Филипп Игоревич, может, не надо было? Ну куда им звонить? У нас вот не было телефонов и прекрасно жили.

– У нас и интернета с компьютерами не было, а куда сейчас без них.

– Да, пожалуй, вы правы, – Мария Павловна добродушно улыбнулась, на вид ей было лет за семьдесят, но держалась она бодро: осанка выпускницы Смольного, строгий седой пучок, никаких крепдешиновых юбок – кремовое пальто, митенки в цвет и пудровая шляпка с искусственными розами.

Вита сфотографировала старушку.

– А спутницу нам представите?

Филипп обернулся к Вите с теплой улыбкой, будто и не глотала она этим утром его сперму.

– Виталина Александровна, блогер. У нее свой блог – «Неприятная справедливость», сколько-то там тысяч подписчиков.

Подростки, услышав название канала, навострили уши, зашептались, устремив на Виту недобрые взгляды. Кажется, ее блог не пользовался популярностью в детдоме.

– Это, та самая, которая написала, что вы бандит? – спросила Лида.

– Паскуда, – сплюнул сквозь щель парнишка, хваставший победой над раменскими.

– Паршин! – Прикрикнула Мария Павловна, для порядка, но Виту облила ледяным презрением, так могут только старушки, еще помнящие значение слов «целомудрие» и «пошлость».

– Так, давайте, договоримся, – Филипп поднял руки в примирительном жесте, – Виталина сегодня с нами, чтобы узнать получше меня и мою деятельность вне компании. Покажем ей, что она неправа? Идет?

– Идет, – раздались неуверенные голоса, враждебность не пропала, на Виту бросали косые взгляды, и, если бы не авторитет, которым пользовался среди подростков Филипп, разорвали на части и выложили видео в сеть, наверняка собрав тысячи лайков.

– Манда лживая, – прошептал пацаненок в желтой курточке, прошмыгнувший рядом с Витой, когда они направились к воротам.

Миновав арку с героями русских сказок, толпа ребят подошла к Замку. Тучи разошлись, с умытого голубого неба сияло солнце. Темные мысли, тревоги и страхи уступили место окружающей красоте и величественности парка, поразительного в своей безлюдности.

Дети озирались по сторонам, их явно манил запах попкорна и карамели от ларьков с едой. Девушки делали селфи, парни фотографировались суровыми группами. Вита старалась заснять всех сразу и при этом поймать красоту парка.

Увлекшись фотографированием, Вита не заметила, как к группе подошла высокая молодая женщина в костюме горничной со страниц викторианских романов. О чем-то быстро переговорив с Филиппом, она затрещала в микрофон с динамиком у нее на груди:

– Добрый день! Меня зовут Вера и сегодня я ваш экскурсовод. Филипп Игоревич попросил меня сначала показать вам замок королевы, а потом пойдем на аттракционы.

Экскурсовод продолжил щебетать, увлекая ребят к мраморному крыльцу, которое сторожили черные грифоны.

Внутри дети притихли. Нижние этажи, предназначенные для проведения мероприятий и фотоссесий были стилизованы под фэнтезийный замок: рыцарские доспехи, покрытые патиной по углам, витражи в стрельчатых окнах. На верхних шикарные гостиничные номера в ожидании постояльцев. Вера начала рассказ о стройке парка, увлекая ахающих ребят вглубь. Вита потеряла из виду Филиппа и Славу.

Она увлеченно фотографировала, когда внимание привлек ростовой портрет в золоченой раме. Женщина с льняными волосами, узкими аристократическими запястьями и лицом невероятной колдовской красоты. Инга Благополучная, покойная королева Радости.

– Совесть не мучает?

Вита вздрогнула от неожиданности. Обернулась, позади стоял Филипп с мрачным лицом.

– Я думала, что пишу правду. Думала, что ты виноват в ее смерти, – тихо ответила Вита.

– Я любил ее больше жизни. Когда узнал, что она ждет ребенка, хотел бросить криминал, стать честным человеком, – Филипп горько усмехнулся. На мгновение его лицо исказила боль.

– Я не знала, что ты детдома спонсируешь, – сказала Вита, меняя тему.

– Эту сторону своей жизни я стараюсь не афишировать, хотя маркетологи и настаивают на том, что это пойдет на пользу имиджу.

– Тебя с этим детдомом связывает что-то личное? Ребята к тебе искренне привязаны, – Вита уже пожалела о своих словах, боялась, что сболтнула лишнего и расплата будет неминуема.

– Инга в нем выросла. Нас уже потеряли, – Филипп кивком показал на оглядывавшуюся по сторонам Лиду. – Идем.

Вита последовала за ним, не успев толком расспросить про Ингу. О мертвой жене Филиппа информации в сети и архивах почти не было, даже Глеб не смог толком ничего найти. Отчет о вскрытии и дело значились утерянными. Ничего, кроме спешного интервью, которое дала бывшая домработница. Пропавшие документы, слова человека, знавшего Ингу лично. Полгода назад казались достаточно убедительными, чтобы настрочить статью о предполагаемом убийстве. Вита не делала выводов, лишь излагала факты. Вернее, ей казалось, что пишет о фактах, но теперь она не была так уверена. У нее нет заказчика, но это не значит, что ее не использовали.

