Своим появлением на свет я, в какой-то степени, обязана своему старшему брату Святославу: когда ему было лет пять, он подошел к родителям с просьбой подарить ему маленькую сестренку Настеньку. Точнее сказать, он обратился с этой просьбой к папе – видимо, мама, как человек, который может подарить ему сестренку, доверия ему не внушала. Когда папа сказал, что одному без мамы ему не справиться, брат очень удивился. Наверное, папин авторитет на тот момент в глазах моего брата пошатнулся.
Те м не менее, когда ему уже было шесть лет, родилась я. И меня действительно, как он и планировал, назвали Настей. Но вскоре после моего появления брата настигло горькое разочарование – иметь маленькую сестренку оказалось не таким увлекательным занятием, как ее придумывать. Ведь когда в семье появляется младенец, все внимание, так или иначе – по крайней мере, большая его часть, автоматически обращено на малыша. Я стала объектом повышенного внимания, а моего, тогда тоже еще очень маленького брата, стали терзать муки ревности. Для мальчишек ведь дух соперничества вообще играет очень значительную роль. Ко всему прочему, его часто оставляли со мной. И это, наверное, тоже наложило свой отпечаток. В общем, брату досталось – за что боролся, на то и напоролся.
Святослав внешне очень отличался от всей нашей семьи – это сейчас он вроде и потемнел, и глаза у него цвет поменяли на более темный, а тогда, в детстве он выделялся среди трех кареглазых брюнетов, своей светлой шевелюрой и невероятно красивыми зелеными глазами. В него были влюблены все девчонки – такого сердцееда еще надо было поискать. У нас в семье всегда шутили, что если бы Святослав не был точной копией мамы нашего отца – одной из наших бабушек, – то нашей маме пришлось бы доказывать свою невиновность.
Помимо внешности, брат отличался еще и своим буйным нравом. Парень так сказать с характером: примерно раз в неделю, не реже, он уходил из дома (когда с узелком, когда без), он постоянно попадал в какие-то истории с членовредительством, играл на гитаре и проводил много времени на помойках. Да, если кому-то нужно было найти Святослава, то все знали, где его искать и где с наибольшей долей вероятности его можно было найти – именно на помойке. Однажды, он и меня взял с собой на помойку – я была потрясена размахом свалки. И я нашла одну вещицу, очень изящную подставку под яйцо – такое блюдечко, из которого торчит как бы рюмочка. Очень красивое, как мне тогда показалось. И вот, я решила играть в Ленина (это тогда было очень модным в детской среде). Я с этой «чашечкой» подходила к брату и говорила: «Владимир Ильич, не желаете ли чайку?», Брат меня отгонял: «Отстань, дура!». А я говорила: «Я не дура, я Надежда Константиновна!», и снова «Владимир Ильич, может, чайку?».
В общем, я так достала Святослава, что больше на помойку он меня с собой не брал.
Мне ужасно нравилось, когда к брату приходили в гости его друзья – мне было так интересно наблюдать за ними, слушать их разговоры. Я приходила к Святославу в комнату, тихо стояла, прислонившись к стене, и с упоением слушала и смотрела, словно это было кино.
Как я уже говорила – брат играл на гитаре. Он вообще, очень любил музыку, хоть и не пошел вместе со мной в музыкальную школу. Однажды, я сидела и играла – это было уже когда я могла действительно что-то там изобразить на пианино. Та к вот. Я играю. А брат сидит у меня за спиной в кресле и слушает. И я в какой-то момент оборачиваюсь, и вижу – у него слезы в глазах. Ему так хотелось играть, а он не умел. А потом брат сам научился играть – подбирал на слух, у него неплохо получалось. В какой-то момент он даже организовал какую-то группу, сочинял музыку… Стал учить английский, чтобы понимать тексты любимых песен. И вообще, если посмотреть – мой брат всегда был самой настоящей рок-звездой. Со всеми вытекающими.
А что? Девчонки в нем души не чаяли, красавчик, он был определенно оппозиционером всем традиционным укладам и устоям (плохое поведение), он был мальчиком с нестандартным мышлением (помойки), большим любителем подраться (как все приличные рок-звезды), и так далее, вплоть до шрамов. Да, у него была рассечена бровь и… в общем, однажды ему пришивали на место его собственный нос. Это было так.
Я училась, кажется, в первом классе. Сделала уроки и пошла гулять во двор. И вдруг вижу – все куда-то бегут, что-то кричат. Слышу – «Настя! Быстрее! Твоему брату нос отрезало!». Я не поверила, но побежала к школе. А там – толпа народу, дети, скорая помощь стоит… Как выяснилось потом, Святослав в тот день был дежурным – он и его одноклассница остались после уроков убираться в классе. Играли, кидались тряпками. Девочка попала тряпкой в портрет великого поэта Пушкина. Портрет упал, по дороге оторвав почти полностью нос моего брата.
Нос, слава Богу, пришили на место. И из прямого он стал таким итальянским-преитальянским – с благородной горбинкой. Папу вызвали с работы, и он поехал забирать брата из травмпункта, а маме решили пока ничего не говорить – боялись за нее, да и спектакль у нее в тот вечер быть, решили не отрывать. Мама пришла домой поздно – после спектакля. Папа сразу поставил ее спиной к холодильнику и говорит: «Валя, Валечка, только не переживай, все хорошо, но нашему сыну оторвало нос». Валечка как стояла у холодильника, так и съехала вниз.
И брат потом рассказывал: «Я лежу, и чтобы маму не тревожить лишний раз, делаю вид, что сплю. А мама рядом сидит, и плачет. И я чувствую, как на меня ее слезки – кап, кап, кап…»
Вот, такой у меня брат. И если бы не эпоха, в которую он родился, и не место, где мы росли – да, если бы он родился, допустим, в Лос-Анджелесе, он бы точно стал знаменитостью планетарного масштаба. Он очень выделялся. Бунт кипел в нем всегда – и мне кажется, что именно из чувства противоречия Святослав поступил в Рыбинское Мореходное Училище и уехал из родного дома в Рыбинск. И это из Астрахани-то, где своих мореходных училищ хватает!
Конечно, в итоге, Святославу не удалось избежать участи всей нашей семьи – он стал режиссером, причем – телевизионным. Он закончил ГИТИС, высшие режиссерские курсы, успокоился, обзавелся семьей. Но я до сих пор считаю, что в нем «погиб» кто-то вроде Джима Морриссона.