Эта сумасшедшая!..
Да, папочка знал, кого подбирать на место моего палача. У девчонки ни сердца, ни души! Смотрит на меня, как на таракана, обращается, как с нашкодившим котом! Я был так зол, что готов был… О черт! Я был готов овладеть этой несносной Ламповой прямо в жуткой каморке, гордо именуемой душем, под ледяными струями пахнущей ржавчиной воды.
Я спятил.
Нет, я, конечно, крут! Без ложной скромности, девчонки подо мной орут так, что удивительно, как я еще не оглох. Но эта… В какой-то момент я забыл о звоночке в ее голове. Захотел подмять под себя, завладеть саркастично кривящимися губами, утянуть в пучину наслаждения не потому, что надо ублажить, а потому… Я ее захотел.
Точно свихнулся.
Лампова хорошая актриса. Отец ей заплатил, чтобы проучила меня, раз у него нет времени. Это месть за то, что я «переэкзаменовку» провел на Ибице. Усмехнулся – а ректорша хороша! Стоило снять очки и, распустив волосы, остаться в одном купальнике, как даже мои дружбаны встали по стойке смирно. Да и мой личный приятель тоже шевельнулся.
Вытираясь, я смотрел на себя в мутное зеркало. Разумеется, я бы не стал спать с ректором. Зачем мне эта старушка, когда от готовых на все девах спрятаться можно лишь в кровати… с другими девчонками. Я лишь предложил тетке три желания от Джинна, и она не устояла. Кто бы мог подумать, что за строгой внешностью нашего ректора прячется такая оторва?
Одно желание простейшее – Ибица! – а женщина уже светилась, как китайская лампочка, едва сойдя с трапа самолета. Будь у нее в голове счастьеметр, у отца бы сотовый закоротило от волн счастья ректора. Второе желание – пить шампанское, по-гусарски отрубая горлышко бутылки, – мне тоже удалось исполнить. Я улыбнулся отражению, вспоминая, как лихо размахивал купленной для этой цели саблей, которая, по утверждению антиквара, принадлежала какому-то русскому поручику…
Улыбка растаяла. А вот отец, в отличие от ректора, совсем не был впечатлен. Орал по телефону, что я его под статью подвожу. И какая сволочь выложила наше невинное развлечение в сеть? Узнаю – заставлю исполнить три моих желания. А каких – придумаю, когда выяснится принадлежность предателя к слабому или сильному полу.
Намотав полотенце на мокрые джинсы, я помянул Лампову тихим недобрым словом и вышел из душевой. Девчонки, наверное, уже закончили с приборкой в комнате моей мучительницы – пора возвращаться. Я недовольно скривился, жалея, что надо разыгрывать безумно влюбленного в стерву, когда вокруг такой цветник. Ох, я бы развлекся с этими студентками! Не со всеми, конечно. Но на парочке симпатичных мордашек взгляд остановился.
Впрочем, кто мне помешает вернуться сюда после пройденного испытания с Ламповой?
Я поднялся этажом выше и, поплутав среди абсолютно одинаковых дверей, наконец нашел нужную. Расплатившись с «клининговой» командой, что вылизала комнату Ламповой, белозубой улыбкой и приглашением на вечеринку в мой особняк, я проследил, как счастливые девчонки выкатились за дверь. Да, денег у меня нет, но репутация все же спасает.
Кстати о деньгах! Я посмотрел на аккуратную сверкающую кучку отмытых от крема бриллиантов. Раз Ламповой они не нужны, надо продать и прикупить себе куртку и кроссы. Не Ибица, все же…
Стянув мокрые джинсы, я разложил их на засыпанном листами столе Ламповой. Слышал, что бумага хорошо впитывает влагу, – штаны быстрее высохнут. Зябко поежился и снова процедил проклятия. Джинсы и стоптанные тапки, которые притащила мне одна из студенток, – все мои вещи. Ходить голым не улыбалось, и я открыл шкаф Ламповой.
Застыл при виде двух полок и нескольких платьев. И это все? Да у нашей прислуги форменной одежды больше! Перебирая вещи, мрачнел все сильнее: ни в одну из футболок я не влезу. Откопав растянутый трикотажный халатик, тяжело вздохнул: ну хоть что-то надеть, пока сохнут «постиранные» джинсы.
Ткань затрещала, когда я напяливал на себя халат, но выдержала. Подол едва прикрыл самое сокровенное, но тут скрипнула дверь, и я обернулся. На пороге застыла Лампова. Сердце мое пропустило удар.
В обтягивающем, как вторая кожа, мокром платье, под тонкой полупрозрачной тканью которого выделялись все выпуклости и изгибы соблазнительного девичьего тела, она сразила меня наповал. А мой дружок вывесил белый флаг… То есть приподнял подол светлого женского халата.
– Ты совсем больной? – несчастным голосом протянула Лампова, разрушая чудесное мгновение.
– Это тебе лечиться надо, – обхватывая себя руками, чтобы скрыть возбуждение, буркнул я. – Сама облила меня, зная, что больше надеть нечего. Еще скажи, что не этого добивалась!
Но Лампова смотрела мимо меня, словно намеренно не желая замечать моего состояния. Девушка сомнамбулой двинулась к столу и скинула на пол сырые джинсы. Двумя пальцами осторожно подняла один из промокших насквозь листов.
– Ты же мне месяц работы испортил!
Я машинально отступил, уловив в ее голосе истерические нотки.
– Какой работы? – Мельком глянул на стол и только сейчас обратил внимание на рисунки. – Ты про это уродство? Еще намалюешь, чего ты?
– Уродство? – сузив глаза, прошипела она. Надвигаясь на меня, процедила: – Намалюешь?!
– Да ладно тебе, – с легким испугом просипел я, – высушить же можно. Феном там… у тебя же есть фен?
– Есть! – сжала она пальцы в кулаки. – И сейчас у меня огромное желание вставить тебе его в…
– Руки, – выпрямившись, подсказал я и белозубо улыбнулся. – Детка, я все исправлю. Давай свой фен!