Вопрос: зачем и кто?

Вита достала мобильник и набрала сообщение Глебу: "Как ты вышел на домработницу, знавшую Ингу Благополучную?"

Глава 12

Обедали в кафе под открытым небом. Шашлык, всякие вкусности. Вита не ела, взяла только чай в картонном стаканчике, села за столик в стороне от ребят и наблюдала, как они липнут к Харону. Почему-то вспомнилось именно это прозвище, которое Филиппу дали конкуренты из теневого бизнеса. Но сейчас глава «Мульцибера» не походил ни на Харона, ни на Архитектора Пандемониума, как Филиппа прозвала Вита в злополучных статьях. Он оживленно общался с детьми на разные темы. Прервался разговор о футболе, инициативу перехватили девочки, щебетавшие о книгах и сериалах. Филипп отвечал всем, кому-то обещал поездку на завод, производивший глазированные сырки; кому-то в конный клуб. Казалось, что он знает все и обо всем.

Ватага заняла все столики в кафе, а шашлычники едва успевали жарить мясо.

– Ну что, уже втрескалась? – Слава сел на скамейку рядом с Витой, поставил пластиковую тарелку с шашлыком на столик, впился в мясо крепкими зубами, не дожидаясь ответа. Вите он напомнил хищника, терзающего зазевавшуюся жертву.

– Не сомневаюсь, что ты не на дорогу смотрел, а пялился, как я твоему боссу отсасываю. Думаешь, принудительный минет располагает к романтике и бабочкам в животе?

Слава усмехнулся.

– Дай-ка я за тобой поухаживаю, голодная небось, – он поднялся из-за стола и через минуту вернулся с тарелкой ароматного, еще шипящего, шашлыка, с гарниром из лука и тонким лавашем.

– Поешь, день обещает быть длинным, эта малышня силы выпивает не хуже, чем бой.

Виту передернуло.

– Откуда знаешь?

– Про бой или малышню? – Слава улыбнулся, откусил мясо, – ладно-ладно, Шеф с этими детдомовцами возится, как с родными, другим тоже помогает: то деньги переводит, то здания ремонтирует, то компы закупает. Но к пятнадцатому у него личный интерес.

– Знаю уже, но раньше я об этом ничего не нашла.

– Конечно, не нашла, это же секрет. Двигайся в тишине, как вещают паблики по саморазвитию. Шеф не любит распространяться про добрые дела.

– Почему?

Слава пожал плечами:

– Сама его спроси. Ешь, пока не остыло.

Вита поковыряла в тарелке пластиковой вилкой, подцепила кусочек шашлыка. Вкусное сочное мясо таяло во рту.

– Ты служил? – спросила Вита доев.

– Ага, – ответил Слава.

– Сирия?

– Секрет, – улыбнулся Слава.

– В Москве платят больше? – Спросила Вита, пригубив остывший чай.

– Шеф ведет малышню на баррикады, – ушел от ответа Слава, указав на то, что ватага детдомовцев во главе Филиппа рванула к полигону для пейнтбола.

– Так, народ, весь арсенал в вашем распоряжении, развлекайтесь. Крошите врагов в фарш, только не пораньтесь.

На полигоне разверзся ад. К развлечению присоединились и девчонки. Вита не успевала делать снимки, ловя счастливые мордочки. Ей с удовольствием позировали, забыв про злосчастный блог. Филипп помогал служащим, не успевавшим раздавать перезаряженное оружие, поправлял приклады, советовал, как держать.

После "боя" отправились на аттракционы.

– Почему вы Филиппа Игоревича не любите? – спросила девочка лет шести, которую Вита держала за руку, чтобы малышка не упала.

Впереди щебеча о чем-то шли остальные ребята.

Вита не знала, что ей ответить. Не рассказывать же про принуждение к сексу и угрозу групповым изнасилованием? Для этих детей не существовало Харона, для них Благополучный был как Дед Мороз, приносящий подарки и дающий шанс на лучшую жизнь. Это противоречие весь день не укладывалось у Виты в голове.

– Постой, тут кадр должен получиться отличный.

Вита подвела девочку к изящному мостику через небольшой ручей, за ручьем приветственно улыбались фигурки Маши и Медведя. Вита отошла, присела на корточки и сделала фото.

– Я не знала его с той стороны, с какой знаете вы, – сказала Вита правду, когда поняла, что ничего другого ответить не может.

– Или ты просто меня не знаешь, – Филипп стоял позади нее, ветер трепал его волосы, – нам пора на колесо обозрения.

Девочки-подростки обменялись понимающими взглядами, прихватили малышей и поспешили уйти, на их губах Вита заметила красноречивые улыбки. Наверняка они решили, что между ней и Филиппом роман. Одна из тех невероятных историй, где провинциалка приезжает в столицу и падает в объятия красавца-олигарха. Свадьба, счастье, конец. Рассказать им правду про их отношения, все равно, что отнять веру в мечту.